C некоторых пор Юрий Лужков и мэрия Москвы очень недовольны тем, что западные путеводители рисуют недостаточно привлекательный облик нашей столицы. Городские власти развернули кампанию, цель которой – улучшить образ Первопрестольной в глазах иностранцев.
Даже в школах детям велят сделать доклад на тему «Если бы я разговаривал с иностранцем, как бы я приглашал его посетить Москву».
В самом деле, если бы я приглашал иностранца в Москву, что бы я сказал?
Я посоветовал бы ему поторопиться с поездкой, чтобы застать хотя бы некоторые из исторических зданий до того, как их сметут с лица земли. Я попытался бы объяснить, что, несмотря на чудовищные пробки, передвижение по городу все еще возможно. Я устроил бы ему ностальгическую экскурсию по центру столицы, показывая пустыри и уродливые небоскребы и пытаясь заставить его поверить, что еще пять-шесть лет назад здесь были изящные особняки и уютные московские дворики. Короче, я постарался бы сделать все, чтобы он понял, как можно любить Москву – и страдать от того, что сотворили с городом за последние десять лет.
О масштабном разрушении архитектурных и культурных памятников столицы написано уже очень много. Список снесенных на наших глазах исторических зданий составил бы внушительный том – по подсчетам специалистов, в среднем в Москве уничтожают по одному зданию в день. В этом списке будет и множество небольших домов «ординарной застройки» XIX века, и образцы архитектуры модерна – например знаменитый Военторг, и гостиница «Москва» – одно из немногих достойных сохранения зданий советской эпохи.
Историки, искусствоведы, журналисты исписали горы бумаги. Пишут, кричат, плачут. Результата никакого. Как говорится, «Васька слушает да ест».
Оно и понятно. Что такое архитектурные памятники по сравнению с прибылями строительных компаний? Как могут старинные особняки конкурировать с супермаркетами и офисными комплексами? Если бы кто-то придумал способ создавать финансовые пирамиды на основе исторической реставрации и культурных проектов, мы бы видели среди столичных чиновников массовый интерес к сохранению исторического наследия. Но пока такой проект придумали только один – реконструкцию Большого театра.
Схема финансовых пирамид проста и эффективна. Надо строить все больше новых зданий, получая под проекты кредиты. Даже если здание не принесет прибыли, можно начать новое строительство, получив под него новый кредит и выплатив из этих средств предыдущий заем. Одно неизбежно: каждый новый проект должен быть больше и дороже предшествующего. Масштабы строительных работ должны непрерывно и безостановочно расти. Остановиться означает погибнуть. Чем больше размах финансово-строительной деятельности, тем более катастрофичны будут экономические последствия краха. Следовательно, надо строить, ломать и снова строить. Больше, выше, дороже! Нашли пустырь – застроили. Сумели получить согласование – соорудили что-нибудь. Любой квадратный метр, что бы на нем ни стояло, – потенциальная строительная площадка. Любая строительная площадка в центре города дороже и, следовательно, выгоднее такой же площадки на окраине.
За последнее десятилетие разрушений в Москве, похоже, не меньше, а, возможно, даже больше, чем при Лазаре Кагановиче. Но реконструкция столицы, проводившаяся «железным сталинским наркомом» Кагановичем, была системной, логичной и, к величайшему сожалению, необходимой.
К 20-м годам ХХ века Москва была одним из немногих европейских столичных городов, не подвергшихся серьезной перестройке. Она сохранила провинциальную структуру, узкие улицы, огромное количество низеньких, ветшающих и ни на что не годных зданий. Нужно было создавать систему современного городского транспорта, пробивать (по образцу Петербурга) новые, более широкие проспекты, сделать план более логичным, строить крупные дома, куда можно вселить многочисленные министерства и ведомства, а также растущее население. Подобное происходило к концу XIX века и в Париже, и в Берлине, и в Барселоне.
Разумеется, совершенно не обязательно было крушить все подряд, как сделал Каганович. Многие исторические кварталы можно было просто не трогать. Церкви сносили не потому, что они мешали уличному движению, а потому, что они мешали политике партии. Были разрушения совершенно бессмысленные, продиктованные идеологическими и политическими соображениями или просто богатырской удалью столичного руководства. Старые особняки могли уцелеть лишь в том случае, если они приглянулись какому-нибудь ведомству или использовались под иностранное посольство. Кварталы Замоскворечья сохранили свой исторический облик просто потому, что первоначально планировалось их снести подчистую. Помешала война.
