В среде политических активистов Вас называют узником совести. Вы согласны с таким определением?

Честно говоря, я никогда особо не задумывался над этим вопросом. На зоне говорят: «сидит за свою порядочность». Наверное, это схожие понятия. Я не поступился своими принципами и прекрасно понимал, за что сижу.

Создавая профсоюзную организацию «Профсвобода», Вы пытались организовать рабочих на борьбу за получение выплат за переработки. В основном такую информацию можно было встретить в прессе. Были ли иные причины, побудившие Вас начать работу по созданию профсоюза?

Это, конечно, была далеко не единственная причина. Уровень зарплаты был очень низкий — с учётом северного коэффициента выходило около 20 000 рублей. Условия труда были и остаются крайне тяжёлыми. Так, температура воздуха в карьерах доходит до –72 ºС. Не выдерживала даже большегрузная техника — у большегрузных грузовиков лопались рамы от такого мороза. Сильно подрывают здоровье загазованность и тяжёлая вода, содержащая всю таблицу Менделеева. Год работы в карьере наносит непоправимый урон здоровью рабочего.

Невыплаты за переработки стали уже последней каплей. Когда мы подняли вопрос о выплате положенных нам по закону средств, менеджмент компании прямо заявил нам о том, что недоплаты есть и будут сохраняться. Дескать, делайте, что хотите. Мы поняли, что коллективная борьба это единственный выход из положения.

Как Вы считаете, возможно ли было тогда, в 2008 году, не позволить властям и руководству Алросы устранить себя, выбить из борьбы?

Я вполне осознавал, чем мне может грозить моя активность, но бросить ребят, предать интересы трудового коллектива я не мог.

Думаю, что избежать ареста и не допустить провокаций возможности не было. Компания Алроса в Якутии — царь и бог. Это государство в государстве. Они владеют практически всем. Коррумпированные чиновники в разных должностях и ведомствах все находятся на довольствии у Алросы. Эта машина может смести любого активиста, стоящего на её пути.

Я надеялся на то, что нам удастся взять массовостью профсоюза и солидарностью. Однако мы так и не успели наладить взаимодействие. Меня устранили практически сразу.

По той статье, которой закрыли меня, посадить без особых проблем можно практически каждого. Подбросить наркотики — дело нехитрое, особенно для опытных полицейских. В целом, конечно, любому политическому активисту следует вести себя осторожно, быть внимательным и бдительным. Когда вы чувствуете, что сейчас может начаться провокация, надо постараться привлечь внимание других людей, позвать на помощь. Нет смысла оказывать физическое сопротивление. Это может лишь усугубить ваше положение. Наверное, я должен посоветовать сохранять спокойствие, но прекрасно помню себя в момент задержания. Когда меня положили на пол в машине без опознавательных знаков, я уже не сомневался в том, что меня везут убивать. Полагаю, изначально они хотели меня именно устранить, но что-то пошло не так, и план действий был на ходу переигран — решили подбросить наркотики.

Удалось ли Вам сохранить свой боевой настрой после 5 лет заключения?

В принципе, я не сожалею о годах, проведённых в лагере. Это во многом поменяло мой менталитет. Чем дольше я сидел и осознавал, за что сижу, чем больше я узнавал о том, что на свободе профсоюзные и политические активисты устраивают массовые акции в мою поддержку, переживают за меня, тем сильнее меня это приободряло.

Много времени в застенках я посвятил чтению. Друзья регулярно высылали мне разные газеты и журналы. Впервые познакомился с коммунистической прессой: от корки до корки прочитал «Трудовую Россию», «Мысль».

Каковы были условия пребывания в лагере? Каков контингент заключённых?

Жить можно. Мне повезло, я попал в относительно спокойное место. Бывает хуже. Да и условия в лагерях в целом лучше, чем в СИЗО и ИВС, где ты сидишь в замкнутом пространстве и неизвестно, выпустят тебя погулять на час или нет. Там на 20 кв.м. располагается 12 «шконок» (лежачих мест) и 35-40 человек. Приходилось спать посменно, в три этапа. В таких скотских условиях нас держали 1,5 месяца, после чего мы коллективно собрались и в резкой форме потребовали привести в норму условия содержания. Сотрудники тюрьмы отреагировали жестоко. Многих избили, кого-то сильно покусали собаки. Однако мы своего добились, и нас распределили по разным «хатам».

Заключённые — в основном молодые парни от 18 до 25 лет, так называемые «первоходы». Немало тех, кто имеет сроки ещё с «малолетки». Людей среднего возраста — процентов 5–7. В лагере находилось одновременно чуть менее 1000 человек.

