5—20—50: выбор ориентиров

Тьермондизм («третьемиризм») как учение о революционных перспективах «третьего мира» мало известен российским левым, которые столь часто ритуально клянутся в верности марксизму. Между тем именно тьермондизм последовательно развивает марксистские идеи о пролетариате как могильщике капитализма. Стоит напомнить, что Маркс и Энгельс обосновали эту роль европейского пролетариата в ту эпоху, когда он был еще далек от окончательного формирования и политических успехов, а носителем революционных идей была скорее ремесленная мелкая буржуазия[1]. Но общий анализ капиталистической системы открыл классикам ту истину, что массово вести борьбу с системой объективно заинтересованы низкоквалифицированные наемные работники, производящие прибавочный продукт и не имеющие иных источников дохода. Позднее сами Маркс и Энгельс наблюдали уже антиреволюционные тенденции в европейском рабочем классе, который так и не похоронил капитализм[2]. Тем не менее, сделанное ими политэкономически обоснованное открытие оказало огромное влияние на дальнейшее идейное и социально-политическое развитие.

Эту линию в нашей стране продолжил Плеханов. Он доказывал применимость идей пролетарской революции в России в то время, когда страна еще была преимущественно аграрной и преобладала идея о крестьянском социализме. Принесенные Плехановым и другими социал-демократами на отечественную почву марксистские идеи сыграли определяющую роль в развитии революционного движения и организации рабочих. Пусть даже сам Плеханов эволюционировал вправо, а народнические идеи тоже внесли вклад в революции.

Затем ранний Коминтерн рассматривал Восток как слабое звено империализма и резервуар угнетенных классов и народов, однако так и не превратил этот подход в свое основное стратегическое направление. Эта стратегия самовозродилась в странах «третьего мира» после Второй мировой войны усилиями созревшей местной революционной интеллигенции. Ее антиимпериалистическая борьба зачастую принимала форму партизанской герильи, подчас в условиях слабой социальной базы. В это время и сложилась концепция тьермондизма. Она нашла поддержку и среди некоторой части западных левых, оказавших помощь этой борьбе. Одним из примеров такой помощи стали действия датских леворадикалов из организаций «Коммунистический рабочий кружок» и «“Манифест” — Коммунистическая рабочая группа» (также известная как «группа Блекингегаде»), совершавших у себя на родине экспроприации для оказания помощи палестинскому освободительному движению[3].

Несмотря на отдельные успехи антиимпериалистических движений в «третьем мире», они не стали сплоченной силой, угрожающей самому существованию капитализма. Важнейшая причина этого — их слабая промышленная база. Стремясь решить проблемы индустриального развития, эти режимы были вынуждены примыкать или к США, или к СССР, поэтому после 60—70-х годов идеи и практика тьермондизма переживали упадок. В последующие десятилетия набрал обороты процесс выноса производства в страны «третьего мира» с дешевой рабочей силой, обеспечивший колоссальные прибыли для стран ядра капитализма. Но вместе с тем укрепилась индустриальная основа «третьего мира» и вырос пролетариат — класс тех самых низкоквалифицированных наемных работников, производящих прибавочный продукт и не имеющих иных источников дохода. В результате именно в «третьем мире» на сегодняшний день ярче всего проявляются капиталистические противоречия.

Именно в этом контексте в последние годы и появляются работы, которые политэкономически точно показывают предпосылки революционных процессов в «третьем мире» и возможность осуществления тьермондистских стратегий. Одна из этих работ — книга Торкила Лауэсена «Глобальная перспектива. Размышления об империализме и сопротивлении» (датское издание 2016 г., английское издание 2018 г.). Лауэсен в 70—80-х годах был участником вышеназванных датских леворадикальных групп, что закончилось для него тюремным сроком за грабежи (экспроприации). В книге Лауэсен обобщил свой собственный и международный опыт антиимпериализма. Этой книге уже посвящена рецензия Юрия Дергунова[4], где изложены взгляды Лауэсена на теоретические проблемы зависимого развития и перспективу классовой борьбы в условиях современного империализма. Читатели «Скепсиса» могут подробнее ознакомиться с политэкономическими идеями Лауэсена и его товарища Зака Коупа в их совместной статье «Империализм и трансформация стоимости в цену», размещенной на нашем сайте[5].

Мне бы хотелось обратить внимание читателей еще на ряд взаимосвязанных вопросов, разбираемых Лауэсеном, и на их практическое значение в российском политическом ландшафте: стратегия, государство и классовая борьба, антиимпериализм.

1. Стратегия. Начать обзор уместно с очень простой идеи Лауэсена, которая, однако, не является примитивной или общепринятой[6]. В главе «Представления и стратегии» он пишет о том, что в своих действиях левые должны ориентироваться на три исторические рамки: короткую — до 5 лет, среднюю — до 20 лет и длинную — до 50. Лауэсен констатирует:

«К сожалению, среднесрочный период постоянно игнорируется левыми. Часто возникают горячие дискуссии как о краткосрочном периоде (“какие лозунги мы будем использовать на завтрашнем протесте?”), так и о долгосрочном периоде (“как выглядит социалистическое общество?”), но стратегическое представление о политической борьбе провалилось в дыру»[7].

Далее Лауэсен содержательно характеризует эту ускользающую от левых перспективу:

«Среднесрочная политика представляет собой разработку стратегий, методов работы и организаций, способных перевести структурный кризис капитализма в позитивный итог. Нам нужно понять наиболее важные противоречия капитализма, чтобы быть максимально эффективными в нашей политической работе. Это требует знаний, опыта, анализа, дискуссий в среде активистов, привлекательных идей, низовой организации и широких альянсов. Мы не можем полагаться на деградирующую организацию государства. Нам нужны движения, у которых достаточно силы и сплоченности для эффективной и самостоятельной деятельности, но которые также готовы сотрудничать с другими. Краткосрочная политика характеризуется компромиссом, среднесрочная — отсутствием компромиссов. Ее главная цель не в том, чтобы смягчить насущные проблемы, а в том, чтобы сделать возможными долгосрочные радикальные изменения. Это не делает среднесрочную политику менее реалистичной. Ее реализм, однако, заключается не в оппортунизме, а в построении другого мира» (p. 441).

То обстоятельство, что отмеченная Лауэсеном проблема присуща левым по всему миру, отнюдь не извиняет отечественных левых, тотально неспособных ставить стратегические цели и планировать в перспективе жизни одного поколения (т.е. примерно на 20 лет). Их всецелое погружение в краткосрочные вопросы без поколенческого контекста заведомо лишает их правильных ответов. Поэтому при таком подходе они обречены бесконечно спорить и колебаться в вопросах содержания программ кружкового чтения, поддержки профсоюзов и социальных движений, протестов и выборов, примыкания к Навальному или Грудинину и привлечения внимания аудитории к себе, пытаться угнаться со своей критикой за конвейером буржуазного масскульта, растрачивать время и скудные запасы знаний на взаимное осмеивание и навешивание ярлыков или вовсе предаваться дилетантским дискуссиям о советском прошлом. Другими словами, они обречены находиться под воздействием буржуазной гегемонии. Такова цена выбора (зачастую неосознанного) левыми краткосрочной рамки в качестве приоритетной и согласия на компромиссы.

Длительная полувековая перспектива понимается Лауэсеном, вслед за Марксом, как наличие общего представления о социалистическом будущем без неуместных попыток его предсказать и детализировать. Стоит добавить к этому, что раз будущее не запрограммировано, а зависит от наших действий, то оно перестанет иметь сугубо книжное обличие, если мы сумеем определиться со стратегическими представлениями. Для этого нам необходимо в существующей и становящейся действительности посредством научного исследования вычленить конкретные материальные, социальные и духовные противоречия, взрыв которых и может привести к переустройству общества. Осмысление и прогнозирование этих процессов как раз и является способом конкретизации представлений о будущем. К примеру, если левые прекратят пользоваться абстрактным понятием пролетариата, которому они выражают столь же абстрактное сочувствие, а изучат реально существующие в мир-системе группы рабочих с их спецификой, как и фракции буржуазии, то это позволит определить и ближайшие задачи, и генеральные противоречия, которые должны быть сняты в длительной перспективе.

Образы столько далекой будущности левыми у нас обсуждаются куда меньше, но это тоже не от большого ума. Те представления, что все же озвучиваются, оказываются явно несостоятельными. Хуже всего, что коммунизм представляется потребительским раем, усовершенствованным капитализмом: скажем, глашатай «Вестника бури» Андрей Рудой убеждает, что каршеринг — это зачатки коммунизма в капитализме («существование и бурное развитие каршеринга в рамках капиталистической системы уже показывает, что общественное владение и пользование автомобилем — это выгодно и эффективно»[8]), непостижимым образом выдавая столетиями существующие отношения аренды за шаг к коммунизму. Такое подманивание каршерингом зрителей к коммунизму в силу своей безграмотности сомнительно даже с точки зрения краткосрочных задач.

В противовес этой дурной агитации приходится напоминать слова Эриха Фромма о долгосрочных ориентирах марксизма:

«Обычное описание Марксовых целей и его представлений о социализме как две капли воды совпадает с описанием современного западного капиталистического общества, где поведение большинства людей мотивировано материальной выгодой, комфортом и установкой на потребление. Рост потребительских аппетитов этого общества безграничен, он сдерживается только чувством безопасности и стремлением избежать риска. Люди достигли здесь той степени конформизма, которая в значительной мере нивелирует индивидуальность. Они превратились, как сказал бы Маркс, в беспомощный “человеческий товар” на службе у сильных и самостоятельных машин».

Тогда как

«цель Маркса состояла в духовной эмансипации человека, в освобождении его от уз экономической зависимости, в восстановлении его личностной целостности, которая должна была помочь ему отыскать пути к единению с природой и другими людьми»[9].

Наконец, невнимание к долгосрочной перспективе у очень многих левых продиктовано представлением о воспроизводстве в будущем советской модели, на которую они регулярно ссылаются, критикуя капиталистические противоречия. Это, на мой взгляд, свидетельствует о выходе за пределы собственно левого мировоззрения и уходе, разумеется, вправо. Всевозможные варианты приверженности советскому образцу — от жесткого сталинизма и любого иного подобного «-изма» до мягкой просоветской ностальгии и любительских изысканий в истории СССР — все это представляется лишь современным изводом «феодального социализма»[10]. Полезно вспомнить, что Маркс и Энгельс в «Манифесте коммунистической партии» к реакционному социализму отнесли социализм мелкобуржуазный и феодальный (и немецкий, или «истинный», которого сейчас мы не касаемся). Они так характеризовали достижения мелкобуржуазного варианта:

«Этот социализм прекрасно умел подметить противоречия в современных производственных отношениях. Он разоблачил лицемерную апологетику экономистов. Он неопровержимо доказал разрушительное действие машинного производства и разделения труда, концентрацию капиталов и землевладения, перепроизводство, кризисы, неизбежную гибель мелких буржуа и крестьян, нищету пролетариата, анархию производства, вопиющее неравенство в распределении богатства, истребительную промышленную войну наций между собой, разложение старых нравов, старых семейных отношений и старых национальностей».

Очевидное отсутствие у наших левых подобных успехов заставляет внимательнее взглянуть на определение феодального социализма, чтобы обнаружить в нем гораздо больше сходств с современным уровнем сознания зацикливающихся на СССР левых: «наполовину похоронная песнь — наполовину пасквиль, наполовину отголосок прошлого — наполовину угроза будущего, подчас поражающий буржуазию в самое сердце своим горьким, остроумным, язвительным приговором, но всегда производящий комическое впечатление полной неспособностью понять ход современной истории». Само собой, среди задач левых должно быть и обсуждение проблем советского строя, но взятого в мировом контексте. Только в таком случае будут извлечены уроки, а просоветские симпатии и даже ошибки не будут исчерпывать собой сознание левых. Разговоры же сугубо об СССР вне такого контекста — чистая нелепость с точки зрения социалиста, ориентированного на подлинное осуществление социализма в будущем, ведь СССР 2.0 по определению невозможен, как бы сильны ни были просоветские симпатии. Кстати, подобного рода ошибка есть и у Лауэсена, о чем я скажу позже.

Итак, предлагаемая Торкилом Лауэсеном в качестве определяющей среднесрочная двадцатилетняя перспектива способна и придать организованность работе левых, и отсечь посторонние им элементы.

2. Государство и классовая борьба. Со среднесрочной рамкой связана вторая идея, на которую следует обратить внимание в работе Лауэсена. Это вопрос о взаимоотношениях между государством и классовой борьбой. Лауэсен выступает против тезиса об исчезновении национального государства и показывает, что неравенство зарплат в мире — это как раз результат сохранения государственных границ и, соответственно, отсутствия всеобщего рынка труда, тогда как всеобщие рынки товаров и капиталов уже давно существуют (p. 248). Защита так называемых прав интеллектуальной собственности, столь значимых для современных монополий, тоже невозможна без участия государства (p. 231). Государственный аппарат даже в странах ядра мир-системы сильно деградировал в течение последних десятилетий:

«Капиталу необходимо государство, заботящееся о таких вещах, как военный и валютный контроль — эти задачи непосильны рынку. Еще оно необходимо капиталу для обеспечения надежной базы его глобальных операций. В иных целях капитал государством почти и не используется» (p. 323). Поэтому сегодня политики соревнуются друг с другом в предоставлении лучших условий для капитала, и их «парадигма сместилась от социал-демократических, кейнсианских идей к неолиберальным постулатам» (p. 322).

Лауэсен считает, что современное демократическое государство, распределяя власть между рабочим классом и капиталистами, представляет интересы не какого-то одного из классов, а «интересы определенного способа производства» (p. 419). Классовая борьба в западных государствах продолжается, но ведется сугубо в рамках существующего экономического порядка. (Призываю внимательно перечитать ту часть рецензии Юрия Дергунова, где он излагает идеи Лауэсена об альянсах классовых сил). Выгодная для европейского рабочего класса эпоха «государства всеобщего благосостояния» перестала удовлетворять потребностям развития капитализма, поэтому была заменена неолиберализмом. При этом более широкий контур — империализм стран Запада и создаваемое внутри них «национальное единство» («паразитическое государство») противоборствующих классов — существует, как и прежде, сохраняя привилегии жителей «первого мира». Но сегодня затраты на поддержание этого «национального единства» идут вразрез с процессом накопления глобального капитала. Это противоречие выражается в кризисе ЕС (p. 423).

Народы стран ядра мир-системы требуют усиления государства для защиты их от наступления глобального капитала и для восстановления прежнего благосостояния, но все это отдает сильным националистическим душком.

«Требования ограничить иммиграцию звучат даже громче, чем требования ограничить урезание программ социального обеспечения и вывод производства. Никто при этом не жалуется на дешевые товары, поступающие с Глобального Юга. <…> Это создает политический климат для процветания фашистских движений. В нынешних правых движениях протекционистские взгляды и расизм смыкаются» (p. 423—424). И, конечно, «нет никакого антикапитализма в такой оппозиции неолиберальному порядку» (p. 309).

Это может быть лишь возвращением к «империализму, управляемому государством», который является «менее эффективной и более рискованной формой империализма» по сравнению с корпоративным империализмом (p. 310). Восстановление кейнсианского государства в самой основе невозможно: индустрия не вернется в страны ядра, а тарифные барьеры лишь заставят расти цены на внутренних рынках, что создаст еще больше проблем. Эта самоподдерживающаяся волна правого популизма в странах ядра может привести к возникновению фашистских режимов, если кризис капитализма будет усиливаться. Технические предпосылки для установления правых авторитарных режимов уже созданы: полиция и спецслужбы значительно увеличили свои властные, человеческие и технические ресурсы в ходе пресловутой «борьбы против терроризма». Фокус их внимания может быстро сместиться: с террористов на левых — вот что имеет в виду Лауэсен. Он предупреждает: «мы должны в практическом и организационном плане быть готовыми к наступлению враждебного государства» (p. 445).

Такое понимание расистской сути взглядов большей части западных оппозиционеров глобализации полезно бы усвоить тем российским левым, которые так или иначе примеряют на себя образ жизни, образ будущего и образ «борьбы» жителей «первого мира». Слова Лауэсена должны остудить и тех, кто, плетясь за либералами, считает, что российская репрессивная машина представляет собой что-то невиданное для «свободного мира». Колоссальная накачка карательных органов ресурсами и полномочиями тесно связана с современной стадией развития капитализма, и чем скорее левые это поймут, тем меньше будет вероятность их близкого знакомства с этими органами. Как самостоятельные действия левых в духе свежих «героев» московских протестов — провокационные высказывания в сети, метание урн и бутылок в росгвардейцев и тому подобные прикосновения к ним, — так и выражение одобрения таких действий являются ошибочными и вредными. Нет никакого несказанного «тоталитаризма» в обращении карательных органов к данным интернет-серверов и видеофиксации, что позволяет им без особых усилий отловить тех, у кого чешутся языки и руки. Глупо левым попадаться на глаза полиции и спецслужб по таким поводам. В свою очередь болтание языком и размахивание руками никакой угрозы политическому режиму и капиталу не несут. Поэтому левым не стоит этим заниматься и подставляться. Нельзя забывать, что достаточно один раз быть замеченным, чтобы затем оказаться под наблюдением и подвести под него своих друзей и товарищей, сведения о которых тоже будут собраны. В этом свете для потенциального левого движения не только не полезны, а, наоборот, опасны левые пустобрехи на Ютубе и Вконтакте, светящие своими физиономиями, публикующие фотографии своих сторонников и приучающие их к якобы свободе в сети, а на деле ежедневно заготавливающие мегабайты информации для дальнейших операций спецслужб[11]. Левые должны сторониться неспособных это понять.

Выразительным олицетворением неприятия тех идей, которые отстаивает Лаэусен, на нашей сцене является Борис Кагарлицкий. Он вечно грезит о влиянии левых на существующие государственные и партийные структуры (недаром чуть ли не каждый год позорится, провозглашая скорый конец режима) и усердно лезет на поле оппозиционных неолибералов, выказывая тем самым свою полную ориентацию на образцы из «первого мира». Промежуточным этапом такой реакционной сиюминутной стратегии стал неудачный поход Кагарлицкого под крылом нелепой «Справедливой России» за местом в Мосгордуме и последующее вступление в коалицию с этой партией, сопровождающееся обещаниями изменить ее изнутри[12]. Прочие левые, что помоложе, рискуют (некоторые, вероятно, и осознанно желают) превратиться в подобную Кагарлицкому фигуру, если не совершат работу по изучению реального устройства мир-системы и не примут как данность более сложную стратегию действий левых. Иначе эти деятели станут для новых поколений не более чем реинкарнацией столь усердно критикуемой Кагарлицким КПРФ.

3. Антиимпериализм. Возвращаясь к книге Торкила Лауэсена, отмечу, что он освещает проблему взаимоотношений государства и классовой борьбы также и в странах «третьего мира». В этих странах нет наследия «государства всеобщего благосостояния» (но зато нет и режима «национального единства», господствующей империалистической политики и экономически укорененных расистских практик), и подобные меры не могут быть проведены здесь в контексте капиталистической мир-системы, поскольку улучшение положения рабочих станет помехой процессу накопления капитала. Сегодня этот процесс эффективно организован корпорациями благодаря развитию средств коммуникации, позволяющих контролировать разделенное на этапы по странам производство (p. 230). Такое вмешательство в экономику осложняет борьбу местных рабочих за свои права и препятствует инфраструктурному укреплению самих государств. Это создает очень узкие возможности для маневра в условиях кризиса капитализма, другими словами, делает почти неизбежным острое социальное и антиимпериалистическое противостояние. Произошедшие за последние десятилетия экспортоориентированная индустриализация и необходимая для нее пролетаризация населения обогащали корпорации, но теперь могут стать для них большой угрозой.

«Радикальное антикапиталистическое сопротивление в таких странах, как Китай, Индия, ЮАР и Бразилия имеют более революционный потенциал, чем национально-освободительная борьба имела сорок лет назад» (p. 443).

Показ гигантской роли «третьего мира» в капиталистической мир-системе и его революционного потенциала — ценнейшая часть книги Лауэсена. Ярко выраженный «третьемиризм» автора, на мой взгляд, приводит его и к одной крайности, к ошибке, упомянутой выше. Лауэсен близок к евромаоистской позиции, сильно идеализируя маоистский период и усматривая антикапиталистическую направленность даже у тех левых движений в Китае, которые сегодня для своих выступлений используют как официальные мероприятия, посвященные памяти Мао, так и самостоятельно организованные празднования дня рождения Мао или шествия к его дому в новогодний период (p. 376). Однако есть серьезные основания усомниться в правильности подобной оценки автора. Знакомые нам по отечественным реалиям и уже упоминавшиеся схожие сталинистские и просоветские симпатии (хотя и слабо сопровождающиеся уличной активностью) не имеют ничего общего с антикапиталистической позицией.

Об этой же проблеме говорит один из китайских социалистов-активистов (его псевдоним «Лао Се») в разговоре с редакцией журнала «Чуан»[13]. По его мнению, «возможно, 99% левых в Китае — маоисты», которыми могут быть и представители истэблишмента, и наемные работники; и реформисты, и революционно настроенные; и создатели узких кружков, и организаторы массовой работы среди рабочих, крестьян и студентов. Активист считает, что

«правый маоизм представляется уникальным китайским феноменом, но здесь он встречается очень часто: сочетание маоизма и капитализма, использование маоизма для развития капитализма. В основном это означает форму национализма».

То же можно сказать о бытующем в России сталинизме. Далее собеседник «Чуана» дает маоистам характеристики, которые в полной мере применимы и к тому большинству российских левых, которое придерживается советско-сталинистской ориентации:

«Самая большая проблема маоистов в том, что они отказались от классовой борьбы. <...> они не созрели до понимания того, кто они и чего хотят. То, что они называют “революцией”, является просто абстрактным радикализмом. Меня беспокоит то, что в этом радикализме могут быть зерна фашизма. <…> Главная характеристика [взглядов] современных маоистов — это защита существующего. <…> Они появились на руинах того, что существовало раньше, и они стремятся восстановить то, что было разрушено — вот почему я говорю, что они консервативны. Это контрастирует с нами, выходящими за рамки нынешних условий в стремлении уничтожить их и создать что-то новое».

Именно такая консервативная ориентация маоистов, включившихся в современную рабочую борьбу в Китае, уже успела навредить этой борьбе и не позволила рабочим добиться большего.

Некоторые крайности тьермондизма Лауэсена отмечает в товарищеской критике его книги американский автор Бромма[14]. Он указывает на наличие достаточно обширного антиреволюционного «среднего класса» и в странах «третьего мира», которые на практике демонстрируют империалистические тенденции, а в пропаганде используют антиимпериалистические идеи, в действительности враждебные социализму и прогрессу из-за своей правизны (Бромма рассматривает это явление в первую очередь на примере России).

Тем не менее, идеализация Торкилом Лауэсеном Мао мало портит замечательную книгу. И если хотя бы 5% российских сталинистов были бы способны написать работу, стоящую 5% «Глобальной перспективы» Лауэсена, им бы можно было многое простить. Но глупо было бы ждать этого, так что необходимо читать самого Лауэсена.

Предлагаемый датским автором взгляд может сильно помочь отечественным левым в выборе ориентиров. Адекватная теория, сегодня неизбежно имеющая третьемиристское измерение, способна дать мощную основу пропаганде и практике, соединяя их.

Применение этого анализа показывает, например, что российское общество многое объединяет с «первым миром». Это и остатки социального обеспечения, которые превращаются в привилегии на фоне миграций (в том числе внутренних); это и роль по сути сословного деления (гражданин — негражданин) в раздроблении рабочего класса; это и империалистические амбиции правящего класса, отражающие, конечно, не борьбу за гегемонию, а стремление встроиться в нынешнюю мир-систему на более выгодных основаниях; это и связанная со всем вышеперечисленным мобилизация правых настроений (возможно, даже в большей мере, чем в «первом мире»).

Изучение современной мир-системы позволяет понять, что наши рабочие и наемные работники вообще оказываются отнюдь не в худшем положении, да еще и полученном не в результате сознательной борьбы. Поэтому возлагать революционные ожидания на всех них скопом чересчур оптимистично. Для начала нам необходимо изучить эти слои, увидеть, что нет просто рабочих и некоего пролетарского единства между ними, что в разных отраслях у них разные условия труда и перспективы сопротивления капиталу. По образцу «третьего мира» нам стоит искать формы объединения (помимо профсоюзов) и организации борьбы широко распространенного неформального труда, который в большей мере может обладать революционным потенциалом.

Перспективы развития России — только в революционном разрыве с порядками мир-системы, а прогрессивен этот разрыв будет лишь в содружестве с другими представителями периферии. Поэтому левым уже сейчас стоит начать разбираться в устройстве их социально-экономического строя. Это знание, эта ориентация будут крайне необходимы при выстраивании антиимпериалистических связей, которые не должны воспроизводить отношения неравенства.

По этой теме читайте также:

Примечания

[1]. См. об этом на примере Парижской коммуны 1871 г.: Тарасов А.Н. Мать беспорядка или http://scepsis.net/library/id_2715.html.

[2]. Подробнее см.: Коуп З. Разделенный мир. Разделенный класс. Глава I .

[3]. Кун Г. Антиимпериализм под прикрытием. Введение в «группу с Блекингегаде»; Йоргенсен Н., Лауэсен Т., Вайман Я. Не уголовщина, а политика .

[4]. Дергунов Ю.В. Перспективы антикапитализма в разделенном мире // Социология власти. Т. 30. № 4 (2018). С. 242—256 или http://scepsis.net/library/id_3933.html.

[5]. Коуп З., Лауэсен Т. Империализм и трансформация стоимости в цену .

[6]. Он позаимствовал ее у Иммануила Валлерстайна: https://monthlyreview.org/2008/06/01/remembering-andre-gunder-frank-while-thinking-about-the-future/.

[7]. Lauesen T. The Global Perspective. Reflections on Imperialism and Resistance. Montreal: Kersplebedeb, 2018, p. 439. Далее страницы издания указаны в тексте.

[8]. Каршеринг и коммунизм. Будут ли личные авто при коммунизме? .

[9]. Фромм Э. Марксова концепция человека .

[10]. На всякий случай замечу, что, утверждая это, я вовсе не стремлюсь доказать существование феодализма в СССР.

[11]. Более того, некоторые — это или примитивные провокаторы, или наивные идиоты — призывают проводить переписи среди левых (https://vk.com/club185751765?w=wall-185751765_12 и https://vk.com/phantomofcommunism?w=wall-127135415_8883) и уже выдают «исследования» на эту тему (https://vk.com/@dialectic.club-issledovanie-skolko-levyh-v-rossii и https://vk.com/@phantomofcommunism-sociological-research-part1). Выдающиеся подсчеты! Им может позавидовать «козленок, который считал до десяти»! Неужели левым в объективной реальности больше посчитать нечего? Столь же сомнительно выглядит и порядок вступления в новообразованный «Союз марксистов» путем подачи анкеты (https://vk.com/marxist_union?w=wall-65210882_9236).

[12]. Котята, смертная казнь и «Справедливая Россия» (Б.Кагарлицкий, Ксения, Степан кот) . В статье Шеин. Потрачено описана траектория поправения в рамках «Справедливой России» Олега Шеина, на мнимую левизну которого Кагарлицкий демагогически ныне ссылается для оправдания своего альянса с этой партией.

[13]. A state adequate to the task. Conversations with Lao Xie // Chuǎng, № 2 ( http://chuangcn.org/journal/two/an-adequate-state/).

[14]. Bromma. Reading Torkil Lauesen’s «The Global Perspective». Ответ Лауэсена: Torkil Lauesen Answers Bromma, on «The Global Perspective» .