Мария Инес: «Ла Хорнада» является одним из немногих изданий, освещающих темы коренных народов Мексики, не так ли?

Эрманн Беллингаузен: Да. Когда мы только задумывали газету «Охараска», которой сейчас уже исполнилось 18 лет, тема коренных народов Мексики для страны практически не существовала. Обычно пресса вспоминала об индейцах, когда они трагически погибали, например, о жертвах ураганов или же это был пример демагогии правительственных речей. И все-таки индейские движения Мексики постепенно набирали силу: вот уже двадцать лет как они следуют твердым курсом, который по моменту возникновения и продолжительности совпадает с курсом индейских движений в Эквадоре, но различается по динамике, хотя, наверное, это два индейских движения наиболее схожи. Еще одно очень важное движение — но коренным образом отличающееся от первых — это движение коренных народов в Боливии, которое более тесно связано с рабочим движением и обладает опытом сопротивления «жестким» и «мягким» диктатурам этой страны. Факты говорят о том, что с течением времени сообщения об индейцах стали все чаще мелькать в средствах массовой информации.

Однако поворотным пунктом, безусловно, стало сапатистское восстание 1994 года, которое, как бы невероятно это ни звучало, позволило большинству мексиканцев увидеть то, что в их стране проживает множество индейских народов, у которых есть проблемы, что народы эти доведены до крайней черты, и что поэтому хотят перемен. Начиная с этого момента, «индейский вопрос» стал постоянным в государственной повестке дня и центром дебатов, развернувшихся, разумеется, против воли власть предержащих, подконтрольных им средств массовой информации и различных государственных институтов. И этот процесс уже был необратим — не только потому, что сапатистское восстание и его требования нанесли весьма болезненный удар по системе, но во многом благодаря получившей всеобщее признание мощной информационной кампании, сопровождавшей движение сапатистов. В результате не только сапатисты, но и все национальное индейское движение и индейский голос обрели весомое, как никогда ранее, присутствие в жизни общества.

Разумеется, официальные средства массовой информации всегда, когда могут, стремятся избегать или замалчивать подобные темы, и в этом смысле действительно можно сказать, что «Ла Хорнада» занимает особое место — в ней индейская тематика не только не исчезла, но и постепенно вызвала рост интереса к проблеме во всех уголках страны, став, в конце концов, одним из приоритетных направлений газеты. Именно по этой причине «Охараска», которая ранее была независимым журналом и по финансовым причинам почти прекратила свое существование, в итоге превратилась в приложение «Ла Хорнады», и вот десять лет, как мы вместе, хотя «Охараска» начала свое существование еще в 1989 году.

М.И.: В то время как тема коренных народов приобретает все бóльший резонанс, для проведения переписи индейского населения по-прежнему применятся ошибочные модели. Получаемые в результате результаты расходятся с реальностью.

Э.Б.: Эта тенденция была характерна для всего мира, и, наконец пришла в Латинскую Америку. Тем не менее, как бы мы ни торговались по поводу цифр, самая скупая из переписей все равно покажет, что в Мексике проживает не менее 12 миллионов индейцев, и эта цифра может дойти до 30 миллионов. Все дело в концепции составления переписи и методе ее проведения. В любом случае, в Мексике проживает 25% индейского населения всего американского континента, то есть четверть коренных народов Америки являются мексиканцами. Система никогда не действовала во благо индейцам — в лучшем случае она их просто игнорировала. Я бы не стал хвалить даже проводившуюся Мексикой политику в отношении коренных народов — пожалуй, самую передовую на фоне всей Латинской Америки двадцатого века — так как в ней много патернализма и ее главная тенденция — в том, чтобы помочь индейцам вымереть «по-хорошему», или «по-хорошему» интегрировать их в общество. Однако, сейчас слово «интеграция» лучше даже не использовать: любой, кто его произносит — просто полный невежда. Нынешнее правительство действительно не понимает этой проблемы.

М.И.: Есть ли у индейцев какая-то своя партия?

Э.Б.: К счастью, нет. Существуют организации, которые участвовали в политических партиях, например в ИРП (Институционно-революционной партии), которая какое-то время являлась «государственной» партией. Внутри этой партии существовал сектор, подразумевавший объединение крестьян, и вот внутри этого сектора и находились индейцы, но они имели представительство не как индейцы, а как крестьяне. Начиная с восьмидесятых, эти «аграрные» организации, которые на самом деле являлись индейскими, стали вступать в союзы с политическими партиями — такими, как старейшая коммунистическая партия, и левыми партиями, которые позднее объединились в одну партию, которая стала называться РДП (Революционно-демократическая партия) — в этой партии смешались все мыслимые грехи всех ее предшественников, потому что она не пожелала стать партией движений, а предпочла традиционную вертикальную структуру.

М.И.: Когда сапатизм оставил вооруженный путь борьбы, многие подумали, что следующим шагом станет его появление в виде новой политической партии, но этого так и не произошло.

Э.Б.: Во-первых, сапатизм не сложил оружия, и по-прежнему находится в состоянии войны, декларация о войне продолжает оставаться в силе, и сапатисты не выпустили из своих рук ни одного ствола. Во-вторых, эти ожидания были внешними, но никак не внутренними — другими словами, сапатисты никогда не собирались превращаться в политическую партию.

В какой-то момент, в 1994 году, в качестве временной меры сапатисты поддержали кандидата на пост губернатора Чиапаса, потому что этот кандидат проходил от гражданского общества и отождествлялся с ним.[1] С другой стороны, в тот же год сапатисты отчасти условно поддержали кандидатуру Куаутемока Карденаса[2], точнее даже сказать, что они скорее симпатизировали идее того, чтобы люди за него проголосовали. Это были моменты, когда сапатизм оказывался наиболее близок к участию в выборах и партиям. Но никогда, повторю, никогда сапатистами не даже рассматривалась мысль об организации своей собственной партии или присоединении к уже существующим. Такая идея сейчас — в современном контексте развития индейских движений и эволюции самого сапатизма — представляется еще более немыслимой, чем раньше.

В действительности, Другая Кампания прямо противостоит партийной системе, и хотя в ней принимают участие небольшие политические партии, на самом деле они представляют собой отдельные группы, отказавшиеся от участия в выборах и планирующие участвовать в массовых движениях.

М.И.: В прошлом году вышло коммюнике, где говорится о том, что с одной стороны останется сапатистская армия, а с другой будет создана другая, невооруженная, группа, которая и будет проводить основную работу.

Э.Б.: В 2005 году вышла Шестая Декларация Лакандонской сельвы, в которой было объявлено о начале Другой Кампании, и содержался призыв ко всем своим сторонникам — коллективам, социальным группам, политическим партиям, общественным и политическим организациям, отдельным людям, культурным коллективам, коммунам и семьям. Шестая Декларация провозглашалась как антикапиталистическая программа левых сил, призывавшая тех, кто находится внизу, минуя предвыборную кампанию, идти по другому пути — этот призыв прозвучал накануне предвыборной президентской кампании в Мексике, которая проходила в прошлом году. В 2006 году произошло сильнейшее столкновение между правыми и левыми силами. За Шестой Декларацией последовало создание специальной Комиссии по Шестой Декларации, которая состояла в основном из субкоманданте Маркоса, отныне называемого Делегатом Ноль, а в текущем году начался второй этап, в котором помимо Делегата Ноль, в комиссии приняли участие другие команданте, числом, кажется, около пятнадцати, которые последовательно назывались делегатами 1, 2, 3 и т.д., кроме делегата 0, которые предприняли поход не по всей стране, а по совершенно конкретным местам, где возникало сопротивление, и в первую очередь — индейское. В этих местах Комиссия находится долго, иногда неделями, и динамика этого похода уже сильно отличается от похода, предпринятого в прошлом году. Если в прошлом году Комиссия оставалась в поселках на один день, то в этот раз планируется оставаться на местах дольше, созывать встречи, идти в поле, на рабочие места участников, на непосредственные участки борьбы — до этого САНО никогда этого не делала. Раньше представители Сапатистской Армии везде были гостями. Сейчас они становятся непосредственными участниками событий.

Выходят ли они безоружными? Сами команданте всегда ходят без оружия, и хотя они являются армейскими командирами, не надо забывать, что главное командование Сапатистской Армии состоит из гражданских, и сапатистские командиры являются гражданскими лицами — индейцами, олицетворяющими власть в своих общинах. А сама Сапатистская Армия состоит из повстанцев, другими словами — профессиональных военных, которые посвятили этому всю свою жизнь. Но они живут отдельно от общин, в горах. Общины их поддерживают и считают как бы своими детьми, но при всем при этом вооруженная часть сапатистов всегда проживает за границами общин. Единственный, кто в этом смысле должен был разоружиться — это сам субкоманданте Маркос, а остальным не этого не надо — они и так безоружны, так как команданте Давид, Тачо, Себедео не являются военными. В настоящий момент они в походе на севере страны, по его обширным территориям, где им приходится преодолевать большие расстояния. В этих районах индейцы живут небольшими группами, но есть там и более крупные поселения. Команданте не просто приезжают навестить индейцев, скорее — сами индейские народы являются мозгом и сущностью второго этапа. Тому есть несколько причин — во-первых, уже в самом начале первого этапа Другой Кампании стало очевидным, что главным стержнем этого проекта стали именно индейские народы, а во-вторых — именно они, индейцы оказались наиболее организованными — у них имеются четкие цели и задано более определенное направление. Социальные движения Мексики очень разобщены, они долго находились под сильным влиянием левых партий, и в первую очередь — ПДР (Партии Демократической Революции), и еще ПТ (Партии труда), а также других, более мелких партий, которые в какой-то степени и создают это явление политического клиентелизма, развращающее или уводящее в сторону от конкретной борьбы. А индейцы обычно очень четко придерживаются конкретных целей своего сопротивления.

М.И.: Участвуют ли в Кампании другие организации?

Э.Б.: Существует группа организаций — сторонников Другой Кампании. Ожидается, что будет подготовлен документ, а именно — национальная программа борьбы, куда будут включены мнения и предложения всех групп и организаций, присоединившихся к Шестой Декларации Лакандонской сельвы и поэтому ставших участниками Другой Кампании. Другая Кампания является национальным движением сопротивления, и борется не за власть, а за то, чтобы существующая система власти пала, и — хотя это звучит сегодня слишком громко — чтобы был уничтожен капитализм.

М.И.: В качестве альтернативных моделей управления они предлагают Хунты хорошего правительства?

Э.Б.: Эта модель прижилась в Чиапасе, но она не является рецептом для всей страны.

М.И.: Хорошо, ну а если предположим, что существующее правительство пало. Что дальше?

Э.Б.: Во-первых, сапатисты именно так и предсказывают судьбу существующей системе — она не выдержит, и рухнет; ну а если не рухнет — тогда рухнем все мы, все народы и все движения. Хунты Хорошего Правительства — это форма, по которой организовалось население в сапатистских селениях, но они не претендуют на то, чтобы все остальные тоже организовывались по этой модели. Если кто-то захочет следовать именно этой форме управления — нет проблем, однако речь идет о том, что каждый — и это очень четко указано в Шестой Декларации Лакандонской сельвы — должен организоваться по своему желанию и своей собственной схеме, и вести свою собственную борьбу. Конечно же, в каждом конкретном случае нелегко будет поддерживать баланс между разнообразием стилей и методов и соблюдением общих основных договоренностей наподобие отказа от участия в официальных выборах и отказе в поддержке их кандидатам. Хотя в последнее время в Мексике уже появилось немало примеров, когда индейцы выдвигали своих кандидатов в муниципальные органы — через ассамблеи и традиционные общинные процедуры, признаваемые на государственном уровне, несмотря на то, что эти процедуры не копируют схему обычных выборов, а представляют собой форму индейской демократии.

М.И.: В каких штатах уже существуют подобные модели управления?

Э.Б.: В наиболее ярко выраженной форме — в штате Оахака, где проживает большинство индейского населения Мексики. В этом штате не только самый большой процент индейского населения, но и проживающие там метисы тоже в значительной мере находятся под влиянием индейской культуры. В этом штате индейская традиция и индейский уклад жизни закреплены в законодательном порядке, хотя пока этот закон несовершенен. В Оахаке есть множество муниципалитетов — более 500, и, по крайней мере, 400 из них управляются традиционными выборными властями, что на самом деле много значит, и в этих муниципалитетах существуют очень разные формы управления. Все вопросы решаются на ассамблеях, которые определяют и задают различие этих форм, потому что в Оахаке проживают разные народности, разные культуры, говорящие на разных языках — они действительно все разные, ведь в этом штате есть шестнадцать индейских народностей — т.е. это больше, чем в Чиапасе. Когда я говорю «народности», то имею в виду именно то, что в Соединенных Штатах называют «нациями», а именно — народности, которые говорят на одном языке, и которые, в свою очередь могут состоять из сотен общин.

Эту борьбу, которая продолжается, власть признавать не хочет, как не захотела она признать Индейский закон 2001 года и оставила невыполненными Соглашения Сан-Андрес 1996 года. Однако главное требование, с которым выступают все независимые индейские движения Мексики, остается неизменным — они требуют не права избрания на государственные посты, а права на самоуправление и участие в делах государства.

М.И.: Как действуют Хунты Хорошего Правительства?

Э.Б.: Существует 5 Хунт Хорошего правительства, и каждая из них располагается на более или менее географически определенной территории — одна на высокогорье Чиапаса, три находятся в сельве, и еще одна — на севере, и все они объединяют несколько автономных муниципалитетов. В Чиапасе имеется более 40 сапатистских автономных муниципалитетов, и хунты могут объединять 4, 5 или даже 10 муниципалитетов, в зависимости от ситуации. В Хунты входят выборные представители от каждого поселка. Именно таким способом произошла, если так можно выразиться, демилитаризация сапатистского движения, включая и его командиров, которые, хоть и являются с некоторого времени гражданскими лицами, но в то же время выполняют военные приказы, и вплоть до последнего времени они представляли высшую власть в общинах, а теперь команданте уступили эту власть Хунтам, которые сформировались из жителей этих поселков — и эти жители не имеют военных званий и не являются специально подготовленными кадрами, они самые обычные люди.

Такая форма управления позволила вовлечь множество женщин, и именно в этих структурах женщин больше всего. Когда я говорю «женщины», я имею в виду домохозяек, матерей, молодых девушек, не очень молодых женщин, грамотных и неграмотных — любых. В процессе управления действует система распределения обязанностей, что является традиционной чертой всех индейских общин в Мексике. Например, если твой поселок возложил на тебя обязанность, ты должен ее исполнять, и тебе за это не будут платить, так как это твоя обязанность перед твоим народом, и в то же время — честь, которая на тебя возложена. Это очень индейский способ самоуправления, который стал приобретать четкую политическую форму, являющуюся, в общем-то, новой, хотя механизмы этого самоуправления имеют давнюю традицию. Кроме того, серьезная перемена состоит и в том, что участие женщин определенно существует — обычно в индейских общинах женщины не имели права голоса, и тем более не могли занимать никаких должностей, а сейчас можно встретить Хунту, где координатором или даже президентом является женщина, и когда к ней приходят, то она исполняет свои административные обязанности, даже если при этом кормит ребенка грудью — то есть, несмотря на должность, эта женщина может быть матерью, и даже не знать грамоты, если она немолода, потому что если молода, то, скорее всего, она уже будет грамотной, так как в сапатистских поселках есть образование, сапатистские школы, и даже своя система здравоохранения. Так вот, как бы то ни было, любая женщина может хорошо выполнять возложенные на нее функции управления.

У индейцев должность является обязанностью, а не привилегией, как они говорят: «служить, а не обслуживать себя», руководить подчиняясь, и не получая за это денег. Конечно, для исполняющих свои общественные обязанности существует определенная система поддержки — ведь они вынуждены на время оставлять основную работу, а работают они, как правило, в поле. На время исполнения общественных обязанностей мужчин могут заменять их товарищи по общине, или по возможности, члены семьи. Каждая Хунта имеет определенное местоположение, которое называется «улиткой», у каждой улитки есть свой регион, она координирует деятельность автономных муниципалитетов этого региона, и, кроме того, ведет все дела — судебные, экономические, производственные (например, производство кофе), курирует здравоохранение, образование, связи с внешним миром, где большое значение придается отношениям с другими поселками и общинами, расположенными по соседству, и не обязательно сапатистскими.

М.И.: Хунты осуществляют и какую-то внешнюю политику?

Э.Б.: Конечно. Существует очень важное международное движение солидарности с сапатистами, и его деятельность носила несколько беспорядочный характер. К сапатистам приезжали целые группы и коллективы из разных стран Европы и Соединенных Штатов, предлагая различные программы и деньги, и эта помощь поступала достаточно хаотично. Поэтому Хунты стараются сконцентрировать этот поток и распределить его на более равной и рациональной основе.

М.И.: Действуют ли мексиканские власти на территории Хунт?

Э.Б.: Здесь есть некоторые сложности. Географически, автономные муниципалитеты относятся к юрисдикции мексиканских властей, однако если рассматривать каждый конкретный случай, то можно сказать, что территории муниципалитетов разделены — есть поселки, где проживает половина сапатистского населения, а другая половина не относится к сапатистам, а в некоторых местностях один поселок является сапатистским, а другой нет. В любом случае, головные муниципалитеты имеют своих официально избранных президентов. Что касается государственных институтов, то их юрисдикция распространяется только на несапатистские территории, так как сапатисты не допускают к себе представителей государственных органов, не принимают никаких государственных программ и инвестиций. Вместе с тем, в соседнем несапатистском поселке могут действовать органы государственной власти. Такая ситуация немного усложняет понимание всей этой географии.

М.И.: Получается, в одной и той же местности могут существовать два поселка: один находится в ведении сапатистских властей, а другой под юрисдикцией мексиканских государственных органов.

Э.Б.: Чтобы успешно сосуществовать, необходимо вести диалог, и Хунты Хорошего Правительства весьма в этом преуспели — они добились диалога, а возможность диалога означает возможность держать под контролем ситуацию на территориях, которые — не нужно этого забывать — до сих пор находятся на военном положении, и уже много лет окружены федеральными войсками. Поэтому предложение о создании Хунт Хорошего Правительства явилось тем необходимым политическим шагом, который был сделан сапатистами для установления связей с внешним миром — а именно, для поддержания добрососедских отношений с несапатистскими поселками. Здесь можно привести один очень заметный для всех пример: известно, что в сельских районах существует большая проблема с транспортом из-за плохих дорог и мафии (мафия, по крайней мере, уже в прошлом) — вплоть до того, что раньше устраивались кровавые разборки за право контроля над проездом крестьянского транспорта по сельским дорогам. А что сделали сапатисты? Они сумели наладить безопасный транзит через свои территории для несапатистского, туристического и всех других видов транспорта — даже несапатистам очевидно, что именно на сапатистских дорогах перед коррупцией был поставлен заслон, и появилась гарантия национализации в вопросах транспорта — в том смысле, что дороги теперь служат людям, а не землевладельцам или тем, кто хочет взять землю под свой контроль. Я выбрал для примера транспорт как самый простой, однако переговоры ведутся также и по земельному вопросу, но, к сожалению, они не всегда заканчиваются успешно, так как земельный вопрос издавна служит яблоком раздора и остается излюбленным поводом для провокаций. Доходит до того, что с другой стороны создаются контрповстанческие вооруженные группировки, которые, после специальной военной подготовки и при поддержке со стороны аграрных властей, пытаются разрешить земельный вопрос с сапатистами силовым методом. Это явление новое, получившее развитие с начала этого года, и эти акции нацелены на подрыв морального авторитета и легитимности Хунт Хорошего Правительства.

М.И.: Сапатистские земли принадлежат общинам?

Э.Б.: На момент восстания у многих сапатистов были во владении земельные участки, эхидо, общинные земли, а у некоторых сапатистов не было ничего. Поэтому когда произошло восстание, то скотоводы и фермеры бросали свои земли по всему штату, и не только там, где находились сапатисты. Сапатисты не занимали эти заброшенные территории — они их просто огораживали, однако многие организации, в том числе и государственные, захватывали эти земли, не принадлежавшие сапатистам, и правительство стало регистрировать право собственности на эти земельные участки для своих сторонников. Тогда сапатисты начали занимать пустующие земли организованным методом, и назвали этот процесс "возвращением" — совместно с другими независимыми организациями, в то время симпатизировавшим САНО, но не принадлежащими к вооруженному движению. По взаимному соглашению, новоприобретенные, или "возвращенные" земли уже принадлежали общинам, то есть являлись общинной собственностью. Близкие сапатизму организации поддержали новое правительство штата от Партии Демократической Революции, а когда это новое правительство предложило в 2000 году программу сертификации права на землю для индивидуальных владельцев — вот тогда произошел раскол, и те, кто раньше вместе с сапатистами выступал за общинную собственность, фактически предали общее дело в обмен на право стать частным собственником земли.

М.И.: Эти были индейцы?

Э.Б.: Да, это были индейцы.

М.И.: Но не крупные латифундисты?

Э.Б.: Нет, но организуют их прежние владельцы земли, принадлежащие к Институционно-революционной партии.

М.И.: Фактически это те же самые индейцы.

Э.Б.: Да, это индейцы, но их лидеры уже превращены в военные кадры, вооружены и получают военную подготовку. Безусловно, они плохие вояки и не в состоянии напрямую выступить против САНО, свидетельством тому служат инциденты прошлых лет, когда они осмеливались нападать только на гражданских, и всегда со спины. Сама схема деятельности этих военизированных группировок в Чиапасе изначально носит трусливый характер, но все же все эти группы вооружены. Их эффективность заключается в их умении убивать, и они готовят новый сценарий столкновения, хотя сапатисты уже заявили о своей готовности противостоять им, если будет нужно, хотя раньше у сапатистов не было прямых столкновений с боевиками. Теперь же, когда дело идет о защите земель, сапатисты недвусмысленно дали понять, что смогут защитить себя. Посмотрим, какова будет реакция этих группировок, которые не обладают реальной силой, и опираются на помощь и поддержку властей, без которых они фактически ничего не значат.

М.И.: Продолжаются ли по-прежнему убийства индейцев-сапатистов?

Э.Б.: Сейчас такие случаи уже очень редки. Вот уже много лет как любая сапатистская смерть вызывает широкую огласку. Хотя мои слова могут прозвучать несколько цинично, но сегодня жизнь индейца ценится дороже, чем до сапатистского восстания. Раньше скотовод без всякого стеснения мог заявить, что жизнь курицы куда ценнее жизни индейца, а сейчас никто не даже осмелится такого произнести. Кто бы из индейцев ни погиб — сегодня сразу появляется заметка в газете, если погибло несколько индейцев — это сообщение распространяется по всей прессе, а если погибнет сапатист — то эта смерть получит международный резонанс, и возможно по этой причине сапатистов не убивают так, как раньше, потому что сапатистские смерти влекут за собой серьезные проблемы для властей.

М.И.: Некоторые критикуют Маркоса за то, что он белый интеллигент, использующий индейцев в своих целях.

Э.Б.: Что всегда интересно — те, кто критикуют Маркоса, сами не индейцы, они белые и просто ищут повод дискредитировать Маркоса. Маркос — единственный заметный метис в сапатистском движении, он военный руководитель, но самое главное — появившись впервые перед широкой публикой, он показал себя как прекрасный интерпретатор и переводчик сути сапатизма. С той поры Маркос стал представителем индейских народов перед внешним миром, и в частности, перед миром западным. Эта роль получила развитие и при поддержке всех сапатистских общин вылилась в особую представительскую функцию. Это его главная задача, и от него ожидают выполнения именно этих функций, и если в какой-то момент Маркос выйдет за рамки этой роли или сделает нечто, на что у него нет полномочий, — ему будет сделан выговор и он будет наказан, потому что он находится на службе у сапатистов. При этом Маркос — человек западной культуры, у него университетское образование и воспитание, он прекрасно владеет испанским языком, он писатель и кроме того — специалист в области средств коммуникации. Он хорошо несет свою службу, и его авторитет в национальном индейском движении очень велик. Я не сомневаюсь, что есть места, где ставится под вопрос его неиндейское происхождение, однако движение мексиканских индейцев имело очень интересную эволюцию — сегодня в нем отсутствуют фундаментализм, этноцентризм и расизм, оно открыто — и этим оно выгодно отличается от некоторых, которые мне не хотелось бы сейчас критиковать, течений в других индейских движениях, например, в Боливии. Там не наблюдалось такой динамики, а сапатизм, по моему мнению, послужил важным антидотом в этом отношении, и не только.

Мне кажется, сапатизм здоров изнутри, потому что он допускает большую терпимость и проявляет солидарность, создавая совместные организации с группами, которые не являются индейскими по происхождению, и объединяет конфликтовавшие ранее индейские народности. Все это более или менее ассоциируется с образом субкоманданте Маркоса в качестве посредника, когда только одно его существование подразумевает принятие того, что в других странах Америки вряд ли бы допустилось. Тем не менее, с самого начала и вот уже много лет сапатисты четко заявляют, что они считают Маркоса своим — а именно, что они не считают его «неиндейцем», им не важно, что он метис, потому что он один из них, а значит он — индеец. И это дало ему право говорить «мы» во время поездки по стране, когда он говорил от имени народностей майя из Чиапаса — он стал одним из них, и они дали ему полномочия. Поэтому я еще раз повторяю, что те, кто задает этот вопрос снова и снова — сами не являются индейцами, да и вопрос этот не принципиален, потому что его единственная цель — поставить под сомнение легитимность представительства Маркоса.

Куда больше Маркоса критикуют в политическом плане за активное противостояние во время предвыборной кампании кандидату от Революционно-демократической партии, который представлялся кандидатом от левых сил [3] — тех «левых сил», которые мы наблюдаем в Южной Америке, и которые служат неолиберализму. Попросту говоря, в течение прошлогодней предвыборной кампании сапатизм показал, что выучил урок бразильского Движения безземельных крестьян[4]. Мы начали бороться с нашим Лулой еще до того, как он смог победить на выборах, чтобы потом нам не пришлось говорить со стыдом, что мы ошиблись. Однако, вышло так, что выборы он проиграл, или вернее сказать, он победил, но его победа не была признана, потому что миллионов голосов, требовавших признания его победы, оказались недостаточно для опровержения фальсификации, но это уже не имеет значения. Сапатизм и Другая Кампания не планировали никаких конъюнктурных альянсов с кандидатом, с позицией которого они были не согласны. Отсюда и происходит вся критика со стороны левого сектора, многие из которого утверждают, что в этом одна из причин, позволивших провести фальсификацию выборов и нанести поражение Лопесу Обрадору. По моему личному мнению, эти обвинения несправедливы, так как в Мексике каждый имеет свободу голосовать или воздержаться. В последние годы в нашей стране сложилась очень печальная традиция — передача голосов в пользу крупных и перспективных партий за отсутствием достойной кандидатуры (так называемые «полезные голоса»). Еще на выборах правого кандидата Фокса, левые отдали свои голоса за него, чтобы к власти не прошли другие, «худшее из зол» — и результат оказался катастрофическим. Поэтому голосование за кандидата, с которым нет согласия, создает нехороший прецедент очень бедной политической этики — эти левые так и не смогли понять, что сапатисты и Другая Кампания имела полное право не поддерживать одного из кандидатов своими голосами, и не считала себя обязанной голосовать за него только для того, чтобы к власти не пришли правые. Такая политика противоречила бы самой сути политической этики сапатистов.

Больше десяти лет назад команданте Тачо сказал в одном из интервью: «Сапатисты подняли восстание вовсе не для того, чтобы Революционно-демократическая партия выиграла выборы». Эти слова актуальны и сегодня — индейцы восстали не для того, чтобы Карденас или Лопес Обрадор победили на выборах, а для того, чтобы коренные народы получили свои законные права.

М.И.: Каковы сейчас взаимоотношения сапатистов с новым правительством?

Э.Б.: Их не существует. Сапатизм уже давно перестал вести диалог с правительством, потому что правительство следует неадекватной и глупой политике, и недавно главный индейский представитель при правительстве, бывший правительственный уполномоченный по мирным переговорам, старый сторонник правящей правой Партии национального действия, старый в самом буквальном смысле слова, совершенно не понимающий что происходит вокруг [5], поехал докладывать в Мадрид, что сапатисты уже не являются собеседниками правительства. На самом деле это заявление запоздало, потому что правительство само уже давно перестало быть собеседником. Посмотрим, что произойдет дальше — всем очевидно, что политическая логика правительства нацелена на разрушение сапатизма, и оно продолжает искать пути как это сделать, а сапатизм будет продолжать искать пути сопротивления.

---

Имя
Email
URL
Отзыв