Развитие Югославии после Второй мировой войны сильно отличается от других так называемых социалистических стран. Новый, по советскому образцу, режим не был «доставлен на советских танках», он возник, когда национально-освободительная борьба под руководством Югославской коммунистической партии против оккупантов и сил фашистских марионеточных государств, трансформировалась в революционный процесс. Руководители освободительных сил и возглавили новый режим. Представляя новое общество копией «первой страны социализма», его вожди быстро устранили своих соратников-некоммунистов времен партизанской борьбы и, в конце концов, достигли полного контроля над Югославией, над ее политической, экономической и социальной жизнью.
Вплоть до разрыва Тито со Сталиным в 1948 году югославское руководство было, выражаясь фигурально, «большим католиком, чем папа», что выразилось в строительстве «социализма» сталинского типа. Довольно быстро Тито пришел к репрессивным методам Сталина: концентрационным лагерям, пыткам, физическому уничтожению противников. Позже он использовал эти же методы в борьбе против Сталина и его югославских сторонников. И хотя оппозиция сталинцев могла быть разбита сталинскими же методами, требовалось предпринять и какие-то иные меры, чтобы в тот в период голода и политических репрессий привлечь на свою сторону население. В начале 50-х годов руководство страны разработало новую эклектичную формулу особенного «югославского пути к социализму» путем соединения того, что было найдено в книгах английских фабианцев и европейских анархо-синдикалистов. Идея заключалась в следующем: завоевать политическую лояльность населения предоставлением большей возможности для экономической инициативы через ограниченную автономию мелкого частного предпринимательства. Но при этом правительство сохраняло полный политический контроль над функционированием «социалистического рынка». Одновременно с этим руководство, критикуя сталинизм и проводя незначительные политические реформы, обещало дальнейшие демократические преобразования. Эта модель «самоуправленческого социализма» была осуществлена в середине 50-х годов. Поначалу было много разговоров о самоуправлении, но постепенно о них забыли. Рабочие получили некоторую возможность самостоятельно принимать решения – на уровне рабочего коллектива, предприятия и позже на уровне местного самоуправления. Однако самоуправление так и не было распространено на высшие эшелоны власти. В следующие несколько десятилетий политическая активность общества фактически уменьшилась в результате введения так называемой системы делегирования, предполагавшей прямое голосование только на уровне местной коммуны. Номенклатура (в Югославии она называлась «кадровый лист») была единственным реальным средоточием власти и в действительности не нуждалась в проведении выборов, даже таких фиктивных, которые обычно проводились в Югославии.
Экономические преобразования оказались благоприятными для руководства предприятий, сделав возможным для них проявление инициативы в осуществлении экономической и финансовой деятельности, и это, наряду с получением кредитов на Западе, привело в конце 50-х годов к рекордному промышленному и общему росту. Но к началу 60-х годов ограниченные достижения новой системы обесцениваются. Становится ясно, что необходимы дальнейшие реформы, и политократы (политическая бюрократия) предпочли сделать упор на «рыночный социализм», а не на демократический социализм, подвергавший опасности их гегемонию. «Реформы», проведенные в 1965 году, создали то, что, с одной стороны, может быть описано как рыночная экономика (с присущими ей недостатками), а с другой стороны как неосталинистская однопартийная политическая монополия (с соответствующими недостатками). В результате в 60-е годы Югославия столкнулась с растущей безработицей, инфляцией и ростом теневой экономики, а также увеличивающимся национальным долгом.
Ко второй половине 60-х годов югославская экономика уже пережила свой первый кризис и первую неудачную общую реформу. Сотни тысяч югославов покинули страну в поисках работы, обеспечив дешевой рабочей силой предпринимателей на Западе. А тысячи других, оставшихся дома, сидели без работы. Перспективы на жилье для молодых людей, решивших создать семью, были весьма призрачны. Экономическая политика правительства способствовала росту инфляции. Однако высшие эшелоны политократов, нувориши (главным образом частные предприниматели), звезды футбола и эстрады пользовались исключительными богатствами – виллами, бассейнами, самыми дорогими иномарками, частными самолетами, могли отдыхать на курортах Адриатического побережья, в горах и т.д. Это и было той самой социальной и экономической подоплекой недовольства студентов (и не только студентов). Достаточно было самой маленькой искорки, чтобы вызвать массовые волнения. Проще всего было поднять студентов: их положение было заметно хуже, чем положение среднего гражданина, поскольку большинство студентов приехало из провинции и жило на крошечную стипендию в старых, полуразвалившихся кампусах. Кроме того, где бы ни жили студенты, – в общежитиях или же в съемных комнатах, – они находились вне возможности контроля со стороны своих менее бесстрашных родителей.
