Статья является критической разработкой теории империалистической ренты Амина. Это явление имеет исключительную важность для всей мировой системы, но особенно важно оно для понимания специфического характера британского империализма. Горное дело и нефтяная промышленность — два из трёх ключевых секторов Лондонской фондовой биржи (к третьему относятся банки).

Объяснение сущности и устройства империалистической ренты является важной теоретической задачей. В исследовании рассматривается концепция империалистической ренты как особой формы прибавочной стоимости — сверхприбыли или дополнительной прибавочной стоимости. Здесь пересматривается марксово наследие и развивается анализ одного из ключевых факторов: зарплаты ниже стоимости рабочей силы, или сверхэксплуатации.

Введение

Cтатья отталкивается от работы Самира Амина, его концепции империалистической ренты и связанного с ней понятия глобализированной стоимости. Предлагая скорректированный метод, я разделяю взгляд Амина на империалистическую ренту как на стратегически важное понятие, абсолютно необходимое для исследования возможных оснований международной рабочей солидарности.

С империалистической рентой связаны прибыли выше средней, или сверхприбыли, возможные благодаря неравенству между Севером и Югом{I} мировой капиталистической системы. В случае с империалистической рентой мы имеем дело со сверхприбылью выше среднего уровня, или монополистической прибылью. Поскольку прибавочная стоимость и эксплуатация рабочих обеспечивают средний уровень прибыли, присутствие сверхдоходов говорит о применении дополнительных способов эксплуатации. Поэтому следует в самом начале подчеркнуть, что империалистическая рента возникает не только в области распределения прибылей или в обращении товаров, но что она извлекается благодаря особым общественным отношениям в процессе производства прибавочной стоимости.

Статья начинается с описания некоторых особенностей империалистической ренты, затем обозначается теоретическая задача, вытекающая из этих явлений. Намечается путь к решению этой задачи.

I. Империалистическая рента на практике

Чтобы дать пример империалистической ренты, сообщу, что Латинская Америка теряет свыше 100 млрд долларов в год, или около 4% годового объёма производства (не вполне корректно исчисляемого как ВВП{II}) в виде перевода имущественных доходов в Европу и Северную Америку (отчёт ЭКЛАК, 2011 год). Основную часть оттока средств составляют прибыли от прямых иностранных инвестиций. В значительной мере это инвестиции в добычу полезных ископаемых, преимущественно углеводородов (нефти и газа). В 2008 году на 15,3 млрд долларов, инвестированных в Латинскую Америку, британские инвесторы получили 3,6 млрд долларов; норма прибыли составила 23,7%, что примерно в три раза выше среднего уровня прибыли в промышленности[1]).

Благодаря континентальному масштабу оттока прибавочной стоимости транснациональные корпорации играют центральную роль в добывающей промышленности, а банки составили ядро экономической и политической мощи империализма. Политэкономия Великобритании в рамках мировой системы особенно заметно определяется крупными добывающими корпорациями. В последние годы было отмечено скопление таких транснациональных корпораций на верхних строчках Лондонской фондовой биржи, что соответствует росту цен на товары, из которых они извлекают выгоду. На три нефтегазовых гиганта (“British Petroleum”, “Shell” и “British Gas”) приходится 33% рыночной капитализации (стоимости акций) двадцати крупнейших корпораций, или 15% всего фондового рынка Великобритании. Горнодобывающие компании также представлены на верхних позициях, и на пять из них приходится еще 23% капитализации первой двадцатки британской биржи. Когда я заканчивал эту статью, две горнодобывающие корпорации, “Xstrata” и “Glencore”, объявили о слиянии. Прогнозируемая капитализация составит 36 млрд фунтов (“The Financial Times”, 9 февраля 2012 года). Это яркий пример того, что Маркс называет централизацией капитала — процессом, который среди прочих описывается всеобщим законом капиталистического накопления («Капитал», т. I, кн. первая, отд. 7, гл. 23, пар. 2). Напомним: добывающая промышленность и так в высшей степени концентрирована. Упомянутые восемь (скоро будет семь) крупнейших нефтяных, газовых и рудных мегакорпораций отчитались в 56,9 млрд фунтов прибылей в 2010-2011 финансовом году[2].

Чтобы выделить определяющие признаки империалистической ренты, стоит обратить внимание на три особенности добывающих мегакорпораций. Во-первых, их норма прибыли, в данном случае измеряемая по отношению чистой прибыли к рыночной капитализации, необыкновенно высока по сравнению с нормой прибыли производственных компаний. В 2005 году норма прибыли до налогообложения у британских нефтяных, газовых и иных добывающих корпораций в среднем превышала 16% (“The Observer”, 27 августа 2006). На волне подъёма 2006 и 2007 гг. горнорудные корпорации отчитались в прибылях на вложенный капитал в размере 22% и 23% соответственно[3]. Неудивительно, что обзор отраслевых инвесторов получил подзаголовок «Горнодобыча — лучше не бывает?» Данные рейтинга Fortune 500 по США рисуют похожую картину высокой прибыльности нефтяной и горной промышленности в этот период[4].

Предпочитавшийся Лениным термин «сверхприбыли» оправдывается этими данными, подтверждающими субъективную оценку. При норме прибыли около 23%, если направлять прибыли исключительно на накопление, корпорации удвоили бы свой капитал за четыре года. На практике доля прибылей распределяется в качестве дивидендов между акционерами, обобществляя прибавочную стоимость через пенсионные фонды и налоги. Защитники добывающих корпораций могут заявить, что последние работают при высоком уровне риска в затратных отраслях и действуют на нестабильных рынках, а значит «заслуживают» прибылей выше средних в периоды оживления, чтобы компенсировать годы спада (этот аргумент мне привёл коллега-экономист, пожелавший остаться анонимным). Но подобные сверхдоходы извлекались не только во время взлёта спроса последних десяти лет, — они типичны для отраслей, где действуют капиталы британского и прочих империализмов, на протяжении последних ста лет и более. Именно эти прибыли в том числе и превращают капитализм в империализм. Для более обстоятельного исследования требуется детально рассмотреть ситуацию с этими исключительными прибылями на длительном временном отрезке, выяснить, выравнивает ли их движение капитала, или разрыв с другими отраслями сохраняется.

Второй признак заключается в том, что сверхприбыли особенно заметны в пересчёте на число сотрудников корпораций. Согласно отчётам компаний, в трёх богатейших нефтегазовых корпорациях на каждого сотрудника в среднем пришлось по 205 138 фунтов прибыли до налогообложения (“The Observer”, 27 августа 2006 года). Эти цифры можно объяснить разными способами: например, тем, что с помощью системы субподряда корпорации в действительности управляют гораздо большим количеством рабочей силы, чем они указывают в своих отчётах, и число работников может довольно быстро меняться (группа “Anglo-American” особенно показательна в этом отношении: между 2005 и 2011 гг. она сократила число своих сотрудников со 195 тыс. до 107 тыс.); или тем, что добывающие мегакорпорации используют самые передовые технологии, резко повышающие производительность труда их рабочей силы; что они платят своим сотрудникам по особенно низким тарифам (но это противоречит стремлению официально включать в персонал только высокооплачиваемые технические и административные кадры); что они успешно обеспечивают себе инвестиционные проекты на высокоприбыльных участках, таких, где производственные затраты существенно ниже, чем продажная цена произведённого товара. Хотя все вышеназванные факторы могут играть определённую роль, по-настоящему объединяет эти корпорации иное: то, что все они получают прибавочную стоимость и удерживают её уровень в особых обстоятельствах добычи сырья в основном в слаборазвитых странах; и это подводит нас к проблематике территориального контроля и господства.

Наконец, в-третьих, превосходство нефтяных и иных добывающих корпораций является частью современного британского империализма наряду — это необходимо повторить — с полновластием финансовой сферы. Как метко заметил один финансовый журналист, лондонский Сити предлагает корпорациям «желанное сочетание британской государственности с привлекательными зарубежными активами» (“The Financial Times”, 17 февраля 2012 года). Только эти преимущества не спустились с неба в качестве милостивых даров, а были сформированы путём активного последовательного вмешательства в дела иных государств с целью создания соответствующего мироустройства. Большинство крупнейших горнодобывающих корпораций тесно связаны с ЮАР, откуда они в конце девяностых перенесли свои штаб-квартиры в Лондон, чтобы пользоваться его финансовыми рынками и его функциями в качестве площадки торговых сделок для всего мира. Главные выгодополучатели векового расового наёмного рабства сохранили свои капиталы благодаря компромиссу, приведшему к сворачиванию режима апартеида, и удержали позиции благодаря британским связям. В этом смысле апартеид так и не был до конца побеждён, наоборот, получил мировой размах. Два нефтяных гиганта, “British Petroleum” и “Shell”, имеют схожее капиталистически-колониальное происхождение, связанное в основном с Персидским заливом и с голландским колониализмом в Восточной Азии (Sampson, 1975 год; Mitchell, 2011 год). Для добывающих мегакорпораций обладание территорией является ключевым, необходимым условием их выдающейся прибыльности, и это подталкивает их к вооружённой оккупации в том или ином виде. Конечно, тяга полностью контролировать ресурсодобывающие анклавы имеется не только у Великобритании (хотя, может быть, для неё эта тяга особенно характерна), и она является признаком основанной на несправедливом распределении мировой системы и источником трений между крупнейшими силами. Например, это заметно по ситуации с Ираком (Muttitt, 2011 год).

II. Проблема политических последствий и теория империалистической ренты

Теперь мы подходим к центральным вопросам, которые затрагивают и теорию, и политическое измерение империалистической ренты.

1. Империалистическая рента и политика

Почему идея империалистической ренты политически важна для солидарности рабочих глобального Севера и глобального Юга? Этот вопрос обычно просто игнорируется. Современная академическая литература по большей части относит определение «государства-рантье» к Югу и считает это явление разлагающим для стран-производителей (наиболее современный обзор — Logan и McNeish, 2012 год). На мой взгляд, необходимо вернуться к ленинскому представлению о могущественных государствах как паразитических «государствах-рантье». Мой довод заключается в том, что империалистическая рента является звеном в цепи перенесения стоимости, на которой держатся не только государства, но и общественные отношения богатых стран глобального Севера, так что Митчелл (в работе 2011 года) даже называет их «углеродными демократиями». Во всяком случае функция рантье стала более выраженной во время подъёма после Второй мировой войны, заложившего материальную основу для долгосрочного общественного договора [в капиталистических странах], чей потенциал теперь, несомненно, исчерпан. Возможно, именно расширение отношений международной ренты позволило пойти дальше подкупа верхнего слоя рабочих, «рабочей аристократии», — подкупа, который Ленин считал одним из важнейших способов внести раскол в рабочий класс.

Самир Амин, как и Ленин, осознаёт, что империалистическая рента не чисто экономический феномен, что она также имеет глубокие общественные и политические последствия. Он сравнивает формы классовых объединений в государствах центра и периферии и утверждает, что

«хитросплетения политики неотделимы от империалистической ренты и её воздействия на всё общество (а не только на размеры капиталистической прибыли). На периферии она заставляет переосмыслить задачи национальной независимости» (2011:164).

В данном случае речь идёт о народных движениях на периферии против интересов транснациональных корпораций за возвращение власти над природными ресурсами, что во многих частях света является современной формой борьбы за национальное самоопределение. Встаёт вопрос: какие общественные силы на Севере объединятся против «своих» корпораций и поддержат борьбу народов глобального Юга?

Амин углубляет идею общественных последствий и заявляет, что «рост нового среднего класса в центре системы связан с империалистической рентой» (2011: 175). Все эти явления следует включать в классовый анализ специфических общественных форм в разных странах, учесть гендерное, расовое притеснение и угнетение по иным признакам при сегментации рынков труда. Однако существует и общая закономерность, согласно которой по мере прохождения империализмом фаз накопления наблюдается и определённое движение в промежуточных слоях. Более того, слои наёмных работников-непролетариев выражают свои интересы при помощи контроля над официальными объединениями трудящихся, а последние десятилетия и над общественными организациями.

В области труда наличествует вопиющее неравенство, коренным образом связанное с империалистическим разделом мира. И это следует принимать во внимание даже тогда, и особенно тогда, когда система оказывается во всестороннем кризисе. То, что существует неравномерность в извлечении стоимости, ещё не делает интернациональную солидарность рабочих невозможной, однако всё-таки необходимо выяснить а) почему глобальный Север едва проявляет солидарность, б) каковы условия для такой солидарности и в) в каких условиях нынешняя ситуация может измениться.

2. Теория империалистической ренты

Приступая к теоретическому рассмотрению проблемы империалистической ренты, необходимо отметить, что Амин явно одинок в современной науке. Очень немногие марксистские авторы приняли эту идею, так что обсуждение не продвинулось слишком далеко. Если беспристрастно подытожить остальные взгляды на этот предмет, можно сказать: здесь господствует разброд по вопросу, какое место отвести ренте в теории империализма, чтобы примирить её с трудовой теорией стоимости. Логан и Макниш комментируют ситуацию следующим образом:

«Когда противники трудовой теории стоимости (занимавшей Рикардо на протяжении всей жизни) уходят от неё и выдвигают на передний план теорию ренты, они идут на недальновидную сделку с догматами неоклассической экономики. В этом смысле можно утверждать, что использование теории ренты может стать самоисполняющимся пророчеством для глобального Юга, поскольку отрывает теорию ренты от её спутницы, трудовой теории стоимости, в то время как последняя является всеобъемлющей идеей, определяющей развитие глобального Севера» (2012: 5-6).

Можно привести разные доводы в пользу разделения теории ренты и трудовой теории стоимости, начиная прямо со сложности соотнесения роста цен на сырьевые товары с показательно низкой стоимостью их производства. Путаницы добавляет привычка правоверных неолибералов обвинять в «одержимости рентой» всякого, в ком они видят препятствие для построения идеального рынка. Самые критические работы на эту тему обычно не идут дальше левацкого извода рикардианского отношения к сельскохозяйственной ренте. Позиция Рикардо опиралась на постулат о снижении урожайности и практически бесплатной сдаче малодоходных земель. Из последних научных работ у Файна (1979) предпринимается серьёзная попытка восстановить марксову теорию ренты, а Мюррей (1978) связывает вопросы ренты и распространения капитализма. Самая серьёзная и опирающаяся на Маркса работа по теме проделана в области горной ренты (Nwoke,1987) и нефтедобычи (Bina, 1985 и Mommer, 2002). На мой взгляд, недостатком всех этих работ является отсутствие ясного понимания того, что, согласно теории Маркса, рента является формой прибавочного труда или прибавочной стоимости. Эта точка зрения будет развёрнута ниже, в разделе о ренте как дополнительной прибавочной стоимости.

Научная основа для решения проблемы, обозначенной Логаном и Макнишем, имеется. Суть в том, что трудовая теория стоимости относится не только к рабочим глобального Севера — она также относится к производству стоимости рабочими глобального Юга. Последнее видоизменяет работу этой теории в мировом масштабе и одновременно обусловливает современную безудержную империалистическую жажду захвата земель.

Ценность трудов Амина заключается в последовательном стремлении соединить закон стоимости с империализмом, поданным с точки зрения народных масс глобального Юга. В его ранних работах внимание постепенно смещается от споров, вызванных позицией Эммануэля и откликом Беттельхейма, анализа неэквивалентного обмена и его механизмов перенесения стоимости посредством уровней цен (Amin, 1974) — в сторону иных способов перенесения стоимости, происходящих из доходов от собственности — особенно это касается империализма в горном деле и в иных вложениях в добывающую промышленность (Amin, 1978). Оба этих момента, перенесение стоимости с помощью неэквивалентного обмена и доходов от собственности, необходимы для критической теории международной политической экономии. Оглядываясь на свои предыдущие исследования, Амин пишет:

«Маркс не завершил свой труд, и это не позволило ему включить “глобальное измерение” капитализма в свой анализ. Я попытался сделать это. Главным результатом моих умозаключений на этом пути стало выведение “закона глобализированной стоимости”, который с одной стороны согласуется с присущим капитализму законом стоимости, открытым Марксом, и с другой — с реальностью неравномерности мирового развития.

Мой главный вклад связан с переходом от закона стоимости к закону глобализированной стоимости, основанному на иерархическом выстраивании цен на рабочую силу в мировом масштабе. Глобализация стоимости связана с административными практиками, регламентирующими доступ к природным богатствам, и составляет основу империалистической ренты» (Amin 2010: 11).

Амин указывает на расхождение мировых цен со стоимостью товаров, выступающее средой неэквивалентного обмена: товары с глобального Юга намеренно продаются по ценам ниже их стоимости. Уже Маркс обосновывал расхождение цены и стоимости, поскольку товары являются продуктами капиталов, каждый из которых претендует на свою долю общей прибавочной стоимости, и таким образом товары, произведённые в экономических отраслях с органическим строением капитала{III} выше среднего, продаются по цене производства выше их стоимости, в то время как товары отраслей с органическим строением капитала ниже среднего, наоборот, продаются по ценам производства ниже стоимости («Капитал», т. III, книга третья, ч. 1, отд. 2, гл. 9). Маркс обосновал образование общей нормы прибыли через превращение стоимости товаров в цену производства, где цена производства равняется издержкам производства в сумме со средней нормой прибыли, помноженной на издержки.

В таком случае одним из объяснений международного перенесения стоимости может быть то, что просто более технически продвинутые отрасли расположены на глобальном Севере, а менее продвинутые — на глобальном Юге (Palloix, 1972; Mandel, 1975). За некоторыми приятными исключениями, этот отталкивающийся от производительности подход все ещё является базовой позицией, на которой обосновался западный марксизм. Однако он не может осмыслить фактор ренты, где сам Маркс видел возможный источник корректировки своей теории; и, что более важно, данный подход недооценивает, до какой степени империализм изменил всю совокупность капиталистических общественных отношений.

Сам Маркс видел необходимость сделать следующий шаг и включить капитал, вложенный в сельское хозяйство, в перечень отраслей производства наряду с промышленными отраслями. Этот вопрос рассматривается в моей работе 2008 года.

Превращение стоимости в цену задаётся внутренним противоречием капитализма — противоречием между стоимостью товаров в качестве продукта труда и прибылью в качестве «продукта» капитала. Маркс обнаружил в цене производства сущностную «внутреннюю зависимость», которая выступает проводником этого противоречия («Капитал», там же). Но после качественного скачка к империализму как особой стадии капитализма марксовы упрощающие предположения об общей норме прибавочной стоимости и равенстве капиталов как составных частей единого общественного капитала уже недостаточны. Дело в том, что стоимость систематически производится в одной части мира, а реализуется в другой, то есть прибавочная стоимость производится в одной части мира, а реализуется в качестве прибылей где-то ещё. Это порождает целые группы новых противоречий, включая, например, то, в какой валюте выражается цена товара, или вопрос монополий и движения капитала. То есть проблема превращения [стоимости в цену] из узкой технической проблемы, «решённой» или даже «окончательно решённой», выросла в сложный и большой вопрос. Задача заключается в том, чтобы поместить проблему превращения в контекст империализма — проблема этой трансформации сама должна быть трансформирована.

Существует три дополнительных перехода, необходимых для превращения стоимости товаров в цену в условиях мирового империализма:

а) превращение стоимости в цену производства следует скорректировать с учётом различных норм прибавочной стоимости при сверхэксплуатации, поскольку разная степень общественного гнёта порождает различные издержки производства;

б) существует дополнительный переход от цены производства к рыночной цене, включающий различные нормы прибыли, соответствующие различным формам монополий, и сверхприбыли, включая ренту и финансовое господство над той или иной отраслью промышленности;

в) переход от рыночной цены в одной валюте к рыночной цене в другой. Товары должны быть проданы, обменяны на деньги, но деньги сами выражены в различных валютах, которые не стабильны, а отзываются на движения капитала.

Амин указывает на второй и третий из этих переходов (Amin, 2010. С. 28-29, 83-86). Его позиция будет более прочной с добавлением первого перехода — принципа сверхэксплуатации, как он подан Марини (1973), в качестве необходимого подкрепления теории глобализированной стоимости.

Выше я предложил необходимые опосредующие звенья между стоимостью и ценой в ракурсе мировой системы капитализма. Они требуются для подхода к проблеме с точки зрения логики взаимосвязанной и одновременно внутренне противоречивой общности, системы. Другим подходом может стать прослеживание исторических этапов капиталистического способа производства при вхождении на современную стадию империализма, построения всемирной системы капиталистического производства как новой совокупности отношений.

III. Три явления при переходе капитализма к современному империализму

1. Ленинское прочтение позиции Маркса по Ирландии

Ленин объявил написанное Марксом о Британии и Ирландии предвосхищением своей теории современного империализма, поскольку там обозначаются следующие моменты: национальное угнетение и право наций на самоопределение; формирование привилегированного слоя, рабочей аристократии, которая возвышается над рабочим классом империалистических стран и контролирует его. Ленин, прямо цитируя Маркса и Энгельса в своих работах [упомянутых выше], подчёркивает политические стороны колониализма и империализма. В плане экономики империализма Ленин совершает огромный прорыв в работе «Империализм как высшая стадия капитализма», описывая капитализм как мировую систему, новую совокупность отношений. Эта работа основана на усвоении и сведении воедино богатого современного эмпирического материала. Хотя Ленин и не имел времени полностью согласовать свою работу с терминологией «Капитала», он постоянно подчёркивает переход от конкурентного капитализма к монополистическому как особой стадии.

Ещё один момент, в котором Ленин проявил себя как выдающийся теоретик, заключается в признании марксовой теории земельной ренты, которую он смог оригинально применить к российскому сельскохозяйственному сектору. Искусное применение теории ренты — один из лейтмотивов ленинской работы, прослеживающийся с 1899 года и далее, что хорошо видно в том числе по энциклопедической статье о Марксе, написанной в конце 1914 года. Действительно, теория ренты и отношений земельной собственности помогла Ленину более чётко разграничить классовое содержание буржуазно-демократической и социалистической революций. Лейтмотив ренты прослеживается и в труде «Империализм как высшая стадия капитализма». В нём Ленин уделяет много внимания, с одной стороны, территориальной экспансии капитализма с помощью экспорта капитала империалистическими силами и борьбе за передел мира, которая вспыхивает между ними (гл. 6); а с другой стороны, загниванию этих самых империалистических сил и превращению их в паразитические «государства-рантье» (гл. 8). Эти две черты являются признаками усовершенствованной марксистской теории ренты, теории ренты как империалистической сверхприбыли. Рента как империалистическая сверхприбыль является одновременно причиной и следствием экспансионистских устремлений капитала, особенно предпочитающего сырьё в качестве естественной основы для извлечения стоимости. Однако «Империализм как высшая стадия капитализма», как признаётся сам автор, является лишь «популярным очерком»; мы не найдём в нём проработанной систематической теории внутренних связей империалистического капитализма и уж точно того многоуровневого синтеза, который осуществляет Маркс в «Капитале» для предшествующих стадий капитализма, основываясь на господстве капитала над процессом труда и производстве рабочими абсолютной и относительной прибавочной стоимости. Но это говорит лишь о незавершённости, а не о неверности первоначального ленинского замысла. Требуется теоретическая реконструкция [взглядов Ленина], чтобы прийти к подобающему, существенному соединению теории прибавочной стоимости с развитой концепцией капитализма на империалистической стадии.

Это можно осуществить двумя взаимодополняющими способами: двигаясь от Ленина к Марксу и двигаясь от Маркса к Ленину. Стоит сразу сказать, что в определённых чертах — хотя, конечно, и не во всех, — Маркс предвосхищает современный империализм в своём критическом социоэкономическом описании, в то время как политические последствия показаны в ленинской модели. Главным примером тут будет как раз марксова критика британского владычества в Ирландии, присутствующая в различных местах «Капитала», где можно задним числом разглядеть зачатки теории империалистической ренты, — хотя применительно к данному случаю правильнее назвать её колониальной рентой.

2. Маркс об Ирландии и колониальной ренте

Во введении в отдел о земельной ренте в третьем томе «Капитала» Маркс заявляет, что будет предметно анализировать «страны развитого капиталистического производства» («Капитал», т. III, книга третья, ч. 2, отд. 6, гл. 37), главным образом Англию, где фермер-арендатор действует как капиталист, а не ситуацию в Ирландии, где арендатор в то время всё ещё был мелким крестьянином, обрабатывающим землю. Для Маркса ирландские условия стали примером отношений,

«когда формально существует земельная рента, это соответствующее капиталистическому способу производства выражение земельной собственности, но когда нет самого капиталистического способа производства, когда сам фермер не является предпринимателем-капиталистом и характер его хозяйствования не является капиталистическим» (Там же).

Тем не менее Маркс вскрывает отношения, где мелкий крестьянин выплачивает (английскому) земельному собственнику ренту, которая

«зачастую поглощает не только часть его прибыли, то есть его собственного прибавочного труда, но который он имеет право как собственник орудий своего труда, но и часть нормальной заработной платы, которую он получал бы при других условиях за такое же количество труда. Кроме того, земельный собственник, который здесь совершенно ничего не делает для улучшения почвы, экспроприирует у арендатора его небольшой капитал, вложенный им в землю по большей части собственным трудом, — точно так же, как сделал бы ростовщик при аналогичных условиях» (Там же).

Отмечу, что такая форма ренты проистекает из присвоения прибавочного труда в ситуации национального гнёта или, как прямо пишет Маркс, «колониального грабежа».

Выкачивание доходов ирландских мелких крестьян не позволяло им накапливать средства и превращаться в капиталистов, с одной стороны, и в безземельных батраков, с другой. Непомерная рента вызвала распространение массовой агитации за права арендаторов, появление Земельной лиги и десятилетия классовой борьбы. Как мы видели, Маркс писал, что эта форма ренты существует без «самого капиталистического способа производства», то есть без присущих только капитализму методов производства. Однако в расширенном понимании то, что происходило в Ирландии на протяжении десятилетий, сразу после Великого голода 1845-1849 гг., не просто находилось за пределами капиталистического способа производства, а, скорее, являлось ранней стадией иной капиталистической практики, которую можно назвать «отсталым капитализмом». На этой стадии колониальный капитализм накапливал богатство английских заочных арендодателей за счёт сдерживания капиталистического накопления в сельской Ирландии, тем самым обеспечивая более позднее и отличное от английского происхождение капиталистического фермера в Ирландии. Здесь особый отсталый капитализм формировался бок о бок, под контролем и в зависимости от «развитого капитализма» в рамках общей взаимосвязанной системы. Это пример становления отсталого капитализма.

«Развитый капитализм», как он представлен в «Капитале» Маркса, — это капитализм, при котором современная промышленность взяла в руки процесс производства, капитал произвёл переворот в процессе труда, машина господствует над рабочим, а накопление капитала происходит за счёт относительной прибавочной стоимости; это эпоха действительного подчинения труда капиталу. Однако здесь есть место и для колониального грабежа, хотя и в качестве второстепенного явления. Об этом упоминается в главе о всеобщем законе капиталистического накопления в первом томе «Капитала». Маркс пишет:

«Англия, страна развитого капиталистического производства и преимущественно промышленная страна, истекла бы кровью от кровопускания, подобного тому, которому подвергся народ Ирландии. Но Ирландия представляет собой в настоящее время лишь земледельческий округ Англии, отделённый от неё широким проливом и доставляющий ей хлеб, шерсть, скот, промышленных и военных рекрутов» («Капитал», т. I, книга первая, отд. 7, гл. 23, пар. 5, п. f).

Ирландия не имела собственного фабричного производства, однако она поставляла сельскохозяйственные товары и рабочую силу, питавшие подъём производства в промышленной Англии. Вопреки территориальной близости страны, «в настоящее время лишь земледельческого округа Англии», классовые отношения в ней качественно отличались из-за наличия колониальных отношений. Капитализм в обеих странах создавал «относительный излишек населения», но, как показывает Маркс, сложные внутренние перемещения резервной армии труда между городом и деревней, промышленностью и сельским хозяйством, в Ирландии заметно отличались. Именно потому, что рыночные отношения опустошили общественную производственную базу сельского хозяйства в Ирландии, эта страна подтвердила мальтузианские опасения относительно абсолютной перенаселённости. Начиная с Великого голода и далее колониальный капитализм чудовищно обезлюживал Ирландию, и английские крупные землевладельцы поддерживали рост эмиграции, чтобы расчистить себе путь для более выгодного использования земли. Маркс делает вывод: «Параллельно с накоплением земельной ренты в Ирландии идёт накопление ирландцев в Америке» (там же) и в этой связи видит надежду в братстве фениев{IV}. И впрямь, их восстание разразилось в год выхода первого издания «Капитала».

Колониальный гнёт пробудил революционное движение, отдельное, но сопутствующее движению рабочего класса, и именно этот пункт Ленин впоследствии обобщил в своей стратегии в отношении национально-освободительных движений. Необходимо отметить, что подобные условия распространились за пределы конкретной ирландской ситуации.

Подводя итог разделу, нужно сказать, что уже в третьей четверти девятнадцатого века в Ирландии шёл процесс обнищания, который впоследствии будет считаться признаком капиталистической отсталости. Колониальная рента, нищее излишнее население и дешёвое производство товаров — это всё признаки систематического грабежа, которые Маркс включает в качестве составных частей в развёрнутую концепцию всеобщего закона капиталистического накопления. Это предполагает необходимость признания определённой историко-географической специфики: хотя капиталистические производственные отношения ещё не сложились в ирландском сельском хозяйстве, обнищание Ирландии питало капиталистическое накопление в Англии. В этом смысле Ирландия уже была не докапиталистической страной, а, скорее, вступила на другой путь — на раннюю стадию капиталистической отсталости. Пример Ирландии является показательным как с экономической, так и с политической точки зрения.

3. Сверхэксплуатация: решающий вклад Марини

Пока Амин вёл дискуссию с франкоязычными марксистами по поводу пробуждения освободительных антиколониальных и антиимпериалистических сил в Африке и Азии, в Латинской Америке были достигнуты свои важные теоретические успехи. Я согласен с Латимер (2012) в том, что вклад Марини заслуживает особого внимания в связи с его неослабевающей актуальностью.

Теория неэквивалентного обмена Марини считает сверхэксплуатацию труда ключевым фактором капиталистической отсталости.

«Полное развитие капитализма в Англии опиралось на дешёвый импорт продовольствия, который позволял всецело специализироваться на промышленности. Индустриализация и урбанизация не смогли бы осуществиться, если бы они не опирались на жизненно необходимые сельскохозяйственные средства, поступавшие в значительной мере из Латинской Америки. Вот что позволило индустриальным державам стать мировыми производителями промышленных товаров» (Marini, 1991 [1973]).

Неэквивалентный обмен у Марини — это международные и при этом внутренние отношения, незамеченная основа для перехода капитализма в Англии к производству, в котором господствует крупная промышленность. Это теория появления экспортоориентированного капиталиста, зависимого от промышленного капитализма центра. Марини доказывает, что международные рыночные цены на сырьевые и продовольственные товары находились ниже уровня их стоимости, поэтому латиноамериканские производители, дабы избежать сокращения прибыли, понижали уровень зарплат. Согласно Марини, неэквивалентный обмен нельзя сводить исключительно к расширению капиталистического рынка за счёт докапиталистических обществ — правильнее говорить о создании иного типа капитализма, формировании периферийного или зависимого капитализма в рамках развития капиталистического способа производства в целом. Также нельзя считать, что неэквивалентный обмен возникает благодаря вроде бы свободным торговым отношениям в ходе экспорта капитала; эти неравные отношения скорее формируются как воспроизводство отношений капитала и наёмного труда благодаря импорту товаров с постколониальной периферии.

Марини подходит условиям зависимости Латинской Америки диалектически. Латиноамериканская экономика при сравнении с «чистым капитализмом» демонстрирует особенности или отклонения. Неудивительно, что многие исследователи относят их к докапиталистическому наследию, но важно осознать, что капитализм в Латинской Америке «никогда не сможет развиться таким же образом, как в передовых капиталистических экономиках, которые называются развитыми». Поэтому необходимо изучить и объяснить «особую форму, которую в конце концов принял зависимый латиноамериканский капитализм». Ключом к ней служит теория Марини о сверхэксплуатации труда, касающаяся трёх явлений:

«интенсификация труда, продление рабочего дня и экспроприация части труда, необходимого работнику для воспроизводства своей рабочей силы — создают способ производства, основанный исключительно на повышенной эксплуатации работника, а не на развитии производительности его труда» (Там же).

Экспроприацию части труда, необходимого для воспроизводства рабочей силы, Марини видит в сниженных зарплатах. Далее он пишет: «В терминах капиталистической экономики эти механизмы... означают, что труд оплачивается ниже стоимости, и, следовательно, они являются частью сверхэксплуатации труда» (Там же). Марини утверждает, что потребность в сверхэксплуатации труда возникла до появления империализма в качестве мировой системы, какой её описал Ленин. И более того, переход в английском производстве от господства абсолютной прибавочной стоимости к относительной прибавочной стоимости состоялся благодаря дешёвому импорту не в меньшей мере, чем благодаря росту производительности. Марини обосновывает свою позицию теоретически и исторически:

«Участие Латинской Америки в мировом рынке обеспечило не только количественный рост [капиталистического производства в наиболее развитых странах], но и создало дополнительный канал накопления для индустриальной экономики, облегчив переход от производства абсолютной прибавочной стоимости к производству относительной прибавочной стоимости, то есть позволило накоплению опираться в большей степени на рост производительности рабочего, чем на обычную эксплуатацию. При этом развитие производства в Латинской Америке, которое позволило этому региону помочь качественному скачку стран центра, опиралось в основном на повышенную эксплуатацию [латиноамериканского] рабочего. Именно этот противоречивый характер латиноамериканской зависимости и определяет производственные отношения капиталистической системы в целом...» (Там же)

Заключения Марини проясняют и развивают теорию Маркса о капитализме как о системе, но также противоречат её ключевым положениям. Чтобы увидеть, насколько радикально диалектика развития теории требует пересмотра унаследованного знания, нам потребуется обратиться к размышлениям Маркса в 14 главе первого тома «Капитала», озаглавленной «Абсолютная и относительная прибавочная стоимость», где он предполагает: «Раз капиталистический способ производства возник и стал всеобщим способом производства... рабочая сила оплачивается по её стоимости [и]... заработная плата не должна падать ниже стоимости рабочей силы».

Марини доказывает, что предположение Маркса не работало даже в его время. Рабочая сила в качестве товара не прямой продукт капитала, а продукт общественного воспроизводства в классовом обществе. Иначе как быть с рабочими силами, воспроизводимыми в классовых обществах, значительно отличающихся от данного, но взаимодействующих с ним в рамках международного товарообмена? Марини заставляет нас задуматься именно о такой возможности, представленной на том же уровне абстракции, что и абсолютная и относительная прибавочная стоимость в рамках капиталистического способа производства.

4. Экспорт капитала и империалистическая рента

Содержательная база империалистической ренты становится различимой уже на первой фазе современного империализма и подтверждает своё определяющее значение при новой экспансии — это дополнительная прибавочная стоимость, получаемая капиталом от добычи сырья или горной ренты, как справедливо указывает Амин. То есть марксова теория земельной ренты в целом применима к горному делу и добывающей промышленности вообще. Я анализирую сверхэксплуатацию африканских рабочих в ЮАР в качестве основы современного империализма в другой своей работе (Higginbottom, 2010 год) и потому не буду повторять свои аргументы здесь. ЮАР представляет собой предельный, но вовсе не нетипичный случай. В первые годы ХХ века здесь происходила концентрирация горнодобывающей промышленности, плантаций, нефтедобычи, подпитывавшая промышленное производство Запада.

Вследствие своей особой истории подчинения колониализму Латинская Америка вступила в постколониальный период на полтора века раньше Африки и Азии. Хотя и на довольно высоком уровне абстракции, сравнение различных регионов позволяет нам выделить определённые составные части того, что впоследствии стало более сложным целым. К середине XIX века Латинская Америка уже ощутила на себе колониальную эксплуатацию, но ещё не познала всей силы неоколониальной эксплуатации, которая последовала за новым натиском империализма в конце XIX века.

IV. Рента, сверхэксплуатация, производительность: понятие дополнительной прибавочной стоимости

1. Дополнительная прибавочная стоимость в ракурсе производства

В этом разделе я соединяю три внешне раздельных механизма и предлагаю рассматривать их как различные примеры одного и того же явления.

Размещение марксовой теории ренты в конце третьего тома «Капитала» связано с предположением о том, что рента основана на распределении прибавочной стоимости. Амин замечает по этому поводу:

«Упрощенческая классическая экономика интересовалась природными ресурсами только тогда, когда они превращались в чьё-то частное достояние. Тогда в этих ресурсах видели “условия производства”, дающие своим хозяевам право на прибыль (ренту), обусловленную производительностью. Маркс, напротив, считает ренту способом распределения, то есть частью, выделенной из совокупной прибавочной стоимости. Для него природные ресурсы, хотя и составляют одно из важных оснований общественного богатства, не производят никакой стоимости» (Amin 2010. С. 94).

Формально это верно, если учесть, в какой части «Капитала» помещается анализ ренты. Но это положение следует переосмыслить. Ключ к пониманию обеих вышеприведённых позиций в том, что природные богатства включаются в капиталистические отношения с помощью процесса труда при господстве капитала. Этот момент важно выделить, чтобы сохранить неотъемлемость труда в схеме.

Добыча ископаемых – трудовой процесс, и при капитализме она объединяет конкретный и абстрактный труд. Таким образом, разница природных условий вызывает вариативность полученной потребительской стоимости (или плодородности в случае сельского хозяйства), и такое же влияние оказывает выделяемое Марксом повышение производительности труда при использовании добавочного капитала. Эти элементы являются двумя основаниями «дифференциальной ренты» и в качестве таковых относятся к области производства стоимости и прибавочной стоимости в данной отрасли. Они предоставляют прямому капиталу возможность немедленного извлечения дополнительной прибавочной стоимости, которая при современном империализме по большей части не перечисляется в качестве ренты землевладельцу, а превращается в сверхприбыли транснациональной корпорации и её инвесторов. Повышенная производительность труда включает расширение сферы прямых операций капитала на новые территории, богатые природными ресурсами.

Марксова категория «абсолютной ренты» обусловлена текущими социальными и историческими факторами и, как отмечает Амин, жёстко ложится в сферу распределения. С другой стороны, дифференциальная рента с необходимостью присуща капиталистическому способу производства и, более того, выдвигается на передний план при империализме, и должна рассматриваться как способ расширения производства и распределения прибавочной стоимости. При империализме часть дополнительной прибавочной стоимости, ранее собираемая в виде дифференциальной ренты отдельным классом землевладельцев, удерживается капиталом и превращается в сверхприбыли корпораций. Подчеркну: это означает, что труд в добывающей промышленности является частью производства прибавочной стоимости и способа её присвоения и накопления, и в связи с этим при анализе капитализма империалистической стадии следует пересмотреть место дифференциальной ренты. Маркс касается этого вопроса, когда отмечает:

«Раз дано капиталистическое производство, то, при прочих равных условиях и при данной длине рабочего дня, величина прибавочного труда изменяется в зависимости от естественных условий труда и в особенности от плодородия почвы» («Капитал», т. I, кн. первая, отд. 5, гл. 14).

В основе империалистической ренты, или сверхприбылей, лежит дополнительная прибавочная стоимость, которая проистекает из новых видов эксплуатации труда. Дополнительная прибавочная стоимость — это прибавочная стоимость, извлекаемая при повышенной степени эксплуатации — по сравнению с той, что может быть достигнута при конкурентном капитализме. Формирование дополнительной прибавочной стоимости связано с качественными изменениями в способе производства, которые, в свою очередь, тем или иным образом связаны с формированием монополии или исключительных прав, в противоположность конкуренции. Дополнительная прибавочная стоимость может извлекаться тремя основными способами, применяемыми отдельно или в сочетании: это сверхэксплуатация труда при помощи сниженных зарплат, ведущая к обнищанию и истощению рабочей силы; опустошающее извлечение невозобновляемых природных ресурсов и захват в исключительное частное владение прав на передовую технологию.

Эти широко распространённые и внешне довольно различные механизмы объединяет то, что все они — усовершенствованные способы капиталистической эксплуатации труда, опирающиеся на национальное неравенство и социальный гнёт и усиливающие их. Таким образом дополнительная прибавочная стоимость — это не чисто экономическое понятие, поскольку она подкрепляется воспроизводством принуждения в качестве внеэкономического рычага воздействия в капиталистических общественных отношениях.

2. Отношение дополнительной прибавочной стоимости к абсолютной и относительной прибавочной стоимости

Необходимо хотя бы вкратце соотнести понятие дополнительной прибавочной стоимости с категориями прибавочной стоимости, как их первоначально определил Маркс. В первом томе «Капитала» Маркс утверждает, что прибавочная стоимость, извлекаемая из наёмного труда, является сутью капитализма, и далее разворачивает описание капитала, который подчиняет себе и реформирует процесс труда в своих интересах. Он выделяет два взаимозависимых вида прибавочной стоимости: абсолютная прибавочная стоимость, основанная на продлении рабочего дня, увеличении количества часов прибавочного труда; и относительная прибавочная стоимость, основанная на повышении производительности труда в процессе механизации и развития технологий, общественным результатом чего становится сокращение необходимого рабочего времени и опять же увеличение количества часов прибавочного труда. В отделе о производстве относительной прибавочной стоимости Маркс также утверждает, что возможный третий механизм увеличения прибавочной стоимости — более явное сокращение рабочего времени [«, необходимого для производства рабочей силы или для воспроизводства её стоимости» (Маркс) — «Скепсис».], то есть понижение заработной платы ниже стоимости рабочей силы. Но Маркс выносит это способ за рамки своего анализа отношений капитала и наёмного труда как относящийся лишь к приёмам конкуренции{V}. Более того, он утверждает, что стоимость товаров не зависит от уровня заработной платы.

Похоже, для того, чтобы привести марксову мысль в соответствие с миром, где движение по нисходящей является универсальным, общепризнанным на уровне здравого смысла фактом, марксистам требуется совершить невозможное: либо отвергнуть здравый смысл, либо оспорить наследие Маркса в его важнейшем пункте. Большинство марксистских адептов в Великобритании выбирают первое и во имя Маркса отрицают сущностный признак мировой экономической системы, основанной на низкой оплате труда: перенесение стоимости с глобального Юга на Север, а также вытекающие из этого изменения классовых отношений на Юге и на Севере. Иными словами, они отрицают существование империалистических стран в качестве обществ-рантье. Главный экономический тезис этого течения заключается в том, что в среднем более высокие зарплаты рабочих Севера вызваны их более высокой производительностью, а не более жестокой эксплуатацией рабочих Юга. Невероятно, но факт (См. Callinicos 2009, Choonera 2010; критику этой позиции см. в Smith 2010 и Bellamy Foster et al 2011).

Имеют ли марксисты «северной ориентации» право использовать авторитет Маркса в качестве подпорки для собственного отрицания общественных реалий империализма? Ответом должно быть спокойное, но твердое «нет». Прав ли Амин, заявляя, что Маркс не включил «глобальное измерение» капитализма в свой анализ? Здесь ответ не столь прямолинеен. В самом тексте первого тома «Капитала» содержится действительное противоречие, которое можно свести к нарастающему напряжению между системно-логическим и историческим подходом к капиталистическому способу производства. Более того, это неразрешённое противоречие первого тома обнаруживается снова в третьем томе в марксовом анализе тенденции нормы прибыли к понижению, особенно в главе о противодействующих причинах. Маркс указывает на внешнюю торговлю и «капиталы, вложенные во внешнюю торговлю», использующие «рабов, кули» для получения более высокой прибыли, но заявляет, что понижение заработной платы ниже стоимости рабочей силы хотя и является «одной из значительнейших» противодействующих понижению нормы прибыли причин, «относится не к общему анализу капитала» («Капитал», т. III, книга третья, ч. 1, отд. 3, гл. 14). Хотя Маркс признаёт снижение зарплат постоянно возникающим и регистрируемым эмпирически историческим фактом, он не включает его в общую теорию системы; оно не входит понятием в системно-логическую структуру «Капитала».

Ближе всего Маркс приближается к снятию противоречия в 22 главе первого тома, когда признаёт историческую ограниченность системной логики, с огромной тщательностью выстроенной им, и «хоть вкратце» отступает от ключевого предположения о том, что зарплата выплачивается в соответствии со стоимостью рабочей силы или выше. Он приходит к следующему «общему итогу»:

«овладевая двумя первичными созидателями богатства, рабочей силой и землёй, капитал приобретает способность расширения, позволяющую ему вывести элементы своего накопления за границы, определяемые, казалось бы, его собственной величиной, т. е. стоимостью и массой тех уже произведённых средств производства, в виде которых капитал существует» («Капитал», т. I, кн. первая, отд. 7, гл. 22, пар. 4; курсив мой).

Здесь мы имеем в зачаточном виде наш тезис о том, что современный капитализм опирается на способы производства прибавочной стоимости вне категорий абсолютной и относительной прибавочной стоимости.

Заключение

Адекватная теория монополистического капитализма не может быть построена без опоры на трудовой процесс, восприимчивый к формам извлечения прибавочной стоимости. Анализ олигополистической{VI} организации капитала недостаточен для объяснения явления сверхприбылей. Монополистический капитал не является прямым отрицанием конкурентного капитала, так же как монополисты не получают свою исключительную прибыль только за счёт других капиталов; скорее, расширение капитализма, получающего новые источники прибавочной стоимости, становится сразу предпосылкой и результатом накопления капитала на новой стадии современного капитализма.

Я не утверждаю, что Маркс был всеведущ и прав в каждом пункте, пусть хотя бы для своего времени — работа Марини показывает обратное. Я утверждаю, что Маркс даёт нам жизненно необходимую исходную позицию, основанием которой служит производство прибавочной стоимости. С этой позиции и следует строить общую теорию империалистического капитализма.

Более глубокое, менее «североцентристское» представление о том, что такое рабочий класс [сегодня], и где он находится, должно строиться на основе этих выводов.

Библиография

ADVN (2012) United Kingdom: LSE Share Prices, FTSE Indexes http://uk.advfn.com/world/uk

Amin, S. (1974) Accumulation on a World Scale: A Critique of the Theory of Underdevelopment (New York: Monthly Review Press)

__________ (1978) The Law of Value and Historical Materialism (New York: Monthly Review Press)

__________ (2010) The Law of Worldwide Value (New York: Monthly Review Press)

__________ (2011) Ending the Crisis of Capitalism Or Ending Capitalism? Translated by Victoria Bawtree. (Cape Town/ Dakar/ Nairobi / Oxford: Pambazuka Press)

Bellamy-Foster, J., McChesney, R. and R. Jamil Jonna, R. (2011) The Global Reserve Army of Labor and the New Imperialism, Monthly Review Vol 63/06: 1-31Callinicos, A. (2009) Imperialism and Global Political Economy (Cambridge: Polity Press)

Choonera, J. (2009) Unravelling Capitalism (London: Bookmarks)

CNN (2008) Top industries: Most Profitable, 5 May 2008 http://money.cnn.com/magazines/fortune/fortune500/2008/

ECLAC (Economic Commission for Latin America and the Caribbean) (2011) Estadísticas e indicadores: sector externo: balance de pagos http://websie.eclac.cl/infest/ajax/cepalstat.asp?carpeta=estadisticas

Fine, B. (1979) On Marx's theory of agricultural rent‘ in Economy and Society, 8/3: 241-278.

Higginbottom, A. (2011) Gold Mining in South Africa Reconsidered: New Mode of Exploitation, Theories of Imperialism and Capital, Économies et Sociétés, 45/2: 261-288

Latimer, A. (2012) States of sovereignty and regional integration in the Andes, Latin American Perspectives 39/1: 78-95

Lenin, V.I. (1916a) Imperialism, the Highest Stage of Capitalism

Lenin, V.I. (1916b) Imperialism and the Split in Socialism

Logan, O. and McNeish, J-A. (2012) Rethinking Responsibility and Governance in Resource Extraction, J-A. McNeish and O. Logan (eds) Flammable Societies –

Studies on the Socio-economics of Oil and Gas (London: Pluto). PP.1-46.

Mandel, E. (1975) Late Capitalism (London: New Left Books)

Marini, R.M. (1991 [1973]) Dialéctica de la dependencia (México: Ediciones Era)

___________ (1979) Plusvalía extraordinaria y acumulación de capital, Cuadernos Políticos, núm. 20: 19-39.

Marx, Karl (1976) Capital Volume 1 (London: Penguin)

Marx, Karl (1981) Capital Volume 3 (London: Penguin)

Mitchell, T. (2011) Carbon Democracy: Political Power in the Age of Oil (London: Verso)

Mommer, B. (2002) Global Oil and the Nation State (Oxford: Oxford University Press, Oxford Institute for Energy Studies)

Murray, R. (1978) Value and Theory Of Rent: Part Two, Capital and Class 2/1: 11-33

Muttitt, G. (2011) Fuel on the Fire: Oil and Politics in Occupied Iraq (London: Bodley Head)

Nwoke, Chibuzo (1987) Third World Minerals and Global Pricing: A New Theory (London: Zed Books)

ONS (Office of National Statistics) (2009) Foreign Direct Investment 2008 Statistical Bulletin. 11 December 2009, London http://www.statistics.gov.uk/pdfdir/fdi1209.pdf

Palloix, Christian (1972) The Question Op Unequal Exchange. A Critique Of Political Economy. Bulletin of the Conference of Socialist Economists No 2 Spring 1972

PCW (PriceWaterhouseCoopers) (2008). Review of global trends in the mining industry—2008: Mine - As Good as it Gets http://www.pwc.co.za/en_ZA/za/assets/pdf/pwc-mining-survey-08.pdf

Sampson, A. (1975) Seven Sisters: Great Oil Companies and the World They Made (London: Coronet)

Smith, J. (2010) Imperialism and the Globalisation of Production, PhD Thesis, Sheffield University http://www.mediafire.com/?5r339mnn4zmubq7

---

По этой теме читайте также:

---

Комментарии «Скепсиса» (прим. пер. специально обозначено)

I. В русскоязычных текстах закрепились аналогичные оппозиции «центр» и «периферия» капиталистической системы — или «первый мир» и «третий мир» – Прим. пер.

(Нам именно понятия «первый» и «третий мир» представляются более точно отражающими суть дела, чётче показывая и распределение государств по уровню развития (включая масштабы пропасти между двумя группами), и исторические особенности этого распределения (с учётом отсутствия ныне «второго мира», «социалистического лагеря»), — а также позволяя избежать ряда казусов, неизбежно возникающих при «полушарном» делении (скажем, Австралию и Албанию можно по разным признакам относить к «глобальному Северу»; и для первой страны это нелепо в связи с географическим фактором, а для второй — в связи с социально-экономическими реалиями). Плюс ко всему закрепившиеся русскоязычные версии многим облегчают понимание материалов. Руководствуясь этими соображениями, в собственных переводах мы заменяем «глобальный Север» и «Юг» на «первый» и «третий мир» — везде, где это позволяет текст; и иногда, как в данном случае, оставляем оригинальную терминологию. — «Скепсис».)

II. О сути ВВП см. статью Дж. Смита «Иллюзия ВВП: присвоенная стоимость как “добавленная”».

III. См. комментарий III к: Амин С., «Излишек при монополистическом капитализме и империалистическая рента»

IV. Ирландское республиканское братство (Братством фениев — в честь воинов из древнеирландских сказаний — называлась сестринское общество в США; при этом слово «фении» распространялось на всех связанных с ИРБ) — международная организация ирландцев с курсом на установление независимости Республики Ирландия вооружённым путём. 5 марта 1867 г. в разных частях Ирландии состоялись разрозненные вооружённые выступления, однако из-за предшествовавших арестов многих лидеров и деятельности осведомителей наладить общую координацию было невозможно, и восстание тут же захлебнулось. Североамериканские фении совершали активные набеги на канадские владения Великобритании в 1866-1871 гг., однако эта тактика также не увенчалась каким-либо крупным успехом.

V. См. об этом также раздел «“Третий способ увеличения прибавочной стоимости”» статьи Дж. Смита «Империализм в XXI веке».

VI. См. прим. 21 к: Баран П., Приложение I к «Политической экономии роста».

---

Примечания