Однако существовал единый план, которому было подчинено и строительство метро, и прорубание новых проспектов, и расширение ключевых улиц. План этот, разумеется, был безжалостным по отношению к архитектурному и культурному наследию города. По ходу дела он корректировался, а некоторые его элементы так и остались невыполненными. В общем, однако приходится признать, что модернизация города была необходима и оказалась успешной, хотя те же цели можно было достигнуть с куда меньшими потерями. Этот тезис, впрочем, применим к любому мероприятию времен Сталина.
Ни необходимость модернизации, ни эффективность общего подхода не может оспариваться. Инфраструктура, заложенная в 1930-е годы, продолжает служить нам до сегодняшнего дня, и если в московской жизни сохраняется какая-то логика, то это логика той реконструкции. В конце концов барон Осман в Париже делал ровно то же самое. С историко-культурной точки зрения средневекового Парижа, уничтоженного Османом, жаль ничуть не меньше, чем старой Москвы. Но Осман превратил Париж из одного из самых грязных и неудобных для жизни городов Европы в образец порядка и комфорта. Каганович тоже сделал Москву образцовым столичным городом, хотя и с неистребимым привкусом тоталитарной эстетики.
Напротив, при Лужкове никакой продуманной политики реконструкции в Москве не проводилось. Бессистемность превратилась в принцип. Нынешние городские начальники и прислуживающие им эксперты искренне не понимают, что такое архитектурный ансамбль, почему рядом стоящие здания должны быть выдержаны в едином стиле или хотя бы соразмерны друг другу. Это же не только требование художественного вкуса, но и элементарной градостроительной логики. Да и геологии тоже.
Старые, советские, планы развития города были давно выкинуты в корзину. Вновь о долгосрочном планировании развития задумались лишь в последние год-два, когда ситуация стала выходить из-под контроля. Тут сразу же появились проекты гигантских транспортных узлов, впечатляющие планы строительства нового метро (игнорирующие, впрочем, перспективные разработки советского периода и потребности обновления уже действующих линий). Все эти планы, естественно, соответствуют общей логике финансовой эффективности по-московски. Они должны быть дорогими и грандиозными. Чем больше затраты, тем лучше.
Даже сами власти не скрывают, что их планы запоздали почти на десятилетие. По существу это даже не планы перспективного развития, а попытка справиться с уже имеющимися проблемами. Причем попытка, основанная на той же порочной логике, которая породила все эти проблемы. Ведь мегапроекты 2000-х годов суть отчаянные меры по «расшиванию» узких мест, созданных собственной политикой, или, вернее, ее отсутствием.
Игнорируются элементарные принципы, которыми давно руководствуются в большинстве европейских городов. Никто не пытается сохранить целостность исторических зон. Немногие уцелевшие архитектурные памятники окружают новостройками. Удивительным образом, продолжая сносить подлинные здания старой Москвы, нынешние городские власти страшно переживают по поводу памятников, уничтоженных Хрущевым и Кагановичем, планируют их воссоздание – естественно, из бетона и с помощью «современных технологий» (строительная пирамида должна расти).
Основой развития современного города должен быть дешевый и эффективный общественный транспорт. Автомобильные пробки, которыми Москва славится уже на всю Европу, вызваны не столько возросшим числом машин, сколько строительной политикой. Начальники нашей столицы искренне думают, будто, бессистемно расширяя отдельные магистрали, они борются с пробками, и не могут понять, почему ситуация не улучшается. Между тем в западных странах давно уже обнаружили, что непродуманное расширение магистралей может привести к обратному эффекту. Создается большая концентрация автомобилей на одном направлении, а затем весь этот мощный поток упирается в сужение дороги и встает намертво. Мэрия Лондона, столкнувшись с аналогичной проблемой, пошла по пути прямо противоположному: она начала проводить меры, направленные на сокращение автомобильного движения в центре города. Одновременно началась работа по оптимизации автобусных маршрутов (с огромным и чудовищно устаревшим лондонским метро сделать, увы, ничего невозможно). Не прокладывая новых магистралей, не предлагая дорогостоящих проектов и ничего нового не сооружая, администрация Кена Ливингстона сумела за несколько лет справиться с пробками в британской столице.
Надо, кстати, отметить, что власти Лондона, как и мэрии большинства западных столиц, в финансовом отношении имеют куда меньше свободы, чем правительство Москвы. Да и соотношение местного бюджета с общенациональным далеко не такое благоприятное. Но это, видимо, идет им на пользу. Они работают, а не осваивают деньги под суперпроекты.
В советское время знали, что развитие строительства должно быть тесно привязано к развитию транспортной и социальной инфраструктуры и ни в коем случае не опережать его. В наше время о подобных мелочах мало кто задумывается. Про экологию и геологию вообще лучше не вспоминать – до тех пор, пока они сами не напоминают о себе в виде провалов на дорогах и ураганов, бушующих исключительно в черте города.
Москва не Нью-Йорк. И стоит она не на граните Манхэттена, а на рыхлой почве Среднерусской равнины. Разумеется, под каждое отдельное здание проводится или покупается геологическая экспертиза. Однако никому не интересно, каково будет комплексное воздействие всего этого строительства на геологическую ситуацию в городе. Впрочем, тут и без экспертизы все ясно. Здания «плывут», дороги проваливаются.
Город надрывается, вырастая за пределы собственных возможностей и потребностей. Он не может жить, не привлекая все большее число приезжей рабочей силы, и одновременно кипит ненавистью к приезжим. Многочисленные «нелегалы» вызывают всплески расистского негодования, но именно на этих людях держится вся экономика. Не только на их труде, но и на их бесправии. На уплачиваемых ими взятках, на неприлично низкой цене рабочей силы.
Несмотря на дешевизну труда в строительстве, цены на недвижимость растут бешеными темпами. Впрочем, именно этот бурный рост цен может привести к обрушению всей пирамиды. Спрос на офисы и квартиры падает столь же стремительно, как и растет предложение. Если так будет продолжаться дальше, то никакими новыми кредитами и инвестициями в очередные проекты уже невозможно будет покрыть растущий кассовый разрыв.
Впрочем, не исключено, что именно обрушение рынка недвижимости спасет Москву от куда более серьезных техногенных и социальных катастроф, которые готовит ей нынешняя градостроительная практика. Разорение риелторских контор, банков и строительных корпораций, конечно, будет ударом по экономике столицы, но по крайней мере на некоторое время остановит безудержную гонку за прибылью, сметающую все на своем пути.
Вопрос лишь в том, когда случится этот крах и не будет ли к тому времени слишком поздно…
Единственное, что утешает, это уверенность, что лужковским постройкам заведомо уготована та же судьба, что и уничтоженным за последнее время районам старой Москвы. Они будут снесены, причем, скорее всего, довольно скоро. И дело не только в том, что новый градоначальник, кто бы он ни был, начнет проводить собственную программу реконструкции города. Здания и монументы, возведенные в лужковско-церетелиевскую эпоху, в большинстве своем не просто уродливы, но и сделаны из сомнительных материалов, поставлены бессистемно и не соответствуют геологическим условиям местности. Потому любая более или менее масштабная программа реконструкции и модернизации столицы столкнется с необходимостью их убрать.
Лужков является у нас политическим долгожителем. Может статься, что и через двадцать лет портрет жизнерадостного господина в кепке будет украшать кабинеты столичных чиновников. Как говорил старина Мюллер в «Семнадцати мгновениях весны», 70 лет – это «молодость для политика». И нет ничего удивительно, если Москву середины 2020-х годов будет возглавлять энергичный и жизнерадостный девяностолетний здоровяк, планирующий грандиозные проекты на вторую половину XXI века.
Но даже если нынешнее руководство столицы сохранит свои посты на ближайшие десять, двадцать или, дай бог им здоровья, сорок лет, судьба лужковских новостроек будет незавидной. Может статься, что Лужков завершит свою деятельность сносом объектов, возведенных под его же собственным покровительством. В конце концов после того, как будет снесен последний старый дом в центре города, потребность в запуске новых строительных проектов не уменьшится. Площадки придется расчищать уже за счет зданий, сооруженных за предыдущие десять лет.
Город так или иначе придется восстанавливать.
Лучше, чтобы расчищать пришлось развалины после рухнувших финансовых пирамид, нежели руины реальных домов с погребенными под ними живыми людьми.
25.09.2006
