В.А.Антонов-Овсеенко был назначен на пост советского генерального консула в Барселоне в конце сентября 1936 года. В этот период времени судьба Испанской республики решалась в ходе тяжелых боев под Мадридом и на севере страны - в Астурии и Стране басков. Назначение на этот ответственный пост человека, имевшего репутацию старого революционера, большой опыт военной и дипломатической работы, должно было внушить испанцам уверенность, что Советский Союз не оставит дружественное государство один на один с международным фашизмом.
Кроме того, данное назначение, санкционированное Сталиным после процесса над “троцкистско-зиновьевским террористическим центром”, казалось, демонстрировало лояльность руководства партии к бывшим членам троцкистской оппозиции, которые полностью признали правильность “генеральной линии” и “ничем себя не запятнали” в своей последующей деятельности в рядах ВКП(б).
В дни судебного процесса Антонов-Овсеенко выступил на страницах “Известий” со статьей под названием “Добить до конца”, в которой требовал кровавой расправы над своими недавними единомышленниками. “Троцкистско-зиновьевская банда, писал он, особый отряд фашистских диверсантов с особо злодейским заданием, особо подлой маскировкой. Вдвойне опасный отряд классового врага. Их надо стереть с лица земли”. Подобно статьям других бывших оппозиционеров - кандидатов в подсудимые нового процесса, эта статья содержала очередные ритуальные покаяния:“Глубокий стыд наполняет меня, потому что в 1923-1927 году я оказывал Троцкому поддержку, несмотря на то, что слышал четкий предупреждающий голос. Я не внял этому предостережению.
И только после 7-го ноября 1927 года, когда троцкистско-зиновьевский антипартийный блок предпринял свою антисоветскую демонстрацию, я признал полностью правильной организационную политику ЦК. Тогда я писал т. Кагановичу, что в отношении оппозиционеров “выполнил бы любое поручение партии. Было ясно - да, вплоть до расстрела их как явных контрреволюционеров” [1].
Назначение Антонова-Овсеенко в Испанию совпало с развертыванием при прямом участии НКВД кампании морального и физического террора против неподконтрольных Сталину левых сил, в первую очередь ПОУМ и левых анархистов. Центром этой кампании являлась Каталония. Поэтому не вызывает удивления статья Троцкого, где он саркастически замечал: “Бывший революционер Антонов-Овсеенко, покаявшийся в 1927 году в своих оппозиционных грехах, заявил о полной готовности “собственными руками душить троцкистов. Этого субъекта немедленно отправили под маской консула в Барселону и указали, кого именно душить. Такие ответственные поручения вершатся не иначе, как по прямому поручению “генерального секретаря” [2].
На роль Антонова-Овсеенко как исполнителя сталинской воли в Каталонии указывают и современные историки. Reiner Tosstorff в работе “Московский процесс в Барселоне” пишет: “Ирония истории была в том, что советский генеральный консул Антонов-Овсеенко, который в глазах общественности возглавлял кампанию против ПОУМ, был старым соратником Троцкого по антисталинской оппозиции и давним знакомым вождя ПОУМ А.Нина”. В то же время, по мнению исследователя, “Подлинные, закулисные руководители расправ с ПОУМ оставались в тени” [3].
За исключением этих и некоторых других противоречивых свидетельств нам не встретилось обстоятельных источников, характеризующих деятельность советского генконсула в Каталонии в этот период времени.
В связи с вышеизложенным, бесспорный интерес представляет сборник документов, условно названный “Дневник Антонова-Овсеенко”, хранящийся в фонде ЦК КПСС в бывшем Центральном партийном архиве в Москве [4]. Дневник представляет собой собрание подготовленных генеральным консулом официальных отчетов и докладных записок, направленных различным адресатам: послу СССР в Испании, заместителю Наркома по иностранным делам, а также “Инстанции” (Политбюро ЦК ВКП(б)). Последние документы направлялись непосредственно Сталину и его ближайшему окружению. Отчеты и докладные записки сопровождены более пространными приложениями, в которых автор подробно раскрывал свои впечатления и суждения о встречах с официальными представителями испанского и каталонского руководства.
Как видно из документов, главной проблемой, с которой столкнулся советский консул, были натянутые отношения, недоверие и взаимная подозрительность между каталонским автономным правительством и Мадридом. Многие лидеры автономного правительства Каталонии, которые еще два месяца назад были командирами рабочих отрядов, разгромивших мятежные армейские гарнизоны, полагали, что результатом революции, “их революции” должно быть перераспределение собственности между коллективами трудящихся и преобразование Испанской республики в федеративное государство, в котором Каталония будет играть роль равноправного субъекта наряду с другими автономными регионами - Галисией и Страной басков.
Как видно из документов, представители правительства Каталонии искали поддержки у Антонова-Овсеенко, в первую очередь это касалось снабжения Каталонии современным оружием и укрепления арагонского фронта. Он, в частности, подробно сообщает о своих беседах с правительственными чиновниками - членами Национальной конфедерации труда (НКТ) и Федерации анархистов Иберии (ФАИ), которые пользовались в Каталонии преобладающим влиянием. Создается впечатление, что многие их начинания встречали у советского генконсула сочувствие. Так, принимая у себя руководителя военной промышленности Гарсию Оливера, который одновременно был одним из лидеров НКТ, Антонов-Овсеенко соглашался с необходимостью скорейшего развертывания боевых действий именно на арагонском фронте с целью овладения Сарагоссой. “Гарсия Оливер, писал он, не возражает ни против единого командования, ни против дисциплины в бою, но он против восстановления постоянного офицерства, этой основы милитаризма... С явным удовольствием выслушивает мое совпадение с его военным планом - действий в помощь Мадриду прежде всего, путем развертывания операций у Сарагоссы. Отбрасывает намеки на (каталонский. - М.Г.) сепаратизм - “Мы даже родом не каталонцы в большинстве, но Мадрид не должен тянуть нас назад”. Антонов-Овсеенко особо подчеркивает дружелюбный тон беседы и то, что Гарсия Оливер с большим интересом выслушал его изложение основных положений марксистской теории пролетарской диктатуры об отмирании пролетарского государства.
Из беседы с Миравильясом, бывшим секретарем Комитета антифашистских милиций, бывшим членом группы Маурина, генконсул отмечает, что "анархо-синдикалисты проявляют в руководстве промышленностью все большую осторожность. Они отказались от проведения уравниловки на крупных предприятиях”. Обсуждая вопрос о будущем статусе Каталонии, Миравильяс сообщил Антонову-Овсеенко о претензиях к центральному правительству в том, что Каталония так и не добилась широкой автономии в школьном образовании, военной автономии, об отклонении каталонского “более передового социального законодательства”. “Каталония не хочет отделения от Испании,- заключал Миравильяс.- Но Барселона должна быть столицей будущей Испанской федеративной республики”.
О том, что подобные взгляды в 1936 г. были распространены не только среди анархистов, свидетельствуют отчеты бесед генерального консула с президентом автономного правительства Каталонии Компаньесом, который, со слов Антонова-Овсеенко, “много говорил о борьбе испанского народа против паразитарных сил старого мира”. Консул подробно информировал центр о том, что при вопросе об отношениях с Мадридом Компаньес “мрачнеет и страстно восклицает, что Мадрид не понимает Каталонии и что мадридские министры усиленно подчеркивают, что они министры для всей Испании, что они общаются с ним как с подневольным губернатором”. Мадрид отказал Барселоне в передаче эвакуированного из Толедо оборудования для порохового завода, притом что Каталония направила в Мадрид свои лучшие резервы и не получила ничего взамен, кроме “губернаторских приказов и попреков”. Далее в беседе президент продолжил, что “у Каталонии одна судьба с Испанией" , и именно он первым провозгласил республику, именно испанскую, а не каталонскую; но нужно же не унижать национального достоинства каталонцев, нужно строить новую Испанию как федеративную республику, как это есть в Советском Союзе. Однако, со слов Компаньеса, после сформирования правительства Л.Кабальеро отношения с Мадридом стали улучшаться, “Дуррутти вернулся от Кабальеро удовлетворенным”.
Анализ военно-политической и экономической ситуации позволил Антонову-Овсеенко сделать вывод о необходимости поддержки Каталонии. В своих донесениях в Москву он описывает ситуацию, сложившуюся в этой провинции совсем иначе, чем это делала официальная коминтерновская пропаганда, изображавшая Каталонию как “царство испанской махновщины”, оплот безвластия, анархистского террора и казарменного коммунизма. С военно-стратегической точки зрения консулу казалось целесообразным сконцентрировать ударные силы именно в Каталонии, что позволило бы в будущем нанести контрудар в северо-западном направлении и соединиться с республиканскими силами в Астурии. Одновременно с этим он предлагал не только прекратить враждебную пропаганду в советской и коминтерновской печати против каталонских анархистов.но поддержать и популяризировать каталонское правительство.
6 октября 1936 г. Антонов-Овсеенко направляет советскому послу в Испании Розенбергу обстоятельную докладную записку: “Представление об анархии в Каталонии неправильно... Правительство действительно хочет заниматься и вплотную занимается организацией обороны. Создается, взамен прежнего комитета антифашистских милиций, генеральный штаб во главе с толковым специалистом. Начали действовать две школы младшего комсостава. Подготавливается и через пару месяцев будет в действии пороховой завод, военизирован ряд других заводов. Идут работы по подготовке оборонительной линии, прикрывающей собственно Каталонию. На фронте определенный подъем... Сомнения нет, что вожди этого правительства понимают связанность судьбы прогрессивной и республиканской Каталонии с судьбой Мадрида. Понимают они и экономическую связанность Каталонии с остальной Испанией. Вполне, по стратегическому положению, возможно для них, выполняя каталонское дело, играть тем самым роль спасителя республиканской Испании.
Возмутительно поведение Мадрида в отношении Каталонии в вопросе о каталонской школе (запрет на организацию сети национальных каталонских школ) и помощи военизации каталонской промышленности (пороховой завод из Толедо вывезен кое-как, Барселоне отказали эвакуировать его в Каталонию).
- Я считаю неправильным, продолжал генконсул, направлять сколько-нибудь значительные вооруженные силы в Мадрид. В Мадриде они разложатся. Надо, и в самом срочном порядке, создать ударный кулак к юго-востоку от Мадрида, надо развернуть наступление на Сарагоссу и от северного побережья к югу. Значит, надо всемерно укреплять арагонскую группу.
Готовность каталонцев пойти на соглашение с марокканскими националистами - хороший показатель ограниченности их собственного национализма. Их позицию, по-моему, надо всемерно поддержать. Надо добиться от Кабальеро согласия на условия Центрального марокканского комитета...” Этому последнему пункту Антонов-Овсеенко придавал первостепенное значение. Слухи о напряженной обстановке в Испанском Марокко, в тылу у франкистов, распространились далеко за пределы Испании. Газета “Известия” от 2 сентября 1936 г. сообщила, что в Марокко усиливаются волнения среди туземцев, а многие войсковые части Франко отозваны с испанского фронта для возможных боевых действий против марокканских повстанцев.
5 октября Антонов-Овсеенко направляет секретный запрос в Политбюро ЦК ВКП(б), разосланный далее Сталину, Молотову, Ворошилову, Орджоникидзе и Андрееву, где, в частности, сообщалось: “... Две недели тому назад делегация Национального Комитета марокканцев, заслуживающая доверия по ее влиянию в племенах испанского Марокко, вошла в переговоры с Комитетом антифашистских милиций Каталонии. Марокканцы поднимают немедля восстание, если испанское республиканское правительство гарантирует, что в случае победы этого восстания будет признана независимость Марокко и теперь же обеспечена поддержка марокканцев деньгами. Каталонский комитет склоняется к заключению этого договора и направил десять дней тому назад в Мадрид особую делегацию... Кабальеро не высказав своего мнения, предложил, чтобы марокканская делегация повела переговоры непосредственно с ним”. Прието, по словам Антонова-Овсеенко, высказался весьма скептически : “Можно дать деньги, но согласие на признание независимости давать нельзя”. В качестве обоснования Прието напомнил, что протекторат над испанским Марокко основан на соглашении трех держав и отказ Испании от протектората повредит суверенитету Франции. Генконсул, высказывая согласие с предложениями марокканских националистов, настаивал ускорить ответ на данное письмо.
В “дневнике” отсутствуют сведения о реакции Сталина на этот документ, однако другие материалы позволяют заключить, что предложения Антонова-Овсеенко были не только отвергнуты, но, возможно, стали причиной его отзыва из Испании.
Факты свидетельствуют, что реплика Прието о неприемлемости для Франции провозглашения независимости Марокко была не случайной. Чем сильнее развивалось военно-экономическое сотрудничество между СССР и республиканской Испанией, тем больше Сталин делал ставку на те силы в руководстве республики, которые были бы приемлемы для Англии и Франции - потенциальных стратегических союзников СССР. Подъем национально-освободительной борьбы во французских колониях, прилегающих к испанскому Марокко, не входил в геополитические расчеты Сталина.
Кроме этого для советского руководства была предельно актуальной проблема финансовых расчетов с Испанией и контроля за экспортом и импортом из страны. “Наше мнение -всемерно поддерживать концентрацию всего экспорта и импорта, и, следовательно, всех валютных операций в единых руках”, - писал в Москву советский представитель в Мадриде А. Сташевский [5]. В составленном проекте экспортно-импортного плана Испанской республики, направленном Сташевским в Москву, были указаны рельсы, электромоторы, цемент, цветные металлы, серебро, текстиль, которые Москва была заинтересована получить из Испании уже в первой половине 1937 г. [6].
В дальнейших отчетах Сташевского, направленных на имя наркома внешней торговли А.Розенгольца (будущего подсудимого на третьем московском процессе), констатировалось явное неудовольствие финансовой политикой республиканского правительства и особенно тем, что “каталонцы бесконтрольно черпают в отделение Banque Espagne сотни миллионов песет”. Это, по мнению советского представителя, “в значительной мере можно объяснить составом настоящего правительства. Упрямый старик Кабальеро, который не может забыть 40 лет профсоюзной работы; Прието - деловой человек, но не верящий в рабочий класс и в победу; анархисты, которые в кабинете навряд ли делают положительную работу, и, наконец, коммунисты, которые в кабинете ничем себя не проявляют” [7]. В этих условиях советское руководство настойчиво искало “сильного” и “лояльного” политика, который бы мог осуществить реальный контроль за ситуацией в стране на основе уважения принципов частной собственности и международных договоров Испании и прекратить “бесчинства отдельных провинций”. Уже в конце 1936 г. в качестве такой кандидатуры рассматривался Х.Негрин. “Минфин, сообщал Сташевский ... с большой дозой здравого смысла, достаточно к нам близок”.
Разногласия между Антоновым-Овсеенко и “Инстанцией”, по-видимому, особенно обострились к началу 1937 г. 7 февраля Сташевский сообщил в Москву о конфликте между советским консулом в Барселоне и Негрином. Во время встречи в торгпредстве Антонов-Овсеенко, “выступив очень ревностным защитником Каталонии”, вызвал ответную реплику Негрина, что он, Антонов-Овсеенко, “больший каталонец, чем сами каталонцы”. Антонов, со слов Сташевского, грубо заявил, “что он революционер, а не бюрократ”. В ответ на это Негрин заявил о своем уходе в отставку, так как расценивает заявление консула как политическое недоверие и, будучи “способным воевать с басками и каталонцами, против СССР воевать не хочет” [8]. Демарш Негрина стал известен в Москве, а Антонов-Овсеенко получил взыскание.
Как показал дальнейший ход событий: падение правительства Кабальеро, назначение Негрина премьер-министром, террор и поставленный в лучших традициях сталинской режиссуры суд над ПОУМ в Барселоне; линия Антонова-Овсеенко на поддержку “революционной” и “автономной” Каталонии резко разошлась с линией сталинского руководства. Это предопределило политическую и личную судьбу генерального консула.
Как представляется нам, пример Антонова-Овсеенко, который, будучи высокопоставленным эмиссаром Сталина, выступил в защиту революционных завоеваний Каталонии, глубоко отражает трагедию тех старых большевиков, которые решили идти за Сталиным, отрекаясь от своих прошлых убеждений и помогая ему в расправах над своими бывшими товарищами. Историк В.3.Роговин писал: “Они оставались большевиками в той мере, в какой сохраняли элементы большевистского социального сознания, самоотверженно отдавались порученному им делу, будь то развитие экономики, обороноспособности или культуры страны. И в то же время они перестали быть большевиками в той мере, в какой превратились из пролетарских революционеров в бюрократов, из противников социального неравенства в его защитников, из выразителей интересов народа в оторвавшихся от него партийных вельмож” [9]. Пример Антонова-Овсеенко показывает, что личные качества старых большевиков вступали во все более острый конфликт с политическими задачами, которые ставил перед ними Сталин. В этом можно видеть корень их осознанного или неосознанного протеста сталинизму а также причину гибели практически всего поколения старых большевиков в годы великой чистки.
По этой теме читайте также:
«Два года в Испании»
Рудольф Лацис
«Внутрипартийная демократия и социальное равенство в 1920 году»
Марк Васильев
«Открытое письмо Сталину»
Федор Раскольников
«Голод 1932—1933 годов в деревнях Поволжья»
Виктор Кондрашин