Я обычный преподаватель провинциального вуза, попавшего в пресловутый «неэффективный список», пусть и ненадолго. Вначале скажу пару слов об истории нашей «неэффективности».
Вечером 1-го ноября РИА «Новости» сообщило о том, что Министерством образования и науки составлен список «неэффективных» вузов. Вечером того же дня стало известно, что в этом списке оказался и наш университет – КГУ им. К.Э. Циолковского. По виртуальному и реальному миру прокатилась средней степени истерика: сообщения о «неэффективности» получили не один десяток перепостов в социальных сетях; коллеги из других вузов обеспокоенно интересовались нашей судьбой; знакомые, не связанные со сферой высшего образования, звонили с недоумёнными вопросами. На следующий день руководство университета организовало срочную пресс-конференцию, на которой объяснило, что появившаяся информация не вполне соответствует истине[1]. Всё происходившее сопровождалось слухами, что наш вуз вот-вот закроют или — наоборот — перестанут считать «неэффективным». Высокий градус идиотизма поддерживала местная пресса, выпускавшая материалы с заголовками в духе «Не спешите нас хоронить»[2]. Но в итоге всё «закончилось хорошо» — официально было озвучено, что вуз переведён из разряда «неэффективных» в разряд «оптимальных»[3].
С самого начала эта ситуация представлялась (лично мне) скорее казусом, чем поводом для серьёзного беспокойства. Было очевидно, что наш вуз в ближайшем будущем не закроют и ни с кем не сольют. Не потому, что он так хорош (нет, КГУ — вполне обыкновенный, весьма провинциальный университет), а потому что он занимает монопольное положение в регионе, поскольку является единственным вузом, готовящим и филологов, и математиков, и учителей, и — с недавнего времени — юристов с врачами. Лишить область, чьи достижения регулярно упоминаются федеральной прессой, единственного полноценного вуза — это как-то слишком, не находите?[4]
С момента появления пресловутого списка прошло несколько месяцев, насыщенных интересными событиями вроде неожиданной отставки министра обороны, очередного деструктивного припадка у министерства культуры и закона о том, где не должны жить российские сироты. За этими событиями история о «неэффективности» вузов могла забыться. Забыться, но не закончиться — в новом году нас ждёт новый мониторинг вузов и, более того, исследование эффективности отечественной науки[5]. И пока не разразились новые скандалы, стоит, по-моему, ещё раз внимательно посмотреть на произошедшее прошлой осенью. Чтобы отделить искусственную истерику от реальных проблем, чтобы понять, чего ожидать и как действовать.
* * *
Признаюсь честно: у меня сложилось стойкое ощущение, что осенний скандал с «неэффективностью» был искусно «раскручен». Это наблюдение основывается на том, что информация о списке «неэффективных вузов» (и, прежде всего, его неожиданных членах — РГГУ, МАРХИ и прочих) появилась в прессе благодаря сообщению главы Российского студенческого союза А.М. Хромова[6]. Сам список появился на сайте Министерства образования только через несколько часов, официальные комментарии чиновники Минобра дали и того позже — на следующий день. Ранее (если быть точным — в середине августа) утверждалось, что итоги мониторинга будут подведены в декабре, а к весне будут подготовлены планы по реорганизации вузов[7]. За месяц до появления списка «неэффективных вузов» министр Д.В. Ливанов заявил, что мониторинг и реорганизация будут проводиться открыто[8].
Лично у меня, как у человека, не работающего в министерстве и не состоящего ни в каких общественных советах, возникает несколько вопросов. Если бы не «слив» информации в СМИ, когда был бы опубликован список «неэффективных вузов»? Если, как планировалось ранее, в декабре, то был бы он идентичен нынешнему? Или в него в рабочем порядке внесли бы поправки, подобные тем, что ныне вносятся громко и публично?
Сейчас этого уже не узнать. Негативная реакция общественности, учёных и педагогов превратила пресловутый мониторинг вузов в один большой скандал. В итоге всем, как кажется, стало ясно, что главный виновник произошедшего — министр науки и образования Д.В. Ливанов. 4 декабря 2012 года одно из общероссийских изданий сообщило, что председатель Российского профсоюза студентов (не путать с Российским студенческим союзом) А.В. Казак намерен сформировать «открытое министерство образования и науки, способное предложить альтернативный вариант развития высшей школы в России, заявить модель оптимальных вузов будущего, а также проработать иные критерии для мониторинга эффективности учебных заведений». И в этом начинании его, по словам издания, поддержат депутаты В.В. Бурматов и Н.И. Булаев (последний входит в общественно-экспертный совет при РПС)[9].
