На сегодняшний день ясно, что югославский «гнойник» не только не вскрыт, но теперь угрожает заразить весь сталинистский организм.

Как и ожидалось, спровоцированный Кремлём раскол между Югославской КП и Коминформом оказался непоправимым и окончательным.

Менее чем за год логика развёртывающейся борьбы вынудила обоих соперников неистово состязаться на каждой новой стадии конфликта, противостоя друг другу не на жизнь, а на смерть: Кремль осуществил экономическую блокаду Югославии и подверг ревизии свои изначальные «теоретические» оценки классового характера югославского общества, в том числе утверждение о его уникальности — теперь Югославия клеймится как «капиталистическое фашистское государство», управляемое «шпионской кликой», и которое необходимо раздавить любой ценой. Югославы отнюдь не оказались запуганы этой чудовищной кампанией, превзошедшей в грубости, вероломстве, низости и комичной истеричности всё, что сталинизм прежде обрушивал на своих политических противников; и начали контратаку на всех фронтах, в том числе идеологическом, и смело разоблачили «великих мастеров лицемерия».

Возможно, международный революционный авангард ещё не сумел оценить историческую значимость этого конфликта для будущего сталинизма и для будущего рабочего движения. Интересно отметить, что так называемые антисектантские течения, одержимые идеей «вселенского собора» противостоящих сталинизму революционных сил, пришли вследствие собственной теоретической путаницы и патологического страха перед сталинизмом к радикальной недооценке значения и последствий конфликта Сталина с Тито и отстранились от него в духе пресловутой сектантской «изоляции»[1].

Югославский вопрос оказывается крайне важным в двух сферах: во-первых, в плане последствий для самой Югославии, страны, пережившей революционные события, где созданный Кремлём кризис остро поставил перед революционным авангардом фундаментальные вопросы современного рабочего движения; а во-вторых, в плане влияния на весь сталинистский мир, поскольку этот вопрос усугубляет его кризис и облегчает кристаллизацию новой оппозиции политике Кремля.

Под давлением логики борьбы против Коминформа и Кремля югославские коммунисты и революционные рабочие страны были вынуждены задаться вопросами, которые в наше время определяют выбор революционного пути: это проблемы СССР и сталинизма, социалистического строительства, Интернационала.

Этот факт, это идеологическое брожение делает неизбежным глубокое разделение позиций, которое оформится на передовом рубеже марксизма-ленинизма, как минимум, в среде революционного авангарда Югославии.

С другой стороны, пример югославского сопротивления Кремлю, которое пока было успешным и не привело страну обратно в империалистический лагерь, способствует пробуждению, развитию и кристаллизации оппозиционных течений, которые формируются в коммунистических партиях по всему миру, в частности, в «странах народной демократии».

1. Кризис мирового сталинизма

Экспансия сталинизма после войны шла рука об руку с усугублением самого острого кризиса, с каким только сталкивался сталинизм со времени истребления в СССР пролетарского крыла в 1936—38 гг.

Использование революционного рабочего движения в послевоенном мире исключительно в интересах советской бюрократии уже невозможно и приводит к росту широкого сопротивления, особенно в странах, наиболее страдающих от деспотической и грабительской хватки Кремля.

Югославский раскол — самое яркое доказательство того, что рост власти Кремля несовместим с существованием даже таких коммунистических партий, которые полностью изолированы от масс своих стран и являются лишь филиалами ГПУ.

Сейчас восстание зреет во всех странах-сателлитах, и Кремль для удержания своей власти будет вынужден ужесточить репрессивные меры в отношении самих коммунистических партий, которые, несмотря на свою деформированность, выступают проводниками недовольства и сопротивления масс. Чистки и «московские процессы» снова и снова обрушиваются на страны-сателлиты, и они будут становиться всё масштабнее. В сложившейся конъюнктуре не имеется перспектив для стабилизации террористического кремлёвского режима в странах-сателлитах.

Пример Югославии поддержит сопротивление и углубит недовольство Кремлем, который начнёт повсюду выискивать «титоистских» агентов и сделает невыносимой жизнь руководителей компартий советского блока. Кремль стремится низвести все эти партии до уровня винтиков, лишённых какой-либо собственной внутренней жизни и непосредственно и полностью управляемых ГПУ.

Но кризис сталинизма не закупорен в буферной зоне. Отзвуки здешних событий и влияние югославского вопроса разносятся далеко за пределы этого региона. Они распространяются на весь сталинистский мир и сливаются с особыми причинами кризиса сталинистского движения в каждой отдельной стране, тем самым ещё более усиливая общий кризис сталинизма, приближающийся к своей кульминационной точке.

Не будет преувеличением предположить, что если ситуация вокруг Югославии будет развиваться благоприятно, если режим Тито не пойдёт на сделку с империализмом, но, напротив, будет разворачивать более последовательную революционную линию, мы ещё станем свидетелями широкомасштабного ниспровержения сталинизма в ближайшие годы. Поэтому революционный авангард должен отдавать себе отчёт в огромных возможностях, связанных с югославским вопросом, и приложить все усилия для его благоприятного разрешения.

Мы не можем просто ждать, пока Коммунистическая партия Югославии сама выработает подходящую платформу и наблюдать, как она будет вести борьбу на два фронта — против империализма и против Кремля. Судьба югославской компартии и Югославии в основном и в первую очередь зависит от активной помощи, которую отныне сможет предоставить международное рабочее движение этому новому революционному начинанию.

В следующей части этой статьи мы отметим недавние прогрессивные завоевания Югославии и КПЮ на экономическом, политическом и особенно на идеологическом поприще.

I. Коллективизация сельского хозяйства

На экономическом поприще необходимо отметить меры, принятые для ускоренной подготовки к коллективизации сельского хозяйства, особенно после разрыва с Коминформом и Кремлём.

Похоже, Коммунистическая партия Югославии имеет особенно ясное и довольно «классическое» теоретическое видение пути к осуществлению этого преобразования: она использует введённые ограничения на земельную собственность и её использование[2] в целях поддержки широкого кооперативного движения, которое развивается и масштабно, и содержательно в соответствии с общим темпом индустриализации страны.

Коллективизация в сельском хозяйстве должна учитывать два фактора: с одной стороны, возможность промышленности и государства снабжать деревню всем необходимым оборудованием для механизированной обработки земли и обеспечивать дешёвой промышленной продукцией, а с другой стороны — задачу убеждения крестьянских масс примерами преимуществ механизированной коллективной экономики. Этого можно достичь, поддерживая зачаточное кооперативное движение и развивая его до высших форм по мере промышленного прогресса и повышения коллективно-хозяйственной сознательности крестьянских масс.

Зачаточная кооперация — низшая ступень рабочих кооперативов, на которой

«крестьяне объединяют свою мелкую собственность для создания крупных коллективных хозяйств или сообща возделывают землю общими средствами производства, применяя методы планирования и приучаясь к использованию агротехники». (Югославский информационный бюллетень. Июль 1949.)

На 1 января 1949 года в Югославии было создано 1 318 таких кооперативов, на конец марта 1949 было зарегистрировано более 2 800 новых рабочих кооперативов, охватывающих более 110 000 семей и около 510 000 гектаров земли. В сентябре 1949 года число кооперативов превысило 5 000 и охватило 250 000 семей свыше 1 400 000 гектаров земли. (Там же. Октябрь 1949.)

Но самым важным шагом на этом пути явилось создание сельскохозяйственных рабочих кооперативов более развитого, «подлинно социалистического» типа, решение о котором было вынесено съездом крестьян-кооператоров в июне 1949 года. В этих кооперативах

«не только средства производства, но и вся земля сделалась общей собственностью, а вознаграждение участников основано исключительно на вложенном труде». (Там же. Июль 1949.)

В плане политики «обуздывания капиталистических элементов (кулаков)», возрождающихся в деревне, уже существует несколько законов, а последнее постановление федеративного правительства ставит условием, что

«зажиточные крестьяне обязаны продавать государству гораздо большую долю своих излишков зерна, чем требовалось раньше, — от 80 до 95%. С другой стороны, только трудящиеся крестьяне, сельскохозяйственные кооперативы и хозяйства общего кооперативного типа могут в дальнейшем продавать свою продукцию по фиксированным ценам, в то время как зажиточные хозяйства будут исключены из этого правила». (Там же. Июль, 1949.)

II. Реформа народных комитетов

В связи с устройством государства и его политическим осмыслением необходимо отметить реформу народных комитетов, представленную Эдвардом Карделем{II} на седьмой очередной сессии Народной скупщины, состоявшейся в июне 1949 года. Новый закон «изменяет и во многом фактически заменяет собой существующий закон», принятый в мае 1946 года.

К сожалению, нам пока не удалось получить полный текст нового закона. Но в продолжительной речи, представляющей этот закон, Кардель чётко обозначил, что он учитывает критику, озвученную руководителями Югославии на V съезде Коммунистической партии Югославии (1948), а именно пожелание, чтобы «советская организация» страны стала одновременно и более демократичной, и более централизованной, дабы расширить участие масс в управлении государством и одновременно повысить эффективность его функционирования. Кардель заявил:

«Благодаря своему глубоко демократическому характеру и конкретной организационной проработке этот закон является значительным шагом вперёд в развитии нашего государственного устройства и как следствие — важным вкладом в теорию и практику социалистического развития. Нашим намерением было, в полном соответствии с принципом единства власти и демократического централизма, наиболее четко выразить глубинное демократическое устремление масс в сторону самоуправления, участия в управлении государством, которое всегда было признаком всех истинно народных правительств в мире и должно быть безусловным признаком революционного пролетариата и социалистической демократии». (Там же. 7 июня 1949.)

В ходе своей речи Кардель развернул острую полемику против концепции «народной демократии» как промежуточной стадии между капитализмом и диктатурой пролетариата, концепции, которой придерживались «теоретики» «народных демократий» перед тем, как поставить ее с ног на голову в декабре 1948 года{III}, — но которой никогда не разделяли югославские лидеры.

С другой стороны, Кардель настаивает на существовании отличий устройства государственной власти в Югославии от устройства оной в других «странах народной демократии» и описывает эти отличия следующим образом:

В этих странах всё ещё существуют остатки старого буржуазного государства в виде сохранившегося парламентаризма, разделения властей, отсутствия местных органов народной власти, вместо которых действуют органы, напрямую зависящие от Министерства внутренних дел. Там, где существуют органы народовластия (советы), их состав определяется сверху. Так, например, до апреля 1948 года в Болгарии власть на местах принадлежала градоначальникам и функционерам, территориальным и ведомственным руководителям, поголовно назначавшимся министром внутренних дел. В Румынии вплоть до начала этого года муниципалитеты, районы и департаменты находились под управлением функционеров, назначенных министром внутренних дел. Закон о народных советах в Румынии появился лишь в январе 1949 года. В Венгрии «остаётся в силе старая буржуазная система разделения властей». В Польше до сих пор нет выборных советов (на июнь 1949 года). Народные советы были созданы после освобождения с участием делегатов, представляющих «все партии и демократические организации».

Кардель объясняет эти пережитки «старого буржуазного строя», сохранившиеся в «странах народной демократии», тем, что, в отличие от Югославии, где имелось массовое революционное движение «под руководством КПЮ», в других «странах народной демократии», «не было широкого участия масс в борьбе за власть». По этой причине старый государственный аппарат не был полностью разрушен с ходу. Руководители Югославии называют расширение власти, закреплённой новым законом о народных комитетах от июня 1949 года, следствием расширения «социалистических» завоеваний страны. В своей речи на пятом партийном съезде Тито упомянул о необходимости использовать «первую возможность» для «частичного изменения (текста Конституции, принятой в январе 1946 года), преимущественно в части общественной и экономической организации» Югославии, чтобы лучше отразить перемены в экономическом и общественном устройстве страны, «которые уже продвинулись гораздо дальше» с тех пор.

Кардель завершил своё выступление следующей речью о новом законе:

«Во многих отношениях сама жизнь обогнала первый закон о народных комитетах, который был принят в условиях, когда социалистическое строительство в Югославии ещё делало первые шаги. В то время социалистический сектор охватил только крупную и среднюю промышленность, оптовую торговлю, банковскую отрасль и т. д., в то время как местная экономика оставалась, по большей части, в руках капиталистов... Однако теперь социалистический сектор преобладает также и в местной экономике и торговле. Народные комитеты стали непосредственными руководителями всей хозяйственной работы, культурного и общественного строительства».

III. Идеологические различия со сталинизмом

Самое замечательное идеологическое достижение КПЮ имело место в последние месяцы и стало результатом сталинистской антиюгославской кампании, которую возглавил Кремль и которая достигла кульминации на процессе Ласло Райка{IV}.

В результате руководители Югославии с самого начала обозначили своё видение ситуации как конфликта, возникшего между их партией и другими партиями Коминформа (они даже говорили и писали, что это был конфликт между их партией и конкреттными руководителями этих партий), но из осторожности не стали указывать непосредственно на компартию СССР и конкретно Сталина в качестве истинных виновников конфликта.

27 декабря 1948 года в своей речи по поводу бюджета в скупщине Тито осудил «различных руководящих лиц стран народной демократии», но при этом отметил, что «никто в стране Советов не озвучил никаких претензий к нам по этому вопросу» (речь шла о вопросе торговли между Югославией и капиталистическими странами).

Немного времени спустя, 20 января 1949 года, Моша Пияде{V} в своем выступлении на II съезде Компартии Сербии провозгласил, что

«сказанное, написанное или сделанное в этой стране за семь месяцев беспринципного преследования со стороны тех, от кого мы по праву ожидали лишь дружбы и поддержки, является доказательством того, что почти с угрозой для собственного блага мы делали все от нас зависящее, чтобы позволить партии большевиков выйти из данного конфликта с наименьшим ущербом».

Пияде рассудил, что авторитет компартии СССР является «международным достоянием» и что ответственность за его сохранение является не просто «национальной, но интернациональной».

«По этой причине, — добавил он, — будапештской радиостанции следует прекратить повторять, что резолюция Информбюро (Коминформа){VI} была принята по предложению Сталина и что она выражает его мудрость. В Югославии подобная пропаганда имеет обратное действие, поскольку никто здесь не в состоянии разглядеть в этой резолюции какую-либо мудрость, и уж тем более сталинскую. Мы можем дать лишь один совет: берегите свой авторитет, поскольку он нужен и дорог всем нам».

Вплоть до июля 1949 года прямые нападки против сталинистских руководителей СССР в югославской прессе не наблюдаются. Но в результате пренебрежения претензиями Югославии на Словенскую Каринтию{VII} на конференции «большой четвёрки»{VIII} в Париже правительство Югославии 3 августа направило в Москву протестную ноту. С тех пор Кремль усилил свою кампанию против Югославии, посылая оду ноту за другой, и шаг за шагом завершил экономическую и дипломатическую блокаду страны со стороны СССР и других «стран народной демократии».

25 августа статья в газете «Борба» дала следующее объяснение новому настроению Кремля:

«До сих пор правительство СССР поручало различным органам пропаганды стран, состоящих в Информбюро, самим распространять резолюцию (от июня 1948 года) и вести агитацию в его пользу. Обнаружив, что эта кампания не достигла желаемых результатов, но, напротив, обратилась против своих вдохновителей, советское правительство решило публично и прямо принять на себя главную роль в борьбе против маленькой Югославии, чьё единственное “преступление” заключается в неподчинении приказам и указаниям, поскольку Югославия предана защите равенства между государствами, народами и движениями».

Однако даже в августе 1949 года отклики в югославской прессе оставались осторожными и осмотрительными. 25 августа в «Борбе» говорится об «ошибочных взглядах» на «суверенитет меньших государств со стороны советского правительства, которое считает, что имеет право использовать язык угроз, язык хозяина, язык приказов». Два менее официальных источника используют более резкие выражения. «Политика» (23 августа) пишет:

«Две эти ноты (от 11 и 18 августа) впервые формально подтверждают враждебность советского правительства в отношении строительства социализма в нашей стране, а также его сознательное противодействие социалистическому преобразованию».

Та же газета выражает сожаление по поводу «самых грубых фашистских способов убеждения» — «лживых методов» «героев» Информбюро, направляемого Москвой. Газета «Рад», орган Центрального комитета федерации профсоюзов Югославии, заявила 23 августа:

«Советское правительство хотело бы, чтобы в социалистическом мире возобладали приказные отношения вместо отношений равенства и дружбы. Оно продаёт нашу Словенскую Каринтию и предаёт героическую борьбу греческого народа».

2. Предательство в Греции

Новый уровень идеологического расхождения с Кремлём был достигнут в связи с ситуацией в Греции. Кремль и Коминформ обвинили Югославию в закрытии греко-югославской границы в интересах афинских монархо-фашистов и нанесении тем самым удара в спину «демократической армии». Югославы ответили, что эти обвинения в действительности служили способом «свалить на югославов неуспех Демократической армии Греции» («Рад», 31 августа).

Но откуда этот «неуспех» и зачем эта попытка свалить его на югославов?

В двух статьях в «Борбе» (8 и 12 сентября) югославские руководители генерал Лубо Вучкович и Темпо{IX}, кандидат в члены Политбюро, глубоко погружаются в этот вопрос и приходят к выводам, имеющим исключительную важность в вопросе идеологического разрыва с Кремлём. Вучкович рассматривает Гражданскую войну в Греции с точки зрения военного специалиста и осуждает оборонительную тактику, принятую греческими партизанами после смещения Маркоса{X}, «который выступал против капитуляции и оборончества, против сделок с империалистами». Новое командование Захариадиса, напротив,

имело главной задачей «ждать, пока греческий вопрос будет “решён” дипломатическими путями, через соглашение СССР с Америкой и Британией. Из этой совершенно неверной политической перспективы произошла и неверная тактика — тактика обороны».

В своей статье, богатой глубокими и верными наблюдениями по вопросу партизанской войны и правильной тактики, которую в ней следует применять, Вучкович делает следующее заключение:

«Теперь для Захариадиса и его друзей стало важнее клеветать на Югославию, заявлять, что монархо-фашисты использовали югославскую территорию для нападения на Демократическую армию, … чем вывести Народно-освободительную армию Греции{XI} на верный путь и привести её к окончательной победе. Цель Захариадиса понятна: неизвестно в чьих интересах ликвидировать национально-освободительную борьбу в Греции и взвалить ответственность за всё на Югославию. Руководители СССР, которые уже объявили через своих представителей и официальные новостные агентства, что они готовы обсудить ликвидацию борьбы в Греции, также замешаны в этом подлом деле».

Статья Темпо освещает тот же предмет, но разбирает его ещё глубже. Для него греческое поражение является пиком линии предательств, которая тянется с последней мировой войны, и за которую несёт ответственность Кремль. Статья вызывает тем больший интерес, что автор обещает с помощью «критического анализа» внести вклад «в значительное прояснение причин поражения многих коммунистических партий». Ведь «коммунистические партии многих стран испытали подобные поражения (Франции, Италии и т. д.)».

«Насколько нам известно, — пишет Темпо, — ни одно [партийное] руководство не попыталось дать критический анализ поражения или неуспеха многочисленных коммунистических партий мира. Только партия большевиков попробовала объяснить “неуспешность” коммунистических партий Франции и Италии отсутствием и удалённостью Красной армии. Очевидно, что этот немарксистский и неленинистский анализ проигрыша французской и итальянской компартий неприемлем, поскольку он ищет причины поражения не во внутренних слабостях партии, но лишь во внешних факторах. Этот анализ не только немарксистский — он прямо контрреволюционен. Он ослабляет внутренние революционные силы каждой страны и заставляет их надеяться на поддержку извне, на вооружённые силы Советского Союза»[3].

3. Корни сталинистской политики

В своей статье Темпо признаёт, что оппортунизм, который греческая компартия демонстрировала на протяжении всей войны и сразу по её завершении — в ходе восстания в декабре 1944 года, — «не является какой-то чисто греческой чертой», но должен быть отнесён к генеральной линии Кремля в ходе Второй мировой войны.

«Именно руководство большевистской партии в действительности “посоветовало” (в 1944 году) руководству Коммунистической партии Югославии распустить партийные организации в армии, отменить политических комиссаров, убирать за рубежом красные звёзды с наших головных уборов».

Руководство партии большевиков

«предложило эти меры, чтобы не провоцировать международную буржуазную реакцию и якобы не ослаблять силы антигитлеровской коалиции... Разве не руководство большевистской партии рекомендовало югославской коммунистической партии не решать вопрос о власти революционным путём, и вместо этого прийти к соглашению с предательской контрреволюционной реакцией, сплотившейся вокруг Дражи Михаиловича{XII}, “временно признать монархию и разрешить вопрос власти в рамках парламентской борьбы после освобождения страны”?»

А вот главный вывод Темпо в отношении «корней» этих оппортунистических призывов:

«Корни этих призывов лежат в принципе руководства большевистской партии, а именно в том, что все вопросы международного революционного движения должны решаться исключительно с точки зрения интересов Советского Союза (или, точнее, с точки зрения его соглашений с империалистами, с точки зрения расширения влияния Советского Союза), а не с точки зрения международного рабочего движения в целом и его интересов в каждой стране в частности».

Этот вывод — один из значительнейших и яснейших из всех сделанных за последнее время югославскими руководителями в отношении кремлёвской политики. Остаётся лишь добавить недостающее: то, что Темпо называет интересами Советского Союза, на самом деле является корыстными интересами советской бюрократии.

Неясность по этому ключевому пункту, сознательная или нет, закономерно не даёт руководителям Югославии критически исследовать явление сталинизма и извлечь необходимые выводы, которые бы позволили им разработать программу действительно международной важности.

4. Будапештский процесс

Новая степень идеологической ясности была достигнута в связи с судом над Райком в Венгрии.

Бывшие югославские добровольцы интербригад в Испании, многие из которых сегодня стали верховными руководителями Югославии, были прямо объявлены на суде в Будапеште «шпионами и агентами империализма». В результате обвиняемые открыли беспощадный огонь по «руководителям СССР», которые срежиссировали суд над Райком, чтобы «поддержать позорную кампанию против Югославии».

Собравшись на внеочередном съезде 14 сентября в Белграде, они направили Тито телеграмму, где заявили:

«Чудовищная контрреволюционная атака, обрушенная на нашу страну со стороны Информбюро, выступающего лишь слепым орудием руководителей Коммунистической партии СССР, привела интернационализм к небывалому тяжелейшему кризису. Ослепшие руководители СССР попирают один за другим принципы интернационализма, чтобы разрушить моральные принципы и оплевать традиции интернационализма».

Югославские отклики становились всё более жёсткими по мере развёртывания будапештского процесса. Все стороны чудовищного спектакля были подвергнуты суровой и тщательной критике: юридические процедуры, факты, политические цели этой махинации. Моше Пияде оставалось лишь сделать самые смелые и самые интересные выводы из того, что «показал будапештский суд». В первой статье в «Борбе» от 22 сентября Пияде он впервые связал будапештский процесс с московскими:

«Будапештский суд напоминает суды в Советском Союзе в 1936[—1938] гг. Организаторы последних могли помочь в организации будапештского суда благодаря своему богатому опыту. И всё же процессы в Москве, хотя и имели значение для всех коммунистических партий, были внутренним делом Советского Союза: осуждались советские граждане, обвиняемые в различных преступлениях, в числе которых назывались связи с немецким и японским фашизмом. Гитлера не обвиняли и не упоминали. Через несколько лет с ним был заключён пакт о ненападении, и по этому случаю за его здоровье даже поднимались тосты. А теперь, когда прокурор стал министром иностранных дел{XIII}, этот вид судов переносится на международную арену, становится статьёй экспорта».

Пияде далеко ушел от того момента, когда хотел защитить престиж руководителей СССР, престиж, который он тогда называл «международным достоянием».

Механика этого суда позволила ему охарактеризовать процесс

«определённо, без сомнения, без боязни ошибиться, как новую волну направляемой из Москвы контрреволюции. Это проникновение в Европу зловещих методов советской разведки является ярким примером той “руководящей роли” большевистской партии и Советского Союза».

Но когда Пияде пытается выявить причину вырождения, он видит только «великорусский и великодержавный шовинизм» «определённых лиц в руководстве Коммунистической партии Советского Союза». Таким образом, он остаётся в области последствий, производных, а не подлинных причин. Понятие советской бюрократии остаётся ему неизвестным.

Главный вывод его статьи, однако, заслуживает особого внимания, поскольку он чреват заключениями, к которым югославских руководителей неизбежно приведёт попытка связно объяснить политику Москвы и коммунистических партий.

«Как оказалось, — пишет он, — контрреволюционное отношение этих большевистских руководителей к Югославии не может быть исключением или частичным отклонением от генеральной линии, оно не может развиваться параллельно с генеральным, правильным революционным подходом; напротив, оно является составной частью новой политики, новой идеологической линии, которая сама по себе является уклонением от основы марксизма-ленинизма как такового, результатом ревизии, которая охватила все стороны теории и практики».

5. «Мастера лицемерия»

6 октября в «Борбе» появилась новая статья Пияде, озаглавленная «Великие мастера лицемерия», где он хронологически определяет исходную точку этой «новой... уклонистской и ревизионистской линии» российских руководителей:

«С того самого дня, когда они провозгласили, что троцкизм перестал быть течением в международном рабочем течении и стал пособником фашизма[4], с того дня и особенно после Второй мировой войны все идеи, расходившиеся с идеями советских руководителей объявлялись троцкистскими и приравнивались к пособничеству фашизму. Оставалось только физически уничтожать, жечь еретиков, всякие обсуждения были исключены».

В той же статье, правда, сознательно или по искреннему заблуждению, Пияде характеризует «троцкизм», связывая его с «меньшевизмом», «ложными идеями», которые «составляют два важных столпа нынешней ревизии марксизма-ленинизма в Советском Союзе», ревизии «отмеченной клеймом троцкизма и меньшевизма». Вот эти два столпа:

«невозможность успешной революции без вторжения Красной Армии и невозможность построения социализма где-либо в мире без помощи Советского Союза; — а что скрывается за этой “помощью”, совершенно ясно народам Югославии».

«От данных концепций, — продолжает Пияде, — происходит та политика в отношении Югославии, которой придерживаются руководители компартии СССР; от этих идей также происходит превращение интернационализма в великорусский шовинизм, теория русского превосходства в знаниях, необъяснимый страх “низкопоклонства перед Западом”, восхваление всяческих царей{XIV} и захватническая политика, глупое мелкобуржуазное представление о русских как избранной нации, выдающейся и самой культурной в мире, идея, что линия Ленина восходит непосредственно к Чернышевскому, а не, например, к Марксу и Энгельсу»[5]. Отсюда также проистекают варварские методы борьбы с еретиками и тот неистовый всплеск лицемерия, который стал сегодня основным признаком российской политики в отношении Югославии».

6. Югославы в ООН

Самый последний период отделения югославов от сталинизма открылся на текущей сессии ООН. Общую позицию, занятую югославской делегацией, выразил Тито в речи, произнесённой 8 сентября 1949 года в сербской деревне Столице:

«В Организации Объединённых Наций мы голосовали за такие советские предложения, которые были принципиально верны, как, например, по греческому вопросу, но когда поднимался вопрос Югославии и отношения к нашей стране, мы не голосовали, а воздерживались. Когда говорили о правах малых наций, о пропаганде войны, мы не собирались соглашаться с тем, что неверно, и делать вид, будто Советский Союз сам не бряцает оружием. Мы не станем возражать, но и не будем голосовать в поддержку того, что нарушает социалистические принципы».

В интервью с редактором «Нью-Йорк Таймс» (3 октября) Эдвард Кардель сформулировал «руководящие принципы» югославской делегации в ООН:

«Укрепление мира и самоуправления народов, равные права и демократические взаимоотношения государств, уважение независимости каждой страны и прекращение всяческого вмешательства любого государства во внутренние дела других государств, строгое соблюдение Устава Организации Объединённых Наций».

По вопросу голосования Кардель заявил, «что Югославия будет голосовать в полной независимости, руководствуясь своими убеждениями и духом вышеназванных принципов».

И до сих пор она действовала именно так, что подтверждается голосованием по вопросам Греции, Китая и итальянских колоний. В том же духе выдержан и проект «декларации прав и обязанностей государств», направленный Югославией в Генеральный секретариат Организации Объединённых Наций. И США, и СССР заблокировали его обсуждение. (Автор не обсуждает здесь ложные или реформистские заявления югославских делегаций — о том, что ООН является главным инструментом установления мира, и что капитализм и социализм могут мирно сосуществовать, — поскольку они уже широко обсуждались в троцкистской печати. — Редакция «Четвёртого интернационала».)

Наконец, нам следует отметить участие члена югославской делегации Вильфана в дебатах в Экономической и социальной комиссии, где его выступление основывалось на югославском подходе к экономическим отношениям между государствами и особенно «социалистическими странами». Эта проблема встала перед югославами в ходе их взаимоотношений с СССР и другими «странами народной демократии» ещё до разрыва, но подвергнута «теоретическому» анализу она была на сессии ООН. Теоретические наработки югославов по этому вопросу особенно интересны, и мы надеемся вернуться к ним в другой статье. На данный момент ограничимся обозначением основной линии и выводов.

Автоматическое срабатывание закона стоимости, который действует везде в торговле между государствами, приводит — заявляют югославы — «к огромным диспропорциям и к тяжелейшей эксплуатации слабых и отсталых государств наиболее могущественными и развитыми государствами». (Опираясь на Маркса, они дают очень подробный разбор капиталистических условий и последствий международной торговли).

В империалистическом мире влияние крупных монополий порождает «самые вопиющие диспропорции и неравенства». Для «формирующегося социалистического мира», состоящего, по их словам, из СССР и «стран народной демократии», задача заключается в

«подавлении или по крайней мере создании условий для уничтожения эксплуатации малых и отсталых государств более крупными и более развитыми странами, в построении таких отношений между СССР и другими странами, которые соответствовали бы социалистическим принципам».

Югославы подчёркивают, что СССР далеко отошёл от таких принципов и, напротив, пользуется «капиталистическими методами». По словам Вильфана, эти методы включают следующее: а) «торговля осуществляется на основе мировых капиталистических цен», что ставит отсталые страны в невыгодное положение; б)

«более развитые социалистические страны продолжают настаивать на односторонней структуре экспорта, невыгодной для недостаточно развитых стран (которые помимо прочего обязаны экспортировать “избыточный” и “несоразмерный” объём сырья и продовольствия без эквивалентной компенсации), а превосходство капиталистических монополий замещается монополистическим положением наиболее развитой социалистической страны»;

в) смешанные предприятия, созданные в «странах народной демократии» с участием СССР, оказались на деле способом эксплуатации этих стран Советским Союзом.

***

На наш взгляд, становится очевидным, что в общем развитии Коммунистической партии Югославии мы наблюдаем развитие левоцентристской ориентации. Югославская компартия претерпела особую эволюцию в ходе войны и даже по её окончании демонстрировала левоцентристскую ориентацию, подпитываемую революционным движением масс. Естественно, стоит принять во внимание и её сталинистское происхождение. Этот левоцентризм далёк от прекращения развития и поддерживается разрывом с Коминформом.

Но, повторимся, станут ли перспективы развития этой ориентации не просто положительными, но выдающимися для мировой коммунистической революции и для возрождения международного рабочего движения, зависит от активной поддержки международного пролетариата.

По этой теме читайте также:

Комментарии «Скепсиса»

I. Мандель Э. Югославская экономическая теория (http://scepsis.net/library/id_3865.html).

II. Эдвард Кардель (1910—1979) — словенский и югославский коммунист, активный борец с фашизмом, теоретик рабочего самоуправления в Югославии. По образованию — школьный учитель. В 1926 году (в 16 лет) стал членом Союза коммунистической молодежи, а в 1928 году вступил в Коммунистическую партию Югославии. За членство в ней подвергался репрессиям королевской диктатурой. В Любляне возглавлял словенское отделение партии, разгромленное сталинскими чистками. В 1935—1937 годах в качестве члена Коминтерна находился в Москве. Затем вернулся на родину, где с 1940 года вошёл в состав Политбюро КПЮ. Во время Второй мировой войны стал одним из организаторов антифашистского сопротивления в оккупированной нацистами Словении.

После изгнания оккупантов занимал видные посты в правительстве Иосипа Броз Тито: заместителя председателя правительства Югославии (1945—1963 гг.), министра иностранных дел (1948-1953 гг.) и другие. Награждён орденами Народного героя, Партизанской звезды, Народного освобождения, Братства и единства, «За храбрость». Стал одним из главных теоретиков (наряду с Милованом Джиласом и Владимиром Бакаричем) и организаторов рабочего самоуправления в Югославии. Один из главных авторов Югославской конституции 1974 года. В публицистике выступал с критикой в адрес сталинистского СССР. Ввёл термин «бюрократический социализм».

III. В декабре 1948 г. Г. Димитров, один из авторов упомянутой концепции, объявил советское государство и народную демократию двумя формами одной и той же власти, диктатуры пролетариата.

IV. В сентябре 1949 г. деятель Венгерской партии трудящихся и бывший министр иностранных дел Венгерской народной республики Ласло Райк, а также бывшие руководители партийной организационно-кадровой службы Тибор Соньи и Андраш Шалаи были приговорены к смертной казни по ложным обвинениям в шпионаже в пользу США и Югославии.

V. Моша Пияде (1890—1957) — сербский и югославский коммунист, партизан-антифашист, близкий сподвижник Иосипа Броз Тито. Родился в семье евреев-сефардов. Изучал изобразительное искусство в Белграде, Мюнхене, Париже. В Белграде занимался живописью, журналистикой, преподаванием, активно участвовал в общественной жизни, с юности придерживаясь левых взглядов. С 1920 года (с момента основания) — член Коммунистической партии Королевства сербов, хорватов и словенцев. После запрещения партии — один из трёх её подпольных руководителей, занимался созданием коммунистических профсоюзов, сотрудничал в нелегальной печати, стал одним из организаторов Независимой рабочей партии (легального прикрытия Компартии Югославии). В качестве теоретика оказал большое влияние на марксизм в Югославии.

В 1924 году был арестован повторно и осуждён на 12 лет тюрьмы. Находясь в тюрьме, совместно с Иосипом Броз Тито организовал среди заключённых партийные комитеты, вёл курсы марксизма, редактировал газету «За большевизацию» — теоретический орган партшколы, совместно с Родолюбом Чолаковичем перевёл на сербохорватский язык «Капитал» и другие работы Карла Маркса, кроме того переводил стихи Шарля Бодлера, занимался живописью. В результате ему добавили к сроку ещё два года «за подстрекательство заключённых к неповиновению».

После освобождения жил в Белграде, зарабатывал на жизнь художественным творчеством, но не прекращал партийную деятельность. В 1941 году снова был арестован и заточён в концлагерь в Билече. С началом войны оказался на свободе и сразу же приступил к организации партизанского движения в Черногории, руководил экономическим отделом штаба Народно-освободительной армии Югославии, создал законодательство для контролируемых партизанами территорий. После изгнания нацистов был избран в правительственные органы Югославии и Сербии. В 1948 году вошёл в состав Политбюро ЦК КПЮ, а в 1952 году — в исполком Союза коммунистов Югославии. Как публицист защищал КПЮ и Тито в разгоревшемся конфликте со сталинской ВКП(б) (в частности, написал памфлет «Сказка о советской помощи народному восстанию в Югославии»). Умер в Париже на обратном пути из Лондона, где он побывал с парламентской миссией. Его прах был перевезен в Югославию и захоронен в Белграде в Гробнице народных героев.

VI. Резолюция «О положении в Коммунистической партии Югославии» (от 29 июня 1948 года), в которой компартия и руководство страны обвинялось в отходе от марксизма-ленинизма, в мелкобуржуазном национализме, в «сектантско-бюрократической» организации партии, в недружелюбии к СССР и ВКП(б) и в нежелании принимать их поддержку и т.п.

VII. Область компактного проживания словенцев в историческом регионе Каринтия на территории Словении и Австрии. После распада Австро-Венгрии на неё претендовали новые государства, возникшие на землях бывшей империи, Германская Австрия (в дальнейшем [Первая] Австрийская республика) и Королевство сербов, хорватов и словенцев (будущая «Первая Югославия»). Последнее заняло часть Южной Каринтии, Корошку, по окончании Первой мировой войны и официально получило её по Сен-Жерменскому договору 1919 г., тогда как остальные компактно заселённые словенцами части Каринтии отошли Австрии после плебисцита 1920 г., фактически – в результате манипуляций с избирательными округами. Именно об этих частях здесь и идёт речь. В конце Второй мировой в Корошку, присоединённую, как и вся Каринтия, к «третьему рейху», вошли партизаны Тито, после чего она снова стала частью Словении, уже как республики федеративной Югославии. При этом новорожденная «Вторая Югославия» стремилась получить и другие области Каринтии с преобладанием словенцев, заручившись поддержкой СССР: разговор о них (наряду с другими территориями) шёл в контексте вопроса о формировании послевоенного австрийского государства. Однако впоследствии эта поддержка убывала, из-за чего и югославам приходилось сворачивать свои претензии. В конечном итоге СССР отказался поддерживать даже требование внутриавстрийской автономии каринтийских словенцев. В 1955 г., при возникновении [Второй] Австрийской республики, Югославия согласилась на границу 1920 г.