Учитывая основные провалы власти и вызванную ими индивидуальную нищету, нет ничего удивительного в том, что в конце десятилетия произошел студенческий взрыв. Но как участнику событий, мне ясно, конечно, что нас также «заводила» и информация студенческих и молодежных газет о студенческих движениях во всем мире. Мы завидовали их свободе сражаться за реальные исторические перемены, и мы вдохновлялись мечтой превзойти их в Югославии.
Между 2 и 9 июня 1968 года студенты Белградского университета объединились со студентами из Сараева, Загреба, Любляны и других городов, и после столкновений с отрядами полиции по подавлению уличных беспорядков оккупировали университеты на семь дней и выдвинули серию требований. (Здесь очень важно отметить, что хотя до 1968 года прошло несколько крупных забастовок рабочих и, по крайней мере, одно выступление крестьян, движение студентов было первым независимым массовым движением, выдвинувшим ясные политические требования по демократизации югославского общества.)
Требования в разных городах различались, но их можно суммировать следующим образом:
- Демократизация социальной и политической жизни в Югославии. Студенты требовали свободы публичных высказываний, свободы демонстраций и собраний, демократического контроля над выборными политическими представителями.
- Введение принципа социалистической солидарности в Югославии посредством мер, направленных на достижение социального и политического равенства.
- Смещение политической элиты, которая проповедовала социалистическую мораль, но вела жизнь «красной буржуазии». Студенты добивались отставки министра внутренних дел и шефа полиции Белграда, но требование избавиться от лжецов и лицемеров было направлено против всей югославской политократии.
- Демократизация университетов. Предоставление студентам и профессорам большего контроля над учебной программой, обучением и исследовательской работой. Студенты требовали уничтожения жесткой иерархической структуры управления факультетами и университетом и требовали автономии университета.
Я думаю, что эти требования и многочисленные дискуссии студентов и преподавателей, которые велись на протяжении забастовки, были попыткой создания демократического социализма. По правде говоря, требования были сформулированы не столь четко, как это следовало бы сделать; не были они и политически зрелыми: к примеру, в них не было ни слова о плюрализме, независимых профсоюзах, о конституции или легальных реформах, то есть, о всех тех пунктах, которые обязательно были бы упомянуты сегодня. Но в 1968 году это был первый (и, до настоящего времени, последний) открытый массовый политический протест (с ясной демократическо-социалистической программой) против принятого властями курса развития югославского общества.
В 1968 году многие югославские студенты все еще верили в то, что политическая элита строила или стремилась построить «социализм» – общество, в котором достойная жизнь большинства граждан была первостепенной задачей высокопоставленных политиков; что, несмотря на некоторые отклонения от идеала, распространенные на более низких уровнях власти, старая гвардия по-прежнему предана великой исторической идее социализма. Но в то же время их возмущал роскошный стиль жизни правящей элиты – «40 вилл Тито по всей Югославии», «дворцы в Дединье»[1], «десятки тысяч черных «мерседесов» и т.д. Это противоречие могло быть объяснено как своеобразное «бегство от правды»: большинство студентов, как сказал кто-то позднее, «не осмеливались разобраться до конца» – и прийти к ясным выводам о сущности правящей элиты и созданного ею режима. Многие из них оказались напуганы внезапно полученной свободой и были счастливы вернуться в безопасное русло официальной политической парадигмы, особенно после речи Тито, ободряющей и угрожающей одновременно, на 7 день забастовки. Но в то же время они отдавали себе отчет, в каком обществе они живут. Эта правда открылась перед их глазами во время конфронтации. Многие из участников тех событий – а их было десятки тысяч – до сих пор носят эту печать восстания.
Вот почему мы – уникальное поколение, и почему мы всегда узнаём друг друга при встрече. Юным и наивным, нам выпало увидеть беззащитных и испуганных правителей, и с тех пор мы не могли больше уважать или бояться их.
Очень трудно оценить, до какой степени югославское движение испытывало влияние студенческих движений во Франции или Германии. Как я уже отметил, студенческая и молодежная пресса освещала эти движения, и я помню, как сильно мы с друзьями завидовали французским студентам в мае 1968 года, думая, что «у нас ничего подобного не случится никогда». Тем не менее, в июне произошло наше восстание.
Хотя нет сомнений, что главные причины югославских событий 1968 года коренятся в югославских же реалиях, наше выступление имело слишком много схожих черт с другими студенческими движениями, чтобы быть выделенным как некий эпифеномен. Какими бы различными ни были социальные и экономические предпосылки, все эти движения были направлены против консерватизма истеблишмента, геронтократии, милитаризма, злоупотребления демократическими институтами, манипуляции средствами массовой информации, подавления молодежной субкультуры и против империализма в любых его формах. Все эти движения были движениями за социальные и экономические изменения, которые обеспечили бы бóльшую свободу, равенство, социальную солидарность и реальную демократию, хотя цели эти были по-разному описаны в разных странах и социальных системах.