Персонажи, принимавшие активное участие в нагнетании шума вокруг списка «неэффективных вузов», заслуживают отдельного внимания. На первом плане находятся два «представителя» российских студентов — упоминавшиеся уже А.М. Хромов и А.В. Казак. Эти «профсоюзные» деятели знакомы друг с другом, вместе встречались с А.В. Дворковичем[10]. Каковы их убеждения и взгляды, догадаться не сложно. Господин Хромов, будучи весьма активным молодым человеком, не только возглавляет Российский студенческий союз, но и занимает видное место в молодёжном крыле партии «Справедливая Россия». Господин Казак не уступает своему коллеге в активности: он — и старший преподаватель, и член целого ряда советов, и эксперт, и обладатель почётных наград (южноосетинского Ордена Дружбы и медали А.П. Чехова). Представление о талантах этого молодого преподавателя можно составить на основе его чудесных текстов. Много читать не надо, достаточно одной статьи, например, «Кто заказал Россию, или быть гражданином империи». Здесь автор яростно сражается за честную журналистику и взывает к имперскому сознанию сограждан: «Мы всегда были империей и даже сейчас, когда наши звездолеты уже не так часто долетают к звездам, тем не менее, пока жив наш дух и пока мы вместе у нас есть шанс сохранить то, что передали нам наши предки», — а также демонстрирует интеллект и выдающиеся литературные способности.
В.В. Бурматов и Н.И. Булаев — представители славной партии «Единая Россия», которые могут поддержать порыв А.М. Казака, также заслуживают пары слов. В диссертации В.В. Бурматова некоторые люди (блоггеры, среди которых нашёлся один астрофизик) обнаружили плагиат[11]. У Н.И. Булаева, который вместе с Е. Плющенко (фигурист), И. Лебедевым (сын В. Жириновского), М. Шевченко (телеведущий) и А. Починком входит общественно-экспертный совет РПС, занимательных историй в биографии намного больше. Это неудивительно, ведь именно Н.И. Булаев был руководителем федерального агентства по образованию в 2007-2010 гг. Он прославился невыполненными обещаниями касательно зарплат педагогов; его фамилия стойко ассоциировалась со слухами о закрытии трети российских вузов в 2010 году; его депутатская декларация о доходах вызвала некоторые подозрения[12].
В период безуспешной борьбы за РГТЭУ с лозунгами спасения высшего образования за спасение отечественного образования сражались и другие примечательные персонажи — господа Гудков, Удальцов, Охлобыстин. Не говоря уже о самом ректоре университета, исключительно принципиальном Бабурине.
Не верится, что кто-то из указанных людей по-настоящему беспокоится о судьбе высшего образования и науки. Совсем не верится, что кто-то из них понимает суть проблем и имеет хотя бы примерную программу их решения — увы, как и многочисленные чиновники от образования и науки, данные «оппозиционеры» выглядят некомпетентными и бездарными.
Вообще, я могу быть не прав и чрезмерно скептичен, но всё происходящее со списком «неэффективных» вузов больше похоже на фарс, на очередное представление в жанре психотропной клоунады массового поражения. Подобных скандалов за последнее время было немало (а будет ещё больше, уверен): прогрессивная общественность негодовала из-за часов патриарха, ломала копья за право сомнительных музыкантов танцевать в сомнительном храме, требовала «честных» выборов от тех, кто организовал «нечестные» и так далее. Всё это были протесты обывателей, аморфной потребительской массы без каких-либо твёрдых политических убеждений или моральных принципов. Наиболее очевидным следствием всех этих скандалов оказывалась канализация протестных настроений, носители которых, наигравшись в оппозицию, довольные, расползались по своим уютным квартирам. В результате реальные проблемы государства и общества оказывались вытесненными на второй план и, по большому счёту, забыты.