VIII. Имеется в виду встреча Совета министров иностранных дел государств-союзников по антигитлеровской коалиции.

IX. Светозар Вукманович (псевдоним Темпо) (1912—2000) — югославский и черногорский коммунист, революционер, один из руководителей партизанского антифашистского сопротивления в Югославии. Родился в семье шахтёра. По национальности черногорец. После создания Королевства Югославия отец не принял новую власть и ушёл в подполье, но был пойман и провёл два года в тюрьме. Светозар Вукманович закончил школу с отличием, против родительской воли поступил в гимназию, а потом и в Белградский университет на факультет права. О коммунизме узнал от старшего брата. После скоропостижной смерти последнего, Светозар продолжил самостоятельное знакомство с коммунизмом и чтение советской литературы. Член Коммунистической партии Югославии с 1933 года, а с 1934 года — главный организатор студенческого движения в Белградском университете. Подвергался арестам и заключению, в том числе в концентрационный лагерь в Вышеграде.

После защиты диплома в 1935 году приступил к активной организаторской и пропагандистской подпольной работе. При аресте подвергался пыткам, но не выдал никого из товарищей. Прозвище «Темпо» получил за способность быстро выполнять задания партии, и за то, что всегда настаивал на высоких темпах политической работы с массами и быстрых откликах партии на меняющуюся конъюнктуру. В 1939 году был избран в Сербский покраинский комитет Компартии Югославии, а в 1940 году вошёл в ЦК КПЮ. Участвовал в организации протестов против решения регента Павле подписать пакт с фашистскими Германией и Италией в 1941 году. После военного поражения Югославии включился в организацию партизанского антифашистского сопротивления. Входил в Верховный штаб Национально-освободительной армии Югославии. Создавал партизанские отряды, налаживал поставки оружия и связь между отрядами. С его подачи началось переформирование партизанской армии в регулярную. Способствовал объединению различных балканских государств в борьбе с фашизмом. .

После войны занимал видные посты в правительстве Югославии. Будучи председателем Союза синдикатов Югославии, боролся за улучшение положения рабочих, и, выступая по телевидению, однажды призвал их к забастовке. Был обвинён Тито в подстрекательстве к мятежу и смещён с высоких государственных постов. В 1970 году окончательно ушёл из официальной политики и занялся литературной деятельностью. В частности, написал мемуары, в которых описал разложение Тито и его окружения. .

X. Маркос Вафиадис (1906—1992) — греческий коммунист, революционер, один из руководителей КПГ и антифашистского сопротивления в Греции. С 1928 года — член Молодёжной коммунистической лиги Греции. За коммунистическую деятельность неоднократно подвергался заключению и ссылке. Режимом 4 августа был выслан на остров Айос-Эфстратиос, но почти сразу бежал из ссылки и включился в подпольную работу на Крите. Участвовал в организации восстания в Ханье. После того, как восстание было подавлено, прибыл в Афины, где был схвачен и заключён на остров Гавдос. Как только Греция оказалась оккупирована нацистами, освободился и приступил к организации подпольного сопротивления на Крите, в Афинах, Салониках, Македонии. Был избран в ЦК Компартии Греции. Под его командованием Народно-освободительная армия Греции вела успешную наступательную войну и в 1944 году освободила Салоники. В 1947 году был назначен премьер-министром и военным министром Временного демократического правительства. За самостоятельную и независимую позицию по вопросу ведения партизанской войны был смещён по указке Сталина, отстранён от всякого руководства, гражданская война была проиграна. Вафиадис был принуждён к эмиграции в СССР и исключён из партии. Восстановлен в партии после смерти Сталина и включён в Политбюро ЦК КПГ. Но за вновь проявленную самостоятельность был повторно исключён из партии в 1964 году. В 1983 году вернулся в Грецию.

XI. Армия представляла собой вооружённые силы Народно-освободительного фронта, союза разных политических сил, объединившихся для борьбы с оккупантами, тогда как Демократическая армия, выступившая в 1946 её формальной преемницей (именно поэтому они сливаются воедино в статье Вучковича), была, по сути, военной организацией Коммунистической партии Греции.

XII. Драголюб Михаилович — главнокомандующий той части националистическо-монархистской военной организации четников (Югославской армии на родине), которая, с одной стороны, боролась против нацистских оккупантов и их союзников, а с другой — сотрудничала с ними и с силами коллаборционистского «правительства национального спасения» Сербии в войне против коммунистических партизан (Национально-освободительной армии и партизанских отрядов Югославии). Провалившаяся краткосрочная попытка совместных действий партизан Тито и Михаиловича относится к осени 1941 г.

XIII. Речь идёт об А. Я. Вышинском

XIV. Пияде имеет в виду утвердившиеся в советской пропаганде с конца 1930-х гг. положительные оценки государственнической деятельности великих князей Александра Невского, Дмитрия Донского, Ивана III, царя Ивана IV, императора Петра Великого и т.п.

Примечания