Чем ситуация в Боснии отличается от ситуации в других республиках бывшей Югославии?

Как политическая, так и экономическая ситуация в Боснии и Герцеговине хуже, чем во всех других республиках бывшей Югославии. Во всех республиках реставрация капитализма сопровождалась расцветом национализма, везде приватизация проводилась по модели, похожей на российскую. Только в Словении этот процесс запоздал, переход был более постепенным. В Словении и Хорватии ещё до образования СФРЮ (Социалистической Федеративной Республики Югославии) была развитая промышленность, многочисленный рабочий класс, поддержка у коммунистической партии. В целом эти республики остаются наиболее развитыми в экономическом отношении. В Боснии и Герцеговине индустриализация проходила уже после 1945 г., там было построено много крупных промышленных предприятий, особенно тяжёлой промышленности, в частности металлургические комбинаты. Заводские трубы были даже изображены на гербе Боснии и Герцеговины. Деиндустриализация началась после 1990 г. и особенно сильно затронула Боснию и Герцеговину, где она наложилась на разрушения от двух межнациональных войн. Вся Босния и Герцеговина с 1992 по 1995 г. была местом столкновения трёх национализмов, а потому и политические, и экономические последствия были более тяжёлыми, чем в других республиках. Политически Босния и Герцеговина оказалась поделена на две части, 49% территории занимает Республика Сербская, а 51% — Федерация хорватов и мусульман. Эти две части страны действуют во внутренних делах, как два разных государства, отчего бюрократический аппарат чрезвычайно раздут. Напряжение сохраняется как между мусульманским большинством и хорватским меньшинством в Федерации, так и между сербами и двумя другими группами. Боснийские националистические политики эксплуатируют эту ситуацию, стараясь переводить все проблемы из социальной плоскости в национальную, тем самым снимая с себя ответственность за экономические проблемы. На сегодняшний момент только в Македонии экономическое положение в чём-то хуже, чем в Боснии и Герцеговине, но уровень безработицы там всё же ниже. Безработица в Боснии и Герцеговине сравнима с испанской, а среди работающих велик процент занятых в громоздком госаппарате. Официальные данные о безработице вероятно занижены, например, в Хорватии официальная безработица 20%, а действительная – около 30%. В Боснии и Герцеговине 27,5% — это только официальная безработица.

Насколько ожидаемы были протесты?

Некоторые аналитики сейчас утверждают, что они их ожидали, но я уверен, что если бы их спросили об этом неделю назад, то они сказали бы, что в Боснии народ пассивен и ни на что подобное не способен.

Как раз из-за национальной разделённости никто не ожидал, что такое может произойти в Боснии. Именно из-за этой неожиданности сербы и хорваты готовы верить конспирологическим интерпретациям восстания, где протестующие представляются мусульманскими националистами, чуть ли не исламистами. Существуют различные теории, о том, что, скажем, всё это устроили американцы или тайные националисты. Нам напоминают, что в Египте тоже были социальные протесты, египетская революция, а в конце концов к власти пришли исламисты. Разные есть интерпретации. Возможно, кто-то поддерживает это представление сознательно, чтобы волнения не распространились на сербские и хорватские территории. В результате многие хорваты и сербы скептически относятся к протестам.

На самом же деле очевидно, что политики, будь они консервативные, либеральные или националистические, просто не могут себе объяснить, что на самом деле происходит. Они просто не могут поверить, что безработные нищие рабочие могли выйти на улицы лишь потому, что им нечего есть, вот и укладывают всё в политиканские или националистические схемы.

Но большинство протестующих с самого начала волнений в Тузле подчёркивало социально-классовое измерение протеста. Характерно, что лозунг, появившийся в первый же день протеста на стене сожжённого здания кантональной администрации, — «Смерть национализму!».

Как он понимается в боснийском контексте? Откуда он появился?

Имеется в виду вообще деление людей по национальности. Этот лозунг можно понимать так, что политические элиты пользуются случаем, чтобы нас разделить, а людям уже надоело деление на нации, мы все боснийцы. Это лозунг нынешнего протеста, раньше он не встречался (хотя во времена Второй мировой войны был лозунг «Смерть фашизму, свободу народу!»). Национализмом политическая элита оправдывала политическое и экономическое угнетение, и восставшие однозначно обозначили своё отношение к нему.

Где и как начались протесты?

Тузла, город, в котором началось нынешнее восстание, — это один из крупных промышленных центров с давними левыми традициями, где всегда был силён рабочий класс, не разделённый по национальному признаку. Это один из немногих городов, где во время войны не было этнических чисток. Кроме того, традиции рабочего сопротивления здесь восходят ещё к первой четверти двадцатого века, когда во время генеральной забастовки шахтёров произошло Хусинское восстание[1]. Так что если где-то в Боснии и можно было ожидать восстания с социальными требованиями, то именно в Тузле.

Приватизация приводила к тому, что предприятия попадали в руки людей, заинтересованных в том, чтобы высосать деньги из предприятия, а затем закрыть. Но иногда банкротство происходило из-за бездарности нового хозяина. За последние годы в Тузле закрылось несколько крупных фабрик. Рабочих увольняли. Рабочие пытались устраивать как забастовки против сокращения и невыплат зарплат, увольнений, так и против закрытия заводов. Рабочие приходили под двери администрации каждую неделю, но это ничего не решало. Между тем ситуация с безработицей по всей Боснии постоянно ухудшалась.

Перед тем, как была сожжена администрация кантона в Тузле 7 февраля, рабочие пришли для того, чтобы вызвать политиков на разговор, но их не пустила охрана, поэтому протестующие решили пробить кордон. Возникла давка, полицейские получили приказ разогнать демонстрантов. Как бы то ни было, всем этим поджиганиям предшествовали приказы, отданные полиции, разгонять демонстрантов – дубинками и водомётом. Сейчас есть видеоролики, из которых явствует, что полиция начала разгонять демонстрантов до того, как они перешли к насилию.

События в Тузле стали искрой, вскоре протест распространился на другие города: Зеницу, Бихач, Сараево (с мусульманским большинством), а также на города с почти исключительно хорватским населением, например, Орашье и Ливно. В Мостаре, где население смешанное, по свидетельству некоторых активистов, и хорваты, и мусульмане участвовали в протестах и подожгли здания и националистической мусульманской партии, и националистической хорватской партии. Что касается сербов, были небольшие митинги поддержки, например, в Приедоре, это в Республике Сербской, был небольшой митинг, на который пришло человек тридцать, и пара сотен человек собралась в Баня-Луке, в Зворнике тоже были демонстрации. Да, была с их стороны поддержка, но в основном, это, конечно, были мусульмане. Среди сербов и хорватов сильнее распространены предрассудки по отношению к протестам, и поэтому они не поддержали их в той же степени. Я разговаривал с хорватами из Боснии и Герцеговины – для них национальные проблемы важнее социальных.

Были ли в протестах представлены националисты?

Хотя СМИ и политики намеренно говорят, что участвовали исключительно мусульмане, 90% протестующих подчёркивало, что это именно социальные протесты из-за проблем в экономике, и хотя были незначительные инциденты, национализма здесь в основном не было. Конечно, в таких протестах всегда участвуют разные люди, и среди них были и националисты. Можно было увидеть людей с мусульманским боснийским флагом или что-то в этом роде, но это не подчёркивалось, и они были в явном меньшинстве.

Какой был социальный состав протестов?

В основном, в самих протестах участвовали рабочие и профсоюзы, к которым потом присоединились студенты и вообще молодые люди. И тогда, когда всё началось, в Тузле, и в остальных городах, самым радикальным крылом были молодые люди лет двадцати, которые сражались с полицией. Были, конечно, люди и постарше, были даже семьи. Кроме того, было много футбольных болельщиков, среди которых были люди с солидным опытом участия в уличных боях.

Участвовали ли профсоюзы в организации протестов?

Руководство профсоюзов участвовало в организации протестов на первых порах, а потом отстранилось. Некоторые профсоюзы молчали, а один профсоюзный деятель даже открыто осудил их. В это время власти г. Мостара воспользовались ситуацией, чтобы свести счёты с профсоюзным деятелем, арестовав его за участие в организации протестов.

