Революция и джихад, или Должны ли левые объединиться с исламскими радикалами?

После известных событий 11 сентября 2001 г. среди большой части левых в постсоветских странах (да и вообще в «третьем мире») вдруг распространились симпатии к исламским радикалам. Собственно, ничего удивительного в этом нет. Наконец, впервые за долгий период, кто-то нанес чувствительный удар по американскому империализму – и где, на территории самих США! Американский империализм всегда считал себя «защищенным» именно от таких актов возмездия – тем более, что прямых вторжений на территорию собственно Соединенных Штатов не было с начала XX в. (атаку на Пёрл-Харбор и высадку японцев на Алеутских островах нельзя считать вторжением на собственно американскую территорию, так как Гавайи и Аляска получили статус штатов только в 1959 г.). Показательно, что последней – и до 11 сентября 2001 г. единственной – такой акцией возмездия американскому империализму было нападение на город Колумбус (штат Нью-Мексико), осуществленное в марте 1916 г. героем Мексиканской революции легендарным генералом Панчо Вильей. После этого американцы послали в Мексику экспедиционный корпус во главе с генералом Першингом, позже прославившимся на посту командующего американскими войсками в Европе во время I Мировой войны. В отличие от Европы, в Мексике Першинг лавров не снискал: он долго гонялся за Вильей, но так Вилью и не поймал (ну прямо как сейчас с Усамой бин Ладеном!). Кончилась американская интервенция тем, что не раз битый «дорадос»[1] корпус Першинга вынужден был с позором убраться из Мексики. Показательно и то, что в 1916 г. американские власти заранее знали о нападении Вильи на Колумбус – и не сделали ничего, чтобы предупредить это нападение, рассчитывая получить повод для вмешательства во внутренние дела революционной Мексики[2] (что является точной копией нынешних шумных скандалов вокруг вскрывшихся фактов бездействия администрации и спецслужб США, заранее знавших об атаке 11 сентября).

Реакцию многих левых и в Восточной Европе, и в странах «третьего мира» понять легко. Кто же из политически грамотных (да и просто честных) людей может испытывать симпатии к офицерам Антитеррористического центра Пентагона, если известно, что сотрудники именно этого центра несут ответственность за убийства под предлогом «борьбы с терроризмом» сотен тысяч мирных жителей – включая грудных младенцев – начиная с Южного Вьетнама (операция «Феникс») и кончая Перу, Гватемалой, Колумбией и Восточным Тимором. Какое сочувствие могут вызвать эти люди, если известно, что именно они – вместе с людьми из ЦРУ – обучили запредельным по жестокости пыткам военных палачей диктаторских режимов в Бразилии, Сальвадоре, Уругвае и других странах[3].

Какие симпатии могут вызвать у любого порядочного человека работники ВТЦ – части головного механизма всемирной машины ограбления стран «третьего мира» ТНК и американским банковским капиталом. Машины, которая уже в начале 90-х гг. убивала голодом свыше 40 млн человек ежегодно (о чем, как о само собой разумеющемся, рассказывали эксперты ООН на Глобальном форуме[4] в Манчестере в 1994 г.[5]). Сегодня эта машина убивает гораздо больше: как сообщили на I Международном социальном форуме в Порту-Алегри представители неправительственных организаций, занимающихся помощью детям в странах «третьего мира», в 2000 г. произошел экстраординарный всплеск детской смертности – 80 млн человек, большинство из которых умерло от голода, нищеты и связанных с ними болезней, и, что особенно впечатляет, попавшая в «однополярном» мире в финансовую зависимость от США Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) скрыла эти данные![6]

Эти происламистские настроения отразились даже на весьма умеренных кругах. Например, известный в советский период специалист по «третьему миру» В.Б. Иорданский написал статью «Феномен Усамы бен Ладена», в которой представил бин Ладена как Че Гевару наших дней![7] Это при том, что в статье Иорданского встречаются такие замечательные пассажи, как, например, фраза о «чудовищном убийстве царя-освободителя Александра II»[8].

Даже среди западных левых, слишком трусливых, чтобы вести реальную борьбу с капитализмом, и слишком любящих комфорт и блага «первого мира», но в то же время постоянно страдающих от ощущения своего бессилия перед лицом пресловутой «глобализации», появились люди, рискнувшие выражать симпатии к исламским радикалам – как к «союзникам» в борьбе с империализмом, к «реальной антикапиталистической силе»[9].

Эти западные левые вдруг начали пересказывать – с обратным моральным знаком – взгляды С. Хантингтона на ислам и искать общее между социальной революцией и джихадом. До 11 сентября в мире западных левых был, кажется, всего один человек, проповедовавший ислам[10] и джихад – американский анархист Питер Л. Уилсон, предпочитающий писать под псевдонимом «Хаким-Бей»[11]. Но Хаким-Бей – человек безответственный: накурится гашиша – и пишет, что бог на душу положит, съездит в Индию – назовется тантристом, съездит в Иран – назовется суфием, никакими организациями он не руководит, никаких вооруженных последователей у него нет.

Сегодня же надежды на слияние с исламскими радикалами в революционном экстазе распространяются как поветрие. Посылают какие-то провинциальные девочки в левую прессу антибуржуазные стихи – подписываются «Светлана бин Ладен» да «Оксана бин Ладен». Маршируют по улице национал-большевики – скандируют «Сталин – Берия – бин Ладен!» Московские радикальные художники анархистской направленности выпустили и распространяют открытки с частушкой

Не поймает гадина

Нашего бин Ладена!

Скандально известный художник Александр Бренер, недавно – после нескольких лет жизни в Австрии и Израиле – вернувшийся в Россию и провозгласивший себя «марксистом», выпустил книгу стихов и манифестов, в которой, наряду с цитатами из марксистской классики и прославлением известных левых партизан субкоманданте Маркоса, Лейлы Халед и Гудрун Энслин, выражает и симпатии к шахидам-исламистам – в такой, например, форме:

Когда проект Критики и Просвещения во Франции сходит на нет,

В Газе остается надеть динамитный пояс и послать Аллаху сердечный привет![12]

Действительно, а почему бы левым не соединиться с исламскими радикалами в борьбе против общего врага – капитализма?

Ответ прост. Потому бессмысленно сливаться в экстазе с исламскими радикалами, что они – не более чем боевое крыло исламского фундаментализма. А исламский фундаментализм, как любой религиозный фундаментализм – сила реакционная, то есть, если угодно, крайне правая. Попытки сотрудничества отдельных левых (крайне левых) с крайне правыми хорошо известны мировой истории – например, в Германии (пресловутая «линия Шлагетера» Германской компартии). В классических фашистских движениях 30-х гг. – и в германском национал-социализме, и в итальянском фашизме, и в испанском франкизме – существовала левая и даже ультралевая (анархо-синдикалистская) составляющая (штрассеровцы в Германии, страпаэзи и «фашисты первого часа» в Италии, «серые рубашки» в Испании), действительно революционная и антибуржуазная по своей сути. Но кончалось это всегда одинаково: когда фашисты приходили к власти, они физически уничтожали своих левых союзников. «Национальная революция» и социальная революция занимают одну нишу, они конкуренты и сосуществовать не могут. Либо социальная революция – либо «национальная».

Исламский фундаментализм в этом смысле ничем не отличается от фашизма. «Исламская революция» такой же точно конкурент социальной революции, как и «национальная революция»[13]. Есть, собственно, наглядный пример того, чем кончилось сотрудничество левых с исламскими радикалами. Это пример победившей «исламской революции», то есть пример Ирана. В свержении шахского режима иранские левые – в первую очередь леворадикалы из «Моджахедин-э Халк» и «Федаин-э Халк» – сыграли не меньшую (а непосредственно в Тегеране и большую) роль, чем исламисты[14].

Но кончилось это для них плохо. Ни фашизм, ни исламский радикализм, несмотря на сходную социальную демагогию («защита бедных от богатых»), ни в коем случае не были выразителями интересов социальных низов, наемных работников. И те, и другие – выразители интересов буржуазии, причем наиболее реакционной – в идеологическом смысле – ее части («исламская революция» в Иране, если внимательно к ней присмотреться – типичная буржуазная антимонархическая революция в религиозных одеждах; подобное явление – норма, в Европе это было нормой для ранних антифеодальных революционных движений и ранних буржуазных революций[15]).

Между левыми – сторонниками социализма и исламскими радикалами и фашистами существуют не только фундаментальные классовые противоречия, но и фундаментальные мировоззренческие: противоречия между материалистами и гуманистами, с одной стороны, и идеалистами, мистиками и потому антигуманистами – с другой[16]. Эти противоречия антагонистичны, и преступной ошибкой левых попутчиков европейского фашизма и иранского исламского фундаментализма было их игнорирование.

Подобно тому, как левые попутчики, например, германского фашизма, закрывали глаза на реакционный, мистический, ненаучный и, строго говоря, параноидальный характер идеологии, навязываемой своим последователям Гитлером, так и иранские левые опрометчиво закрыли глаза на реакционный, мистический, ненаучный и параноидальный характер фундаменталистской идеологии, которую навязывал своим последователям аятолла Хомейни.

Подобно тому, как Гитлер верил во «всемирный жидо-масонский заговор» (с точки зрения Гитлера, даже ненавидимый им большевизм был не более чем частью этого «всемирного жидо-масонского заговора»), Хомейни верил во «всемирный еврейско-бехаитский заговор».

«Еврейско-бехаитский заговор» звучит, пожалуй, еще страшнее, чем «жидо-масонский». Поскольку о бехаитах вообще мало кто знает. Что такое бехаизм? Это «малая мировая религия», возникшая в середине XIX в. среди последователей Мирзы Хусейна Али Нури, принявшего имя «Бехаулла» («Блеск божий»). Нури был учеником Баба, шиитского повстанца и религиозного реформатора, который провозгласил Коран и шариат устаревшими и написал взамен книгу «Беян». Последователей Баба называли бабидами, они подняли восстание и пробовали создать в Иране свое государство, основанное на всеобщем равенстве мужчин и женщин, общности имущества и отказе от налогов. Восстание было подавлено, Баб расстрелян, а часть бабидов, бежавших в Ирак, пошла за Бехауллой, провозгласившим себя мессией. Бехаиты считают, что их учение способно заменить все прочие религии – и тогда создастся всемирное братство людей, без государств, границ, национальностей и множества языков (бехаиты уже придумали единый язык). У церкви бехаитов 4 центра – в США, в Германии, в Панаме и в Израиле (в Хайфе). Но вряд ли одного факта наличия центра в Хайфе достаточно, чтобы уверовать в реальность «всемирного еврейско-бехаитского заговора» (в конце концов, бехаиты осели в Хайфе только потому, что не смогли обосноваться в Иерусалиме (Аль Кодсе), священном городе трех мировых религий).

А Хомейни верил. Он вообще считал почему-то, что шахский Иран находился под контролем Израиля, что шах Мухаммед Реза – агент сионизма и что бехаиты – это «пятая колонна» Израиля в Иране. Хомейни был убежден, что начатая шахом «белая революция» (то есть модернизация Ирана) затеяна исключительно с целью покорения Ирана евреями и уничтожения ими ислама. «Все наши нынешние беды порождены Израилем», – скажет Хомейни перед многотысячной толпой в Куме 26 октября 1964 г., меньше чем через 2 года после начала «белой революции»[17].

Какие беды? «Белая революция» провозгласила следующие цели: уничтожение феодальной системы, земельная реформа, национализация лесов и пастбищ, приватизация государственных предприятий с выкупом рабочими акций, избирательное право для всех, ликвидация неграмотности. Конечно, все получилось не так, как было обещано: крестьяне получили землю, но массами разорялись, устремлялись в города, превращались там в люмпенов – и стали позже людской базой «исламской революции». Всеобщее избирательное право оказалось бессмысленным в условиях запрета на оппозиционную деятельность. Акции у рабочих были скуплены чиновниками, предпринимателями и торговцами (в точности как у нас недавно). Но в 1964 г. ничего этого еще нельзя было со стопроцентной гарантией предсказать. Напротив, страна быстро развивалась, строились новые заводы, дороги, больницы, школы, добывалось все больше нефти – и никто еще не знал наверняка, что грандиозные доходы от продажи нефти осядут в карманах шаха, знати и высших чиновников и совершенно не дойдут до бедняков.

Хомейни говорил о бедах, потому что видел: Иран быстро меняется, власть исламского духовенства слабеет, всеобщая грамотность грозит подорвать уважение к улемам (исламским богословам), эмансипация женщин противоречит канонам ислама, всё большую роль играют банки, а там, где банки – там ростовщичество (а ростовщичество запрещено исламом), международная торговля становится важнее, чем изучение Корана, а ведь этой торговлей занимаются «иноверцы» – евреи, бехаиты, индусы, христиане …

Исламское духовенство принялось оказывать сопротивление «белой революции». В ответ шах начал наступление на консервативную часть улемов и заодно стал демонстративно поощрять религиозные меньшинства: зороастрийцев, христиан, бехаитов, индусов, иудеев. Бехаит Сабет Пасал быстро стал одним из богатейших людей Ирана. Для Хомейни это было доказательством «заговора». 20 марта 1963 г. имам выступил перед огромной толпой в кумской мечети Азам. Хомейни напомнил всем, что раньше советниками иранских шахов были улемы. «А кто советники теперь? – возвысил голос Хомейни. – Израиль! Наши советники – евреи. В газете «Дуниа» они сами признались, что дали по пять тысяч долларов каждому из двух тысяч бехаитов (этому недоумку шаху не отпереться от сообщения в печати), по пять тысяч долларов из казны мусульманской нации да еще по тысяче двести туманов на авиабилеты. И для чего? Для того, чтобы они слетали в Лондон и приняли участие в антиисламской встрече. Таким образом, им оказано высочайшее почтение. Наши паломники, наоборот, принуждены испытывать самые жестокие трудности и даже подкупать чиновников, чтобы получать разрешение, и только после этого немногие добивались своего. Каким только запугиваниям они не подвергались, и сколько трудностей возникало на обратном пути! Более того, будучи в Мине и в Мекке, они вынуждены терпеть придирки презрительного чиновника, если кто-нибудь выскажет правдивое мнение, что исламу угрожают евреи. Господи, уж не жид ли управляет всеми нами на самом деле? Уж не прожидовлена ли и наша страна?

Горе нашей стране и правящему режиму! Горе нам и всему остальному миру! Горе молчащим улемам и притихшим городам Неджефу, Куму, Тегерану и Мешхеду! Эта мертвая тишина приведет к тому, что наша страна, наша честь, наше достоинство будут растоптаны сапогами израильтян при помощи бехаитов»[18].

Далее аятолла сообщил пастве, что Сабет Пасал получил скидку при сделке с Национальной нефтяной компанией и обеспечил себе прибыль в 25 миллионов туманов. Это было, конечно, «доказательством» существования «еврейско-бехаитского заговора»: разве можно представить, чтобы кто-то провернул такую аферу без «заговора»? И аятолла призвал к борьбе с «заговорщиками»: «Ныне, когда исламу угрожает иудаизм, еврейская партия, которой в сущности является партия бехаитов, самое время всем улемам говорить в один голос, пора ораторам и студентам религиозных учебных заведений всем вместе недвусмысленно заявить, что они не хотят, чтобы их страна была союзницей евреев в борьбе против исламского альянса»[19].

В ходе «белой революции» в Иране всё укреплялись позиции западного капитала – в первую очередь, американского, но также британского и французского. Однако Хомейни уверовал сам и стал учить своих последователей, что «белая революция» – это всего лишь средство, выдуманное мировым сионизмом для покорения Ирана. «Мы считаем, – заявил аятолла, – что программа наших реформ на самом деле разработана Израилем, и это к Израилю вы обращаетесь за помощью и советом, когда надо составить план. Вы зовете израильских советников в нашу страну. Вы посылаете студентов из нашей страны в Израиль. Как будто нельзя послать их куда-нибудь еще: в Америку или даже в Англию, например. Но нет – именно в Израиль!.. Бог знает, чему они могут научиться у евреев, кроме искусства мошенничать, обманывать и предавать?»[20].

Терпение шаха иссякло, и в июне 1963 г. Хомейни был арестован. Выпустили его в апреле 1964-го. Арест окончательно убедил Хомейни в существовании «еврейско-бехаитского заговора»: «Я считаю своим религиозным долгом перед иранским народом и мусульманами во всем мире заявить, что священный Коран и ислам в опасности. Политическая независимость народа и его экономики находится под угрозой поглощения сионизмом. Если фатальное молчание мусульман продолжится, сионисты вскоре захватят всю экономику страны и уничтожат мусульманскую нацию. Пока эти опасности не будут устранены, народ не должен молчать, а если кто будет так поступать, то он будет проклят в глазах Всемогущего Бога»[21].

Похоже, к апрелю 1964 г. реальность навсегда была вытеснена из сознания аятоллы мифом о «еврейско-бехаитском заговоре». Скажем, шах заключил соглашение с Международным нефтяным консорциумом. По этому соглашению Иранская национальная нефтяная компания передала иранские нефтеразработки консорциуму на таких условиях: «Бритиш петролеум» – 40 % акций, англо-голландская «Ройял датч – Шелл» – 14 %, американским компаниям – 40 % и «Компани франсез де петроль» – 6 %. Доходы должны были делиться между правительством и консорциумом по принципу «фифти-фифти»[22].

Но Хомейни обрушился вовсе не на англичан с американцами, как можно было бы ожидать, а на Израиль: «Вся экономика страны теперь находится в руках Израиля; она, если правильно выразиться, была захвачена израильскими агентами. Большая часть заводов и предприятий управляется ими: телевидение, завод «Ардж», «Пепси-кола» и т.д. Ныне даже яйца импортируются через Израиль… Наша страна стала базой для Израиля. Наш базар также находится в его руках. Если такая ситуация продлится и мусульмане останутся индифферентными, наши базары перестанут существовать»[23].

Впрочем, нужно было еще объяснить, зачем Израилю потребовалось захватывать именно Иран. Аятолла нашел такое объяснение: «В Палестине есть группа вороватых евреев, которые уже десять лет держат миллион мусульман в рассеянии и захватили исламские земли. Мусульманские лидеры только и делают, что скорбят по поводу этого грабежа, а если бы они объединились, а не безнадежно разводили руками, то как могла бы кучка вороватых евреев отнять у нас Палестину, выгнать мусульман из Палестины? … Если все мусульмане объединятся, тогда, согласно оценкам, создастся община, насчитывающая семьсот миллионов. Но семьсот миллионов разобщенных не так сильны, как один миллион объединенных. Однако если бы эти семьсот миллионов, если бы только четыреста миллионов, если бы двести миллионов объединились в братство, защищали границы друг друга, если бы они стали единой исламской общиной… если бы они принимали близко к сердцу исламские интересы, тогда евреи больше не захапывали бы Палестину… Вот почему они (евреи и бехаиты. – А.Т.) не дают нам объединиться, – те, которые хотят отнять наши ресурсы, забрать бесплатно наше богатство, ограбить недра нашей земли и унести всё, что на поверхности ее…»[24]

Заодно Хомейни нашел объяснение и политике США в Иране. США, по Хомейни, давно захвачены евреями – и существуют на самом деле «два Израиля»: «Израиль, что рядом, и Израиль, что в Америке»[25].

Число стран, «захваченных Израилем», постоянно росло в сознании аятоллы. А заодно увеличивался и список правителей, «купленных мировым сионизмом» и сделавшихся его марионетками. 16 апреля 1967 г. Хомейни, уже высланный в Ирак, обратился к премьер-министру Ирана Амиру Аббасу Ховейде с открытым письмом, в котором писал: «Не заключайте братских отношений с Израилем, этим врагом ислама, который сделал бездомными более миллиона мусульман… Не давайте больше Израилю и его агентам запускать руку в рынки мусульман. Не подвергайте опасности экономику страны ради Израиля и его агентов. Не жертвуйте культурой ради греховных желаний»[26]. Самое удивительное во всем этом было то, что адресат письма, премьер-министр Ховейда, был бехаитом и, следовательно, по логике Хомейни – «сионистским заговорщиком». Следовательно, и убеждать его в чем-то было бессмысленно. Спустя 10 лет, 18 февраля 1978 г. Хомейни в своей речи в мечети шейха Ансари в Неджефе (Ирак) уже уверенно утверждал: «Шах Ирана сказал, что с Израилем необходимо заключить мир. На деле этот мерзавец признал Израиль двадцать лет тому назад. Я был еще в Куме, когда он признал это правительство неверных – и неверных евреев, к тому же, – бросив вызов исламу, Корану, мусульманским правительствам, всем мусульманам. Слово «Израиль» сперва не упоминалось, но потом дело пошло в открытую»[27]. В этой же речи Хомейни «разоблачил» как «израильских агентов» президентов Ливана и Египта. А позже, в своем завещании, Хомейни внесет в списки «агентов Израиля» также и иорданского короля Хусейна, короля Марокко Хасана, президента Египта Хосни Мубарака и президента Ирака Саддама Хусейна[28].

Иракское руководство 13 лет давало приют Хомейни – после того, как в ноябре 1964 г. аятоллу выслали из Ирана в Турцию, а турецкие власти после 11-месячного жесткого контроля выслали его в Ирак. В Ираке Хомейни поселился в священном для шиитов городе Неджефе (где расположена могила первого имама Али) и стал читать лекции в богословском центре при мечети шейха Ансари. Власти Ирака не препятствовали тому, что Хомейни превратил Неджеф в штаб-квартиру политической оппозиции шахскому режиму. Но имам быстро разоблачил руководство Ирака как «агентов сионизма». Случилось это так. В 1969 г. сионисты (настоящие, а не те, что существовали в сознании у аятоллы) сожгли часть второй по значимости исламской святыни – мечети Аль-Акса в Иерусалиме. На восстановление мечети решили выделить деньги и иранский шах, и тогдашний президент Ирака Ахмед Хасан аль-Бакр. Хомейни стразу понял, что так поступать могут только «агенты Израиля» – и заклеймил обоих. Логика у Хомейни была интересная: «Поскольку Палестина не освобождена, мусульмане не должны восстанавливать мечеть. Пусть преступление Израиля остается наглядным и будет еще одной побудительной причиной освобождения Палестины»[29].

Одновременно Хомейни обеспокоился фактом усиления в палестинском освободительном движении левых группировок, особенно Народного фронта освобождения Палестины, возглавлявшегося атеистом Жоржем Хабашем. Хомейни сразу догадался, что человек с именем «Жорж» не может быть правоверным мусульманином. В результате имам отдал распоряжение, чтобы десятая часть всех денег, собираемых шиитским духовенством, предоставлялась в распоряжение правых, фундаменталистских палестинских группировок – сначала в распоряжение ФАТХ, затем ФАТХ и ХАМАС, затем – ХАМАС и «Хезболлы» («Хизб’Аллах», «Партия Аллаха»). А между прочим, деньги, которыми распоряжался аятолла, были немалыми – до 25 млн долларов[30].

Веру в «заговор» аятолла сохранил до последних лет жизни. В своем завещании он написал: «Международный сионизм для достижения своих корыстных целей идет на совершение различных преступлений, о которых стыдно даже упоминать. Неумная идея «Великого Израиля» толкает их (евреев и бехаитов. – А.Т.) на совершение любого преступления»[31].

Эта убежденность в существовании «еврейско-бехаитского заговора» определяла и совсем особое отношение Хомейни к евреям. Вообще-то, исламская традиция исходит из того, что иудеи и христиане, в отличие от «язычников» (сторонников многобожия) и атеистов – «ближайшие братья» мусульман, «ахль ал-Китаб» («люди Писания»), они молятся «Единому Богу» и их пророки (Моисей-Муса и Иисус-Иса) – пророки подлинные, хотя и не последние. Хомейни же рассматривал евреев как исчадие ада. «Не стоит любой стране доверять евреям», – писал он[32]. Даже когда в 1964 г. в Тегеране евреи устроили демонстрацию против шаха, заклятого врага Хомейни, аятолла евреям не поверил. «Четыре или пять сотен вороватых евреев собрались вместе, – с раздражением заявил он, – и все их речи сводились к восхвалению одного и поношению другого, а потом они провозгласили, что более великих, чем евреи, нет, что они избраны Богом – мы, мол, народ, который должен править, мы против диктатуры, мы против гитлеризма, и так далее, и тому подобное. Таково было содержание их речей. Эти люди знают наше правительство до мозга костей и открыто говорят об этом…»[33]

Все это поистине удивительно, поскольку объективная реальность вроде бы говорила, что куда логичней было обличать не евреев и бехаитов, а американцев. Американцы в Иране с 13 октября 1964 г. пользовались правом экстерриториальности – все американцы, а не только дипломаты. Что бы они ни совершили, их нельзя было судить по иранским законам[34]. В Иране находилось около 30 тыс. американских военных советников, а всего около 60 тыс. американцев. Для них был выстроен шикарный квартал в северо-восточном пригороде Тегерана, в окрестностях шахского дворца Ниаваран, куда иранцы допускались лишь в качестве прислуги. Американские военные советники получали во много раз больше, чем иранские офицеры – свыше 1 млн риалов в месяц. В квартале были свои магазины, включая безумно дорогой «Митленд», свои шикарные рестораны, фешенебельные клубы «Парс» и «Эль-Руэдо», куда иранцев не впускали, госпиталь, бассейны, психиатрическая клиника, оздоровительный центр, школа на 3,5 тыс. мест. На острове Киш в Персидском заливе для янки был построен роскошный курорт[35]. Только в 1973–1977 гг. Иран закупил американских вооружений на 19 млрд долларов, а на 1978 г. заказал американских вооружений еще на 15 млрд долларов[36].

Нельзя сказать, что Хомейни не реагировал на это, но реагировал он как-то неадекватно. Вот что говорил он 25 октября 1964 г., выступая в Куме, об экстерриториальности американцев: «Иранский народ поставили в положение хуже американской собаки. Ведь если кто задавит американскую собаку, его привлекут к ответственности, даже если это сделает шах Ирана. Но если американский повар на своей машине задавит шаха Ирана, высшее лицо в государстве, никто не сможет вмешаться…»[37] Все-таки маловероятно, что если бы американский повар задавил иранского шаха, повару ничего бы не было…

Некоторые французские и сирийские авторы утверждают, что Хомейни был вовсе не так иррационален, как кажется, что для свержения шаха аятолле нужно было найти такое пугало, против которого можно было бы сплотить весь народ, всех шиитов. Помимо евреев и бехаитов, такими пугалами могли быть коммунисты и американцы. Но с американцами простой иранец сталкивался редко – в Тегеране, да еще в нескольких городах, да на острове Киш. Безбожные коммунисты хорошо подходили на роль пугала. Недаром же Хомейни считал их страшней американцев. «Америка хуже Англии, Англия хуже Советского Союза, а Советы хуже их обеих!!!» – писал он[38]. Но компартия ТУДЕ (Народная партия Ирана) была при шахе в глубочайшем подполье, а руководство партии сидело в Москве и Праге. Рядовые иранцы коммунистов в глаза не видели. Хомейни с легкостью истребил эту партию, вышедшую в ходе «исламской революции» из подполья: всех коммунистов поголовно обвинили в «шпионаже в пользу СССР». Под пытками члены ТУДЕ признавались в совершенно фантастических преступлениях (помимо шпионажа): в намерении отравить воду во всех тегеранских водоемах, в поисках в древних манускриптах колдовских заклятий с целью навести порчу на имама Хомейни, в личном общении с Иблисом (дьяволом)[39]…

Но как бы то ни было, коммунисты вели свою агитацию в основном среди иранской интеллигенции да на относительно немногочисленных крупных промышленных предприятиях. А вот евреев и бехаитов было достаточно много для того, чтобы простые иранцы-шииты встречались с ними постоянно – в первую очередь, на базаре. Торговцы-иудеи и торговцы-бехаиты были основными конкурентами торговцев-шиитов (так получилось, что зороастрийцы и христиане большей частью были интеллигентами или чиновниками). Евреи и бехаиты были всего лишь наиболее удобным, наглядным «врагом» для возбуждения голодных шиитских масс, утверждают эти французские и сирийские авторы[40].

Может быть, они и не так уж не правы, если вспомнить о знаменитом скандале «Иран–контрас» («Ирангейт»), когда США тайно поставляли оружие Ирану для войны с Ираком, а на вырученные деньги ЦРУ создавало тайную армию вторжения в Никарагуа. Тогда американское оружие и запчасти, столь необходимые режиму аятолл (большинство иранской военной техники было американского производства), шли в Иран через Израиль – и у Хомейни это почему-то не вызывало никаких возражений…[41]

С «Моджахедин-э Халк» и «Федаин-э Халк» справиться было труднее, чем с ТУДЕ – это были организации городских партизан. Несколько лет «народные моджахедины» и «народные федаины» вели вооруженную борьбу с исламским режимом, пока наконец «федаинское» подполье не было в основном разгромлено и тысячи человек не погибли под чудовищными пытками в исламских тюрьмах[42].

«Моджахедин-э Халк» исламским радикалам так и не удалось разгромить до конца, хотя «моджахедины» и заплатили за это тысячами жизней (считается, что только с лета 1981 г. по лето 1984 г. погибло свыше 20 тысяч «народных моджахединов» и их сторонников, не считая членов их семей – «стражи исламской революции» вырезали целые семьи подпольщиков)[43]. В ответ на террор исламистов в Иране «моджахединам» даже удалось летом 1981 г. развернуть «городскую герилью» в форменную гражданскую войну – с уличными боями, нападениями на полицейские участки, правительственные казармы и гарнизоны, ракетными и минометными обстрелами правительственных зданий и т.д. В июле-сентябре 1981 г. исламистская власть в Иране вообще была в значительной степени дезорганизована – после того, как «народные моджахедины» взорвали 28 июня в Тегеране штаб-квартиру правящей Исламской республиканской партии (ИРП), в результате чего погибло 72 руководящих деятеля исламского режима, включая «второго человека» (после Хомейни) в государстве – лидера ИРП и председателя Верховного суда аятоллу Мохаммеда Хусейна Бехешти, а 30 августа «моджахедины» произвели взрыв в канцелярии премьер-министра, в результате чего было убито 8 и ранено 23 человека, причем в числе убитых были и президент Ирана Мохаммед Али Раджаи, и премьер-министр Мохаммед Джавад Бахонар, и шеф иранской полиции полковник Х. Вахид-Достгерди, а в числе раненых – министр обороны и представитель Хомейни в Высшем совете обороны Ирана полковник С.М. Намджу[44].

В середине июля, когда «Моджахедин-э Халк», воссоздав после первого вала репрессий подпольные структуры, начала активную вооруженную борьбу с исламским режимом, «модхажедины» провели боевые операции в Тегеране, Мешхеде, Урмие, Тебризе, Мезджеде-Солеймана, где были атакованы правительственные здания, казармы «стражей исламской революции» и склады боеприпасов, местные отделения ИРП. В 20-х числах июля «моджахедины» перешли к систематическим нападениям на правительственные здания, штабы «исламской революции» и полицейские участки в Тегеране и других городах, а в Реште они атаковали 24 июля корпус «стражей исламской революции». Кроме того, 20 июля они совершили покушение на исламистского «ястреба», депутата меджлиса (иранского парламента) Хабиболлу Асгароулади-Мосальмана (он был ранен), а 30 июля убили ходжат-оль-эслама Резу Камияба, только что (24 июля) избранного депутатом меджлиса – взамен одного из 52 депутатов от ИРП, погибших при взрыве 28 июня[45].

В августе 1981 г. «моджахедины» провели десятки боевых операций, в том числе неоднократно нападали на казармы «стражей исламской революции» в разных городах, причем в Тегеране – даже с использованием противотанковых ракет. Пик активности партизан пришелся на 7–10 августа 1981 г., когда в Тегеране, Исфахане, Бане, Сенендедже и Кермане было совершено свыше 60 взрывов в правительственных зданиях, штаб-квартирах парламентариев от ИРП и в казармах «стражей исламской революции», были проведены нападения на полицейские участки и склады боеприпасов, поджоги разных объектов. 25 августа «моджахедины» атаковали резиденцию генерального прокурора Ирана ходжат-оль-эслама Мехди Раббани-Амлаши. Кроме того, в Тегеране ими был убит член Центрального совета ИРП, депутат меджлиса Хасан Айят, в Керманшахе – видный деятель исламского режима ходжат-оль-эслам Бахуддин Ираки, а в Себзеваре ранен член Исламского революционного комитета ходжат-оль-эслам Ахлаги[46].

В сентябре 1981 г. «моджахедины» вели уличные бои с правительственными войсками за контроль над г. Мехабад (100 тыс. жителей), атаковали здание меджлиса, взорвали канцелярию «Генерального прокурора исламской революции» А. Коддуси, а также убили в Тебризе видного лидера исламистов аятоллу А. Мадани[47].

Исламисты отвечали репрессиями – и в этот период из Ирана практически каждый день приходили сообщения об арестах и казнях «народных моджахединов». Так, только 4 августа 1981 г. в Иране было казнено 27 членов левых организаций, в основном «моджахединов»; 5–7 было казнено еще 44 человека, а в г. Кум арестовано 40 человек, в основном «моджахединов»; 8 августа в Иране было расстреляно 30 «моджахединов», в том числе член ЦК «Моджахедин-э Халк» Ахмад Реза Шадбахш; 10 августа «стражи исламской революции» захватили 30 конспиративных квартир «моджахединов» и взяли в плен 23 партизан, включая главного редактора ушедшей в подполье газеты «Энгелабе эсламие» Хосейна Наваб-Сафави; 8–10 августа в Тегеране, Исфахане, Тебризе и Кермане среди сочувствующих «моджахединам» были проведены массовые аресты, за этот же период было казнено в целом по стране свыше 150 человек, в том числе 9 августа в Тебризе было казнено 12 человек и 6 человек в Исфахане и Касре-Ширине; 13 августа в Исфахане было арестовано свыше 100 «моджахединов», которых, помимо прочего, обвинили к подготовке покушения на ходжат-оль-эслама С. Бехешти; 17 августа в Иране было казнено 17 «моджахединов»; 18 августа в тюрьме «Эвин» – еще 23 (включая членов ЦК «Моджахедин-э Халк»); за 16–19 августа в Иране было арестовано свыше 270 человек (в основном «моджахединов» и «федаинов»); 20 августа – казнено 32 человека; 21 августа в Тегеране «стражи исламской революции» штурмом взяли «командный центр» «Моджахедин-э Халк», в бою было убито 3 «моджахедина» и 6 «стражей», 16 человек арестовано; с 20 по 22 августа в Иране арестовано около 600 подпольщиков, 242 «моджахедина» казнены; 24–25 августа – арестован 781 человек, в том числе в Тебризе, Ширазе, Горгане арестовано 300 «моджахединов», разгромлено несколько десятков их конспиративных квартир, казнено 37 «моджахединов», а г. Эстехбан казнено 28 партизан; 27 августа казнено свыше 20 представителей левых организаций, в основном «моджахединов»; 28 августа арестовано 114 представителей левых организаций, в том числе в Тегеране 72 человека; 1 сентября в Иране было казнено еще 39 «моджахединов»; 3 сентября – расстреляно 55 и арестовано 190; 6 сентября – казнено еще 25 «моджахединов» и т.д.[48] В ответ «моджахедины» целенаправлено охотились за руководителями исламской политической полиции, судьями «исламских трибуналов», тюремщиками. Так, 29 июня 1981 г. ими был застрелен начальник центральной политической тюрьмы «Эвин» Мохаммед Качауи[49].

К февралю 1982 г. силы «моджахединов» оказались истощены. Лидер организации Масуд Раджави бежал во Францию еще 29 июля 1981 г., а организатор и стратег иранской «городской герильи» М. Хиябани погиб в бою (вместе со своей «личной гвардией») 8 февраля 1982 г.[50] Последними крупными операциями «центрального командования» «Моджахедин-э Халк» были взрыв в Тегеране 22 февраля 1982 г., когда погибло 12 и было ранено 60 исламистов, и казнь шефа иранской полиции, преемника Вахида-Достгерди, Ибрагима Хеджари[51]. С весны 1982 г. «Моджахедин-э Халк» была загнана исламистами в глубочайшее подполье, а большинство «засвеченных» и перешедших на нелегальное положение «моджахединов» постаралось покинуть Иран.

Сегодня отряды «Моджахедин-э Халк», объединенные в Национальную армию освобождения Ирана, базируются в Ираке, откуда совершают рейды на иранскую территорию, проводят теракты и иногда даже обстреливают ракетами Тегеран. Но судьба «моджахединов» в Ираке незавидна: фактически они стали марионеткой в руках спецслужб Саддама Хусейна…

Надо сказать, что за случившуюся после уничтожения «Федаин-э Халк» и «Моджахедин-э Халк» трагедию ТУДЕ (партия была окончательно разгромлена весной 1983 г.) львиную долю ответственности несет руководство КПСС, которое навязало ТУДЕ линию на «конструктивное сотрудничество» с исламским режимом как с «революционным и антиимпериалистическим». Во время истребления исламистами «Моджахедин-э Халк» и «Федаин-э Халк» в гражданской войне лета 1981 г. – начала 1982 г. пропагандистский аппарат СССР откровенно подыгрывал исламистам и тиражировал их клевету в адрес «моджахединов» и «федаинов», которые режимом аятолл именовались, конечно, «платными агентами шаха, ЦРУ, МОССАД, монархистов, американских империалистов и сионистов»[52].

Совсем уж неприлично это подыгрывание выглядело еще и потому, что именно в тот период исламистский режим активно формировал, вооружал, обучал и забрасывал на территорию Афганистана вооруженные отряды исламской оппозиции – для борьбы против советских войск и правительства Бабрака Кармаля (всего в Иране – под личным контролем аятоллы Монтазери – было создано 7 афганских фундаменталистских организаций)[53], а Тегеран массовыми тиражами печатал (а затем наводнял Афганистан) пропагандистской продукцией с такими вот характерными названиями: «Русские интриги и преступления в Афганистане от эмира Дост Мухаммада до Бабрака» или «Афганистан – кладбище для неверных русских и начало мировой исламской революции»[54]. Добавлю, что именно «Моджахедин-э Халк» оказала серьезную услугу Кремлю, убив обладавшего выдающимися организаторскими способностями идеолога и практика экспорта «исламской революции» в Афганистан и Ливан Мохаммада Монтазери, сына аятоллы Монтазери[55].

Можно, конечно, сказать, что уничтожение левых в Иране было явлением неизбежным и естественным: во всех буржуазных революциях левое, социалистическое, последовательно антибуржуазное крыло революционеров уничтожалось победившей буржуазией. Но тогда руководство КПСС тем более виновно: преступно было не предупредить ТУДЕ об ожидавшей ее судьбе и не дать указание заранее готовиться к переходу в подполье. Это во-первых. А во-вторых, есть разница между судьбой ТУДЕ и судьбой «Моджахедин-э Халк». И та, и другая организации были разгромлены исламистами. Но «моджахедины» гибли как мужчины и как революционеры – с оружием в руках, нанося ущерб классовому противнику, дорого продавая свою жизнь. Именно поэтому им в конце концов удалось сохранить приблизительно 1/10 часть организации – в подполье и в эмиграции. А ТУДЕ погибла позорно – не оказывая сопротивления и покорно идя на заклание.

Показательно, что еженедельник «За рубежом» (служивший в тот период для советского читателя одним из основных источников квалифицированной информации о международной политике) все время основного противостояния режима аятолл с «моджахединами» и «федаинами» тщательно игнорировал события в Иране и лишь в конце января, когда поражение левых городских партизан выглядело неминуемым, перепечатал из немецкого промосковского журнала «Блеттер фюр дойче унд интернационале политик» огромную псевдомарксистскую статью «Три года антиимпериалистической революции в Иране», в которой, вопреки фактам и логике классового анализа (но зато в строгом соответствии с линией ЦК КПСС), утверждалось, что сторонники Хомейни – это «силы революционной демократии», все противники Хомейни – «террористы» и «контрреволюционеры», «поддерживаемые, направляемые и организуемые ЦРУ», и что режим Хомейни может записать себе в актив «убедительные достижения», в частности, «демократизацию внутренней жизни» и «улучшения в социальной области»[56]. Хочу специально обратить внимание читателя на тот пикантный факт, что заместителем главного редактора «За рубежом» в указанный период был В.Б. Иорданский, автор упомянутой выше статьи «Феномен Усамы бен Ладена»…

Как раз на примере иранской революции предельно ясно высветился псевдомарксистский характер советского руководства. Если бы советские руководители, на каждом шагу клявшиеся именем Ленина, действительно были марксистами, они не смогли бы так откровенно проигнорировать известное ленинское требование: «Во главу угла политического анализа надо поставить вопрос о классах: о революции какого класса идет речь? А контрреволюция какого класса?»[57].

С точки зрения марксистского анализа, характер «исламской революции» в Иране был достаточно очевиден: буржуазная революция, протекавшая в форме религиозного движения – подобно Крестьянской войне в Германии или Английской буржуазной революции XVII в. И той, и другой темой подробно занимались основоположники марксизма (как уже говорилось выше, именно Энгельс доказал историческую неизбежность такой формы буржуазной революции). Кроме того, к марксистской классике относятся и специальные исследования этих тем К. Каутским и Э. Бернштейном[58]. Нетрудно, следовательно, было вспомнить о судьбе Томаса Мюнцера, Мюнстерской коммуны и диггеров.

Поскольку, однако, «исламская революция» (как буржуазная революция в религиозных одеждах) запоздала на несколько веков – и протекала уже в эпоху империализма, как революционное движение «среднего класса», – опять-таки вполне естественным было использование в ней антибуржуазных, антиимпериалистических и антиамериканских лозунгов и совпадение ее по характеру с фашистскими «национальными революциями». Для грамотного марксиста здесь не должно быть ничего сложного. В конце концов, исламские фундаменталисты сами – едва ли не с момента появления исламского фундаментализма как политического течения (то есть с 30-х гг. XX в.) – ясно видели свою близость с фашизмом и сразу же установили тесные контакты с гитлеровским режимом. Первая организация исламских фундаменталистов – «Братья-мусульмане» – получала от Гитлера финансовую помощь, вела профашистскую пропаганду, занималась разведкой в пользу нацистской Германии[59]. Первый фундаменталистский верховный муфтий Иерусалима Хай Амин Эффенди аль-Хусейни не только занимался разведывательной деятельностью в пользу III Рейха и нацистской пропагандой, но и организовывал по заданию VI управления РСХА восстания на Ближнем Востоке и в Северной Африке[60].

Подобно тому, как классические фашистские движения были движениями «среднего класса», то есть en masse средней и мелкой буржуазии, которая решила отнять часть власти у существовавшей элиты – крупной буржуазии и аристократии[61], так и исламский фундаментализм является движением средней и мелкой буржуазии, которая вступила в своих странах в борьбу за власть (часть власти) с существующими элитами. Как правило, к этим элитам относились местные феодалы и крупная буржуазия, традиционно компрадорская (отсюда и антиамериканский, антиимпериалистический посыл исламского радикализма и фундаментализма). Эта же причина классового характера определила поведение исламистов по отношению к своим левым союзникам.

Мелкая и средняя буржуазия (впрочем, после захвата власти ее представителями они, конечно, повышают свой социальный статус) может найти компромисс с крупной буржуазией, но, разумеется, не с теми, кто – как последовательные сторонники социалистической идеи – выступает за уничтожение буржуазии как класса и частной собственности как основы власти буржуазии.

Поэтому фундаменталисты, привычно говорившие – вслед за Хомейни – что «исламская революция» призвана «защитить обитателей хижин от обитателей дворцов», придя к власти, сами стали обитателями дворцов, а вместо «справедливой исламской экономики» построили обычную капиталистическую экономику, в которой не только существуют работодатели и наемные работники со всеми присущими такому порядку классовыми конфликтами[62], но и функционируют «исламские банки», которые, разумеется, по всем законам капитализма берут процент, то есть занимаются строжайше запрещенным в исламе ростовщичеством[63].

Как и следовало ожидать, вместо снижения социальной дифференциации «исламская революция» привела к ее увеличению. Через 10 лет после падения шахского режима число иранцев, живущих в бедности и откровенной нищете, увеличилось до 34 миллионов (при общей численности населения в 49,5 млн человек), а число миллионеров по сравнению с дореволюционным периодом увеличилось в 7 раз![64]

Собственно, как и в классических фашистских движениях, в среде исламских радикалов в Иране существовало левое крыло, воспринявшее (с искажениями, конечно) классовый подход и отличавшееся стихийными социалистическими настроениями (а иногда и прямо изучавшее марксизм, как это было с аятоллой Хеджази). Разумеется, их ждала та же участь, что штрассеровцев, страпаэзи и «серые рубашки»: они были физически уничтожены пришедшими к власти хомейнистами (лидер «левых» исламистов аятолла Муртаза Мутаххари был убит в 1979 г., а чтение, хранение и распространение его работ стали уголовно наказуемым деянием в 1984 г.; аятолла Мухаммад Бакер ас-Садр был казнен в 1980 г.; знаменитый аятолла Али Шариати был убит еще до победы «исламской революции» – в 1977 г.).

Именно прекрасное понимание фундаменталистами (как и фашистами) той опасности, которая исходит от левых идей и, в первую очередь, от классового подхода в анализе социальных процессов, и подвигнуло исламский режим в Иране на такие предельно жестокие формы подавления левого движения, как истребление семей «безбожников» (по отношению к семьям сторонников монархии такие меры обычно не применялись). Более того, если те работники шахской охранки САВАК, которые боролись с мятежным шиитским духовенством, были, как правило, казнены, то подразделения САВАК, специализировавшиеся на «красной опасности», были сохранены в неприкосновенности и влились в состав исламской политической полиции САВАМА (Иранская национальная организация информации и безопасности). Помимо глав этих подразделений генералов Фразия и Кава САВАМА воспользовалась услугами специалиста по борьбе с оппозицией шахского генерала Фардуста, который был другом детства шаха и обвинялся в начале «исламской революции» в организации массовых расправ над антишахскими демонстрантами[65].

Шахская охранка прославилась своей жестокостью и тем, что в застенках САВАК пытали всех заключенных, причем наряду с «обычными» современными пытками, распространенными по всему миру консультантами из ЦРУ, такими как пытка электротоком или пытка удушением, в САВАК практиковали и «местные» изощренно жестокие восточные пытки, вроде поджаривания на решетке на медленном огне[66]. САВАМА расширила набор пыток за счет классических средневековых (вроде битья палкой по пяткам, что широко практикуется и в современной Турции, или стягивания головы жгутом) и ввела в практику трехкратную пытку[67] вне зависимости от того, дал подследственный уже показания или нет. Носители средневекового сознания, исламисты и в этой области вернулись к типичной для Средневековья концепции, согласно которой правду человек говорит только под пыткой, поскольку под пыткой он говорит уже без участия разума, то есть не может солгать. Параллели с логикой и инквизиторов, и гестаповцев настолько прозрачны, что просто напрашиваются.

Еще в 1982 г. выяснилось, что за исламскими радикалами в Иране стоят исламские консерваторы, сознательно блокирующие любые попытки введения хотя бы частичной, хотя бы ограниченной социальной справедливости в обществе. Эти консерваторы были объединены в созданное еще в 50-е гг. общество «Ходжатие»[68]. Собственно, не секрет, что исламских радикалов финансируют саудовские мультимиллионеры (сам Усама бин Ладен – саудовский мультимиллионер), что из 18 самых богатых семей Египта 8 семей миллиардеров (Аш-Шариф, Ан-Наджжар, Ас-Саад, ар-Рийян и др.) принадлежат к «Братьям-мусульманам»[69]. А деятельность радикальных «Исламских групп» в Египте оплачивал богатейший человек страны – Осман Ахмад Осман[70]. Сама же организация «Братья-мусульмане» создала в Египте 180 «исламских» компаний с общим капиталом в 25 млрд долларов[71]. Так что сильно поторопились левонастроенные студенты Тегеранского университета, когда вывешивали на стенах своей alma mater лозунг «1979 год – год победы невежества над несправедливостью»[72]. Впрочем, лозунг этот провисел недолго – его сорвали исламские радикалы[73]. А вскоре добрались и до самих студентов – ведь сказал же Хомейни: «Нам не нужны интеллектуалы»[74].

Показательно и то, что в борьбе против левых исламские радикалы в Иране, пока не укрепился фундаменталистский режим, прибегали к типично фашистской тактике погромов и «уличной войны», в точности скопированной с действий итальянских «ардити» и германских штурмовиков[75].

Собственно, такую же тактику борьбы с левыми – погромы и уличные убийства – исламские радикалы применяют даже там, где они еще не пришли к власти. Тут показателен пример Палестины. С начала 80-х гг. левая ближневосточная пресса постоянно сообщала о расправах исламистов над левыми активистами на оккупированных Израилем территориях. Крупнейшими такого рода акциями исламских радикалов в начале 80-х гг. были погром, учиненный ими – при невмешательстве израильских властей – в Университете Ан-Наджах в Наблусе (университет считался оплотом Компартии Палестины), нападение на студенческий митинг в университете г. Бир-Зейт, кампания физического подавления палестинской левосоциалистической организации «Фронт студенческого действия»[76].

Примечательно, что израильские власти сами пестовали, лелеяли и насаждали на оккупированных территориях и в Израиле исламский фундаментализм. Это было стратегической линией правых правительств Израиля – правительств блока правых и ультраправых во главе с М. Бегином (1977–1984) и И. Шамиром (1990–1992), а отчасти и коалиционного «правительства национального единства» Ш. Переса – И. Шамира, во всяком случае, в период премьерства Шамира в 1986–1990 гг.

Поощрять исламских фундаменталистов израильские власти начали с лета 1979 г. (по другим сведениям – с начала 1980 г.). Сделать это было нетрудно: достаточно было закрыть глаза на ввоз и распространение фундаменталистской литературы и провести соответствующие перестановки среди исламского духовенства (в Израиле исламское духовенство – в отличие от духовенства других конфессий, пользующихся автономией, – подконтрольно государственной администрации, назначаемо и сменяемо ею, кроме того, государство контролирует почти полностью денежные средства мусульманской религиозной общины). В результате очень быстро в Израиле и на оккупированных территориях утвердились фундаменталистские организации. Израильское правительство рассчитывало, что фундаменталисты подорвут влияние ООП среди палестинцев. Расчет оправдался: встав на ноги, фундаменталисты занялись уничтожением сторонников и активистов левых организаций, входящих в ООП, которых фундаменталисты устами креатуры «Братьев-мусульман» верховного муфтия Иерусалима шейха Саад-ад-Дина Алями провозгласили «врагами Аллаха» (атеистами). Фундаменталист Саад-ад-Дин Алями, посаженный на свой пост израильской администрацией, прославился, между прочим, и другим интересным заявлением, а именно, фетвой (официальным разъяснением, обязательным для верующего), из которой следовало, что «безбожный» «социалистический» режим в Сирии – более опасный враг для мусульманина по сравнению с религиозным режимом Израиля, поскольку социалисты вообще отторгнуты от Аллаха, а иудеи – нет, они лишь ошибаются, доверяя более раннему пророку Аллаха (Мусе, то есть Моисею), а не более позднему (Мухаммеду). Интересно, что фетву эту шейх Алями вынес в 1982 г. – в момент агрессии Израиля против Ливана и противостояния на ливанской территории израильских и сирийских войск[77].

Левые оппоненты Ясира Арафата позднее обвиняли его в том, что руководимое Арафатом Движение палестинского национального освобождения (ФАТХ) – крупнейшая организация в ООП – заключило с исламистами тайное соглашение о «сферах влияния» и совместной борьбе с левыми. Документально подтвердить эти обвинения не удалось, но сам факт такого соглашения вполне вероятен: случаи нападений исламистов на сторонников буржуазно-феодального ФАТХ единичны, а случаи срывов исламистами массовых мероприятий ФАТХ и вовсе неизвестны, в то время как левые были постоянной мишенью исламистского террора. Но вот сговор исламистов с израильскими правыми – факт совершенно очевидный.

Поощрение израильской администрацией исламских фундаменталистов доходило до того, что если происходили нападения исламистов на мероприятия входящих в ООП левых, израильтяне специально отводили полицию и армию из района беспорядков, чтобы дать исламистам возможность беспрепятственно расправиться со своими противниками. Точно так же поощрялись и расправы над не входящими в ООП насеристами и коммунистами[78].

Но и за пределами Палестины исламские радикалы не раз ясно демонстрировали свое отношение к левым. Достаточно вспомнить, как вырезали левых в «исламизированном» Судане при Джафаре Нимейри[79] – что особенно показательно, потому что именно левые дали возможность режиму Нимейри выжить в первый год после прихода к власти – за счет установления связей с СССР и левыми арабскими режимами, получения от них помощи (в том числе и в подавлении внутренней проамериканской оппозиции) и т.п.[80] В Ливане в 1986–1987 гг. «Хезболла» методически истребляла руководителей местной компартии[81]. В Сирии во время мятежа «Братьев-мусульман» в Хаме в феврале 1982 г. исламисты убили около 250 человек – баасистов и коммунистов, поскольку те были «безбожниками-социалистами»[82] (это не считая сотен жертв индивидуального террора, которые зачастую были убиты только из-за своих левых убеждений – подобно ректору Дамасского университета Мухаммеду Фадылю или видному ученому и врачу, члену правления Общества сирийско-советской дружбы Ибрагиму Нааме[83]).

Еще одним впечатляющим примером является Афганистан. Причем речь идет не о талибах, созданных армией Пакистана на деньги США и Саудовской Аравии при участии ЦРУ и Ми-6. Речь идет о исламских фундаменталистах, которые вели вооруженную борьбу с левым режимом Народно-демократической партии Афганистана (НДПА). Разумеется, афганские фундаменталисты подавали себя в качестве «патриотов», борющихся с «советской агрессией». Но это был не более чем успешный пропагандистский ход. Первая фундаменталистская организация – «Мусульманская молодежь» – возникла в Афганистане еще при шахе, в 1969 г., в строгом подполье, и была однозначно враждебной режиму Захир Шаха как «прозападному» и «просоветскому» одновременно.

«Мусульманская молодежь» идейно и организационно копировала себя с «Братьев-мусульман». Из «Мусумульманской молодежи» вышли все впоследствии самые известные афганские лидеры фундаменталистских организаций – и Гульбуддин Хекматьяр, и Бурханнуддин Раббани, и Юнус Халес, и Абдуррасул Сайяф. Первой «боевой операцией» «Мусульманской молодежи» было именно нападение на левых – атака на собрание студенческой маоистской группы «Шоале-и джавид» («Вечное пламя») в 1972 г.[84] А первой попыткой совершить в Афганистане «исламскую революцию» – мятеж 1975 г. (то есть за 3 года до апрельской революции и за 4 – до ввода в Афганистан советских войск)[85].

После прихода к власти НДПА фундаменталисты сразу развернули вооруженную борьбу против «атеистического режима» – шиитские фундаменталистские организации, как уже говорилось – с территории Ирана, суннитские, преемники «Мусульманской молодежи» – с территории Пакистана, где они базировались еще до апрельской революции 1978 г. (в 1974 г. члены «Мусульманской молодежи» прошли военную подготовку в тренировочных лагерях пакистанской фундаменталистской организации «Джамаат-и ислами»; и Исламская партия Афганистана (ИПА) во главе с Г. Хекматьяром, и Исламское общество Афганистана (ИОА) во главе с Б. Раббани были созданы именно в Пакистане в 1976 г.).

При этом афганские фундаменталисты сразу же размежевались с афганскими традиционалистами, тоже начавшими борьбу против режима НДПА – такими, как Национальный фронт спасения Афганистана во главе с Себгатуллой Моджадидди и Национальный исламский фронт Афганистана во главе с Сеидом Ахмадом Гилани. Традиционалисты выступали за реставрацию монархии, выражали интересы феодальной и родоплеменной верхушки, высшей афганской бюрократии и высшего духовенства. Фундаменталисты, напротив, были врагами монархии, крупных феодалов и высшего духовенства и выступали за «исламскую революцию» и создание в Афганистане «исламской республики». Именно в силу этого несовпадения 7 фундаменталистских суннитских организаций создали один блок под названием «Исламский союз освобождения Афганистана» (ИСОА), а 3 традиционалистских – другой блок под аналогичным названием, и вооруженные отряды фундаменталистского ИСОА безжалостно истребляли сторонников традиционалистского ИСОА – и наоборот.

Традиционалисты формировали свои отряды фактически на родоплеменной основе, используя самые отсталые слои населения, традиционно связанные обязательствами верности своим вождям, феодалам и религиозным лидерам (пирам). Фундаменталисты вербовали сторонников везде – в первую очередь среди афганских беженцев в Пакистане и Иране, а собственно в Афганистане – в основном в городских средних слоях.

Даже лидеры традиционалистских и фундаменталистских организаций заметно отличались друг от друга. С. Моджадидди, например, происходил из семьи хазратов (то есть прямых потомков пророка Мухаммеда), основателей влиятельного на Востоке исламского ордена Накшбандия. Клан Моджадидди был одним из самых богатых и влиятельных кланов Афганистана. С.А. Гилани также происходил из семьи хазратов, основателей суфийского ордена Кадирия, особенно влиятельного в Северной Африке и Ираке. Сам Гилани был пиром ордена, его семья владела огромными земельными угодьями в Афганистане.

Лидеры же афганских фундаменталистских организаций сплошь были выходцами из средне- и мелкобуржуазной среды, а по персональному социальному статусу – типичными представителями городских средних слоев, «среднего класса». Это – вообще классическая картина для фундаменталистских лидеров: «Идеологи и руководители исламского фундаментализма, как правило, не представляют традиционную религиозную верхушку исламского общества. Многие из них не имели и не имеют базового религиозного образования. Так, основатель ассоциации «Братья-мусульмане» Хасан аль-Банна был преподавателем средней школы, сыном часового мастера, а основатель фундаменталистской организации «Джамаат-и ислами» в Пакистане Маудуди – журналист, выходец из семьи адвоката. Наиболее радикальный и последовательный идеолог и практик афганского фундаментализма Г. Хекматьяр имеет незаконченное высшее техническое образование. Сердцевиной фундаменталистских течений в различных странах распространения ислама, в том числе в Афганистане, являются не богословы, а богословствующая интеллигенция»[86].

Показательно, что в программе ИПА были записаны антиимпериалистические, антиколониалистские положения[87], что, впрочем, не помешало ИПА перейти в значительной степени на содержание ЦРУ США, получать из США вооружение и тренировать своих бойцов в созданных ЦРУ на пакистанской территории лагерях (причем первый такой лагерь был создан еще в 1973 г.!)[88].

Ввод в Афганистан советских войск фундаменталисты расценили как «подарок Аллаха»[89], поскольку он повлек за собой массовое бегство афганского населения в Пакистан и Иран – зачастую организованное (то есть проводившееся по приказу и под руководством вождей племен). К тем 600–800 тыс. афганцев, которые традиционно находились на заработках в Иране, добавилось еще 3,7 млн организованных беженцев. Афганские фундаменталисты провозгласили бегство из Афганистана хиджратом, проведя таким образом прямую аналогию с хиджрой пророка Мухаммеда, то есть с бегством его с последователями из Мекки (где к учению Мухаммеда отнеслись враждебно) в Медину. «Хиджрат, – заявили фундаменталисты, – это уход с территорий, находящихся под властью Сатаны, на территорию, управляемую Аллахом»[90]. Таким образом под международную помощь афганским фундаменталистам была подведена исламская правовая база, страны, принявшие афганских беженцев, получили статус ансаров (мединцев, принявших у себя Мухаммеда), а афганские фундаменталисты получили право претендовать на исключительную помощь со стороны исламских стран и фундаменталистских организаций.

Надо иметь в виду, что помимо фундаменталистского Ирана есть еще одна страна, где у власти стоят стопроцентные исламские фундаменталисты, – и при этом, в отличие от Ирана, не исламские радикалы и не революционеры. Это – Саудовская Аравия, ваххабистская абсолютная теократическая монархия, основанная на шариате и Коране (чего везде и добиваются фундаменталисты). Что не мешает, однако, Саудовской Аравии выступать в роли стратегического союзника США на Ближнем и Среднем Востоке. По очень осторожным оценкам левых индийских авторов, из 12–15 млрд долларов «исламской помощи», ежегодно расходящихся из Саудовской Аравии по всему миру, от 4 до 5 млрд с начала 80 гг. попадало (легально и нелегально) в руки исламских фундаменталистов-суннитов, причем до половины этой суммы приходилось на афганских фундаменталистов[91].

Такое повышенное внимание саудовского руководства к афганским фундаменталистам объяснялось тем, что те рассматривались как «передовой отряд» в борьбе против левых – а именно «атеистического режима» НДПА и «безбожных русских». Саудовская Аравия имела и «собственную» афганскую фундаменталистскую организацию – Исламский союз за освобождение Афганистана (ИСОА) во главе с ваххабитом А. Сайяфом[92]. Саудовская Аравия договорилась с США об оплате поставок для афганских фундаменталистов вооружения американского производства ежегодно на сумму 1,5 млрд долларов[93]. Кроме того, Саудовская Аравия договорилась с США о поставках «стингеров» именно тем фундаменталистским организациям, которые пользовались поддержкой саудовских властей[94]. Вообще, совместно финансирование, обучение и вооружение афганских фундаменталистов сплотили США и Саудовскую Аравию и заложили основы для будущего стратегического военного партнерства (проявившегося во время войны в Персидском заливе – то есть против баасистского Ирака) – до этого отношения между США и Саудовской Аравией постоянно омрачались разногласиями по палестинской проблеме. Говоря иначе, Саудовская Аравия признала коммунизм более серьезной опасностью, чем сионизм – и именно антикоммунизм послужил основой для союза между американскими неолибералами и саудовскими фундаменталистами[95].

При таких условиях неудивительно, что «антиимпериалистические» афганские фундаменталисты с удовольствием брали деньги и оружие у США, Великобритании и даже Израиля – например, 100 млн долларов в 1983 г.[96] Особенно впечатляет рост финансирования вооруженной деятельности афганских фундаменталистов со стороны ЦРУ. Если с начала 1980 г. по сентябрь 1984 г. «чистые» расходы ЦРУ на афганских фундаменталистов составили 325 млн долларов[97], то в 1988 г. они уже выросли до 900 млн долларов[98]. Исламская партия Афганистана (ИПА) во главе с Юнусом Халесом (не путать с ИПА Г. Хекматьяра!) установила особенно тесные отношения с Великобританией вообще и британской разведкой в частности и стала постоянно получать от англичан ракеты «Блоупайп» – британский аналог «стингеров»[99].

Большую помощь финансами, оружием и боеприпасами, обмундированием и медикаментами афганским фундаменталистам оказывали также Египет, княжества Персидского залива и Пакистан. Отдельно от государственной помощь финансами, пропагандистской литературой, оружием и людьми оказывали «Братья-мусульмане», «Джамаат-и ислами» и кашмирские исламистские организации. Совершенно очевидно, что эта помощь носила идеологический характер и была направлена именно против левых – основным объектом нападения фундаменталистов до падения режима Наджибуллы были именно сторонники НДПА. По официальным афганским данным, уже на июнь 1985 г. в Афганистане фундаменталисты убили 243 900 сторонников правительства, в том числе 35 700 женщин, которые заведомо не могли быть военнослужащими[100]. Показательно, что особую ненависть у фундаменталистов вызывали школы и сельскохозяйственные кооперативы – как «рассадники социализма». Школ к июню 1985 г. было уничтожено 1864, а сельскохозяйственных кооперативов к началу 1987 г. – 906[101].

Можно привести в качестве примера также и Алжир, где исламисты развернули в 90-е гг. XX в. настоящую гражданскую войну, жертвой которой, по официальным, явно заниженным данным, стало 30 тыс. человек, а по данным независимых исследователей – до 80 тыс.[102] При этом хотя в идеологии ФНО и даже в конституции Алжира ислам играл существенную роль, фундаменталисты считали правящий режим «неисламским» и «слишком социалистическим» и ставили своей целью установление в Алжире теократии[103].

Можно вспомнить и пример Египта, где Анвар Садат, сам в юности бывший членом ассоциации «Братья-мусульмане», в 70-е гг. активно поощрял исламский фундаментализм и дал возможность «Братьям-мусульманам» выйти из подполья и стать заметной силой в стране – именно для того, чтобы максимально ослабить влияние левых в Египте, в первую очередь насеристов и коммунистов[104] – и сам Садат, собственно, этого не скрывал[105]. Кстати сказать, посредником между «Братьями-мусульманами» и Садатом выступил саудовский король Фейсал, который организовал их встречу летом 1971 г.[106] Тогда же король Фейсал выделил египетской Академии исламских исследований Аль-Азхара 40 млн долларов на «борьбу против коммунизма и атеизма», а Садат разрешил Фейсалу создать и финансировать на территории Египта несколько тысяч «исламских комитетов по борьбе с атеистическим марксизмом»[107].

Ожидания Садата в целом оправдались: к 1987 г. число приверженцев исламского фундаментализма в Египте достигало уже 3–5 млн человек[108], а непосредственно «Братья-мусульмане» систематически снабжали МВД Египта информацией о деятельности коммунистов и других левых – и даже специально внедрили для этого в левые подпольные группы своих агентов[109]. Причем подобно палестинским фундаменталистам египетские исламские радикалы рассматривают левых как более опасного врага, чем империализм и сионизм: теоретик египетской исламистской организации «Аль-Джихад аль-Гедид» (прославившейся убийством А. Садата в 1981 г.[110]) Мухаммед Абд-ас-Салям Фараг написал специальный труд, в котором объяснял своим последователям, что сначала надо покончить с «безбожниками» – в первую очередь с «антиисламскими» режимами вроде сирийского – а уж потом можно вести речь о борьбе с Израилем и империализмом вообще[111].

Используя образное выражение Хомейни, можно сказать, что радикальные исламисты склонны рассматривать левых как «Большого Сатану», а империализм и сионизм – как «Малого Сатану». Но даже если и наоборот – это значит, что неизбежным шагом на пути разгрома империализма и сионизма («Большого Сатаны») они считают предварительный разгром сторонников социализма (как «Сатану» более слабого – «Малого»).

Элементарная логика подсказывает, что и левые – если они не дураки – должны относиться к исламским радикалам так же.