В Западной Германии, к примеру, студенты были против: консервативного правительства Христианско-демократического союза, Франца-Йозефа Штрауса, ремилитаризации, захвата Шпрингером СМИ, репрессий против сквоттеров, рок-культуры и других молодёжных групп, а также против поддержки ФРГ американской агрессии во Вьетнаме.
В Югославии студенты были против: консервативного неосталинистского руководства, жесткой сталинской политики, официального контроля и манипуляции СМИ, идеологического контроля над образовательной системой, репрессий против студенческой и молодежной прессы, подавления рок- и других молодежных субкультур, манипуляции существующими политическими институтами, а также против американской агрессии во Вьетнаме. Это был единственный пункт, по которому мнения студентов и югославских властей не расходились: официально считалось, что Югославия поддерживает Ханой и южновьетнамских партизан.
Несмотря на различия в социальных и политических условиях, студенты всего мира выдвигали одно и то же фундаментальное требование: создание более гуманного и демократического общества.
Хотя массовые студенческие волнения прекратились после июня 1968 года, отдельные группы студентов (особенно с философских факультетов в Белграде, Загребе, а также в Любляне) пытались сохранить дух 1968-го. Это в их кругах в последующие годы власти находили «козлов отпущения» для своих клеветнических кампаний против студентов и другой «бунтующей молодежи», пытаясь вызвать страх и водворить порядок в обществе. Власти вели настоящую войну против «радикальных критиков», контролировавших студенческие и молодежные газеты; Студенческая Лига была распущена и заменена молодежной организацией – частью бюрократической системы.
Некоторые из профессоров, поддержавших студентов, также подверглись репрессиям. Члены «Праксиса» – группы, объединившейся вокруг неортодоксального марксистского философско-социологического журнала – были уволены с философского факультета Белградского университета по новому закону о «моральной и политической лояльности». В своей речи, обращенной к студентам, Тито, заявив о своей «поддержке» студенческих призывов, одновременно потребовал, чтобы студенты немедленно вернулись к занятиям, и заявил, что 95 процентов учащихся лояльны власти, и всего лишь 5 процентов – «враги», внедрившиеся в студенческое движение. Этими «врагами» оказались лидеры протеста, которые были помещены в тюрьмы в течение нескольких последующих лет. Первым был В. Миянович; я также был одним из них, и провел два года в «условиях строгого тюремного заключения», якобы за создание «враждебной организации с целью свержения конституционного строя.
Вследствие событий 1968 года многие лидеры студенческого движения ушли из политики и достигли успехов в других областях. Их имена можно найти среди лучших югославских театральных режиссеров (Л. Ристич), кинорежиссеров (С. Шиян), писателей (Д. Альбахари), социологов (М. Лазич), архитекторов и градостроителей (М. Давид) и т.д. Один из них, В. Стамболович – пионер альтернативной медицины в Югославии. Другие активисты пустились в «долгий марш через институты»[2] и возглавили важные предприятия и научные институты, стали профессорами университетов и лидерами интеллектуального сообщества. Еще один, и мы не так уж и гордимся этим, даже занял пост министра планирования в современном югославском правительстве.
Многие продолжили бороться за демократию, права человека, защиту окружающей среду, за равенство женщин в югославском обществе, за права меньшинств и за решение других важнейших вопросов, поднятых новыми альтернативными движениями. Активистов 1968 года можно найти почти во всех сферах оппозиционной деятельности, по крайней мере в Белграде: Свободный университет, неформальная дискуссионная группа, просуществовавшая около семи лет и воспитавшая тысячи молодых интеллектуалов, была организована студентами и профессорами, принимавших активное участие в событиях 1968 года. «Белградская шестерка» (в том числе и автор этих строк), занимавшаяся организацией Свободного университета, полностью состояла из бывших активистов 1968 года, за исключением самых молодых своих членов. Активисты 1968 года составили большинство и в Югославской Хельсинкской группе, в Комитете защиты интеллектуальных свобод, в Комитете защиты свободы искусства и в Комитете по защите окружающей среды. Поэтому вполне справедливо будет сказать не только, что представители поколения 1968 года привнесли новый дух воображения[3] и обновления, новые взгляды и идеи в те области, в которых они работали, но что этот дух, дух 1968 года, живет и сейчас – в борьбе за демократизацию югославского общества.
20–21 октября 1989
Статья основана на выступлении на конференции «1968 год в мировой перспективе», проведенной Гуманитарным институтом Бруклинского колледжа.
Опубликовано в журнале «New Politics». Vol. II, No 2 (Winter 1989).
Перевод с английского Анастасии Кузиной под редакцией Александра Тарасова
Примечания Александра Тарасова
По этой теме читайте также: