I. Герой-партизан. Мир с честью

Готовность к самопожертвованию

Одна из самых неясных страниц в биографии Саyдино связана с переговорами о мире, которые в течение нескольких месяцев он вел с правительством Сакасы — Сомосы. Эти переговоры привели к геноциду, первой жертвой которого стал сам Сандино. В некоторых работах говорится о «чрезмерной доверчивости», «наивности» Сандино во время переговоров. Создается впечатление, что авторы этих работ ограничиваются лишь тем, что признают большие заслуги Сандино как вождя партизан и считают излишним говорить о его политической компетентности. Однако тщательный анализ основных документов доказывает со всей очевидностью, что Сандино не доверял тем, с кем ему пришлось вести дело сразу же после изгнания американских интервентов из Никарагуа. Следует вспомнить заявления Сандино о том, что он вполне осознает ту опасность, которая подстерегает его на переговорах с людьми, являвшимися в прошлом пособниками интервентов. В период переговоров, когда Сандино вынужден был не раз приезжать в Манагуа, он неоднократно заявлял: «Я сознаю ту опасность, которая мне угрожает... Мы добьемся мира... Ради этого я и приехал, бросив вызов опасности, злобе и ненависти гвардии»[1]. «Я опасаюсь покушения с ее (нацинальной гвардии) стороны», — говорил Сандино. Подлинность этих слов подтверждает Сальвадор Кальдерон. В одном из писем Сандино говорится: «Я не закрываю глаза на опасность, которая угрожает моей жизни во время поездки»[2]. В корреспонденции американского посла Артура Блисс /193/ Лейна мы найдем подтверждение тому, что Сандино не считал «необходимой» свою поездку, которая закончилась гибелью[3].

Таким образом, разговоры о «доверчивости» и «наивности» Сандино — это всего лишь вымысел досужих комментаторов. Сандино хорошо понимал, что грозит ему после выхода из своего горного района. Так почему же он все-таки отправился в Манагуа, зная, что это опасное для него место? Решение Сандино оправдано, если учесть те объективные и субъективные факторы, которые сложились к моменту переговоров. С одной стороны, в стране были сильны антиамериканские настроения народных масс, но, с другой стороны, не было покончено с влиянием либеральной и консервативной партий, возглавляемых реакционными элементами. В этой обстановке реакция и ее печатные органы разжигают кампанию клеветы, распускают слухи о том, что Сандино никогда не был патриотом, что американская вооруженная интервенция — это лишь предлог, который он использовал для совершения всевозможных преступлений. Сандино провозглашают сторонником войны ради самой войны[4]. Даже в период переговоров наиболее реакционные элементы не переставали выступать против него в своем стремлении усилить антисандинистские преследования. Таким образом, переговоры в какой-то степени явились результатом требований народных масс. Отправляясь в Манагуа, Сандино определенно рисковал, однако это был для него единственный способ разоблачить клевету и попытки изобразить его как «воинственное пугало». Один из сандинистов-ветеранов слышал, как Сандино сказал:

«Я скоро умру. Они не выполнили обязательств по мирному соглашению. Наших братьев убивают повсюду. Я еду в Манагуа: либо я изменю это положение, либо погибну. Мы не можем сидеть сложа руки».

И Сальватьерра, и Кальдерон рассказывают, что партизанский вождь решительно отверг их предложение покинуть страну[5]. Очевидно, что решение Сандино отправиться в Манагуа было самопожертвованием, суровым требованием момента (1933— /194/ 1934 гг.), и он не воспротивился ему, сохранив верность принципу — выполнять свой долг.

Этот шаг героя Никарагуа невозможно понять без учета международного положения. 1933—1934 годы. США, подавлявшие на протяжении десятилетий сопротивление народов, против которых они совершали агрессию, решили приукрасить свой лик перед Латинской Америкой с помощью грима «политики добрососедства». Этот «макияж» заканчивается проведением Панамериканской конференции в Монтевидео в декабре 1933 г.

Следует подчеркнуть, что американская внешняя политика, которую начинает проводить администрация Франклина Д. Рузвельта, отводит США на второе место в качестве опасности в период, когда ускоренными темпами происходит превращение нацистской Германии и милитаристской Японии в основные центры мировой реакции. Далекая Никарагуа, территория которой уже была освобождена от войск американских интервентов, не привлекала внимания мировой общественности. Сомнения Ломбардо Толедано[6] подтвердились в 1933 г. Какова же была реакция за рубежом на убийство Сандино? Совершенно очевидно, что вся Латинская Америка осудила преступление. Действительно, в печати того времени появились, например, такие сообщения: «Резкую телеграмму протеста Сакасе направляют мексиканские студенты». Однако не была исключением и другая позиция, подобная той, с которой выступила одна из «антиимпериалистических лиг». Она осуждала Сандино за якобы «предательство в 1930 г.»[7]. /195/ Разве эта позиция, преобладавшая в Латинской Америке в период сопротивления Сандино, не была своего рода соглашательством с глашатаем американской рабочей аристократии Браудером[8] Разгром фашизма во второй мировой войне придал новый импульс антиимпериалистической борьбе. Американский империализм стал главным врагом национально-освободительного движения на всех континентах планеты. Что касается Сандино, то память о нем сохранилась среди никарагуанских крестьян, которые шли с ним от победы к победе. Его имя стало символом борьбы народов Латинской Америки против империализма[9].

Мир с честью

После того как из страны была выведена американская морская пехота, партизанский вожак не собирался почивать на лаврах и ждать дальнейших событий. Следует подчеркнуть, что патриоты не имели возможности создать временное правительство на освобожденной территории. И Сандино занял в сложившейся ситуации реалистическую позицию, решив удовлетворить народное требование о заключении мира и проведении переговоров между правительством и партизанской армией.

Ни одно событие за пределами Никарагуа не способно было поколебать интернационалистских позиций Сандино. Одним из первых условий, выдвинутых им, было требование о поддержке правительством Никарагуа политики «невмешательства во внутренние дела любой из индоиспанских республик»[10]. Сандино пристально следил за народными выступлениями в других странах. Так, например, он с уважением относился к борьбе польского народа. Только преступление, совершенное 21 февраля 1934 г., помешало проведению дружеской встречи между Сандино и представителем Польши, которая должна была состояться по просьбе последнего[11].

Сандино не считал, что уход американских солдат гарантирует полную независимость страны. Он неизменно, /196/ c первого до последнего дня переговоров, выступал за то, чтобы дополнить военную победу «восстановлением политической и экономической независимости». Сандино стремился к тому, чтобы «предложенные основы мира» были «совместимы с национальной честью», а сам мир возвышал, а не являлся «миром для рабов»[12]. Влиятельные силы в правительстве хотели сохранить национальную гвардию, которая была навязана Никарагуа американскими интервентами. Сандино выступает с разоблачениями гвардии и до последнего момента отказывается от полного разоружения партизанских отрядов, чего требовали наиболее реакционные элементы.

В консервативной и либеральной партиях Никарагуа все больше и больше начинают заправлять политические дельцы, которые запятнали себя сотрудничеством с интервентами. Аугусто Сесар Сандино, направляясь в Манагуа, остается верным своим принципам, ои не боится клеветы, которую обрушивают на него. К Сандино прикованы взоры подавляющего большинства населения страны[13].

Американское посольство и события 21 февраля

Замышляя убийство Сандино, американское посольство намеревалось провести его «чисто», не оставив никаких следов. Там рассуждали так: мы проводим политику «добрососедства» и нет нужды повторять историю Лейна с Ф. Мадеро и Пино Суаресом или Уайза с Перальтой во времена политики «большой дубинки». Но, как известно, нет преступления, которое не оставляло бы следов, и здесь мы видим четкие отпечатки рук янки.

Прежде чем осуществить вывод американской морской пехоты с территории Никарагуа, посольство США пошло на колонизаторский трюк — оно навязало стране созданную американцами национальную гвардию. Среди гвардейцев было много таких, которые только ждали подходящего случая, чтобы перейти на сторону патриотов, однако американское посольство знало, как будет действовать эта вооруженная сила в целом, поскольку во главе ее стояли люди, тесно связанные с Сомосой. Он занял пост командующего гвардией при поддержке американского посла. /197/

Расчеты посольства США в Никарагуа оказались обоснованными: реакционные элементы в национальной гвардии в ходе переговоров нарушали перемирие, соглашения, заключенные правительством, они совершили целый ряд произвольных действий [14].Все это постепенно превращала национальную гвардию в официальную армию правительства, а ее командующего в подлинного хозяина страны. Не обращая внимания на главу правительства Сакасу, американские послы поддерживали тесные связи с Сомосой, что на деле означало одобрение всех его преступных действий.

Если проанализировать переписку американского посла А. Блисс Лейна с Вашингтоном в дни, непосредственно предшествовавшие 21 февраля 1934 г., то можно увидеть, что даты 16 января, 5 и 16 февраля в сборнике переписки отмечены грифом «не для публикации». Иными словами, речь идет о секретных сообщениях посла государственному департаменту США. Что же касается 21 февраля, включая первые ночные часы, то американский посол поддерживал прямой контакт с Сомосой. В своей завуалированной дипломатической корреспонденции посол отмечал, что он советовал Сомосе «не проявлять поспешности» в отношении Сандино[15]. По сути дела, это следует понимать не только как приказ Сомосе совершить преступление, но и как требование — судя по тону — осуществить его своевременно.

Благодарность янки своему слуге не заставила себя долго ждать. Вскоре после 21 февраля американское посольство отказалось от всякого камуфляжа и открыто встало на сторону Сомосы в связи с обострением соперничества между ним и номинальным главой правительства Хуаном Сакасой[16]. В августе 1936 г. адмирал Дж. Мейерс официально выразил благодарность Сомосе. Империя янки была благодарна своему лакею до того момента, когда Ригоберто Лопес Перес («сандинист», как назвал его диктатор А. Сомоса Дебайле) убил палача. После покушения Лопеса Переса, совершенного 21 сентября 1956 г., Д. Эйзенхауэр заявил: «Наша страна и я лично сожалеем о смерти президента Сомосы, которая наступила в результате подлого /198/ нападения убийцы». Государственный секретарь США Д. Фостер Даллес отмечал: «Его (Сомосы) дружеские чувства, которые он постоянно демонстрировал в отношении Соединенных Штатов, никогда не будут забыты»[17] Наследники преступника также пользовались благожелательным отношением со стороны американцев. В 1972 г. в Филадельфии они дали такую характеристику Анастасио Сомосе Дебайле: «Честный солдат, всемирно известный дипломат, выдающийся государственный деятель, воплощение лучших человеческих качеств»[18].

Преступление за столом переговоров

В пространных описаниях преступления часто встречаются слова «Сандино был обманут». Если внимательно присмотреться, то подобный подход — пусть даже невольно — направлен на то, чтобы приуменьшить подлость преступления. В отношении Сандино была совершена подлость, а это значительно больше, чем просто обман. Поклонники бога под названием «доллар» на протяжении всего хода переговоров не переставали думать о предательстве, хотя и сам Сандино не думал об ином исходе дела, как мы уже это доказали.

Во время первой фазы переговоров представители правительства — под ручательство Сандино — прибыли в его штаб-квартиру в горах, им было оказано должное уважение.

О честных намерениях партизан во время переговоров свидетельствует Кальдерон Рамирес. Его записи говорят о том, что «подлинная цивилизованность» царила в сельве, а самое «низкое варварство» господствовало 21 февраля именно в столице. Одним словом, переговоры вылились в преступление.

Отметим некоторые действия Анастасио Сомосы Гарсиа в период переговоров. 31 марта 1933 г. на встрече с Софониасом Сальватъеррой он делает вид, что заинтересован в мире, и поднимает тост за его достижение. В другой раз он позирует перед фотографами, дружески обнимая Сандино. Накануне поездки Сандино, которая закончилась его гибелью, в журнале национальной гвардии говорилось о /199/ «надежной безопасности» Сандино и добавлялось, в частности: «Это гарантирует наша воинская честь»[19]. Когда вопрос о поездке был решен, Сомоса, как известно, заявил, что он «с удовольствием» направится в Хинотегу и оттуда будет «сопровождать» Сандино, чтобы гарантировать его прибытие в Манагуа. Комментарии излишни![20]

Факты позволяют говорить о классовом характере преступления в Манагуа. Обычно пишут об убийстве патриота-партизана Сандино, забывая о том, что это убийство представителя эксплуатируемых и угнетенных.

Никарагуанец, которому хоть однажды пришлось познакомиться с высокомерием представителя леоно-гранадской олигархии[21], легко может представить себе то бешенство, которое охватывало хозяев Тискапы (ставших ими по воле Вашингтона), одетых в костюмы, отвечающие всем требованиям этикета, когда они сели за стол переговоров с метисом Сандино, одетым в свою скромную форму партизана-крестьянина и ставшего при жизни символом национального достоинства[22].

Когда было получено известие о том, что представители правительства приближаются к лагерю патриотов в горах, у входа в лагерь их с достоинством встретил Аугусто Сесар Сандино, главнокомандующий Армии защитников национального суверенитета Никарагуа. В свою очередь, /200/ когда патриот прибыл в Манагуа, в президентском дворце Хуан Б. Сакаса, ставший президентом по милости США, заставил партизанского руководителя прождать десять минут, прежде чем принять его[23].Так каждый из них — представитель бедноты и представитель олигархии — показал свое подлинное лицо.

О последних минутах жизни Сандино имеются весьма скудные свидетельства. Источники рассказывают лишь о моменте нападения на Сандино и его товарищей. У нас нет сомнения, что герой с достоинством встретил эту минуту, однако приведем свидетельства Сальватьерры и Кальдерона. Сандино сказал гвардейцам:

«Зачем эти грубые нарушения? Ведь мир заключен, все мы теперь братья, и мое единственное стремление — помочь возрождению Никарагуа трудом, как в истекшие годы я с оружием боролся за свободу нашей родины»[24].

Между нападением и убийством прошел приблизительно час. Об этом времени свидетельства оставили лишь те, кто по приказу Сомосы совершил преступление. Сообщник Сомосы капитан Камило Гонсалес говорил: «В час испытаний Сандино вел себя как настоящий мужчина»[25]. Абелардо Куадра, член национальной гвардии, выступивший впоследствии против Сомосы, отмечал, что лишь 16 членов национальной гвардии участвовали в совещании, предшествовавшем убийству и созванном Сомосой. Куадра, один из его участников, утверждает, что не все из 16 поддержали подлое предательство. Это свидетельствует о том, что вся тяжесть ответственности лежит главным образом на небольшой преступной группе.

Соучастники

Вина Сомосы доказана, а вот та доля вины, которая лежит на руководителях либеральной и консервативной партий, остались как-то в тени. Речь идет не о том, что они находились в лагере противников Сандино, а о том, что они, во-первых, создали обстановку, благоприятную для осуществления преступления, и, во-вторых, взяли — в /201/ результате амнистии и других шагов — под свою защиту палача и его банду. Пользуясь всем этим, Сомоса захватил власть и укрепил свои позиции. С одной стороны, либерал Хуан Б. Сакаса сносил все выходки Сомосы, который формально подчинялся ему. Попустительство привело к преступлению в февральскую ночь[26]. Согласно имеющимся сведениям, X. Сакаса не вмешивался в события, происшедшие 21 февраля 1934 г. Однако после этих событий он оставляет Сомосу на посту начальника национальной гвардии и на протяжении двух лет вместе с ним предпринимает ряд мер, о которых можно было бы не говорить, если бы за этим не последовала катастрофа, которая длится вот уже 40 лет. С другой стороны, консерватор Эмилиано Чаморро задолго до февраля стал близким другом Сомосы, а голоса его партии стали решающими при объявлении амнистии, в результате которой были освобождены от наказания палачи. Спустя всего лишь 30 дней после убийства, когда еще не утихло возмущение народа, Эмилиано Чаморро пожимает руку американскому послу.

В качестве представителя либеральной партии Крисанто Сакаса взял на себя обязательство и скрепил его своей подписью — отстаивать независимость Никарагуа. После переворота в июне 1936 г., когда из правительства были изгнаны все соперники Сомосы, Крисанто Сакаса покинул Хуана Сакасу, с которым был связан, и на долгое время стал верным прислужником начальника национальной гвардии[27].

II. От 21 февраля к возобновлению организованного сопротивления

Установление тирании

Почему в период, который последовал после 21 февраля, были уничтожены организованные вооруженные силы народа? Что в значительной степени затруднило или просто помешало бы Сандино — в случае, если бы он остался в живых — немедленно начать более широкую борьбу? Не /202/ следует забывать о негативном воздействии единоличного руководства Сандино. В условиях партизанской борьбы он вынужден был взять все руководство в свои руки. Таким образом, в период вооруженной борьбы не удалось создать руководящий коллективный орган, который уже получил свое название — Высшая хунта[28].

Важно отметить еще одно неблагоприятное обстоятельство. Экономика страны была чрезвычайно отсталой, основанной главным образом на традиционном экстенсивном животноводстве и производстве кофе. Это негативным образом сказывалось на сандинистском движении, которое вело непрерывную борьбу на протяжении семи лет. Постоянные или даже временные наемные рабочие не были сконцентрированы в том или ином регионе. Продолжение борьбы, бесспорно, требовало использования народных выступлений с экономическими и политическими требованиями. А для этого нужны были активисты, которых не мог дать специфический процесс борьбы. Тип активиста-руководителя — если говорить о Тихоокеанском побережье и некоторых районах в центре страны — только формировался, и общее число активистов было крайне незначительным. Минимальное распространение революционных идей среди народных масс на Тихоокеанском побережье, где неграмотность не была сплошной, не привело к появлению необходимого количества активистов, как и на Атлантическом побережье. Иными словами, антиимпериалистические силы не смогли объединиться в общенациональном масштабе.

Условия жизни трудящихся еще больше ухудшились после 21 февраля, когда в стране начался дикий террор, в особенности на севере и на Атлантическом побережье. Сразу же после убийства Сандино в Манагуа начался настоящий геноцид, при этом на протяжении многих лет он был окутан покровом тайны. Лишь через 10 лет в книга бывшего редактора журнала «Тайм» Уильяма Крема появилось сообщение, что после 21 февраля только в одном местечке Гунгуили было убито свыше 300 мужчин, женщин и детей. Ветеран сандинистского движения сообщал, что «они были изрешечены пулеметными очередями предателей, их останки съели шакалы и собаки». В воспоминаниях сандиниста говорится о расправе в Матагальпе, /203/ одном из 16 департаментов страны; он описывает 39 подобных случаев, когда убивали нередко всех подряд[29].

И хотя народное сопротивление никогда пе прекращалось на протяжении всего длительного периода господства тирании, после 21 февраля не удается восстановить даже в минимальной степени тот организационный уровень, который был свойствен антиимпериалистическим выступлениям сторонников Сандино. Этот вывод заставляет еще больше оценить заслуги тех, кто продолжил дело Сандино в горах. В течение нескольких лет после ночи 21 февраля, «под чудовищно беззащитным прикрытием банановых деревьев»[30] сражались и гибли от пуль врага видные ветераны партизанской армии. Продолжительное время не было возможности восстановить организационную народную силу, но Аугусто Сесар Сандино остается в сердцах угнетенных никарагуанцев.

На пути к восстановлению организационного народного движения

Как уже было сказано выше, в течение длительного периода (1934—1956 гг.) народное сопротивленце не было сплоченным и организованным. В 1956—1974 гг. усиливается стремление восстановить организованный отряд, который способен указать место каждому угнетенному, каждому эксплуатируемому, каждому патриоту в общей освободительной борьбе.

Подъем борьбы угнетенных народов, вызванный крушением фашизма во второй мировой войне, не привел к Латинской Америке к подрыву империалистического господства, хотя в Центральной Америке эта борьба породила большие надежды. Они рассеялись после подавления революции в Гватемале в 1954 г., которая подняла руку на «Юнайтед фрут компани». Монополиям удалось увеличить свои инвестиции в Латинской Америке и продолжать грабеж народов. Никарагуа не была исключением, она в еще большей степени стала играть роль поставщика продуктов; животноводства и сельского хозяйства: кофе, хлопка, мяса, /204/ бананов, сахара, табака, минерального сырья. В стране возникает промышленность, которая в отличие от других стран даже не является «смешанной», она полностью находится в руках американского капитала. Продолжается обнищание Никарагуа, вызванное усилением контроля за производством со стороны крупного капитала. Это обнищание ведет к увеличению массы трудящихся, призванных сыграть роль могильщика эксплуататорского режима.

В последующее после второй мировой войны десятилетие мировой капитализм испытал сокрушительные удары в Восточной Европе, в Азии, в Африке. Еще через десять лет в Латинской Америке начинает готовиться новое выступление за свободу, которое подорвет псевдодемократическую демагогию. Создаются новые отряды, которые добиваются окончательной победы, — Куба. Латинская Америка становится активной составной частью мирового антиимпериалистического движения, в котором несколько раньше отличились Алжир и Вьетнам. Пример сражений в далеких от Латинской Америки странах уже нельзя скрыть, и поэтому не случайно Ригоберто Лопес Перес, герой Никарагуа 1956 г., посвящает стихи братскому народу Кипра, восставшему против колониализма.

Никарагуа стала одной из первых стран, где на новой стадии борьбы народное оружие направляется против реакционного режима. Героизм, проявленный в апреле 1956 г., когда особенно отличились Оптасиано Морасан, Луис Моралес Паласиос, Адольфо Баэс Боне и Луис Габуарди, еще не покончил с политической гегемонией традиционных реакционных партий. Однако уже в том же 1956 г. Ригоберто Лопес встал на путь восстановления подлинно народного отряда. С тех пор не проходило и года, чтобы не происходили выступления с целью завоевания свободы. Окончательная победа не приходит сразу, ведь главный враг — это не местная реакционная камарилья, которую можно было бы уничтожить в результате последовательных действий. Речь идет о выступлениях против давнего врага — «империи доллара». В ноябре 1960 г. из США к берегам Никарагуа направляется авианосец с 75 истребителями на борту[31]. В декабре 1972 г. в связи с землетрясением в Манагуа в стране под предлогом оказания помощи высаживаются отряды морской пехоты. Они и гарантировали сохранение реакционной камарильи у власти. В 1973 г. печать Никарагуа сообщала об уличных скандалах, устраиваемых американскими морскими пехотинцами, как о чем-то обыденном[32]. Хорошо известно о тех провокационных планах, которые американцы осуществляли с никарагуанской территории в отношении других стран. И еще одно: никарагуанскому народу пришлось вести борьбу против колониального режима, существовавшего 150 лет, начиная с провозглашения доктрины Монро. Колониальный режим, навязанный Никарагуа, дает о себе знать. Речь идет о колониальном состоянии де факто, даже если до недавнего времени и не сохранилось ни одного договора с американской стороной. Этот особый колониальный режим предоставлял империи янки не меньше прав, чем те, которые они имели в зоне Панамского канала или в Пуэрто-Рико.

Новые поколения сандинистов последовательно идут по пути, проложенному Сандино. Революционеры геройски погибали в боях, но память о них сохранилась в народе.

По всему континенту прокатилась волна антиимпериалистических выступлений. Окончательная победа, как известно, достигается не просто. Как и Аугусто Сесар Сандино, сегодня на пути к победе погибли Че Гевара, Камило Торрес, Сальвадор Альенде, Турсиос Лима, Кааманьо. За свободу родины отдали свои жизни никарагуанские партизаны Ригоберто Лопес, Рикардо Моралес, Оскар Турсиос и многие другие.

В Никарагуа наступает час, когда усиливаются выступления рабочих, крестьян, всех бедняков. Все честные никарагуанцы, в том числе священники, представители интеллигенции и других социальных слоев, вступают в ряды борцов. Они полны решимости добиться освобождения Никарагуа, то есть довести народную сандинистскую революцию до победного конца.

Предстоит еще многое сделать, но уже сегодня мы видим, как рушится империалистическое господство в Латинской Америке, в Африке, во всем мире. Это тот «пролетарский взрыв», о котором мечтал Аугусто Сесар Сандино.

---

По этой теме читайте также:

---

Примечания