Война на уничтожение: вермахт и холокост

К началу 80-х годов западногерманское общество в основном достигло согласия по поводу необходимости «преодоления прошлого», извлечения уроков из истории нацистского режима и развязанной им агрессивной войны. Признание вины властителей «третьего рейха» за геноцид по отношению к еврейскому населению стало достоянием социального сознания ФРГ в 60-70-е годы. Чувство стыда за эти злодеяния охватило значительную часть населения ФРГ. Когда немцы слышали о холокосте, то в их представлении неизменно возникали ужасы Освенцима и других лагерей смерти.

Однако в общественном мнении ФРГ продолжало доминировать представление о том, что против Советского Союза вермахт якобы вел «чистую войну», войну, которая будто бы не противоречила международным правовым нормам. Что же касалось очевидных преступлений на оккупированных территориях СССР, то они привычно относились исключительно на счет нацистских карательных формирований, прежде всего СС и СД.

В исторической науке и в обществе ФРГ в течение нескольких лет идет дискуссия о криминальной практике германского вермахта. С марта 1995 г. продолжается показ большой передвижной выставки «Война на уничтожение», рассказывающей о преступлениях германских вооруженных сил в войне против СССР[1].

Задача статьи состоит в том, чтобы, опираясь на архивные источники и на материалы новых исторических исследований, раскрыть процесс трудного постижения немцами исторической истины о преступных действиях германской армии.

Война «третьего рейха» против Советского Союза была с самого начала нацелена на захват территорий вплоть до Урала, эксплуатацию природных ресурсов СССР и долгосрочное подчинение России германскому господству. Перед прямой угрозой планомерного физического уничтожения оказались не только евреи, но и славяне, населявшие захваченные Германией в 1941-1944 гг. советские территории. Лишь недавно предметом исследований историков ФРГ стал «другой холокост», направленный против славянского населения СССР, которое наряду с евреями было провозглашено «низшей расой» и также подлежало уничтожению. Жертвы среди русских, украинцев и белорусов, главным образом мирных жителей, сопоставимы с числом уничтоженных нацистами европейских евреев.

Во время «холодной войны» в ФРГ целенаправленно формировался образ «незапятнанного вермахта». В этом были заинтересованы определенные политические силы. Путь к истине оказался долгим и противоречивым. Прошло много лет, пока в обществе ФРГ созрела решимость к признанию того факта, что, как сказал христианский демократ (ХДС) Н. Блюм, «трубы крематориев в лагерях смерти дымились лишь до тех пор, пока вермахт мог держать фронт».

Не подлежит сомнению, что приказы по вермахту, равно как и направленность пропаганды в армии «третьего рейха», были преступными. Они формировали климат, в котором стал возможен холокост, прямую ответственность за который несло военное руководство Германии, т.е. верховное командование вооруженных сил (ОКБ) и верховное командование сухопутных войск (ОКХ).

Весной 1941 г. в выступлениях перед военачальниками Гитлер неоднократно подчеркивал, что война с Россией будет «войной идеологий», целью которой явится уничтожение «низших рас». Гитлер считал, что в глазах генералов он должен быть не только верховным главнокомандующим, но и «верховным идеологическим вождем»[2].

В ходе подготовки агрессивной войны против СССР было достигнуто полное взаимопонимание между Гитлером и германским военным командованием ОКВ и ОКХ. Идеологических разногласий не было. 30 марта 1941 г. Гитлер на секретном совещании выступил с речью перед 250 генералами, командовавшими войсками, которым через три с половиной месяца предстояло участвовать в операции «Барбаросса». На встрече с Гитлером присутствовали командующие и начальники штабов армий и армейских групп, воздушных флотов и корпусов, бронетанковых и пехотных соединений. Это были «обыкновенные немецкие генералы»: для войны на Восточном фронте не отбирались особо надежные в идеологическом отношении командные кадры.

В речи, которая продолжалась около двух с половиной часов, Гитлер заявил о своих расово-идеологических воззрениях и о планах агрессивной войны. Он назвал большевизм проявлением «социальной преступности» и заявил, что «речь идет о борьбе на уничтожение», а не о том, чтобы «законсервировать врага». Никакие проявления «солдатского товарищества с врагом не допустимы. Война на Востоке должна во всем отличаться от войны на Западе»: речь идет об «уничтожении большевистских комиссаров и коммунистической интеллигенции»[3]. Из краткого изложения речи Гитлера, записанной начальником генштаба ОКХ генерал-полковником Ф. Гальдером, трудно судить, упоминал ли Гитлер о ликвидации евреев. Очевидно да, поскольку в официальной пропаганде того времени образ врага неизменно ассоциировался с «еврейским большевизмом».

В свете последующих дискуссий о роли вермахта в войне против СССР важен вопрос о том, как реагировали немецкие генералы на требование ведения войны, абсолютно противоречащее, это было очевидно каждому участнику заседания, нормам международного права и кодексу солдатской чести.

На Нюрнбергском процессе, проводившемся по делу ОКВ (приговор был оглашен в октябре 1948 г.), американские военные судьи зафиксировали показания немецких генералов, утверждавших, что речь Гитлера от 30 марта 1941 г. будто бы вызвала «довольно сильное волнение среди присутствовавших, которые, естественно, понимали, что его приказы были жестокими, преступными, нецивилизованными». Генералы заверяли судей, что имели место «протесты военачальников», опасавшихся «подрыва дисциплины» и что главнокомандующий ОКХ генерал-фельдмаршал В. фон Браухич «стремился добиться изменения планов, но его попытка оказалась безуспешной»[4].

Проведенные позднее основательные военно-исторические исследования показали, что если такие протесты и имели место, то никто не обратил на них внимания. Историк Г. Улиг, который в 60-е годы изучил архивные документы ОКВ и ОКХ и сравнил их содержание с послевоенными показаниями генералов вермахта, пришел к очевидному выводу: их высказывания на суде носили сугубо оправдательный характер и поэтому они не имеют никакого отношения к исторической истине[5].

Ученые Военно-исторического ведомства армии ФРГ, располагавшегося во Фрайбурге, а ныне находящегося в Потсдаме, пришли к заключению, что никакого организованного генеральского протеста не было, речь шла лишь о разрозненных проявлениях недовольства, которые не дали ощутимого результата. Историк Г. Юбершер сообщает, что после указанного выступления Гитлера состоялся совместный завтрак высших военных чинов, во время которого раздавались отдельные голоса недовольства приказами Гитлера об идеологически мотивированных способах ведения войны[6]. Вызывают сомнения намерения германских военачальников вынудить Гитлера отказаться от своих намерений, поскольку генералы незамедлительно приступили к разработке оперативных документов ОКБ и ОКХ, получивших впоследствии название «преступные приказы», в которых идеи Гитлера нашли полное и конкретное воплощение. Сотрудник Военно-исторического ведомства Ю. Ферстер подчеркивает, что германское командование «безоговорочно приняло намерения Гитлера»[7].

Нет, таким образом, никаких сомнений в том, что действия военной элиты рейха полностью определялись тем образом России, в основе которого лежали нацистские расистские концепции и что отдельные протесты никак не могли повлиять на ход событий. Для осуществления преступных замыслов Гитлера вермахт не нуждался в институте политических комиссаров: их роль взяли на себя немецкие генералы.

В полном соответствии с замыслами Гитлера между шефом Главного управления имперской безопасности (РСХА) обергруппенфюрером СС Р. Гейдрихом и генерал-квартирмейстером ОКХ генерал-майором Э. Вагнером было заключено соглашение о разграничении компетенций и о сотрудничестве вооруженных сил с айнзацгруппами СС[8] в будущей войне против Советского Союза. 28 апреля 1941 г., за два месяца до начала операции «Барбаросса», это соглашение было облечено в форму секретного приказа Браухича «О регулировании использования полиции безопасности и СД в соединениях сухопутных войск». В приказе было определено, что в оперативном пространстве сухопутных войск для осуществления «особых задач» будут действовать «зондеркоманды полиции безопасности». По опыту военных действий в Польше было хорошо известно, что названные «особые задачи» означали казни определенных групп населения. В приказе Браухича было сказано, что айнзацгруппы и айнзацкоманды «самостоятельно осуществляют экзекуции против гражданского населения». Были определены формы сотрудничества между вермахтом и органами СС как в прифронтовых районах, так и в тылу[9].

Незадолго до того часа, когда три миллиона немецких солдат осуществили нападение на СССР, был оглашен приказ ОКВ «Директивы о поведении войск в России»; в этом документе большевизм был назван «смертельным врагом» Германии, борьба с которым требует «беспощадных и решительных мер», «полного устранения любых попыток активного или пассивного сопротивления». В приказе ОКВ были перечислены в качестве главных противников «большевистские подстрекатели, партизаны, саботажники и евреи». Что касается политических комиссаров Красной Армии, которые были представлены как главное воплощение «еврейского большевизма», то их было приказано убивать на месте[10]. Еще одна преступная директива, изданная 14 мая 1941 г., касалась «военной юрисдикции» в районе операции «Барбаросса»[11] и требовала принятия беспощадных мер против гражданского населения. Формулировки приказа были составлены таким образом, что солдаты вермахта получали полное освобождение от ответственности за совершение любого насилия. Каждый участник Восточного похода вермахта знал, что ему все позволено, и он не предстанет перед военным трибуналом.

Об идеологической смычке генералов вермахта с Гитлером свидетельствуют не только директивы верховного командования, но и приказы командующих соединениями, действовавшими на Восточном фронте. Отметим обстоятельство, вовсе не типичное для германской военной документации: в названных приказах содержится подробная идеологическая аргументация. Это относится и к речам преимущественно расистской направленности, с которыми военачальники обращались к своим офицерам, дабы подготовить их к войне против России. Тот, кто читает сегодня документы, подписанные генерал-полковником Э. Гепнером, генерал-фельдмаршалом В. фон Райхенау или генерал-полковником Э. фон Манштейном, не может избавиться от впечатления, что он слышит эхо речи Гитлера, произнесенной 30 марта 1941 г.

2 мая 1941 г., более чем за полтора месяца до нападения на СССР, командующий 4-й танковой группой Гепнер поставил своим офицерам боевую задачу. Его приказ, отданный в письменной форме, — типичный пример конфронтационного мышления, в котором различные пропагандистские компоненты составляют взрывчатую смесь. Предстоящая война должна быть, указывал Гепнер, продолжением «борьбы германцев против славянства и защиты от еврейского большевизма». Генерал предостерегал своих подчиненных от «любых проявлений жалости по отношению к сторонникам российско-большевистской системы»[12].

Манштейн, имевший репутацию выдающегося стратега и занимавший в 1941 г. пост командующего 11-й армией, был военачальником, который своими приказами пытался убедить солдат в правильности агрессивной антисемитской идеологии[13]. В приказе по 11-й армии от 20 ноября 1941 г., доведенном до офицеров полкового и батальонного уровней, говорилось: «Еврейско-большевистская система должна быть уничтожена раз и навсегда. Ей больше не должно быть дозволено вторгаться в пределы нашего европейского жизненного пространства». Задача немецкого солдата — «быть носителем национальной идеи и мстителем за все жестокости, которые были причинены ему и немецкому народу».

В приказе безоговорочно оправдывался геноцид по отношению к еврейскому населению: «Каждый солдат должен проникнуться необходимостью беспощадно мстить евреям — идеологическим носителям большевистского террора. Мстить, чтобы в корне задушить все мятежи, организаторами которых являются по большей части евреи»[14].

Доходили ли обращения такого рода до рядового солдата, до «маленького человека в униформе»? Чему верил этот «маленький человек»? Призванные в вермахт немцы еще будучи гражданскими лицами подвергались ежедневной «промывке мозгов» ведомством рейхсминистра образования и пропаганды д-ра И. Гёббельса. С началом войны против России антисемитская пропаганда принимала все более и более воинственный характер. Речь шла уже не только о «еврейско-большевистском-империалистическом заговоре», но и о «еврейском мировом враге, который должен быть уничтожен», о евреях как «зачинщиках войны против рейха». К таким же методам прибегала нацистская пропаганда, чтобы усилить и обосновать и без того раздувавшееся чувство «национального превосходства арийской расы» над славянскими народам Восточной Европы. Целям идеологической обработки военнослужащих служили печатные материалы ОКБ, издававшиеся его подразделением — отделом пропаганды вермахта. Вопреки позднейшим легендам, пропагандисты ОКБ немало сделали для формирования антисемитского, антибольшевистского, антиславянского «образа врага», равно как и для внедрения в умы «простых немцев» стереотипов войны на уничтожение.

Отделом пропаганды вермахта издавался информационный бюллетень, материалы которого зачитывали солдатам каждой роты. В выпуске бюллетеня, вышедшем сразу после нападения на СССР, содержались такие пассажи относительно целей войны: «Необходимо ликвидировать красных недочеловеков вкупе с их кремлевскими диктаторами. Германскому народу предстоит выполнить самую великую задачу в своей истории, и мир еще услышит о том, что данная задача будет выполнена до конца»[15].

Идеология войны на уничтожение, начатой 22 июня 1941 г., вовсе не была прямым продолжением уже существовавших в Германии и до 1933 г. расовых предрассудков. Цель цитированных нами документов вермахта ясна: у солдат должна быть выработана привычка к тому, что СС совершают систематические преступные акции. Более того, для военнослужащих должна стать обычной чрезвычайная жестокость, их следует лишить как угрызений совести, так и чувства вины за содеянное. Действенность расистской идеологии подкреплялась тем, что у солдат формировалась психологическая дистанция по отношению к будущим жертвам, последовательно подвергаемым бесчеловечным унижениям с тем, чтобы потом легче было их убивать.

Как вермахт оказался втянутым в преступления против еврейского населения? Массовые убийства евреев, вопреки распространенному мнению, начались не в России после 22 июня 1941 г., но значительно раньше — в Польше в 1939-1940 гг. и в Сербии весной 1941 г.

В Польше проходила массированная подготовка как к будущей «молниеносной войне» против СССР, так и к физической ликвидации групп населения, названных «враждебными в расовом отношении».

Еще до нападения на Польшу ОКВ, ОКХ и РСХА договорились о том, что после окончания военных действий необходимо подвергнуть аресту примерно 30 тысяч человек — согласно черным спискам, заранее подготовленным агентурой СД. Выступая 7 сентября 1939 г. Гейдрих требовал физической ликвидации представителей польской элиты, к которым он отнес дворянство, духовенство и евреев. Гитлер, в свою очередь, как свидетельствует запись Бормана от 2 октября 1939 г., приказал «уничтожить польскую интеллигенцию»[16]. В соответствии с договоренностью между общевойсковым командованием и полицией безопасности СС, айнзацгруппам надлежало «покончить со всеми антиимперскими и антигерманскими элементами в армейском тылу»[17]. Начальник генштаба сухопутных войск Гальдер прекрасно знал о планировавшихся масштабах ликвидации польского населения[18].

После захвата Польши оккупационные власти последовательно осуществляли свои преступные замыслы. СС выполняли задачи ликвидации польской интеллигенции, в составе которой было немало евреев. Убийства евреев происходили, как свидетельствовал командующий немецкими войсками в Польше генерал-полковник И. Бласковиц, «совершенно открыто», на глазах у военнослужащих вермахта[19]. Именно на территории Польши, а не Советского Союза, как было принято считать ранее, началось осуществление германской политики физического уничтожения населения, обращения людей в рабство, абсолютного пренебрежения к человеческому достоинству и международному праву. Части вермахта еще не участвовали непосредственно в массовых убийствах гражданского населения, но военное командование не требовало осуществления оккупационной политики, отвечавшей международным нормам. Вермахт был в состоянии выступить против преступлений СС: полицейские подразделения находились в юрисдикции военных трибуналов. Но никаких протестов не было. Уже в Польше вермахт утратил право претендовать на то, чтобы считать германских солдат не виновными в преступлениях против человечности.

Однако в редких случаях все же имели место проявления несогласия. Упомянутый выше генерал Бласковиц неоднократно сообщал в Берлин о неодобрении кровавой практики айнзацгрупп и айнзацкоманд СС, но его аргументация исходила не из моральных, а из практических соображений. Бласковиц считал, что убийства десятков тысяч евреев и поляков не приносили результатов и могли вредно повлиять на состояние воинской дисциплины[20]. Но поскольку главком ОКХ Браухич никак не реагировал на соображения такого рода, Бласковиц и другие генералы подчинились высшему начальству, отказавшись от демонстративной отставки или от других форм открытой оппозиции. Впрочем, Бласковиц попал в немилость у Гитлера: он продолжал службу, но очередных воинских званий ему не присваивали. После оглашения обвинительного приговора на Нюрнбергском процессе по делу ОКБ в 1948 г. Бласковиц покончил жизнь самоубийством.

Командующий 3-й армией генерал Г.фон Кюхлер пытался протестовать против кровавой бойни в Польше, но был смещен с должности[21]. Другие генералы и высшие офицеры следовали директиве ОКБ: не препятствовать «расово-политическим мероприятиям» т.е. массовым казням гражданского населения. В ноябре 1939 г. подполковник генерального штаба Г. Штиф писал жене из Варшавы: «Я стыжусь быть немцем! Эти люди, которые составляют меньшинство, жгут, убивают, грабят. Они позорят немецкую нацию, они станут нашей общей бедой, если мы их не остановим... Самая необузданная фантазия меркнет перед лицом преступлений, творимых бандой убийц и грабителей, и все это терпят на самом верху»[22]. Штиф стал позднее участником антигитлеровского заговора 20 июля 1944 г.

В опубликованном недавно исследовании австрийского историка В. Маношека, подготовленном им на основе материалов нескольких немецких и иностранных архивов, неопровержимо доказано, что командование вермахта в 1941-1942 гг. разработало и осуществляло в оккупированной Сербии региональную модель «решения еврейского и цыганского вопроса». По твердому убеждению автора, командование вермахта еще до 22 июня 1941 г. выразило принципиальное согласие с курсом на ликвидацию евреев.

В ходе боевых действий в Сербии вермахт не только создавал предпосылки для геноцида против еврейского населения, но и планировал и осуществлял самостоятельные карательные акции. Под видом «расстрелов заложников» осенью 1941 г., было казнено несколько десятков тысяч сербских евреев. Одним из главных виновников злодеяний был выслуживавшийся перед Гитлером генерал Ф. Беме.

В оккупированной Сербии действовали штатные пропагандисты ОКВ. На многочисленных собраниях личного состава в головы солдат вбивалась идея превосходства «арийской расы господ» над славянами. В отчетах отдела пропаганды указывалось на высокую степень «укоренения в вермахте национал-социалистской идеологии»[23]. В письмах, направленных домой, солдаты открыто писали о расправах с мирным населением и посылали домой — вопреки строгим запретам — фотоснимки казней через расстрелы и повешение. В сознании военнослужащих евреи и коммунисты являлись врагами Германии. Пропаганда «образа врага» достигла своей цели: предпосылки насилия, заложенные в сознании, реализовались. В течение года оккупации в Сербии было уничтожено все еврейское население. Вермахт при этом действовал самостоятельно, без прямой поддержки убийц из СС.

24 июня 1941 г., на третий день войны против СССР, германские войска захватили литовский город Каунас, а 25-го там уже начались убийства евреев, которые осуществлялись при полном взаимопонимании и взаимодействии между вермахтом и зондер-командами СС. Опыт сотрудничества армии и СС в проведении массовых расправ над мирным населением многократно использовался в дальнейшем.

В трудах историка В. Краусника, вышедших в 1981-1985 гг., впервые на базе архивных документов было дано достоверное описание этого преступления[24], однако материалы его книг стали тогда достоянием узкого круга специалистов, а не общества ФРГ в целом. Не получившие своевременный общественный резонанс работы Краусника разделили судьбу многих других изданий[25], на страницах которых можно было прочесть то, что сегодня безуспешно пытаются опровергнуть иные посетители выставки «Война на уничтожение».

Вслед за передовыми частями вермахта в Каунас вступило подразделение айнзацгруппы СС, командовал которым бригадефюрер Штальэккер. Гейдрих отдал ему приказ: спешно подготовить людей из местных жителей, которые смогут под знаком вседозволенности и безнаказанности начать «стихийные» еврейские погромы. В ночь с 25 на 26 июня было убито более полутора тысяч евреев, разрушено несколько синагог, сожжен еврейский квартал из 60 домов[26]. Как реагировали на эти зверства квартировавшие в Каунасе армейские офицеры? Г. Краусник квалифицирует их позицию как «одну из самых позорных страниц в истории вермахта». По приводимому историком свидетельству одного из офицеров штаба группы армий «Север», то, что происходило в литовском городе, было «самым отвратительным, что он пережил во время двух мировых войн». В двух сотнях метров от здания штаба 16-й армии, на глазах у сотен свидетелей, в том числе и многочисленных немецких солдат, среди бела дня происходил расстрел литовских евреев. Немцы хладнокровно фотографировали сцену убийства[27].

Военнослужащие вермахта в эти и в последующие дни наблюдали массовые публичные казни, но не вмешивались. Может быть эсэсовцы, которые инсценировали кровавую бойню, опасались, что армейские офицеры выступят против массовых убийств? Как свидетельствует Краусник, существовала прямая письменная договоренность между руководством айнзацгруппы и верным приверженцем Гитлера командующим 16-й армией генерал-полковником Э. Бушем. Были оглашены строжайшие устные приказы не вмешиваться в убийства, которые были названы «акцией чистки». Когда генералу Ф.фон Року доложили о каунасской трагедии, он направился за разъяснениями к своему непосредственному начальнику главнокомандующему группы армий «Север» генерал-фельдмаршалу В.фон Леебу. Лееб выслушал подчиненного и сказал, что он никак не может влиять на ход дела, настоятельно советуя Року держаться в стороне от событий[28].

После нападения на СССР соглашения о сотрудничестве между вермахтом и СС действовали повсеместно. Историк второй мировой войны А. Хильгрубер отмечал, что именно высшим армейским офицерам была поручена изоляция и регистрация евреев с тем, чтобы они оставались на местах и не могли скрыться в соседних лесах[29].

Сотрудничество между армией и карателями продолжалось и в дальнейшем. Оно становилось более тесным. В фазе «варваризации способов ведения войны» (см. исследование американского ученого О. Бартова[30]) некоторым представителям армейского командования результаты существовавшего распределения функций с СС казались сомнительными. Речь идет о генерал-лейтенанте Г.фон Лейкауфе, специалисте по военной экономике, который 2 декабря 1941 г. направил своему берлинскому начальству меморандум о «решении еврейского вопроса на Украине». Лейкауф хорошо знал о масштабах геноцида. По его данным, только на Украине уже было казнено 150-200 тысяч евреев. Генерал разделял мнение, что таким образом произошло «устранение ненужных едоков», но опасался за будущее германской армии и оккупационного режима. Поэтому он предупреждал: «Если мы расстреляем евреев, убьем военнопленных, доведем в будущем году до голодной смерти жителей больших городов и часть сельского населения, то останется без ответа вопрос: кто, собственно, будет здесь заниматься производством?»[31]. Лейкауф, один из высших командиров вермахта, с полным основанием употреблял местоимение «мы»: «мы», немецкие оккупанты; «мы», вермахт и СС, несем полную ответственность за убийства евреев и военнопленных, за голодную смерть многих жителей Украины.

В публикациях гамбургского историка X. Геера, основанных на архивных источниках и посвященных проблематике оккупационного режима на территориях СССР, показано, что скрывалось за тогдашней служебной формулировкой «зачистка», означавшей убийство евреев при активном участии вермахта. Геер установил, что в октябре и ноябре 1941 г. именно по приказам армейских генералов были проведены массовые расправы с жителями еврейских гетто в Белоруссии[32].

Анализ документов, хранящихся в германских, российских и белорусских архивах, привел Геера к заключению, что в 1941-1942 гг. под прикрытием «действий против партизая», «карательных акций против бандитов» или «ликвидации партизанских лагерей» происходили массовые убийства десятков тысяч гражданских лиц, сожжение мирных сел[33]. «Антипартизанские экспедиции» вермахта представляли, по оценке Геера, «фикцию войны, дававшую максимум возможностей убивать и минимум возможностей быть убитыми»[34].

Исследования, осуществленные учеными Гамбургского института социальных исследований в связи с подготовкой экспозиции о преступлениях вермахта на Восточном фронте, показали, что солдаты и офицеры немецкой армии виновны в убийствах миллионов людей, что вермахт был прямым участником холокоста.

Этот вывод стал шоком для множества немцев, которые в течение десятилетий верили в мифы, противопоставлявшие «преступные СС» и «добропорядочную армию». Образ «чистого вермахта» активно внедрялся в сознание западных немцев в 50-е годы. Юстиция ФРГ, поскольку она занималась расследованием нацистских преступлений, не сделала ничего существенного для выяснения вопроса об участии вермахта в зло-дениях холокоста. Путь к исторической правде оказался слишком долгим.

Только начиная с 60-х годов, когда стали доступны архивные документы вермахта, представители критического направления историографии ФРГ показали, что еще до нападения на СССР высшие инстанции германской армии подготовили целую серию преступных приказов, в которых предусматривалась — наряду с уничтожением других «враждебных грулп» — физическая ликвидация еврейского населения. В современной ФРГ происходит новое прочтение истории германских вооруженных сил во второй мировой войне, и тысячи людей заново осознают роль вермахта как опоры преступного нацистского режима.