История лысенкоизма после знаменитой сессии ВАСХНИЛ 1948 г. — это по преимуществу история попыток сместить Лысенко с «поста тирана», предпринимаемых биологами, и одновременно история умелого смещения /144/ акцентов, предпринимаемых самим Лысенко в его деятельности: от гнездовых посадок деревьев к использованию особых смесей в качестве удобрения, к квадратногнездовому способу посадки кукурузы, а затем к разработке методов выведения пород коров, дающих высокие надои молока повышенной жирности и т. д. В 50-х годах бывали периоды, когда критика деятельности Лысенко достигала таких масштабов, что, казалось, гибель его неизбежна, однако всякий раз от окончательного разгрома его спасали высокопоставленные покровители. Кроме того, всякий раз Лысенко приходили на помощь его способности заискивать, извлекать пользу из той или иной политической ситуации, эластичность его взглядов и убеждений. К тому времени он располагал также поддержкой со стороны многочисленных своих последователей, представляющих образовательные и сельскохозяйственные ведомства, людей, чьи карьеры и судьбы неразрывно были связаны с судьбой самого Лысенко и его школы.
После 1948 г. еще одна новая попытка Лысенко удержаться «наверху» была связана с осуществлением грандиозного плана посадок лесозащитных полос, выдвинутого Сталиным в целях борьбы с эрозией почв и суховеями в степных районах Советского Союза. Этот план, названный планом «преобразования природы», был принят в октябре 1948 г. Согласно этому плану, в 1948-1949 гг. предусматривалось посадить восемь огромных лесополос общей длиной 5 320 километров и площадью 117900 гектаров[1]. Области, в которых планировались эти лесопосадки, были исключительно засушливыми и непригодными для выращивания деревьев; по словам тогдашнего министра лесного хозяйства, история лесоводства еще не знала примеров посадки лесов в подобных условиях[2].
Лысенко предложил сажать деревья гнездовым способом, исходя из теории о том, что в органической природе соревнование существует только между различными видами, а не внутри самого вида[3]. Ранее он предлагал гнездовой способ посадки и для других растений[4]. Лысенко был убежден в том, что в природе жизнедеятельность каждого индивида того или иного вида подчинена благосостоянию вида в целом. Он утверждал также, что, хотя внутривидового соревнования не существует, в природе идет интенсивный процесс соревнования между представителями различных видов одного и того же ботанического или зоологического рода. Таким образом, считал Лысенко, численное преимущество представителей одного вида помогает им одержать победу над представителями другого вида. Эта позиция была похожа на концепцию «взаимопомощи», разделявшуюся Кропоткиным, Чернышевским и некоторыми другими мыслителями XIХ в., которые рассматривали принцип выживания наиболее приспособленных как «отвратительный» и надеялись заменить его принципом сотрудничества[5]. /145/
Как можно судить на основании всех доступных свидетельств, план посадки защитных полос провалился. Вскоре после смерти Сталина в 1953 г. обсуждение этого проекта исчезает со страниц публикаций, выходящих в СССР. Взгляд, согласно которому не существует внутривидового соревнования, представляется настолько очевидно ошибочным, что вряд ли его необходимо подробно обсуждать. Любой, кто наблюдал за процессом редения леса или других густо посаженных растений, может дать красочное и наглядное свидетельство в пользу существования внутривидового соревнования за пищу, воду и свет. В данном случае слово «соревнование» не следует понимать в антропоморфном смысле, не следует, разумеется, этого делать и тогда, когда речь идет о межвидовом соревновании. Лысенко сам признавал существование такого явления, как редение густых посадок, однако отказывался назвать это соревнованием[6]. Существование внутривидового соревнования вовсе не отрицает сотрудничества, примеры которого также могут быть обнаружены в природе.
Окончательная судьба плана лесонасаждений была прояснена в статье, которая появилась в 1955 г. в одном из советских биологических журналов: «Т.Д. Лысенко, утверждающий отсутствие в органической природе внутривидового соревнования, предложил гнездовой метод посадки деревьев. В.Я. Колданов обобщил результаты пятилетнего использования этого метода и показал, что он являлся ошибочным. Этот метод принес огромные потери государству и поставил под сомнение саму идею об использовании лесопосадок в целях борьбы с эрозией почв. В ходе Всесоюзной конференции, состоявшейся в Москве в ноябре 1954 г., метод Т.Д. Лысенко был полностью опровергнут»[7].
Хотя часто можно услышать о том, что после 1948 г. серьезная критика Лысенко стала возможной только после смерти Сталина, последовавшей 5 марта 1953 г., необходимо все же отметить, что незадолго до смерти советского лидера такая критика появилась на страницах советских изданий. Начиная с конца 1952 г. на страницах «Ботанического журнала» и «Бюллетеня московского общества испытателей природы» (оба издания выходили в то время под редакцией В.Н. Сукачева) публикуются материалы дискуссии о взглядах Лысенко, в которых можно было столкнуться /146/ как с поддержкой Лысенко, так и с его критикой[8]. В конце концов дискуссия выплеснулась на страницы других журналов и даже газет. Думается, что то обстоятельство, что оба упомянутых издания (явившихся инициаторами дискуссии и критики) представляли собой печатные органы соответствующих научных обществ, было не просто случайным совпадением, поскольку именно этим и подобным им научным обществам, формируемым из частных лиц на основе принципа добровольности, еще удавалось, в отличие от официальных советских научных организаций и учреждений, сохранять хотя бы чувство независимости[9].
В частности, «Ботаническим журналом» было организовано довольно основательное обсуждение взглядов Лысенко на проблемы видообразования и детальное изучение нескольких примеров, выдаваемых его последователями за случаи «превращения» видов. В статье А.А. Рухкьяна (Rukhkian), опубликованной в ноябрьско-декабрьском выпуске журнала за 1953 г., было показано, что случай превращения граба в лещину, о котором С.К. Карапетяном был опубликован отчет в журнале «Агробиология» (1952 г.) в издании Армянской академии наук, был просто обманом. На самом деле ветка граба, который, как сообщал Карапетян, «превратился» в лещину, была просто привита в месте разветвления того же граба; Рухкьяну удалось даже «раскопать» человека, который, по его собственному признанию, и осуществил эту прививку в 1923 г. В тексте статьи были опубликованы также и фотографии, ясно показывающие, что это действительно была прививка. В результате этой публикации у Лысенко был «отнят» один из важных примеров, на который он ссылался как на свидетельство справедливости своих взглядов, что явилось сильным ударом по позициям Лысенко. Его честность ставилась под вопрос со всей определенностью. В редакционной статье указывалось на убеждение в том, что и другие случаи «превращения» видов, на которые ссылался Лысенко и его последователи, могут быть легко объяснены на основе методов селекции, прививки растений или как результат повреждений благодаря грибковым заболеваниям (как результат тератологических изменений).
Это было только начало широкой волны критики взглядов и деятельности Лысенко. В течение следующих двух лет редакцией «Ботанического /147/ журнала» было получено более 50 рукописей, в которых анализировались различные утверждения Лысенко и которые не могли быть опубликованы просто из-за нехватки места на страницах журнала[10]. В статье В.Н. Сукачева и Н.Д. Иванова высмеивалась вера Лысенко и одного из его защитников — философа А.А. Рубашевского в то, что внутривидового соревнования не существует[11]. Специальная комиссия Латвийской академии наук, занимавшаяся изучением еще одного примера «превращения» видов — сосны с еловыми ветками, росшей недалеко от Риги, — пришла к заключению о том, что, как и в случае с грабом, речь идет о привитом растении[12]. С.С. Хохлов и В.В. Скрипчинский исследуют заявления Лысенко по поводу «превращения» яровой пшеницы в озимую и пшеницы мягких сортов — в твердую. Хохлов приходит к выводу о том, что «порождение» мягкой пшеницы из твердой было на самом деле результатом гибридизации и селекции[13]. Скрипчинский пришел к аналогичным выводам и пошел дальше, поставив под сомнение концепцию наследования приобретенных признаков[14]. И.И. Пузанов обвиняет Лысенко за то, что тот не только не способствовал развитию взглядов, распространенных в биологии в конце XIX в., но и был, по существу, сторонником «наивных трансформистских убеждений, которые были распространены в античности и средневековье и частично сохранились еще и в первой половине XIX в»[15]. С.С. Шелковников утверждал, что аргументы Лысенко, направленные против мальтузианства и внутривидового соревнования, «основывались на приравнивании законов развития в природе к законам развития общества, что давно уже было осуждено марксизмом»[16]. В отчете о пребывании советской делегации работников сельского хозяйства в США и Канаде, опубликованном в газете «Известия», один из членов делегации — Б. Соколов восторженно отзывается о гибридах кукурузы, полученных методами, которые в прошлом осуждал Лысенко[17].
Во всех этих критических выступлениях сквозила надежда и требование большей свободы в науке. Авторы статьи, опубликованной в то время в «Литературной газете», отмечают, что «ситуация, сложившаяся в таких областях науки, как генетика и агрономия, должна рассматриваться как ненормальная»[18]. Они призвали к сосуществованию в науке различных школ и направлений. Два других автора в статье, опубликованной «Журналом общей биологии», пишут: «Время подавления критики в биологии прошло...»[19] Итоги дискуссии, посвященной взглядам Лысенко на проблему видообразования, были подведены в редакционной статье «Дискуссии: расширять и углублять творческую дискуссию по проблеме вида и видообразования», опубликованной в «Ботаническом журнале»; в ней, в /148/ частности, говорилось о том, что состоявшаяся дискуссия «продемонстрировала несоответствие концепции Лысенко фактам, ее теоретическую и методологическую ошибочность, а также то, что она лишена практического значения». Более того, в статье отмечалось отсутствие «хотя бы одного строго научного аргумента, выдвинутого в ходе дискуссии в поддержку взглядов Т.Д. Лысенко...»[20]. Абсолютно безобидной заменой Лысенко на месте идола советского сельского хозяйства мог бы, наверное, стать опытный полевод Т.С. Мальцев[21].
Впоследствии советский биолог Ж. Медведев напишет о том, что в конце 1955 г. более 300 человек подписали обращение с просьбой об отставке Лысенко с поста президента ВАСХНИЛ[22]. В 1956-1957 гг. поток критики в адрес Лысенко существенно возрос, и многим казалось тогда, что его уже нельзя будет приостановить и повернуть вспять. И когда в апреле 1956 г. Лысенко оставил пост президента ВАСХНИЛ, то газеты всего мира приветствовали это (хотя и запоздалое) низвержение шарлатана от биологии.
Однако, несмотря на то что это может показаться поразительным и не объяснимым, этот «Феникс» вновь возродился из пепла, с тем чтобы приносить вред советской биологии в течении еще восьми лет. Этот феномен способен вызвать даже еще большее удивление, нежели сам факт первоначального восхождения Лысенко. В 50-х годах Советский Союз уже представлял собой вполне развитое государство, располагающее учеными и специалистами в самых различных областях науки и техники; это были не 30-е годы, отмеченные борьбой за повышение производства угля, стали и зерна. Достаточно вспомнить, что в том же самом году, когда начался новый взлет Лысенко, в Советском Союзе был осуществлен запуск первого в мире искусственного спутника Земли.
«Возрождение» Лысенко в конце 50-х годов представляется многим результатом личного расположения к нему Никиты Хрущева, которого наш агроном усиленно «обхаживал». Лысенко весьма искусно маневрировал с целью хотя бы на шаг, но опережать своих критиков. В то время как его взгляды на проблему видообразования были опровергнуты в результате дискуссии на страницах биологических журналов, он уже переключился на «проталкивание» своей идеи об использовании в качестве удобрения неких «органо-минеральных смесей»[23]. Советская промышленность не могла в силу своей недостаточной развитости обеспечить сельское хозяйство страны необходимым количеством минеральных удобрений, несмотря на предпринятые в 50-х годах усилия в этом направлении. В этот-то момент Лысенко и выдвигает свой план использования смеси из искусственных и естественных удобрений с целью увеличения продолжительности использования имеющихся запасов удобрений. Этот план, не имеющий, разумеется, никакого теоретического значения для биологии, /149/ обладал известной привлекательностью в глазах такого практического человека, каким был Хрущев. Лысенко применил этот метод в возглавляемом им хозяйстве в Горках Ленинских, расположенном недалеко от Москвы. Сегодня благодаря тщательному исследованию, предпринятому Академией наук в 1965 г., мы можем с уверенностью сказать, что в большой степени тот известный успех использования новых удобрений, который был тогда достигнут, объяснялся на самом деле не преимуществами нового вида удобрений, а тем привилегированным положением, которое хозяйство Лысенко имело по сравнению с другими подобными хозяйствами. Будучи расположено вблизи столицы, хозяйство Лысенко благодаря поддержке со стороны его последователей из числа столичных бюрократов от сельского хозяйства имело возможность получать все самое лучшее, включая технику, удобрения и другие виды снабжения. Привилегированное положение хозяйства в соединении с бесспорным талантом Лысенко как агронома-практика и привело к тому, что по продуктивности это хозяйство было в числе самых передовых в области.
В 1954 г. экспериментальное хозяйство Лысенко в Горках Ленинских посетил Хрущев; спустя некоторое время в одной из своих речей он рассказывал об этом визите в присущей ему красочной манере: «...три года назад я был в Горках Ленинских. Тов. Лысенко показывал мне поля, на которых были заложены опыты с органо-минеральными смесями. Мы много ходили по полям... Почему же некоторые ученые возражают против метода, предложенного Т.Д. Лысенко? Я не знаю, в чем дело. Я считаю, теоретические и научные споры следует решать на полях»[24].
В лице Хрущева Лысенко нашел нового покровителя и защитника, представлявшего высшее партийное и правительственное руководство, и в свою очередь выступил с поддержкой политики Хрущева в области сельского хозяйства. В мае 1957 г., когда Хрущев призвал перегнать США по производству мяса и молока на душу населения, попытки Лысенко втереться в доверие к лидеру партии получают новый импульс; в июле того же года Лысенко объявляет о грандиозном плане повышения удоев молока, разработанном в его хозяйстве в Горках Ленинских[25]. Как выяснилось в дальнейшем, этому проекту было суждено стать последней из числа многочисленных уловок Лысенко, окончившейся крахом не только для него лично, но в данном случае пагубно сказавшейся и на состоянии молочной промышленности в СССР.
В результате успешных попыток, направленных на завоевание расположения Хрущева, в конце 1958 г. Лысенко вновь обретает силу. 29 сентября 1958 г. в «Правде» публикуется Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении Лысенко орденом Ленина в ознаменование его заслуг в деле развития сельскохозяйственной науки и практики, а также в связи с шестидесятилетием со дня его рождения. В материале, опубликованном «Правдой» 14 декабря, содержится панегирик Лысенко и критика «Ботанического журнала» и «Бюллетеня Московского общества испытателей природы» за публикацию статей, направленных против Лысенко. В 1961 г. Лысенко вновь становится президентом ВАСХНИЛ[26]. /150/ Вновь борьба против Лысенко оканчивается неудачей. Живучесть «лысенкоизма» представляется неправдоподобной, причем не только зарубежным наблюдателям, но и многим обескураженным этим обстоятельством советским биологам.
В 50-е и начале 60-х годов генетические исследования велись в СССР с использованием различного рода хитростей и уверток. Эти исследования, в частности, велись под «прикрытием» со стороны таких выдающихся (и в то же время имеющих влияние) физиков, как И.В. Курчатов (1903-1960), которые имели возможность помогать исследованиям по генетике. В связи с тем, что в их институтах проводились работы с использованием радиоактивных материалов, что заставляло задумываться об их влиянии на процесс возникновения мутаций в генах. Позднее значительную роль в возрождении полномасштабных исследований по генетике сыграли такие научные центры, как Институт теоретической физики и Институт биофизики.
Помимо того, что в качестве своеобразного «прикрытия» генетика использовала престиж и авторитет известных ученых, она могла пользоваться для этого и названиями новых, имеющих известную притягательность направлений в науке. Одним из наиболее удивительных в этом отношении примеров сочетания подлинной научности и искусной хитрости является связь кибернетики и генетики, существовавшая в период с 1958 по 1965 г.[27]. В отдельной главе этой работы, посвященной кибернетике, я останавливаюсь несколько подробнее на причинах бурного развития кибернетики в СССР после 1958 г. Идея связи генетики и кибернетики претворялась в жизнь теми советскими учеными, которые страстно стремились преодолеть влияние лысенкоизма в науке. Выступая под именем кибернетики, генетика получила доступ к издательствам, проникала в институты и становилась предметом научных дискуссий.
Следует отметить, что о наличии связей между генетическим кодом и теорией информации довольно давно говорилось как в Советском Союзе, так и за его рубежом. Еще в 1944 г. в своей небольшой работе, озаглавленной «Что есть жизнь?», Эрвин Шрёдингер говорил о том, что жизнь — это борьба организма с распадом (максимальной энтропией) путем поглощения информации (негативной энтропии) из окружающей среды[28]. Гены, которые Шрёдингер называл «периодическими кристаллами») описывались им как некие центры, хранящие негативную энтропию — информацию[29]. Такое описание давало возможность анализировать проблемы генетики с точки зрения теории информации и кибернетики.
После того как в 1958 г. в Советском Союзе начался «кибернетический бум», в печати стали появляться статьи и книги по генетике, в которых использовалась кибернетическая терминология. Среди авторов этих работ были такие выдающиеся генетики, как И.И. Шмальгаузен и Н.В. Тимофеев-Рессовский, /151/ пострадавшие от «лысенкоизма», а также А.А. Ляпунов, Ж.А. Медведев и К.С. Тринчер[30]. В статье, написанной вместе с А.Г. Маленковым, Ляпунов критиковал положения «мичуринской биологии» с позиций кибернетики и определял ген в качестве «частицы и одновременно материального носителя наследственной информации»[31]. В самом первом номере теоретического журнала «Вопросы кибернетики» его первый редактор Ляпунов писал о том, что генетика представляет собой «еще один пример того, как биология сталкивается с исследованием систем управления».
В начале 60-х годов, как уже отмечалось выше, основные надежды Лысенко на сохранение господства в области сельскохозяйственной науки были связаны с выдвинутым им проектом повышения продуктивности молочного производства. Для этого Лысенко предлагал использовать метод скрещивания различных пород, для чего, в частности, чистопородных «джерсийских» быков, приобретаемых по высоким ценам в Западной Европе, скрещивали с коровами восточнофризской, холмогорской и костромской пород.
Этот метод был известен давно, но его использование было связано с известным риском. Целью такого скрещивания было, разумеется, получение потомства, обладающего лучшими свойствами пород обоих родителей. Джерсийская порода была известна высокой жирностью молока (как правило, 5-6%), что явилось результатом тщательной работы с этой породой на протяжении более чем 250 лет; вместе с тем средние надои у коров этой породы были значительно меньшими, нежели у многих других пород. Таким образом, логичным было бы скрещивание джерсийской породы с породой, отличающейся большими надоями, такой, например, как голштино-фризская. Риск, связанный с этим методом, заключался в возможной утрате контроля и вследствие этого ухудшении характеристик потомства. Другими словами, использование этого метода требовало искусства; использующий его должен быть хорошим специалистом, разбирающимся в генетике, и тогда этот метод мог принести желаемые результаты. Искусственное осеменение существенно улучшало возможности такого метода скрещивания. Ключом к успеху в этой области являлся тщательный контроль. Если происходило скрещивание представителя чистопородной линии с представителем, родословная которого была неизвестна, то их потомство могло обладать ценными индивидуальными качествами (как, например, удойность), но ценность этого потомства с точки зрения улучшения породы оказывается весьма низкой; если это потомство используется затем в целях его разведения, то это быстро снижает породистость всего стада. Более того, некоторые наиболее важные свойства молочных коров могут оказаться результатом «слитной наследственности», то есть могут быть связаны с генами обоих родителей, а потому, например, скрещивание быка породы, коровы которой дают молоко повышенной жирности, с коровой, представляющей породу с низкими показателями жирности молока, обычно приводит к тому, что их потомство дает молоко средней жирности. Последующее скрещивание такого потомства с представителями тех линий, жирность молока у которых является низкой, приводит к постепенному снижению жирности молока у представителей последующих поколений до тех пор, пока признаки одного из родителей, представлявшего породу с высокими показателями /152/ жирности молока, не исчезнут совсем. Отсутствие доминантности некоторых особенно ценных признаков существенно затрудняет работу специалистов, занимающихся разведением крупного рогатого скота.
Лысенко заявил, что он нашел метод, обеспечивающий сохранение потомством ценных свойств родителей, и что эти свойства будут сохраняться, а не ослабевать и в последующих поколениях.
Метод, использованный Лысенко, был основан на им же самим сформулированном «законе жизни биологических видов», построенном, в свою очередь, на более ранних представлениях Лысенко о «расшатанной» и «стабильной» наследственности[32]. Скрещивая чистопородных быков джерсийской породы с коровами из обычных колхозных стад, отличающимися и высокой удойностью, Лысенко знал, что первое поколение их потомства будет обладать относительно высокими достоинствами, что, в свою очередь, скажется как на количестве, так и на качестве получаемого от этого потомства молока. Однако в дальнейшем заявления Лысенко, утверждавшего о возможности «фиксации» у этого потомства ценных наследственных качеств, расходились с обычными представлениями специалистов в области разведения скота. Он, правда, говорил о том, что для этого скрещивания коровы должны быть крупных размеров и в период беременности их следует обильно кормить[33]. Если по отношению к первому поколению эти условия, особенно в части кормления, будут соблюдены, то тогда, считал Лысенко, последующие поколения уже не будут нуждаться в особых методах кормления. И бычки этой линии могут, как считал Лысенко, спокойно использоваться в качестве производителей потомства с высокими надоями и показателями жирности молока.
В связи с этим Министерством сельского хозяйства СССР были отданы распоряжения, рекомендующие колхозам и совхозам закупать быков-производителей из хозяйства Лысенко в Горках Ленинских и дающие этому хозяйству завидные финансовые преимущества при такого рода сделках[34].
Однако еще до официальной отставки Хрущева появились признаки, говорящие о том, что положение Лысенко становится безнадежным. Невозможно было остановить развитие биологической науки в других странах, а потому даже бесконечное число уловок, к которым прибегал Лысенко, не могло воспрепятствовать растущему вниманию к генетике[35]. Лысенко пытался принять вызов генетики, обратившись к проблеме разведения цыплят — области, в которой за годы, прошедшие после окончания /153/ второй мировой войны, в странах Запада был совершен революционный переворот; в его хозяйстве в Горках Ленинских были предприняты попытки существенного увеличения производства яиц, но через несколько лет от них отказались, не привлекая к этому факту внимания общественности[36]. Среди специалистов сельского хозяйства и даже в правительственных кругах начали распространяться слухи о том, что в хозяйстве Горки Ленинские не все благополучно. Тем временем биологи продолжали деятельность по подготовке возрождения своей дисциплины, ожидая окончательной дискредитации Лысенко.
Слухи о том, что хозяйство Лысенко переживает трудности, открыли дорогу для новой волны критики в его адрес. В предыдущие годы эта критика касалась в основном вопросов скудности теоретических воззрений Лысенко. Почти все его критики из числа представителей академической науки (в том числе и Вавилов) отдавали должное его таланту агронома-практика. Они надеялись на «modus vivendi», позволяющий им определять положение дел в теории и, если необходимо, сохраняющий за Лысенко право на проведение своих экспериментов, но только при условии его невмешательства в сферу теории[37]. Теперь же стала очевидной возможность разрушения самого основания власти Лысенко — его репутации человека, служащего делу практического сельского хозяйства.
В 1956 г. хозяйство Лысенко в Горках Ленинских было выведено из подчинения ВАСХНИЛ и передано в ведение Академии наук СССР, что явилось дополнительным шагом в сторону постановки деятельности Лысенко под неусыпный контроль со стороны его критиков. Еще одним шагом в этом направлении явились реформы Всесоюзной академии, осуществленные в 1961 и 1963 гг., энергичным инициатором которых являлся лауреат Нобелевской премии по химии Н.Н. Семенов, бывший противником нашего агронома[38]. Выдающийся советский физик А.Д. Сахаров, ставший впоследствии известным диссидентом, выступая на собрании по выборам новых членов академии, призвал советских ученых голосовать против «лысенкоиста» Н. Нуждина, и его кандидатура была единогласно отвергнута[39]. Однако Лысенко продолжал сопротивляться любым попыткам инспектировать его деятельность; он пытался даже «редактировать» всю информацию, исходящую из возглавляемого им хозяйства, будучи уверенным /154/ в поддержке его общей линии со стороны партийных органов. И действительно, как отмечает в своей книге Ж. Медведев, в июле 1962 г. только благодаря вмешательству политического руководства было отменено решение комиссии Академии наук о признании неудовлетворительной деятельности возглавляемого Лысенко Института генетики[40].
Отставка Никиты Хрущева, последовавшая 15 октября 1964 г., устранила последнее препятствие на пути к восстановлению нормального положения в советской биологии. Буквально в следующие недели на страницах газет появились статьи, в которых критиковались взгляды Лысенко[41].
Один из авторов обращает внимание на разрушительное влияние, которое «дело Лысенко» оказало на преподавание биологии; он отмечает, в частности, что «тщетными будут попытки найти описание законов наследственности или описание роли ядра клетки и содержащихся в нем хромосом» в обычном школьном учебнике для 9-го класса[42]. В «Литературной газете» (от 23 января 1965 г.) появляется статья, которая затем характеризуется официальными представителями Академии наук как очень важная для наиболее полного представления о взглядах и деятельности Лысенко[43]. Автор статьи с цифрами в руках высказывает сомнение по поводу заявлений руководителей хозяйства в Горках Ленинских о том, что их хозяйство производит быков, которые способны производить неограниченное число поколений коров, обладающих высокими показателями жирности молока. Через несколько дней президиум АН СССР создал комиссию (во главе с А.И. Тулупниковым) по проверке деятельности хозяйства, возглавляемого Лысенко. Комиссия, состоящая из восьми человек, в течение более пяти недель проверяла работу хозяйства. Результаты работы комиссии, оформленные в виде справки, содержащей многочисленные цифровые данные о бюджете хозяйства, количестве урожаев и поголовья скота, использовании удобрений, производстве молока и яиц и т. д., впервые в истории «дела Лысенко» давали объективный анализ деятельности хозяйства и ее соответствия публичным заявлениям Лысенко. 2 сентября 1965 г. эти результаты были оглашены на совместном заседании президиума АН СССР, коллегии Министерства сельского хозяйства и президиума ВАСХНИЛ. На важность этого заседания указывает то обстоятельство, что председательствовал на нем президент АН СССР М.В. Келдыш, а также то, что публикации его материалов был посвящен весь номер журнала «Вестник АН СССР» (1965. № 11).
Комиссия пришла к заключению, что высокие показатели, достигнутые хозяйством, объясняются его исключительно привилегированным положением по сравнению с обычными хозяйствами. Располагая всего 1260 акрами пахотной земли, хозяйство Лысенко имело, например, 10-15 тракторов, 11 автомашин, 2 бульдозера, 2 экскаватора и 2 комбайна. В пропорциональном отношении ферма Лысенко получала в несколько раз больше капитальных вложений и электрической энергии, нежели соседние с ней хозяйства. Исходя из этого, считали члены комиссии, нет ничего удивительного в том, что показатели этого хозяйства были выше, чем у соседей. /155/
Однако в центре внимания работы комиссии и соответственно ее итогового документа находились хвастливые заявления Лысенко о его методах разведения скота. Выяснилось, что за предыдущий год средние надои молока от коров в этом хозяйстве упали с 6785 до 4453 килограммов. Не было обнаружено также и свидетельств, подтверждающих справедливость утверждений Лысенко о том, что потомство его быков обладает высокими показателями жирности молока на протяжении многих поколений. Более того, были обнаружены свидетельства как раз противоположной тенденции — к снижению жирности молока у этого потомства[44].
Кроме того, низкопородные быки, продаваемые без разбора во все хозяйства страны с фермы Лысенко, снижали породистость стад в этих хозяйствах. Как сказал один из участников заседания, для восстановления ущерба, нанесенного высокопородным стадам только в одной Молдавии, потребуются десятилетия[45]. Если бы методы разведения скота, которые предлагал Лысенко, были применены во всей стране и в полном объеме, то, как отметил один из членов комиссии, ущерб от этого можно было бы сравнить с ущербом от «стихийного бедствия». «Как много молока, мяса, кожи и домашнего скота мы бы потеряли в таком случае!» — воскликнул он[46].
Как же удавалось Лысенко сохранять относительно высокие показатели молочного производства на своей ферме, используя столь неадекватные методы? Скрытая причина его успехов в этой области заключалась (вопреки его собственным словам) в том, что в результате селекционной работы он выбраковывал коров с низкими показателями надоев. Между тем Лысенко рапортовал ЦК КПСС о том, что за десять лет экспериментов на своей ферме он не выбраковал ни одной коровы, дающей молоко низкой жирности. Как показала проверка, рапортуя об этом, Лысенко был, мягко говоря, не прав[47]. Комиссией были выявлены факты, когда в течение многих лет коровы, дающие молоко низкой жирности, либо продавались, либо отправлялись на бойню, а оставались в стаде «в первую очередь те коровы, которые давали молоко высокой жирности, а также их потомство, обладающее теми же свойствами»[48]. Таким образом, и в этом случае (как и в предыдущих экспериментах по «превращению» яровой пшеницы в озимую) причина успехов Лысенко заключалась в селекционной работе по отбору гетерозиготных популяций.
Лысенко, однако, так и не научился применению подлинно научных /156/ методов, и его знания в этой области остались на том уровне, на каком они находились в начале 30-х годов. Как пишет один из членов комиссии по проверке хозяйства Лысенко, «в нем полностью отсутствовала научная методология исследований. Не существовало никаких планов селекционной работы по разведению породного стада... не сохранились даже записи рациона животных»[49].
После того как были опубликованы результаты работы комиссии, в Советском Союзе началось возрождение генетики как науки. Исследования в этой области никогда не прекращались полностью, но, как уже отмечалось выше, велись с использованием различного рода «маскировок», что, естественно, не способствовало их прогрессу. В 1965 г. это положение начало быстро меняться. Н.П. Дубинин — один из ведущих советских генетиков, участник борьбы с лысенкоизмом, имевшей место в конце 30-х годов, — становится директором вновь созданного Института общей генетики АН СССР. В Советском Союзе начинает выходить новый теоретический журнал — «Генетика», ставший печатным органом возрожденной науки. По словам Дубинина, в первые два года, последовавшие за окончательной дискредитацией Лысенко, в Институте биологических проблем было создано десять новых лабораторий[50]. Известный генетик В.Н. Тимофеев-Рессовский становится главой отдела в Институте радиобиологии. Американские ученые, посещавшие в то время Советский Союз, возвращались убежденными в том, что «делу Лысенко» пришел конец и что теперь уже нельзя говорить о существовании особой, «советской» генетики. О самом Лысенко рассказывали как о человеке, находящемся в «полуотставке» и отказывающемся давать интервью членам иностранных делегаций и зарубежным журналистам[51].
Глава IV
Генетика
Лысенкоизм после 1948 г.
История лысенкоизма после знаменитой сессии ВАСХНИЛ 1948 г. — это по преимуществу история попыток сместить Лысенко с «поста тирана», предпринимаемых биологами, и одновременно история умелого смещения /144/ акцентов, предпринимаемых самим Лысенко в его деятельности: от гнездовых посадок деревьев к использованию особых смесей в качестве удобрения, к квадратногнездовому способу посадки кукурузы, а затем к разработке методов выведения пород коров, дающих высокие надои молока повышенной жирности и т. д. В 50-х годах бывали периоды, когда критика деятельности Лысенко достигала таких масштабов, что, казалось, гибель его неизбежна, однако всякий раз от окончательного разгрома его спасали высокопоставленные покровители. Кроме того, всякий раз Лысенко приходили на помощь его способности заискивать, извлекать пользу из той или иной политической ситуации, эластичность его взглядов и убеждений. К тому времени он располагал также поддержкой со стороны многочисленных своих последователей, представляющих образовательные и сельскохозяйственные ведомства, людей, чьи карьеры и судьбы неразрывно были связаны с судьбой самого Лысенко и его школы.
После 1948 г. еще одна новая попытка Лысенко удержаться «наверху» была связана с осуществлением грандиозного плана посадок лесозащитных полос, выдвинутого Сталиным в целях борьбы с эрозией почв и суховеями в степных районах Советского Союза. Этот план, названный планом «преобразования природы», был принят в октябре 1948 г. Согласно этому плану, в 1948-1949 гг. предусматривалось посадить восемь огромных лесополос общей длиной 5 320 километров и площадью 117900 гектаров[1]. Области, в которых планировались эти лесопосадки, были исключительно засушливыми и непригодными для выращивания деревьев; по словам тогдашнего министра лесного хозяйства, история лесоводства еще не знала примеров посадки лесов в подобных условиях[2].
Лысенко предложил сажать деревья гнездовым способом, исходя из теории о том, что в органической природе соревнование существует только между различными видами, а не внутри самого вида[3]. Ранее он предлагал гнездовой способ посадки и для других растений[4]. Лысенко был убежден в том, что в природе жизнедеятельность каждого индивида того или иного вида подчинена благосостоянию вида в целом. Он утверждал также, что, хотя внутривидового соревнования не существует, в природе идет интенсивный процесс соревнования между представителями различных видов одного и того же ботанического или зоологического рода. Таким образом, считал Лысенко, численное преимущество представителей одного вида помогает им одержать победу над представителями другого вида. Эта позиция была похожа на концепцию «взаимопомощи», разделявшуюся Кропоткиным, Чернышевским и некоторыми другими мыслителями XIХ в., которые рассматривали принцип выживания наиболее приспособленных как «отвратительный» и надеялись заменить его принципом сотрудничества[5]. /145/
Как можно судить на основании всех доступных свидетельств, план посадки защитных полос провалился. Вскоре после смерти Сталина в 1953 г. обсуждение этого проекта исчезает со страниц публикаций, выходящих в СССР. Взгляд, согласно которому не существует внутривидового соревнования, представляется настолько очевидно ошибочным, что вряд ли его необходимо подробно обсуждать. Любой, кто наблюдал за процессом редения леса или других густо посаженных растений, может дать красочное и наглядное свидетельство в пользу существования внутривидового соревнования за пищу, воду и свет. В данном случае слово «соревнование» не следует понимать в антропоморфном смысле, не следует, разумеется, этого делать и тогда, когда речь идет о межвидовом соревновании. Лысенко сам признавал существование такого явления, как редение густых посадок, однако отказывался назвать это соревнованием[6]. Существование внутривидового соревнования вовсе не отрицает сотрудничества, примеры которого также могут быть обнаружены в природе.
Окончательная судьба плана лесонасаждений была прояснена в статье, которая появилась в 1955 г. в одном из советских биологических журналов: «Т.Д. Лысенко, утверждающий отсутствие в органической природе внутривидового соревнования, предложил гнездовой метод посадки деревьев. В.Я. Колданов обобщил результаты пятилетнего использования этого метода и показал, что он являлся ошибочным. Этот метод принес огромные потери государству и поставил под сомнение саму идею об использовании лесопосадок в целях борьбы с эрозией почв. В ходе Всесоюзной конференции, состоявшейся в Москве в ноябре 1954 г., метод Т.Д. Лысенко был полностью опровергнут»[7].
Хотя часто можно услышать о том, что после 1948 г. серьезная критика Лысенко стала возможной только после смерти Сталина, последовавшей 5 марта 1953 г., необходимо все же отметить, что незадолго до смерти советского лидера такая критика появилась на страницах советских изданий. Начиная с конца 1952 г. на страницах «Ботанического журнала» и «Бюллетеня московского общества испытателей природы» (оба издания выходили в то время под редакцией В.Н. Сукачева) публикуются материалы дискуссии о взглядах Лысенко, в которых можно было столкнуться /146/ как с поддержкой Лысенко, так и с его критикой[8]. В конце концов дискуссия выплеснулась на страницы других журналов и даже газет. Думается, что то обстоятельство, что оба упомянутых издания (явившихся инициаторами дискуссии и критики) представляли собой печатные органы соответствующих научных обществ, было не просто случайным совпадением, поскольку именно этим и подобным им научным обществам, формируемым из частных лиц на основе принципа добровольности, еще удавалось, в отличие от официальных советских научных организаций и учреждений, сохранять хотя бы чувство независимости[9].
В частности, «Ботаническим журналом» было организовано довольно основательное обсуждение взглядов Лысенко на проблемы видообразования и детальное изучение нескольких примеров, выдаваемых его последователями за случаи «превращения» видов. В статье А.А. Рухкьяна (Rukhkian), опубликованной в ноябрьско-декабрьском выпуске журнала за 1953 г., было показано, что случай превращения граба в лещину, о котором С.К. Карапетяном был опубликован отчет в журнале «Агробиология» (1952 г.) в издании Армянской академии наук, был просто обманом. На самом деле ветка граба, который, как сообщал Карапетян, «превратился» в лещину, была просто привита в месте разветвления того же граба; Рухкьяну удалось даже «раскопать» человека, который, по его собственному признанию, и осуществил эту прививку в 1923 г. В тексте статьи были опубликованы также и фотографии, ясно показывающие, что это действительно была прививка. В результате этой публикации у Лысенко был «отнят» один из важных примеров, на который он ссылался как на свидетельство справедливости своих взглядов, что явилось сильным ударом по позициям Лысенко. Его честность ставилась под вопрос со всей определенностью. В редакционной статье указывалось на убеждение в том, что и другие случаи «превращения» видов, на которые ссылался Лысенко и его последователи, могут быть легко объяснены на основе методов селекции, прививки растений или как результат повреждений благодаря грибковым заболеваниям (как результат тератологических изменений).
Это было только начало широкой волны критики взглядов и деятельности Лысенко. В течение следующих двух лет редакцией «Ботанического /147/ журнала» было получено более 50 рукописей, в которых анализировались различные утверждения Лысенко и которые не могли быть опубликованы просто из-за нехватки места на страницах журнала[10]. В статье В.Н. Сукачева и Н.Д. Иванова высмеивалась вера Лысенко и одного из его защитников — философа А.А. Рубашевского в то, что внутривидового соревнования не существует[11]. Специальная комиссия Латвийской академии наук, занимавшаяся изучением еще одного примера «превращения» видов — сосны с еловыми ветками, росшей недалеко от Риги, — пришла к заключению о том, что, как и в случае с грабом, речь идет о привитом растении[12]. С.С. Хохлов и В.В. Скрипчинский исследуют заявления Лысенко по поводу «превращения» яровой пшеницы в озимую и пшеницы мягких сортов — в твердую. Хохлов приходит к выводу о том, что «порождение» мягкой пшеницы из твердой было на самом деле результатом гибридизации и селекции[13]. Скрипчинский пришел к аналогичным выводам и пошел дальше, поставив под сомнение концепцию наследования приобретенных признаков[14]. И.И. Пузанов обвиняет Лысенко за то, что тот не только не способствовал развитию взглядов, распространенных в биологии в конце XIX в., но и был, по существу, сторонником «наивных трансформистских убеждений, которые были распространены в античности и средневековье и частично сохранились еще и в первой половине XIX в»[15]. С.С. Шелковников утверждал, что аргументы Лысенко, направленные против мальтузианства и внутривидового соревнования, «основывались на приравнивании законов развития в природе к законам развития общества, что давно уже было осуждено марксизмом»[16]. В отчете о пребывании советской делегации работников сельского хозяйства в США и Канаде, опубликованном в газете «Известия», один из членов делегации — Б. Соколов восторженно отзывается о гибридах кукурузы, полученных методами, которые в прошлом осуждал Лысенко[17].
Во всех этих критических выступлениях сквозила надежда и требование большей свободы в науке. Авторы статьи, опубликованной в то время в «Литературной газете», отмечают, что «ситуация, сложившаяся в таких областях науки, как генетика и агрономия, должна рассматриваться как ненормальная»[18]. Они призвали к сосуществованию в науке различных школ и направлений. Два других автора в статье, опубликованной «Журналом общей биологии», пишут: «Время подавления критики в биологии прошло...»[19] Итоги дискуссии, посвященной взглядам Лысенко на проблему видообразования, были подведены в редакционной статье «Дискуссии: расширять и углублять творческую дискуссию по проблеме вида и видообразования», опубликованной в «Ботаническом журнале»; в ней, в /148/ частности, говорилось о том, что состоявшаяся дискуссия «продемонстрировала несоответствие концепции Лысенко фактам, ее теоретическую и методологическую ошибочность, а также то, что она лишена практического значения». Более того, в статье отмечалось отсутствие «хотя бы одного строго научного аргумента, выдвинутого в ходе дискуссии в поддержку взглядов Т.Д. Лысенко...»[20]. Абсолютно безобидной заменой Лысенко на месте идола советского сельского хозяйства мог бы, наверное, стать опытный полевод Т.С. Мальцев[21].
Впоследствии советский биолог Ж. Медведев напишет о том, что в конце 1955 г. более 300 человек подписали обращение с просьбой об отставке Лысенко с поста президента ВАСХНИЛ[22]. В 1956-1957 гг. поток критики в адрес Лысенко существенно возрос, и многим казалось тогда, что его уже нельзя будет приостановить и повернуть вспять. И когда в апреле 1956 г. Лысенко оставил пост президента ВАСХНИЛ, то газеты всего мира приветствовали это (хотя и запоздалое) низвержение шарлатана от биологии.
Однако, несмотря на то, что это может показаться поразительным и не объяснимым, этот «Феникс» вновь возродился из пепла, с тем чтобы приносить вред советской биологии в течении еще восьми лет. Этот феномен способен вызвать даже еще большее удивление, нежели сам факт первоначального восхождения Лысенко. В 50-х годах Советский Союз уже представлял собой вполне развитое государство, располагающее учеными и специалистами в самых различных областях науки и техники; это были не 30-е годы, отмеченные борьбой за повышение производства угля, стали и зерна. Достаточно вспомнить, что в том же самом году, когда начался новый взлет Лысенко, в Советском Союзе был осуществлен запуск первого в мире искусственного спутника Земли.
«Возрождение» Лысенко в конце 50-х годов представляется многим результатом личного расположения к нему Никиты Хрущева, которого наш агроном усиленно «обхаживал». Лысенко весьма искусно маневрировал с целью хотя бы на шаг, но опережать своих критиков. В то время как его взгляды на проблему видообразования были опровергнуты в результате дискуссии на страницах биологических журналов, он уже переключился на «проталкивание» своей идеи об использовании в качестве удобрения неких «органо-минеральных смесей»[23]. Советская промышленность не могла в силу своей недостаточной развитости обеспечить сельское хозяйство страны необходимым количеством минеральных удобрений, несмотря на предпринятые в 50-х годах усилия в этом направлении. В этот-то момент Лысенко и выдвигает свой план использования смеси из искусственных и естественных удобрений с целью увеличения продолжительности использования имеющихся запасов удобрений. Этот план, не имеющий, разумеется, никакого теоретического значения для биологии, /149/ обладал известной привлекательностью в глазах такого практического человека, каким был Хрущев. Лысенко применил этот метод в возглавляемом им хозяйстве в Горках Ленинских, расположенном недалеко от Москвы. Сегодня благодаря тщательному исследованию, предпринятому Академией наук в 1965 г., мы можем с уверенностью сказать, что в большой степени тот известный успех использования новых удобрений, который был тогда достигнут, объяснялся на самом деле не преимуществами нового вида удобрений, а тем привилегированным положением, которое хозяйство Лысенко имело по сравнению с другими подобными хозяйствами. Будучи расположено вблизи столицы, хозяйство Лысенко благодаря поддержке со стороны его последователей из числа столичных бюрократов от сельского хозяйства имело возможность получать все самое лучшее, включая технику, удобрения и другие виды снабжения. Привилегированное положение хозяйства в соединении с бесспорным талантом Лысенко как агронома-практика и привело к тому, что по продуктивности это хозяйство было в числе самых передовых в области.
В 1954 г. экспериментальное хозяйство Лысенко в Горках Ленинских посетил Хрущев; спустя некоторое время в одной из своих речей он рассказывал об этом визите в присущей ему красочной манере: «...три года назад я был в Горках Ленинских. Тов. Лысенко показывал мне поля, на которых были заложены опыты с органо-минеральными смесями. Мы много ходили по полям... Почему же некоторые ученые возражают против метода, предложенного Т.Д. Лысенко? Я не знаю, в чем дело. Я считаю, теоретические и научные споры следует решать на полях»[24].
В лице Хрущева Лысенко нашел нового покровителя и защитника, представлявшего высшее партийное и правительственное руководство, и в свою очередь выступил с поддержкой политики Хрущева в области сельского хозяйства. В мае 1957 г., когда Хрущев призвал перегнать США по производству мяса и молока на душу населения, попытки Лысенко втереться в доверие к лидеру партии получают новый импульс; в июле того же года Лысенко объявляет о грандиозном плане повышения удоев молока, разработанном в его хозяйстве в Горках Ленинских[25]. Как выяснилось в дальнейшем, этому проекту было суждено стать последней из числа многочисленных уловок Лысенко, окончившейся крахом не только для него лично, но в данном случае пагубно сказавшейся и на состоянии молочной промышленности в СССР.
В результате успешных попыток, направленных на завоевание расположения Хрущева, в конце 1958 г. Лысенко вновь обретает силу. 29 сентября 1958 г. в «Правде» публикуется Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении Лысенко орденом Ленина в ознаменование его заслуг в деле развития сельскохозяйственной науки и практики, а также в связи с шестидесятилетием со дня его рождения. В материале, опубликованном «Правдой» 14 декабря, содержится панегирик Лысенко и критика «Ботанического журнала» и «Бюллетеня Московского общества испытателей природы» за публикацию статей, направленных против Лысенко. В 1961 г. Лысенко вновь становится президентом ВАСХНИЛ[26]. /150/ Вновь борьба против Лысенко оканчивается неудачей. Живучесть «лысенкоизма» представляется неправдоподобной, причем не только зарубежным наблюдателям, но и многим обескураженным этим обстоятельством советским биологам.
В 50-е и начале 60-х годов генетические исследования велись в СССР с использованием различного рода хитростей и уверток. Эти исследования, в частности, велись под «прикрытием» со стороны таких выдающихся (и в то же время имеющих влияние) физиков, как И.В. Курчатов (1903-1960), которые имели возможность помогать исследованиям по генетике. В связи с тем, что в их институтах проводились работы с использованием радиоактивных материалов, что заставляло задумываться об их влиянии на процесс возникновения мутаций в генах. Позднее значительную роль в возрождении полномасштабных исследований по генетике сыграли такие научные центры, как Институт теоретической физики и Институт биофизики.
Помимо того, что в качестве своеобразного «прикрытия» генетика использовала престиж и авторитет известных ученых, она могла пользоваться для этого и названиями новых, имеющих известную притягательность направлений в науке. Одним из наиболее удивительных в этом отношении примеров сочетания подлинной научности и искусной хитрости является (связь кибернетики и генетики, существовавшая в период с 1958 по 1965 г.[27]. В отдельной главе этой работы, посвященной кибернетике, я останавливаюсь несколько подробнее на причинах бурного развития кибернетики в СССР после 1958 г. Идея связи генетики и кибернетики претворялась в жизнь теми советскими учеными, которые страстно стремились преодолеть влияние лысенкоизма в науке. Выступая под именем кибернетики, генетика получила доступ к издательствам, проникала в институты и становилась предметом научных дискуссий.
Следует отметить, что о наличии связей между генетическим кодом и теорией информации довольно давно говорилось как в Советском Союзе, так и за его рубежом. Еще в 1944 г. в своей небольшой работе, озаглавленной «Что есть жизнь?», Эрвин Шрёдингер говорил о том, что жизнь — это борьба организма с распадом (максимальной энтропией) путем поглощения информации (негативной энтропии) из окружающей среды[28]. Гены, которые Шрёдингер называл «периодическими кристаллами») описывались им как некие центры, хранящие негативную энтропию — информацию[29]. Такое описание давало возможность анализировать проблемы генетики с точки зрения теории информации и кибернетики.
После того как в 1958 г. в Советском Союзе начался «кибернетический бум», в печати стали появляться статьи и книги по генетике, в которых использовалась кибернетическая терминология. Среди авторов этих работ были такие выдающиеся генетики, как И.И. Шмальгаузен и Н.В. Тимофеев-Рессовский, /151/ пострадавшие от «лысенкоизма», а также А.А. Ляпунов, Ж.А. Медведев и К.С. Тринчер[30]. В статье, написанной вместе с А.Г. Маленковым, Ляпунов критиковал положения «мичуринской биологии» с позиций кибернетики и определял ген в качестве «частицы и одновременно материального носителя наследственной информации»[31]. В самом первом номере теоретического журнала «Вопросы кибернетики» его первый редактор Ляпунов писал о том, что генетика представляет собой «еще один пример того, как биология сталкивается с исследованием систем управления».
В начале 60-х годов, как уже отмечалось выше, основные надежды Лысенко на сохранение господства в области сельскохозяйственной науки были связаны с выдвинутым им проектом повышения продуктивности молочного производства. Для этого Лысенко предлагал использовать метод скрещивания различных пород, для чего, в частности, чистопородных «джерсийских» быков, приобретаемых по высоким ценам в Западной Европе, скрещивали с коровами восточнофризской, холмогорской и костромской пород.
Этот метод был известен давно, но его использование было связано с известным риском. Целью такого скрещивания было, разумеется, получение потомства, обладающего лучшими свойствами пород обоих родителей. Джерсийская порода была известна высокой жирностью молока (как правило, 5-6%), что явилось результатом тщательной работы с этой породой на протяжении более чем 250 лет; вместе с тем средние надои у коров этой породы были значительно меньшими, нежели у многих других пород. Таким образом, логичным было бы скрещивание джерсийской породы с породой, отличающейся большими надоями, такой, например, как голштино-фризская. Риск, связанный с этим методом, заключался в возможной утрате контроля и вследствие этого ухудшении характеристик потомства. Другими словами, использование этого метода требовало искусства; использующий его должен быть хорошим специалистом, разбирающимся в генетике, и тогда этот метод мог принести желаемые результаты. Искусственное осеменение существенно улучшало возможности такого метода скрещивания. Ключом к успеху в этой области являлся тщательный контроль. Если происходило скрещивание представителя чистопородной линии с представителем, родословная которого была неизвестна, то их потомство могло обладать ценными индивидуальными качествами (как, например, удойность), но ценность этого потомства с точки зрения улучшения породы оказывается весьма низкой; если это потомство используется затем в целях его разведения, то это быстро снижает породистость всего стада. Более того, некоторые наиболее важные свойства молочных коров могут оказаться результатом «слитной наследственности», то есть могут быть связаны с генами обоих родителей, а потому, например, скрещивание быка породы, коровы которой дают молоко повышенной жирности, с коровой, представляющей породу с низкими показателями жирности молока, обычно приводит к тому, что их потомство дает молоко средней жирности. Последующее скрещивание такого потомства с представителями тех линий, жирность молока у которых является низкой, приводит к постепенному снижению жирности молока у представителей последующих поколений до тех пор, пока признаки одного из родителей, представлявшего породу с высокими показателями /152/ жирности молока, не исчезнут совсем. Отсутствие доминантности некоторых особенно ценных признаков существенно затрудняет работу специалистов, занимающихся разведением крупного рогатого скота.
Лысенко заявил, что он нашел метод, обеспечивающий сохранение потомством ценных свойств родителей, и что эти свойства будут сохраняться, а не ослабевать и в последующих поколениях.
Метод, использованный Лысенко, был основан на им же самим сформулированном «законе жизни биологических видов», построенном, в свою очередь, на более ранних представлениях Лысенко о «расшатанной» и «стабильной» наследственности[32]. Скрещивая чистопородных быков джерсийской породы с коровами из обычных колхозных стад, отличающимися и высокой удойностью, Лысенко знал, что первое поколение их потомства будет обладать относительно высокими достоинствами, что, в свою очередь, скажется как на количестве, так и на качестве получаемого от этого потомства молока. Однако в дальнейшем заявления Лысенко, утверждавшего о возможности «фиксации» у этого потомства ценных наследственных качеств, расходились с обычными представлениями специалистов в области разведения скота. Он, правда, говорил о том, что для этого скрещивания коровы должны быть крупных размеров и в период беременности их следует обильно кормить[33]. Если по отношению к первому поколению эти условия, особенно в части кормления, будут соблюдены, то тогда, считал Лысенко, последующие поколения уже не будут нуждаться в особых методах кормления. И бычки этой линии могут, как считал Лысенко, спокойно использоваться в качестве производителей потомства с высокими надоями и показателями жирности молока.
В связи с этим Министерством сельского хозяйства СССР были отданы распоряжения, рекомендующие колхозам и совхозам закупать быков-производителей из хозяйства Лысенко в Горках Ленинских и дающие этому хозяйству завидные финансовые преимущества при такого рода сделках[34].
Однако еще до официальной отставки Хрущева появились признаки, говорящие о том, что положение Лысенко становится безнадежным. Невозможно было остановить развитие биологической науки в других странах, а потому даже бесконечное число уловок, к которым прибегал Лысенко, не могло воспрепятствовать растущему вниманию к генетике[35]. Лысенко пытался принять вызов генетики, обратившись к проблеме разведения цыплят — области, в которой за годы, прошедшие после окончания /153/ второй мировой войны, в странах Запада был совершен революционный переворот; в его хозяйстве в Горках Ленинских были предприняты попытки существенного увеличения производства яиц, но через несколько лет от них отказались, не привлекая к этому факту внимания общественности[36]. Среди специалистов сельского хозяйства и даже в правительственных кругах начали распространяться слухи о том, что в хозяйстве Горки Ленинские не все благополучно. Тем временем биологи продолжали деятельность по подготовке возрождения своей дисциплины, ожидая окончательной дискредитации Лысенко.
Слухи о том, что хозяйство Лысенко переживает трудности, открыли дорогу для новой волны критики в его адрес. В предыдущие годы эта критика касалась в основном вопросов скудности теоретических воззрений Лысенко. Почти все его критики из числа представителей академической науки (в том числе и Вавилов) отдавали должное его таланту агронома-практика. Они надеялись на «modus vivendi», позволяющий им определять положение дел в теории и, если необходимо, сохраняющий за Лысенко право на проведение своих экспериментов, но только при условии его невмешательства в сферу теории[37]. Теперь же стала очевидной возможность разрушения самого основания власти Лысенко — его репутации человека, служащего делу практического сельского хозяйства.
В 1956 г. хозяйство Лысенко в Горках Ленинских было выведено из подчинения ВАСХНИЛ и передано в ведение Академии наук СССР, что явилось дополнительным шагом в сторону постановки деятельности Лысенко под неусыпный контроль со стороны его критиков. Еще одним шагом в этом направлении явились реформы Всесоюзной академии, осуществленные в 1961 и 1963 гг., энергичным инициатором которых являлся лауреат Нобелевской премии по химии Н.Н. Семенов, бывший противником нашего агронома[38]. Выдающийся советский физик А.Д. Сахаров, ставший впоследствии известным диссидентом, выступая на собрании по выборам новых членов академии, призвал советских ученых голосовать против «лысенкоиста» Н. Нуждина, и его кандидатура была единогласно отвергнута[39]. Однако Лысенко продолжал сопротивляться любым попыткам инспектировать его деятельность; он пытался даже «редактировать» всю информацию, исходящую из возглавляемого им хозяйства, будучи уверенным /154/ в поддержке его общей линии со стороны партийных органов. И действительно, как отмечает в своей книге Ж. Медведев, в июле 1962 г. только благодаря вмешательству политического руководства было отменено решение комиссии Академии наук о признании неудовлетворительной деятельности возглавляемого Лысенко Института генетики[40].
Отставка Никиты Хрущева, последовавшая 15 октября 1964 г., устранила последнее препятствие на пути к восстановлению нормального положения в советской биологии. Буквально в следующие недели на страницах газет появились статьи, в которых критиковались взгляды Лысенко[41].
Один из авторов обращает внимание на разрушительное влияние, которое «дело Лысенко» оказало на преподавание биологии; он отмечает, в частности, что «тщетными будут попытки найти описание законов наследственности или описание роли ядра клетки и содержащихся в нем хромосом» в обычном школьном учебнике для 9-го класса[42]. В «Литературной газете» (от 23 января 1965 г.) появляется статья, которая затем характеризуется официальными представителями Академии наук как очень важная для наиболее полного представления о взглядах и деятельности Лысенко[43]. Автор статьи с цифрами в руках высказывает сомнение по поводу заявлений руководителей хозяйства в Горках Ленинских о том, что их хозяйство производит быков, которые способны производить неограниченное число поколений коров, обладающих высокими показателями жирности молока. Через несколько дней президиум АН СССР создал комиссию (во главе с А.И. Тулупниковым) по проверке деятельности хозяйства, возглавляемого Лысенко. Комиссия, состоящая из восьми человек, в течение более пяти недель проверяла работу хозяйства. Результаты работы комиссии, оформленные в виде справки, содержащей многочисленные цифровые данные о бюджете хозяйства, количестве урожаев и поголовья скота, использовании удобрений, производстве молока и яиц и т. д., впервые в истории «дела Лысенко» давали объективный анализ деятельности хозяйства и ее соответствия публичным заявлениям Лысенко. 2 сентября 1965 г. эти результаты были оглашены на совместном заседании президиума АН СССР, коллегии Министерства сельского хозяйства и президиума ВАСХНИЛ. На важность этого заседания указывает то обстоятельство, что председательствовал на нем президент АН СССР М.В. Келдыш, а также то, что публикации его материалов был посвящен весь номер журнала «Вестник АН СССР» (1965. № 11).
Комиссия пришла к заключению, что высокие показатели, достигнутые хозяйством, объясняются его исключительно привилегированным положением по сравнению с обычными хозяйствами. Располагая всего 1260 акрами пахотной земли, хозяйство Лысенко имело, например, 10-15 тракторов, 11 автомашин, 2 бульдозера, 2 экскаватора и 2 комбайна. В пропорциональном отношении ферма Лысенко получала в несколько раз больше капитальных вложений и электрической энергии, нежели соседние с ней хозяйства. Исходя из этого, считали члены комиссии, нет ничего удивительного в том, что показатели этого хозяйства были выше, чем у соседей. /155/
Однако в центре внимания работы комиссии и соответственно ее итогового документа находились хвастливые заявления Лысенко о его методах разведения скота. Выяснилось, что за предыдущий год средние надои молока от коров в этом хозяйстве упали с 6785 до 4453 килограммов. Не было обнаружено также и свидетельств, подтверждающих справедливость утверждений Лысенко о том, что потомство его быков обладает высокими показателями жирности молока на протяжении многих поколений. Более того, были обнаружены свидетельства как раз противоположной тенденции — к снижению жирности молока у этого потомства[44].
Кроме того, низкопородные быки, продаваемые без разбора во все хозяйства страны с фермы Лысенко, снижали породистость стад в этих хозяйствах. Как сказал один из участников заседания, для восстановления ущерба, нанесенного высокопородным стадам только в одной Молдавии, потребуются десятилетия[45]. Если бы методы разведения скота, которые предлагал Лысенко, были применены во всей стране и в полном объеме, то, как отметил один из членов комиссии, ущерб от этого можно было бы сравнить с ущербом от «стихийного бедствия». «Как много молока, мяса, кожи и домашнего скота мы бы потеряли в таком случае!» — воскликнул он[46].
Как же удавалось Лысенко сохранять относительно высокие показатели молочного производства на своей ферме, используя столь неадекватные методы? Скрытая причина его успехов в этой области заключалась (вопреки его собственным словам) в том, что в результате селекционной работы он выбраковывал коров с низкими показателями надоев. Между тем Лысенко рапортовал ЦК КПСС о том, что за десять лет экспериментов на своей ферме он не выбраковал ни одной коровы, дающей молоко низкой жирности. Как показала проверка, рапортуя об этом, Лысенко был, мягко говоря, не прав[47]. Комиссией были выявлены факты, когда в течение многих лет коровы, дающие молоко низкой жирности, либо продавались, либо отправлялись на бойню, а оставались в стаде «в первую очередь те коровы, которые давали молоко высокой жирности, а также их потомство, обладающее теми же свойствами»[48]. Таким образом, и в этом случае (как и в предыдущих экспериментах по «превращению» яровой пшеницы в озимую) причина успехов Лысенко заключалась в селекционной работе по отбору гетерозиготных популяций.
Лысенко, однако, так и не научился применению подлинно научных /156/ методов, и его знания в этой области остались на том уровне, на каком они находились в начале 30-х годов. Как пишет один из членов комиссии по проверке хозяйства Лысенко, «в нем полностью отсутствовала научная методология исследований. Не существовало никаких планов селекционной работы по разведению породного стада... не сохранились даже записи рациона животных»[49].
После того как были опубликованы результаты работы комиссии, в Советском Союзе началось возрождение генетики как науки. Исследования в этой области никогда не прекращались полностью, но, как уже отмечалось выше, велись с использованием различного рода «маскировок», что, естественно, не способствовало их прогрессу. В 1965 г. это положение начало быстро меняться. Н.П. Дубинин — один из ведущих советских генетиков, участник борьбы с лысенкоизмом, имевшей место в конце 30-х годов, — становится директором вновь созданного Института общей генетики АН СССР. В Советском Союзе начинает выходить новый теоретический журнал — «Генетика», ставший печатным органом возрожденной науки. По словам Дубинина, в первые два года, последовавшие за окончательной дискредитацией Лысенко, в Институте биологических проблем было создано десять новых лабораторий[50]. Известный генетик В.Н. Тимофеев-Рессовский становится главой отдела в Институте радиобиологии. Американские ученые, посещавшие в то время Советский Союз, возвращались убежденными в том, что «делу Лысенко» пришел конец и что теперь уже нельзя говорить о существовании особой, «советской» генетики. О самом Лысенко рассказывали как о человеке, находящемся в «полуотставке» и отказывающемся давать интервью членам иностранных делегаций и зарубежным журналистам[51].
Предыдущая |
Содержание |
Следующая