Но канализацией протеста и деконструкцией РГТЭУ (явно политической по характеру) видимые последствия осеннего мониторинга вузов не ограничиваются. Самое неприятное, на мой взгляд, заключается в том, что данный список заставил преподавателей, студентов, их родителей и всех небезразличных переживать за сохранение существующего состояния системы высшего образования. Эти переживания понятны — вузы и наука в глубокой депрессии лучше, чем вузы и наука в небытии. Но дьявольская логика происходящего заключается в том, что, цепляясь за сохранение status quo, пытаясь пережить откровенно идиотские бюрократические новации, мы вынуждены отложить до лучших времён поиск выходов из существующего кризиса. А выходы искать нужно здесь и сейчас (на всех уровнях образования, во всех сферах знания), поскольку и глупые реформы, и консервация нынешнего состояния приведут к одному итогу.
Кроме того, скандал наглядно продемонстрировал, что университетское и научное сообщество не могут похвастать единством. Линии раскола, пролегающие между вузовскими администрациями и преподавателями, между «эффективными» и «неэффективными» вузами, хорошо заметны и, как кажется, будут только углубляться. Ситуация, когда каждый вуз, каждый работник университетской администрации, каждый преподаватель и каждый студент переживают только за себя, несомненно, является для Минобрнауки наиболее выгодной. В таких условиях с системой образования можно делать всё, что заблагорассудится, и не нести никакой ответственности.
* * *
Многие коллеги видят в новом министре (по-видимому, небезосновательно) одного из главных «ликвидаторов» существующей системы высшего образования. Подробно характеризовать «боевой» путь господина Ливанова бессмысленно, поскольку о нём сказано уже очень многое — желающие могут прочитать прекрасную статью проф. С.Ю. Неклюдова (http://scepsis.ru/library/id_3326.html). И ведь нельзя сказать, что Д.В. Ливанов не дал никаких оснований для подобной критики — чего стоит только его знаменитое заявление о необходимости в будущем уйти от всеобщего бесплатного образования[13].
Выступления министра Ливанова — это всегда свежо и неожиданно. Вот, к примеру, в нашумевшем интервью от 17 ноября (телеканал «Россия 1») он рассуждал о том, как плохие преподаватели выживают на 20-30 тысяч рублей (выяснилось, что речь шла только о Москве), а уже 22 ноября делал строгий выговор ректорам, отмечая, что зарплаты в 25-35 тысяч рублей — позорны[14]. Более того, в интервью «Коммерсанту» министр заявил, что постоянный оклад и надбавка за учёную степень должны составлять не менее 70% всей зарплаты, заметив, что сложившаяся практика, когда оклад мал, а остальное приходится зарабатывать, неправильная[15]. Как эта мысль может сочетаться с механизмом «эффективного контракта» и вообще с неоднократно озвученной самим министром идеей дальнейшего активного внедрения товарно-денежных отношений в высшее образование, не ясно[16]. Зато ясно, что ум господина министра подобен Протею — и с легкостью порождает взаимоисключающие высказывания.
Справедливости ради стоит сказать, что министр Ливанов вряд ли сильно отличается от других министров и чиновников: перед нами вполне типичный бюрократ, сделавший успешную карьеру по «административно-партийной линии». Таких людей множество и на федеральном, и на региональном уровне, в расплодившихся думах, законодательных собраниях, отделах, управлениях. Сейчас они твердят о необходимости модернизации, пользе инноваций, выгоде инвестиций и ценности православной культуры. Завтра, если понадобится, они будут защищать совершенно противоположные тезисы.
В этом смысле Ливанов мало отличается от любого из братьев Фурсенко или нынешнего министра культуры Мединского. Такое же впечатление (по выступлениям в прессе) производят и другие руководители Минобрнауки. Через десяток-другой лет им на смену придут такие же персонажи — бывшие наши студенты, неглупые и поверхностные, прошедшие школу юного бюрократа в многочисленных молодёжных правительствах и парламентах.
Неприятно это признавать, но качественно иного министра образования при существующей власти не будет. Потому что ротация проституток не превратит бордель в библиотеку. В случае ухода Ливанова появится другой чиновник, который если и будет чем-то отличаться от предшественника, то лишь кроем пиджака и цветом галстука. В лучшем случае мы услышим менее спорные и раздражающие речи, никак не влияющие на реальное положение дел в образовании, в худшем — столкнёмся с очередной волной «чудесных» бюрократических нововведений, ведущих к окончательной оптимизации бытия.