В СИЗО я познакомился с Сергеем Юрковым — человеком, который одним из первых создал независимый профсоюз в Якутии. Он сел за экстремизм. Сургутнефтегаз строил газопровод в Нерюнгри. В качестве дешёвой рабочей силы они привлекали мигрантов из Китая вместо того, чтобы нанимать на работу местных жителей, страдавших от безработицы в городе. Юрков боролся с этим, выпустил листовку, которую признали экстремистской. Дали 2 года.

На территории лагеря работало производство шлакоблоков — прекрасная возможность эксплуатировать практически дармовую рабочую силу. Зарплату можно было получить от 1800 до 2000 рублей в месяц.

Как бы Вы определили роль независимого профсоюзного движения в борьбе трудящихся за свои права?

Коррумпированные чиновники и олигархи в России и не только, очевидно, боятся независимых профсоюзов. Постепенно законодательно им урезают права и возможности для работы. Вообще, олигархи и прикрывающие их коррумпированные чиновники опасаются солидарности трудящихся, которая проявляется в любой форме, например, в форме социального протеста.

Главная проблема сегодня кроется в ложном понимании роли профсоюза в рабочей среде. Большинство трудящихся привыкли, что участие в работе профсоюза заканчивается уплатой взносов. После этого профсоюз сам будет заниматься твоими проблемами. На самом деле профсоюз — важная структура, объединяющая рабочих, сплачивающая и организующая их на борьбу.

Сохранился ли хоть в каком-то виде независимый профсоюз на Алросе после вашего заключения?

Профсоюз разгромили полностью. Руководство Алросы выщелкало с работы всех, кто начинал вместе со мной профсоюзную деятельность. Они, конечно, попали в чёрные списки в Якутии. Только недавно последний из них устроился на работу. Я вздохнул с облегчением.

К сожалению, мы не успели укрепиться, создать мощный костяк профсоюза, который бы продолжал борьбу несмотря ни на что. На начальном этапе нас было всего 62 человека. Однако уже тогда я понимал, что при первых серьёзных проблемах их останется не больше 10. Так и вышло. Вызывали по одному в кабинет к начальству и в индивидуальном порядке разбирались с каждым. Впрочем, я заранее предупреждал ребят о том, чтобы поодиночке с начальством не общались. Вызывают — идите втроём, впятером.

На втором этапе, когда конфликт стал развиваться, когда мы организовали голодовку, к профсоюзу присоединились больше 1000 человек. Но и тогда я прекрасно осознавал, что наш протест был ещё во многом стихийным. У профсоюза не было опыта борьбы, для его обретения нужны месяцы и годы. В итоге руководство Алросы сумело достаточно быстро развалить профсоюз и не допустить его повторного появления.

По-хорошему, после того, как меня арестовали, члены профсоюза должны были остановить производство и требовать моего освобождения. Это бы, конечно, возымело свой эффект. Но для такого протеста нужен был более высокий уровень организации. Им мы на тот момент не обладали.

Как, на Ваш взгляд, соотносится профсоюзное и политическое движение? Некоторые профсоюзные деятели декларируют свою аполитичность…

Без политики никуда. Она приникает во все сферы жизни. Глупо отмахиваться от неё. Как известно, либо ты занимаешься политикой, либо она занимается тобой.

В этом вопросе важно соблюдать баланс. Пока независимое профсоюзное движение в России крайне слабо и не очень хорошо организованно, будет неправильно включать его сразу в активную политическую борьбу. Такой профсоюз, не прошедший закалку борьбой на своём предприятии, будет мгновенно уничтожен. И потребуется масса времени и сил, чтобы вернуть хотя бы то, что было.

В профсоюзной борьбе есть два важных слагаемых — массовость и солидарность. Оба компонента являются системно важными. Приведу пример: возьмём предприятие с численностью рабочих в 1000 человек. Рабочих не устраивает размер заработной платы или условия труда. 50 активных человек организовали профсоюз и начали борьбу. Остальные — пассивное большинство — смотрят на них и ждут: получится — хорошо, не получится — чёрт с ним. Профсоюз своей борьбой через суды и голодовки добивается успеха. Зарплату поднимают всем рабочим. Получается, что остальные 950 человек едут на подножке. Хозяин завода логично полагает, что ему проще избавиться от кучки смутьянов, если остальная масса рабочих молчит. Он продолжает закручивать гайки — снова небольшая группа недовольных действует, большинство молчит.

То же относится и ко всему классу трудящихся. Мы должны быть всегда готовы поддержать бастующих рабочих с другого предприятия, с другой части страны.

В целом сейчас я планирую посвятить себя развитию независимого профсоюзного движения. Изучив на практике возможные проблемы и противоречия, я готов поделиться своим опытом с начинающими профактивистами. Уверен, что пока рабочие сами не встанут на путь борьбы за свои права, нет смысла надеяться на лучшее.

По этой теме читайте также: