О протестном движении в столице

В столице продолжаются «марши миллионов» — массовые протестные мероприятия, начало которым положил грандиозный декабрьский митинг на Болотной площади. Без сомнения, их состав не остается постоянным — либералов на них становится ощутимо меньше, и на повестке дня уже не только бессмысленные слова о борьбе с жуликами и ворами: у части людей на этих сборищах появились социальные лозунги.

Однако не стоит переоценивать их значение. Многим столичным интеллектуалам, приведенным в восторг романтической возможностью сходить на митинг и почувствовать себя «протестующими», начинает казаться, будто на наших глазах разворачиваются чуть ли не революционные события. Увы, пока что до этого нам далеко. И главные факты, свидетельствующие против этого, — столичный характер протестов, их классовый состав и почти полное неучастие в них рабочих. Провинция по-прежнему безмолвствует (за исключением нескольких крупных городов). Рабочие и независимые профсоюзы настороженно и с недоверием наблюдают за столичной шумихой в стороне (и правильно делают!).

Признаюсь, мне крайне досадно было читать последнюю статью Зарианны Соломко, опубликованную в рамках дискуссии вокруг принципиальной позиции «Скепсиса» и А. Тарасова по отношению к митингам против нечестных выборов. В очередной раз я убедился в том, насколько сильно люди бывают подвержены воздействию классово чуждых им идей — зачастую даже вопреки своему социальному происхождению и роду занятий.

Вся статья (подобно выложенным ранее дискуссионным заметкам В. Арсланова) представляет собой горячий протест столичного интеллигента-преподавателя против обвинений «Болотной» в отсутствии революционных перспектив и неспособности привлечь широкие народные массы (в том числе рабочих! в том числе в провинции!) к политической активности.

К великому сожалению, подробнейшая аргументация А. Тарасова в его ответе Павлу Андрееву «...посильнее Фауста Гете!» не была воспринята должным образом ни В. Арслановым, ни З. Соломко. Я постараюсь ниже объяснить, почему.

Прежде всего — о том, что является абсолютно бесспорным и что в той или иной степени вынуждены признать и З. Соломко, и П. Андреев, и В. Арсланов.

В большинстве случаев на митинги стекались и стекаются представители т. н. «среднего класса» (огромное число программистов и всякого рода «специалистов» в области маркетинга, менеджмента и др.), студенты и столичные интеллектуалы. Увы, это — fait accompli. И именно исходя из этого строит свой анализ А. Тарасов, приходя к выводу:

«На Болоте были, конечно, разные люди — и политические активисты, и множество зевак. Но не они определяли лицо собравшихся. Это лицо определяли именно представители средних городских слоев, сытые потребители. <...> Те, кто назвал этот протест “революцией норковых шуб” и “бунтом метросексуалов”, конечно, загнули. Но перед нами действительно — типичный гламур. Даже если сами участники не гламурны. Они все хотят потреблять, они не хотят ни за что бороться, не хотят ни жертвовать чем-то, ни рисковать. Они — взрослые люди — демонстрируют откровенный инфантилизм. Это — психология “офисного планктона” и хипстеров, распространившаяся далеко за пределы самого “офисного планктона” и хипстеров. Люди на Болоте, возможно, формально не являлись мелкой буржуазией, но они хотели ей быть. Психологически они ей и были» [1].

Это так же неоспоримо, как и то, что поводы для митингов, выступаюшие там люди и выдвигаемые там лозунги («Россия без Путина!» и т.п.) пока что являются абсолютно чуждыми замордованной и нищей российской провинции.

Далее. Как уже говорилось, вопреки желаниям и устремлениям столичных левых, на подобных сборищах рабочих практически не бывает (в столице их слишком мало, и по большей части они не являются москвичами). Исключения подтверждают правило: на последнем «марше» 12 июня должны были быть представлены рабочие «Салюта» (к сожалению, мне так и не удалось их там найти) — завода, который вот-вот будет варварски разорен («акционирован») и чьи остатки будут перемещены в Подмосковье. Горечь ситуации в том, что в скором времени его рабочие по большей части окажутся деклассированными — и в Москве не станет еще одного уникального предприятия... На «марше» мне приходилось общаться с немногочисленными пожилыми рабочими «Метровагонмаша», подмосковного завода «Респиратор» и т. д. — но среди участников они составляли абсолютное меньшинство. У молодых же рабочих (например, с московского «Автофрамоса») полно других проблем и забот — а к столичной полупаразитической «накипи» они относятся с презрением (равно как и она к ним)...

Что удивительного в том, что лидерами всей этой, в общем, довольно состоятельной публики, далекой от производительного труда, были и остаются отъявленные мерзавцы-либералы и всякая гламурно-телевизионная мразь вкупе с националистами? И что удивительного в том, что все «движение» зашло в тупик (как и предсказывали «Скепсис» и А. Тарасов, как подтвердил Николай Кудряков[2]), и потребовался раскол оргкомитета, чтобы у его части наконец появились зачатки социальных требований?

Учитывая все вышесказанное, тезисы и выводы В. Арсланова просто потрясают...

«Массовое движение, начавшееся на “Болотной”» должно стать «питательным бульоном» для «живых клеточек» нового российского общества ... офисные работники-герои «с отвращением ко лжи», пошедшие в качестве наблюдателей на буржуазные выборы ради торжества демократии (очевидно, буржуазной — не пролетарской же!), оказывается, — действительная надежда страны (обратите внимание — не рабочие, черт подери, а именно столичные «белые воротнички»!)... грядущее «гражданское единство» сытой столичной публики с голодной провинцией составит реальную альтернативу общей гибели... В своих фантазиях В. Арсланов не останавливается и перед такими перспективами:

«Представим: провинция узнает, что москвичи на “Болотной” обращаются ко всей стране с такими словами: “Мы больше не хотим быть в позорном привилегированном положении жителей столицы, получающих крохи со стола олигархов. Мы хотим — и делаем все, что от нас зависит, не жалея своего времени и идя на риск для своей карьеры, — чтобы олигархи не выкачивали капиталы из страны и не клали их на счета в зарубежные банки. Мы хотим, чтобы работой были обеспечены не только жители Москвы, но и провинции. Мы хотим, чтобы общественное производство развивалось по всей стране, включая и самые маленькие города и села”»[3].

Давайте скажем прямо: читать это просто стыдно.

С чего это В. Арсланов выдумал себе таких москвичей и такую Москву? Неужели ему неизвестно, что с каждым годом разрыв между имущественным положением жителей Москвы и провинции все больше увеличивается? Что Москва все больше превращается в благоустроенный и привлекательный фасад капитализма в России, своеобразный оазис, куда стекаются все денежные потоки? Неужели он не понимает, что практически все жители Москвы в той или иной степени этим коррумпированы и вовсе не горят желанием делиться своим благосостоянием с провинциалами (отсюда, кстати, берется растиражированное выражение «понаехали»)? Что заниматься производительным трудом в Москве давным-давно считается попросту позорным уделом неудачников? Что провинциалов москвичи не понимают и воспринимают как людей второго сорта?

Действительно, слова В. Арсланова вызывают тягостное недоумение и оторопь. И Николай Кудряков совершенно правильно отмечает, что обе статьи В. Арсланова переполнены проповедями и благопожеланиями при полном отсутствии классового анализа и понимания реальной обстановки.

Зарианна Соломко в своей статье защищает В. Арсланова и П. Андреева, говоря о том, что последним нет необходимости применять в своих статьях классовый анализ, коль скоро между «Скепсисом» и Арслановым в этом аспекте нет явных противоречий. Допустим, что это так. Она утверждает, что оба автора — грамотные марксисты. Наверное, так оно и есть. Но неужели это оправдывает столь вопиющие логические изъяны, либеральные иллюзии и расхождения с реальностью, найденные в их статьях А. Тарасовым и Н. Кудряковым? Увы, даже стопроцентно марксистские убеждения не дают защиты от самообмана и неосознанного содействия классовому врагу (в данном случае — отдельной фракции российской буржуазии с примкнувшей к ней прослойкой столичного «среднего класса»). Они не дают права строить воздушные замки и выдумывать благостные утопии.

Вы удивляетесь, что с Вами не хотят дискутировать по существу и не хотят понимать, что у Вас столь же правильные идеологические основания? Но если то, что Вы предлагаете, — контрреволюционно и полностью отвечает ожиданиям классового врага, то прежде всего нужно это подробно объяснить и разоблачить. И Николай Кудряков это делает.

Если же говорить о существе дискусии, то здесь в конечном счете мы упираемся в удивительный парадокс сознания человека, вольно или невольно оторванного от народа.

Заключается он именно в выборе аудитории, которую В. Арсланов не хочет пугать марксистской фразеологией и к которой в конечном счете обращаются и он, и П. Андреев с З. Соломко. Выясняется, что их главными адресатами являются... рядовые участники движения «Болотной», о составе, убеждениях и взглядах которых мы уже более или менее осведомлены (впрочем, приводимая Левада-центром статистика тоже весьма показательна, потому что из нее вытекает, что по общероссийским меркам 68% митингующих — это довольно успешные люди, как «Скепсис» с А. Тарасовым и предполагали изначально).

Что же, теперь мы знаем, что обтекаемые фразы об «отвращении ко лжи» и «грязной политике» пущены в оборот взамен классовых лозунгов, чтобы не оттолкнуть потенциальных сторонников. При этом мы также знаем, что для В. Арсланова, как и для нас всех, конечной целью является свержение капитализма. Превосходно!

Но вот здесь я натыкаюсь на глубинное противоречие, связанное с необходимостью известного соответствия между целями и средствами. Учитывать это соответствие, как мне представляется, должен любой марксист. Не логичнее ли для свержения капитализма просвещать, поддерживать и агитировать не тех, кто им подкуплен и испорчен, а тех, кто обречен каждый день на собственной шкуре испытывать все его ужасные стороны? Не логичнее ли обращаться в первую очередь к поднимающему голову новому рабочему движению в лице МПРА на иностранных автомобильных заводах, а также к униженным и деморализованным рабочим старых советских предприятий? К нищему и дичающему населению в провинции? К выучившим русский язык бесправным мигрантам из Средней Азии, повсеместно занятым полезным производительным трудом (в отличие от столичной «офисной» швали, таскающейся по митингам)?

Я полагаю, что и З. Соломко, и П. Андреев, и В. Арсланов должны согласиться со мной в расстановке приоритетов.

Но почему же они так упорно хотят обращаться именно к столичной публике, ходящей на сборища, организуемые либеральными политическими лидерами 90-х, националистами и теледивами?

Ответ: наверное, прежде всего потому что эта аудитория им ближе и доступнее. Потому что в ней есть интеллигентные преподаватели, подобные им, студенты, с которыми они привыкли общаться, буржуазные специалисты-«белые воротнички», вполне воспитанные, сплошь и рядом имеющие высшее образование. Вполне правдоподобно, что человек прежде всего ищет единомышленников в той среде, где он учится, работает и живет. Ну а если он при этом имеет радикальные убеждения? Разумеется, возможно, что он будет возлагать на нее все надежды и подверстывать к этому различные перспективы — наподобие формирования «гражданского общества», «демократического» единства интеллектуалов и рабочих, столицы и провинции, о которых постоянно пишут В. Арсланов и П. Андреев.

Беда заключается в том, что реальная обстановка требует совсем иных лозунгов и действий.

На наших глазах происходит оживление классовой борьбы в автомобильной промышленности России — свидетельством чему служит недавняя героическая забастовка на калужском «Бентелере», когда рабочие были вынуждены противостоять совместным силам ОМОНа, специалистов центра по борьбе с экстремизмом, полиции и частных охранных предприятий вкупе с давлением областной администрации. Объединенные в боевые независимые профсоюзы рабочие подвергаются репрессиям одновременно со стороны и иностранных капиталистов, и поддерживающих их властей вплоть до федерального уровня, и ФСБ, и полиции, но несмотря на все это, продолжают наращивать свою численность и вербовать новых сторонников. Таким рабочим требуется информационная и идеологическая поддержка, требуются интеллигенты, готовые самоотверженно помогать в строительстве профсоюзных организаций рабочего класса и последующей формулировке им политических требований.

На наших глазах в ближайшее время (особенно после вступления в ВТО!) будет происходить ликвидация ряда моногородов, население которых будет вынуждено искать себе работу после закрытия или «реструктуризации» градообразующих предприятий. Этим людям необходимо четко давать понять, что существующая власть действует исключительно в интересах стран «первого мира», уничтожая собственную промышленность и вгоняя население в нищету, прожигая деньги от распила советского наследия. Им нужно помочь организоваться и совместно противостоять грядущей гибели их предприятий.

Население в провинции стремительно дичает по мере деградации системы образования и развала социальной инфраструктуры. Люди перестают знать собственную историю, становятся жертвами неолиберальных мифов, не понимают, что им нужно делать и за что бороться. Именно к ним нужно обращаться, пытаться помочь и просветить, совместно с ними необходимо вырабатывать новую антибуржуазную идеологию.

Именно в выборе нашими оппонентами целевой аудитории кроется разгадка того факта, что слово «забастовка» в статьях В. Арсланова не употребляется ни разу, более того — что он совершенно умалчивает о методах борьбы с капитализмом в целом. Безусловно, подавляющему большинству столичной «демократической» публики это просто не нужно и не интересно. Забастовки в провинции тщательно замалчиваются, их не транслируют по телевидению, а протестующих рабочих в столице никто отчего-то не считает героями — наоборот, о них говорят как о меркантильных тунеядцах... Сытые москвичи — это общеизвестно — в массе своей окончательно оторвались от основной части населения России, они давным-давно позабыли и о заводах, и о рабочих, и о производительном труде (разумеется, это не значит, что в столице нет рабочих, инженеров, учителей и вообще простых людей, занятых полезным трудом, — но их мало, и как раз они-то по своим взглядам тяготеют к провинции, т.е. типичными москвичами не являются). Тем меньше стоит левым рассчитывать на столичных жителей. Тем больше левым нужно обращать взоры на нищую, угнетенную и подавленную рабочую провинцию.

Для того же чтобы писать об угнетенных и помогать им в их борьбе, нужно знать об их проблемах и нуждах, нужно каждый день с ними общаться, наконец, нужно говорить с ними на одном языке.

Столичные интеллектуалы-преподаватели, как правило, ничего этого не знают. А надо бы знать. Упорно же не замечать настоящих рабочих с их реальными проблемами, видя в качестве потенциальных революционных субъектов только представителей «среднего класса», аудиторию «Новой газеты» и «Эха Москвы» вкупе с мифической «прогрессивной» частью мелкой и средней буржуазии, — для интеллигента это просто позорно.

Из всех последних публикаций на эту тему только «Скепсис» и А. Тарасов говорят о необходимости классового анализа и продуманных действий на его основе в интересах эксплуатируемых классов, а не о зарождении «гражданского общества» и необходимости бездумного демократического союза всех со всеми. Неудивительно, что «Скепсис» поэтому оказался одним из немногих изданий, способных противостоять либерально-демократической истерии, подействовавшей на всех российских левых без исключения. Что, кстати, вовсе не означает, что члены редакции сидят сложа руки и призывают к этому своих читателей. Из последних публикаций «Скепсиса» отчетливо видно, что редакция реагирует на животрепещущие события, связанные с реальной классовой борьбой и протестными инициативами простых людей.

Так что не надо нам, пожалуйста, кивать на Ленина. Ленин четко понимал, что состоятельная либеральная и окололиберальная публика ни при каких обстоятельствах не должна считаться ключевым союзником пролетариата, и с «пролетарской или полупролетарской массой» ее никогда не путал. Вспомним его ответ Засулич в 1904 году, когда она пыталась уговорить его не нападать на либералов, потому что те «стараются» и «идут навстречу» социал-демократам: «тем больше их надо бить!». Ленин и его партия были людьми, нашедшими общий язык с самым прогрессивным классом того времени — с заводскими рабочими. Ленин и его партия сами фактически учились у трудящихся, и неудивительно, что очень скоро в их рядах стали массово появляться люди, подобные рабочим Ивану Бабушкину и Виктору Ногину. Именно такие рабочие совершили Октябрьскую революцию. Я абсолютно убежден, что сегодня мы должны начинать с того же, с чего начинали марксисты в конце XIX века — с помощи рабочим в их экономической борьбе. Это, в совокупности с просвещением масс в провинции (а не в Москве!), помощи в освещении ситуации с развалом промышленности, науки, образования, социальной инфраструктуры, и является на сегодня первейшей задачей интеллигента.

Поверьте, все вышеперечисленное во сто крат важнее столичной митинговой гомозни и всевозможных «маршей миллионов» с лозунгами «Россия без Путина» (и с участием Собчак), да и дискуссии об этом тоже. А если уж идти на «марш миллионов» — то надо делать это в провинции, где нет никаких либералов, где большинство людей приветствует левые и социальные лозунги, и где могут выступать заводские рабочие (как это было в Самаре 12 июня). Не отрывайтесь от народа!

По этой теме читайте также: