Марина Тимашева: Теперь поговорим о российской словесности. Точнее - о художественной
прозе, но не о том, что сочиняется для коллег-филологов по принципу из
Жванецкого: министерство само производит, само же и потребляет, а о том,
что действительно читают люди. Ведь читают они не только суррогаты,
примитивные, как кувалда из села Кукуева, но и довольно странные истории из
стран неведомых. Исторический фон для обсуждения этой проблемы наметит
историк Илья Смирнов, который ещё в начале 90-х опубликовал большую статью
«Чем сердце успокоится» и попробовал сопоставить два выдуманных мира – у
Ефремова и у Толкиена. Так чем же сердце успокоилось?
Илья Смирнов: По дороге на студию наблюдаю в метро серьёзных дяденек и
тётенек, погружённых в книжки про драконов, волшебников и про лиц
неопределённой зоологической ориентации – ну, которые оборачиваются серыми
волками. Интересный феномен. Представьте: тот же дяденька лет сорока отложит
книжку с волшебниками, откроет свой солидный портфель и извлечёт оттуда не
накладные с комплектациями, а кучу игрушечных солдатиков – и устроит прямо
на сидении метро увлекательное сражение с соседом: «А это у меня пушка
–Бух! Бух! Убирай свой танк, а то я так не играю!»
Явления примерно одного порядка и одной возрастной категории.
Киношники тоже впадают в детство. То война с пауками, то космическая
принцесса, то добрый молодец с арбалетом отправился в Трансильванию очищать
тамошнее небо от военно-воздушных ведьм графа Дракулы.
Здесь слушатель заметит, что основные сказочные сюжеты имеют мифологические
корни. Толкиен с Льюисом не скрывают источников вдохновения. Всё верно.
Древние люди с увлечением рассказывали друг другу небылицы. Только они
тогда не воспринимались как небылицы. Наш известный антрополог Юрий
Иванович Семенов определяет миф, как «произведение словесности, в котором,
по убеждению людей…, повествуется о реально происходивших событиях». Миф, в
который не верят – «всё равно, что божество, существование которого никем
не признаётся». А при всех успехах образовательных реформ мы, всё-таки, ещё
далеки от такого идеала, чтобы средний гражданин всерьёз верил, что его
соседка каждое полнолуние превращается в пуму.
Поэтому проблему «фэнтези», то есть современных сказок для взрослых,
правильнее было бы рассматривать в связи с эволюцией того литературного
жанра, который назывался «научно-фантастической литературой» или просто
«фантастикой». Не стоит переоценивать его «научность». Даже у
технологичного Жюля Верна некоторые произведения построены на
совершеннейшем неправдоподобии («Гектор Сервадак»), а в центре внимания,
всё-таки, не техника, а человек. Вообще строгие дефиниции в художественной
культуре – дело малопродуктивное. Как, например, отделить Ивана Ефремова от
утопической традиции Платона и Томаса Мора? Многие мастера ХХ столетия
совмещали научную фантастику со сказочной, звездолёты с гоблинами, как
Клиффорд Саймак. И, всё-таки, в классической фантастике просматривается
нечто общее (кстати, отмеченное в энциклопедическом словаре). Мысленный
эксперимент. Условия задаёт жизнь, а дальше, как бы ни был экзотичен
антураж, автор пытается разобраться в проблеме, подсказать идеальный
вариант решения (получается утопия) или, наоборот, предостеречь
(антиутопия). В качественном фэнтези - примерно то же. Понятно, что кольцо
Саурона – метафора деспотической власти. Или Саруман, который так хорошо
изучил Врага, что стал на него похож – в политике хватает таких героев. Вся
вампириада – удивительно точное наложение древней легенды на реальную
ситуацию с тяжёлыми наркотиками: вроде, перед тобой близкий человек,
которого ты любил, а на самом деле в его оболочке машина по высасыванию из
окружающих их жизни, всего, что только можно обратить в дозу героина. Но
правила для сказочников менее строгие, им гораздо легче оторваться от чего
бы то ни было в пустое фантазёрство. В результате среднестатистическое
современное фэнтези - это поток штампованных «вжик, вжик, уноси
готовенького»; без лиц, без мыслей и чувств, вроде компьютерной стрелялки.
Именно такой суррогат практически вытеснил с прилавков научную фантастику.
Заметим: в то же самое время и старый добрый детектив вырождался одним
боком в гангстерский боевик, другим – в триллер «про маньяков». Если убийца
маньяк, какие могут быть мотивы и условия: «Сумасшедший, что возьмёшь?».
Соответственно, снимается этический конфликт. Остаётся пустышка, лишённая
какой-либо познавательной, интеллектуально-развивающей и нравственной
ценности. Из унитаза на майора Пронина ухмылялся Ганнибал Лектор, только
что взявший в заложники его, Пронина, жену, тёщу и любимого попугая.
Я не собираюсь в 5-минутном формате ставить диагнозы сложным социальным
явлениям, обращаю внимание на две гипотезы по поводу происходящего. Первая.
Инфантилизация общества. Прекрасная была статья Марии Кондратовой в журнале
«Театр» (2003, № 4), которая так и называлась – «Детская литература».
Вторая версия. Эскапизм. То есть бегство
от действительности. Жить в открытом обществе так свободно и приятно, что
даже сугубо теоретически не приходит в голову, чем его можно было бы
улучшить, а утешение остаётся искать разве что в ступе у Бабы Яги.