А какие ещё организации участвуют в протестах? В новостях упоминаются группы «Удар» и «Револт».

Это небольшие группы. «Револт» существовал и ранее, и они никогда не были особенно радикальными, а просто левоориентированными. Это больше студенческая организация, неправительственная. А «Удар» возник недавно, это более-менее спонтанно возникшая группа. Из левых групп существуют две организации. Одна, в Тузле, называется «Левые», это зарегистрированная маленькая политическая партия, её члены с самого начала принимали участие в организации протестов, сотрудничали с рабочими, участвовали в составлении тузлинских требований. Также в Сараево есть организация ЙОЗД, это небольшая левацкая группа, которая тоже принимала участие в протестах. И это всё; какой-то большой организации с серьёзной традицией не существует. В бывшей Югославии вообще нет крупных левых организаций, но ситуация может начать меняться в результате этих протестов.

Есть ли в Боснии армия и может ли она быть задействована?

Армия есть, даже две — армия Федерации и отдельная — в Республике Сербской, но они ни в чём не участвовали, и политики заявили, что не будут их задействовать. Вместе с тем в стране находится контингент войск ЕС, и верховный представитель ЕС в Боснии и Герцеговине Валентин Инцко заявил, что, если протесты не прекратятся, войска из Австрии могут войти в Боснию для наведения порядка.

В новостях были сообщения о братаниях полиции с протестующими.

Полицейские в Тузле и в Сараево опустили щиты и перешли на сторону протестующих. Я думаю, они просто увидели, что протестующих гораздо больше и нет смысла им дальше противостоять. То есть они просто испугались. Кроме того, у полицейских среди протестующих были друзья, да и сами они тоже не очень богатые люди, так что, когда протесты начали нарастать, лояльность части полицейских начала ослабевать. В Хорватии, чтобы этого избежать, стараются присылать полицейских из других районов страны, чтобы между ними и протестующими не было родственных или дружеских связей.

Белградский профсоюз полицейских выступил с заявлением, в котором говорится, что в случае распространения протестов на Сербию полицейские не хотят оказаться между молотом и наковальней и защищать политиков, доведших людей до безработицы и бедности. Там есть такие слова: «Это будет не первый раз в истории государства, когда люди в синей форме, которых власти заставляют защищать их кресла и должности, присоединятся к униженным и бесправным, когда те выйдут на улицы». Что это за профсоюз, и чем объясняется такое заявление?

Этот профсоюз вообще известен принятием прогрессивных решений. Это не первый раз, когда они так достойно себя показали.

Повлияла ли как-то на протестующих ситуация на Украине?

Это совершенно другое восстание. На Украине, насколько отсюда было понятно, речь шла не о возмущении социальной ситуацией, а о защите проевропейской ориентации и сопротивлении влиянию России, в протестах участвовали националисты. В Боснии же главным вопросом с самого начала была безработица. Это было спонтанное восстание, не бравшее Украину за образец.

В новостях проскакивало заявление протестующих, где в числе требований было вступление в ЕС.

Это оказалось провокацией, не связанной с протестующими, фальшивкой.

Какова вероятность, что движение будет захвачено политиканами, выставляющими себя представителями протеста?

Всё время существует опасность, что это случится, и такие попытки обструкции есть, но пока за этим стоят только политики, СМИ и некоторые провластные интеллектуалы, тогда как демонстранты не поддаются пропаганде. Между тем политики, СМИ и некоторые провластные интеллектуалы стараются превратить всё в политиканскую игру вокруг выборов или в националистическую историю.

Есть ли какие-то социальные слои, которые поддерживают правительство?

Кроме самих властей, очевидно, правительство поддерживают СМИ, значительная часть интеллигенции, зажиточные граждане, а также сотрудники государственного аппарата: в каждом кантоне есть свой кабинет министров во главе с премьером, у них есть шоферы, секретарши... Кроме того, протесты осуждают разные мещанские голоса – люди жалуются, что протестующие уничтожают здания. То, что рабочим нечего есть, то, что из-за приватизации столько безработных, ни у кого не вызывало нареканий, а сейчас, когда сожгли несколько зданий, — всё, конец света.

Как реагируют на протест соседние страны?

Политическая верхушка и в Сербии, и в Хорватии опасается, что протесты перекинутся на соседние страны. Уже 9 февраля, когда главы кантонов начали один за другим сдавать полномочия, хорватский премьер-министр Зоран Миланович посетил Мостар, где встретился с представителями хорватской общины, а президент Республики Сербской Милорад Додик был вызван в Сербию на встречу с первым вице-президентом Александром Вучичем.

Как развивается протест последние две недели? Есть ли какие-то расхождения в требованиях и взглядах протестующих?

Да, здесь, конечно, поначалу не всё было гладко. На первых порах не было единых, ясно выраженных требований. Может быть, яснее всего требования были высказаны в Тузле, там протестующие с самого начала постарались демократическим путём решить, какие выдвинуть требования. Также там был созван демократический совет, чтобы определить цели и требования, которых на самом деле очень много: пересмотр приватизации, медицинская помощь для рабочих, национализация предприятий под рабочим контролем, более равная оплата труда, отмена привилегий политической верхушки и т.д. Но, конечно, демонстрантов критикуют за отсутствие ясных целей, а СМИ и провластные интеллектуалы стараются это обернуть в свою пользу, чтобы сохранить прежнее положение дел, тогда как политики пытаются свести всё к предвыборным обещаниям.

Последние недели протесты уже не носили насильственный характер, как в первые дни, но по-прежнему продолжались. Пленумы, собирающие кое-где по 700 человек, распространились с Тузлы на десяток городов. Фактически, они похожи на российские советы в их первоначальной форме. Это собрания, выдвигающие требования и формирующие рабочие группы. Их требования схожи – они связаны с пересмотром приватизации и уменьшением жалования чиновников. Самопровозглашённые лидеры протеста, фигуры, жадные до власти и раздутые СМИ, осудили пленумы, но их мнение уже никого не интересовало. Интересно, что идея пленума как органа, формулирующего требования протестующих, заимствована из хорватских студенческих протестов 2009 г. А хорватские студенты в свою очередь заимствовали её из протестов белградских студентов 2006 г. Так что это пример постюгославского сотрудничества и взаимного влияния между левыми разных стран.

Каково отношение пленумов к существующим органам власти?

Пленум — орган прямой демократии, но он согласился на формирование переходной кантонной администрации под своим контролем, состоящей не из политиков, а из посторонних людей, которые будут лишены привилегий и будут получать небольшое жалование. Требования пленума были приняты теми, кто остался от старой администрации и теперь готовятся выборы новой администрации, на которых смогут выдвигаться лишь те, кто не состоял в партиях и не работал в администрации.

Каковы дальнейшие перспективы?

Я не ожидаю каких-то больших перемен в самой системе, потому что нет организованной политической силы, но лучшим результатом будет изменение общественного дискурса, появление новых идей. Власти будут знать, что может случиться, и будут сильнее побаиваться людей. Уже заметно влияние протестов на соседние страны. Скажем, в Хорватии в прошлом году ведущей силой были националисты и клерикальные фашисты, а в этом году социальные протесты в Боснии дали толчок левым к обретению популярности. Левые смогли снова пробиться в СМИ и выступить с критикой капитализма.

Словенское «Мариборское восстание»[2] конца 2012 — начала 2013 г. — хороший пример того, что может случиться. Сейчас, в результате этого восстания, даже в массовых СМИ открыто рассуждают о том, говорить ли «да» или «нет» капитализму. Возникли новые социалистические инициативы, и это очень позитивный результат. Появилась идея демократического социализма, которая широко обсуждается в обществе. В Словении левое движение гораздо сильнее, чем в Боснии, но я надеюсь, что после этих событий и в Боснии будет возможно что-то подобное.

Проблемы промышленности в Тузле — репортаж «Аль-Джазиры»

По этой теме читайте также:

Примечания