* * *
Легче всего в сложившейся ситуации сложить руки и сказать самим себе, что ничего исправить нельзя. Для такого ощущения есть, как кажется, все основания — к мнению научно-педагогической общественности и отдельных её представителей никто из Минобрнауки не прислушивается, преобразования идут своим чередом, мониторинги проводятся и будут проводиться регулярно. А вы, дорогие преподаватели и студенты, сидите тихо, терпите и радуйтесь, что дают работать и учиться, что признают «эффективными».
Лично мне представляется, что как раз о молчаливом и терпеливом повиновении следует забыть раз и навсегда. Наше бездействие, наше молчание приближает гибель отечественной системы высшего образования ничуть не меньше, чем пароксизмы идиотизма чиновников из Минобра. Можно сколько угодно винить министров и других чиновников, но ведь дело не только в них. Дело и в нас, в преподавателях, студентах, научных сотрудниках. Нужно понимать, что ответственность за судьбу образования, науки, за судьбу страны в целом лежит на наших плечах. Нельзя поддаваться чувствам безответственности и апатии, столь привычным для современного общества потребления.
Следует вспомнить о том, что нулевая толерантность по отношению к глупости и подлости, солидарность и ответственность (перед собой, перед профессией, перед обществом) — это нормально. Пока преподаватель выражает своё недовольство лишь посредством тихого бурчания на кафедре; пока ему безразличны его студенты и предмет, который он преподаёт; пока его мало волнуют проблемы врачей, учителей, работников культуры, рабочих и других уязвимых категорий населения; пока его не задевают публичные проявления невежества, хамства и подлости от власть имущих и «успешных» людей — до этих пор преподаватель будет беззащитен и никому, кроме себя, не нужен.
Складывающаяся в системе высшего образования ситуация ставит перед преподавателями и учёными две объективных, обязательных к выполнению задачи. Первая — появление настоящего университетского трудового коллектива, включающего студентов, преподавателей и других работников вуза (библиотекарей, лаборантов, секретарей, вахтёров). Только такой коллектив, обладающий чувством взаимной ответственности и взаимовыручки, может быть основой настоящего университета с пресловутым «университетским духом», а не центром выдачи типографской продукции. Вторая задача — сплочение научного сообщества. Проблемы, связанные с качеством научных исследований, хорошо известны; о них регулярно говорится и пишется. Но ведь контролировать качество результатов научных исследований, уличать в плагиате, подвергать аргументированной критике шарлатанов и дилетантов могут только настоящие исследователи. Санитарами науки должны быть сами учёные.
Нужно также понимать, что чиновники из Минобрнауки — не учёные и не преподаватели по складу мышления (даже если у них есть учёные звания и научные степени), вести с ними диалог на должном интеллектуальном уровне не получится. Впрочем, не работают в общении с ними и вполне понятные обывателю эмоциональные указания на тяжёлое положение образования и науки. Следовательно, единственный способ оказывать хоть какое-то влияние на происходящее — активно и жёстко выраженная коллективная позиция. Сформулированная самим научным и преподавательским сообществом, а не «квазиоппозиционерами» и прочими медийными персонажами, занятыми укреплением собственной репутации в глазах обывателя.
Понятно, что учёным и преподавателям есть чем заняться помимо защиты своих прав и системы высшего образования. Ясно также, что среди нас индивидуалистов больше, чем среди рабочих, — специфика профессиональной деятельности обязывает. Но вежливые реплики отдельных учёных никогда не будут услышаны представителями бюрократического аппарата, какими бы умными и тщательно продуманными эти реплики ни были.
В этом смысле масштаб реакции на список «неэффективных вузов» внушает сдержанный оптимизм; неправильно и очень плохо будет, если в новом году она останется лишь эмоциональным всплеском, если претензии к деятельности Минобрнауки будут хотя бы на время забыты. Если преподавателям и учёным действительно нужны улучшения как в сфере своей профессиональной деятельности, так и вообще в жизни страны (а одного без другого, повторюсь, невозможно), то пришла пора бороться по-настоящему.
* * *
Существует ещё одно обстоятельство в истории с мониторингом вузов, которое меня сильно смутило. Речь идёт о самом понятии «эффективности» вуза. Попробую кратко объяснить суть моих затруднений и сомнений.
Дело в том, что я всегда полагал, что важнейшим критерием эффективности является достижение или не достижение поставленной цели. Причём цель должна быть чётко и, по возможности, кратко сформулирована. Год назад, работая над учебным планом спецкурса, я неожиданно понял, что нигде внятно обозначенной цели своей деятельности (и деятельности университета) не встречал. С тех пор я пытаюсь восполнить пробел и отыскать ясно записанную и содержательную цель высшего образования. В декларативных и программных документах, таких как «Национальная доктрина образования в Российской Федерации» (принята в 2000-м году, в соответствующем разделе указаны не цели, а конкретные, прикладные задачи образования в целом[17]) и «Государственная программа “Развитие образования” на 2013-2020 гг.» (утверждена 22 ноября 2012 года; цель высшего образования нигде не формулируется, по некоторым пассажам можно предположить, что она тесно связана с «требованиями развития экономики страны» — см. с.21). Общие дефиниции целей высшего образования можно обнаружить в законах об образовании.
Уходящий в прошлое закон об образовании предлагал следующее определение:
«Статья 24. Высшее профессиональное образование.
1. Целями высшего профессионального образования являются подготовка и переподготовка специалистов соответствующего уровня, удовлетворение потребностей личности в углублении и расширении образования».
Новая версия закона, вступающая в силу с сентября 2013 года, содержит несколько иную, дополненную формулировку:
«Статья 69. Высшее образование.
1. Высшее образование имеет целью обеспечение подготовки высококвалифицированных кадров по всем основным направлениям общественно полезной деятельности в соответствии с потребностями общества и государства, удовлетворение потребностей личности в интеллектуальном, культурном и нравственном развитии, углублении и расширении образования, научно-педагогической квалификации».
Предлагаемые определения кажутся логичными и правильными, но слишком общими и не во всём понятными — в частности, не ясно, какие направления общественно полезной деятельности относятся к числу основных, как, когда и кем определяются потребности общества... Очевидно, речь должна идти о медицине, производстве, самом образовании — но, кажется, стоило это точно и подробно сформулировать в законе, учитывая, что, скажем, моё понимание общественно полезной деятетельности может отличаться от понимания «эффективного» работника минобрнауки. Но более всего лично меня смущает повторяющаяся формулировка об «удовлетворении потребностей личности». В ней, наверное, нет ничего преступного; просто мне кажется, что образование — как процесс обучения и воспитания — в большей степени формирует личность, чем удовлетворяет её потребности (честно сказать, я немного встречал людей, чувстовавших потребность в интеллектуальном, культурном и нравственном развитии). Впрочем, за подобным буквоедством не должно потеряться главное — об эффективности или неэффективности вуза можно говорить только на основании достижения или не достижения им обозначенных в старом законе об образовании целей. Как проверить, удовлетворяются или нет, не указанные потребности личности, я, признаться честно, не знаю. А вот с уровнем подготовки специалистов всё проще — достаточно проверить знания, умения, навыки, компетенции, усвоенные студентом в процессе изучения предмета, и их соответствие стандартам. Понятно, что последние отличаются некоторой бессодержательностью, но даже в такой проверке эффективности образовательных учреждений логики больше, чем в вычислениях, сколько квадратных метров приходится на одного иностранного студента.
* * *
Критерии, избранные в качестве важнейших при мониторинге вузов, являются наглядным выражением искажённых, неправильных, но всё глубже укореняющихся представлений о сути высшего образования, о значении науки и знания в жизни государства и общества. Однако наука и образование не могут быть полностью отнесены к сфере услуг (и, соответственно, коммерциализированы), они не должны пониматься как обслуживающие и только «обеспечивающие потребности» отрасли; наука и образование — это мозги общества, их не оценивают в килограммах и рублях.
Впрочем, кризис в образовании и науке не может рассматриваться в отрыве от кризиса в системе здравоохранения, от общего полуколониального состояния страны, от стагнации государственного аппарата и торжества консьюмеризма в повседневной жизни. И если образованию с наукой суждено погибнуть, то это произойдёт не потому, что какой-то министр сократил число вузов и не возражал против появления отдельно взятой кафедры теологии; это произойдёт потому, что таков закономерный итог развития современного российского государства, выбравшего путь сырьевого придатка корпоративной экономики Запада и погрузившегося в апатию общества, часть которого решила, что нет ничего интереснее планшетных компьютеров, личного комфорта и колбасы с шоколадом, в то время как другая вынуждена выживать.
Ноябрь 2012 г. — январь 2013 г.
Примечания
По этой теме читайте также:
