Я не являюсь тем, кем меня называет «Нью-Йорк Таймс». Я никогда не считал себя «идеологическим вождем новых левых», кроме того, я не думаю, что левые вообще нуждаются в идеологическом вожде. Им определенно не нужна новая фигура отца, новый «папочка». И я совершенно точно не собираюсь им быть.

Повторю то, что только что сказал Карл[1]: «Мы не можем ждать, и мы не будем ждать». И я сам определенно не могу ждать. Не только из-за моего возраста. Я вообще не считаю, что мы должны чего-то дожидаться. У меня просто нет выбора, потому что далее терпеть положение, когда ничего не меняется, совершенно невозможно. Я задыхаюсь.

Мне хотелось бы сегодня обрисовать, насколько это возможно, реальную ситуацию новых левых. Это требует определенной теоретической рефлексии, за которую, кстати, я не собираюсь извиняться, так как если у левых и есть аллергия на теоретические изыскания, то это означает, что с ними не все в порядке.

Для начала рассмотрим два противоречия, с которыми сталкивается наше — я говорю наше — движение. С одной стороны, все мы знаем, переживаем, чувствуем всем своим существом, что это общество все более подавляет и разрушает человеческие и природные возможности быть свободным, самостоятельно определять и созидать свою жизнь без эксплуатации со стороны других.

Мы — и это не только те, кто сейчас находится в этой аудитории — я имею в виду всех, кто угнетен, кто порабощен своей работой, бесполезными, но по-прежнему так же необходимыми достижениями, которых от них требуют, моралью, которая им навязана, — всех тех, кто эксплуатируется в результате политики внутренней и внешней колонизации этой страны. Это — то большое Мы, которому до боли необходимы изменения. С другой стороны, мы должны сознаться себе в том, что большая часть, если не большинство, населения не чувствует потребности в изменениях, не осознает их, не обладает в этом отношении политическим сознанием. И это, насколько я могу судить, — первая большая проблема нашей стратегии.

Наша вторая проблема заключается в вопросе, с которым мы сталкиваемся постоянно: «Какова альтернатива? Можете ли вы предложить что-нибудь лучше?» Я не думаю, что от этого вопроса можно отмахнуться и сказать: «Сначала мы должны уничтожить старое, а дальше — посмотрим». Мы не можем этого сделать по одной очень простой причине: наши цели, наши ценности, наша новая мораль должны уже сейчас проявляться в наших действиях. Тем новым человеком, к возможности которого мы стремимся, — этим новым человеком мы сами должны хотеть быть уже здесь и сейчас.

Поэтому мы не можем так просто отбросить этот вопрос. Мы должны даже в мелочах служить образцами тех новых людей, которые могут однажды появиться. Единственная альтернатива, которая именно это и выражает, для меня по-прежнему социализм. Не сталинский и не постсталинский, а тот свободный социализм (der libertäre Sozialism), который, собственно, всегда подразумевался под понятием социализма, но только которому, подавив, слишком легко заткнули рот.

Итак, если этот свободный социализм — альтернатива, то как мы тогда ее обрисуем? В конце концов, люди посмотрят вокруг и скажут: «Где же тогда социализм такого типа? Покажите-ка его нам». Мы скажем, что, наверное, он построен на Кубе. Возможно, в Китае. Совершенно точно, что он борется с [американским] супермонстром во Вьетнаме. Но люди посмотрят вокруг и скажут: «Нет, это — не социализм. Социализм, который мы видим, это то, что у нас есть в Советском Союзе. Социализм — это вторжение в Чехословакию». Другими словами, социализм — это преступление.

Что мы можем противопоставить этим словам? Два обозначенных выше противоречия можно свести к одному. Радикальное изменение без поддержки масс представляется невозможным. Но получить поддержку масс — во всяком случае в этой стране и в обозримом будущем — кажется еще менее возможным. Что же нам делать с этим противоречием?

Ответ покажется совсем простым. Мы должны попытаться получить поддержку. Мы должны попытаться привлечь на свою сторону массы. Но здесь мы подходим вплотную к границам демократической агитации, с которыми [с фактом существования которых. — Н.Д.] мы сегодня столкнулись. Почему к границам? Потому что значительная и, может быть, решающая часть этого большинства, а именно рабочий класс, в высшей степени интегрирована в существующую систему, причем на солидной материальной основе, а не только поверхностно. Разумеется, эта интеграция не навсегда.

В истории ничего нет навсегда.

Противоречия корпоративного капитализма[2] никогда не были настолько глубоки, как сейчас. Но это не может и не должно, правда, создавать у нас иллюзии, что действительно произошла такая — временная — интеграция, которая могла бы только тогда распасться, когда опять обострятся имманентные системе противоречия, что и происходит, как мы видели, в последние годы. Поскольку такая дезинтеграция никогда не происходит автоматически, наша задача работать в этом направлении.

Второе, почему мы натыкаемся на границы демократического просвещения, — это простой факт, что левые не имеют в своем распоряжении соответствующих средств массовой информации. Общественное мнение сегодня создается СМИ. Если не получаешь достаточно эфирного времени и достаточно места на страницах печатных изданиях, то как тогда можно изменить общественное мнение — общественное мнение, сформированное монополистическим способом?

Вывод: в условиях псевдодемократии мы противопоставлены большинству, которое опирается, по-видимому, само на себя и которое, будучи консервативным большинством, по-видимому, самовоспроизводится, обладая иммунитетом ко всяким радикальным изменениям. Те же обстоятельства, действующие против демократической агитации, говорят также против создания революционной централистской массовой партии традиционного образца. Подобная партия сегодня не может существовать, и не только потому, что аппарат подавления [теперь] гораздо эффективнее и могущественнее, чем когда-либо прежде, но в основном потому, что централизм — это уже не тот метод, который содействует изменению и приводит к нему.

Здесь я бы хотел еще кое-что пояснить. Я уже сказал, что противоречия корпоративного капитализма сейчас сильнее, чем когда-либо, но мы должны сразу добавить, что его основы все так же выгодны и укрепляются изо дня в день благодаря совместным усилиям или — должен я сказать — сложностям, существующим между США и Советским Союзом. То, что мы наблюдаем, можно, я думаю, обозначить старомодным понятием, которого нам следует придерживаться, — временная стабилизация капиталистической системы. А в любой такой период временной стабилизации основная задача левых состоит в просвещении и воспитательной работе для развития политического сознания.

В связи с этим, я хотел бы в трех коротких тезисах раскрыть цель стратегии, ее методы и, наконец, организацию новых левых. Для начала — цель. Мы столкнулись с новым историческим фактом, а именно — с перспективой или необходимостью радикального изменения, революции внутри и в отношении высокоразвитого, технически прогрессивного индустриального общества, к тому же хорошо функционирующего и интегрированного общества. Этот новый исторический факт требует, чтобы мы пересмотрели некоторые наши любимые понятия. Я могу здесь дать лишь нечто вроде каталога для подобного пересмотра.

Во-первых, понятие «приход к власти». Старую модель больше нельзя использовать. Картину того, как, например, в какой-нибудь стране — такой, как США, — огромные массы людей под руководством централистско-авторитарной партии стекаются в Вашингтон, захватывают Пентагон и назначают новое правительство, можно считать малореальной и утопической.

То, к чему мы должны стремиться, — это что-то вроде несколько рассеянной и далеко простирающейся дезинтеграции системы, в которой интересы, основные задачи и направления деятельности смещаются на локальный и региональный уровни.

Второе понятие, которое следовало бы пересмотреть, — роль рабочего класса. Здесь мне хотелось бы сказать пару слов об этом наиболее дискредитированном на сегодняшний день понятии — «новый рабочий класс». Я знаю, что можно сказать против и что [уже] было сказано. Мне кажется, что понятие «новый рабочий класс» схватывает и предвосхищает определенные тенденции, которые осуществляются непосредственно на наших глазах в современном капиталистическом процессе производства. Все чаще ведущие позиции в процессе производства занимают высококвалифицированные наемные служащие, технические работники, специалисты и так далее. Именно поэтому принадлежат они, согласно понятиям ортодоксального марксизма, к промышленному рабочему классу. То, что мы здесь наблюдаем, — и на это я хотел бы обратить внимание — это расширение потенциальной массовой основы (Massenbasis), которая выходит за границы традиционного промышленного рабочего класса и способствует появлению новых рабочих классов, увеличивая спектр эксплуатируемых.

Такое расширение указывает на большую, но очень рассеянную и расплывчатую массовую основу и изменяет отношение между тем, что мы традиционно называем руководящим меньшинством или «кадровой группой» политически активных левых, и массами. То, к чему мы можем стремиться, — это не большое, централизированное и организованное движение, а локальные и региональные политические действия, направленные против определенных нарушений, — волнения, восстания в гетто и так далее. Таковы, без сомнения, политические движения, которые далеко не всегда протекают политически осознанно и более, чем когда-либо, нуждаются в политическом руководстве и инструктаже для настроенного на борьбу меньшинства.

Теперь несколько слов о стратегии новых левых. В той степени, в которой псевдодемократический процесс с помощью квазимонополии консервативных СМИ создает и постоянно воспроизводит преимущественно маловменяемое большинство, — в такой же степени политическая подготовка и образование должны выйти за рамки традиционных либералистских форм, а политические действия и политическое образование должны были бы выйти за пределы устных и письменных дискуссий. Левые должны найти верные средства для того, чтобы сломать конформистский и коррумпированный мир политического языка и политических отношений. Они должны разбудить сознание и совесть остальных. Прорыв из существующих шаблонов языка и отношений коррумпированного политического мира — шаблонов, наложенных на каждое политическое действие, — это почти сверхчеловеческая задача. Она предполагает почти сверхчеловеческую силу воображения. Мы должны постараться находить язык и организовывать акции, которые не составляют привычного репертуара политического поведения и которые могут продемонстрировать, что то, ради чего здесь всё делается, — это люди с различными потребностями и устремлениями, которые еще не позволили — и, надеюсь, никогда позволят — подчинить себя навязываемым извне интересам (vereinnahmen).

Для истеблишмента и его рациональности подобное поведение скорее всего покажется дурацким, детским и иррациональным. Но именно это и может служить доказательством того, что здесь речь идет о попытке — попытке, по крайней мере, время от времени успешной — преступить и разрушить репрессивный контекст существующего политического поведения.

В завершение скажу об организации новых левых. Я уже упоминал, что традиционные организационные формы — такие, как парламентская партия, — устарели. Я не вижу нигде ни одной партии, которая очень скоро не стала бы жертвой всеобщей, тотальной политической коррупции, пронизывающей весь политический мир. Мы не хотим никакой революционной политической партии, а также никакого революционного централизма и подполья, так как всё это — легкая добыча для усилившегося и эффективно действующего репрессивного аппарата.

То, что можно, кажется, противопоставить этим формам, — это совершенно открытая организация, рассыпанная на малые, в высшей степени гибкие и автономные группы, действующие повсюду на местах.

Хотелось бы еще кое-что добавить, что звучит чуть ли не как ересь: никакого поспешного объединения левых! Левые расколоты! Левые всегда были расколоты! Сплочены только правые, неспособные бороться за какие-либо идеи!

Сила левых сегодня может заключаться именно в этих небольших, конкурирующих друг с другом протестных группах, активных одновременно в самых разных местах, — что-то вроде политического партизанского движения в мирное время, если, конечно, это время можно называть мирным; но — и это, по-моему, важнейший момент — именно в малых группах, которые сосредоточены на деятельности на местах и в которых заявляет о себе нечто, что по всей видимости станет основной организационной формой свободного социализма, а именно — малые советы (Räte)[3] работников физического и умственного труда, или Советы (Sowjets), если только это понятие можно еще употреблять, не думая о том, что в действительности случилось с этими Советами. Это нечто [малые советы. — Н.Д.] я бы охарактеризовал — и я говорю об этом со всей серьезностью — как организованную спонтанность.

Кроме того, мне хотелось бы сказать несколько слов о союзе, который должен, на мой взгляд, обсуждаться в среде новых левых. Я не считаю, что нужно, как говорил Ленин, заключить сделку с чертом. Сегодня он стал слишком силён. Он нас сожрет. Никакого союза с либералами, которые переняли функции комитета по антиамериканской деятельности[4], донося на левых. Они доводят до конца то, что не доделал этот комитет, — я не буду называть здесь какие-либо имена. Но мы можем вступать в союзы со всеми теми — неважно, буржуазны они или нет, — которые знают, что враг находится справа, и которые показали, что они это знают.

Мне хотелось бы еще раз коротко сказать о перспективах новых левых. Я верю — и это не просто убежденность, а уверенность, базирующаяся в высокой степени на том, что можно назвать анализом фактов, — я верю, что новые левые — сегодня наша единственная надежда. Их задача заключается в том, чтобы готовить себя и других, не выжидать, а сегодня и завтра в мыслях и поступках морально и политически готовиться к тому времени, когда все более обостряющиеся конфликты корпоративного капитализма утратят свой репрессивный контекст и откроются новые пространства для реальной работы во благо свободного социализма. Перспективы на следующий год, перспективы для новых левых благоприятны, но только в том случае, если они сохранят свою нынешнюю активность. Всегда будут периоды спадов. Ни одно движение не может развиваться в одном и том же темпе. Поэтому для нас уже то было бы успехом, если бы мы сохранили свою активность.

Наконец, еще одно слово к другу ли, к недругу в стане левых. Тем, кто критикует молодежь из новых левых — ту молодежь, которая выступает за серьезное неповиновение, которая не хочет разделять фетишизм и фетишизированные понятия старых левых и старых либералов, — тем критикам, которые клеймят эту молодежь как незрелых радикалов и интеллектуальных снобов и при этом цитируют знаменитое полемическое сочинение Ленина[5], — всем им я должен сказать: все это надёрганные цитаты, искажающие историю. Ленин обрушился на левых радикалов, которые были против сильной массовой революционной партии. Сегодня подобной массовой революционной партии не существует. Коммунистическая партия превратилась в партию порядка. Она сама себя так назвала[6]. Другими словами, сегодня всё как раз наоборот. Пусть нет революционной партии, но эти, допустим, незрелые левые радикалы, даже слабые и сумбурные, — настоящие наследники великой социалистической традиции.

Вы все знаете, что в ваших рядах есть провокаторы, дураки и авантюристы. Но наряду с ними есть также такие люди — мужчины и женщины, белые и черные, — которые настолько свободны от агрессивных и репрессивно-антигуманных потребностей и стремлений общества эксплуататоров, что имеют возможность работать ради общества без эксплуатации. И я буду с ними охотно сотрудничать — так долго, пока смогу.

По этой теме читайте также:

Примечания