Слово бандеровцы уже давно стало синонимом таких понятий, как украинские националисты, или оуновцы (от аббревиатуры ОУН, означающей Организацию украинских националистов). Украинский историк профессор Виталий Масловский в его вышедшей в 1999 году книге под названием «С кем и против кого воевали украинские националисты в годы Второй мировой войны» (книга стала библиографической редкостью, но вполне доступна в Интернете) значительное внимание уделяет понятию «национализм», ссылаясь на созвучную ему книгу другого украинца — Виктора Полищука, имеющую характерное название «Горькая правда: преступность ОУН — УПА (исповедь украинца)». Оба этих автора сходятся во мнении о том, что украинские националисты подменяют понятие патриотизм понятием национализм, и это не только и не столько семантический трюк. Оба автора обоснованно считали, что украинские националисты из ОУН хотели бы построить империалистическую Украину с националистической диктатурой. Слова же «самостiйна» (самостоятельная) и «незалежна» (независимая) означают у бандеровцев, прежде всего, «националистическую Украину», где господствовать будет национализм. При этом они, конечно же, выразители этого национализма.

Чтобы мои строки не воспринимались как какая-то «агитка», приведу в подтверждение сказанному сделанное несколько лет назад предельно откровенное заявление нынешнего лидера украинских националистов Олега Тягнибока, свидетельствующее о том, чтó в случае взятия власти делали бы такие, как он:

«…Этих вонючих жидов и москалей давно надо было с корнем повыдергивать с нашей украинской земли. Ничего-ничего! Уже настал наш час. Я думаю, к концу 2007 года мы выкурим их с Западной Украины, а потом и с Восточной. И там, на Востоке, тоже посшибаем все памятники их героям… Переименуем их города Днепропетровск, Кировоград, Стаханов и другие… С помощью НАТО вышвырнем их Черноморский флот из нашего Крыма, заберем у москалей нашу Кубань, Ростовскую и Воронежскую области…».

Эта цитата взята из статьи украинского историка Б.А. Яцко (исторический альманах «Патриот Украины», вып. 2, Киев, 2007, см. также газету «Киевский вестник» за 26.06.2007). Она предельно ясно иллюстрирует, что ждало бы Украину в случае победы бандеровцев.

«Час бандеровцев» на Украине, к счастью, пока не настал. Нетерпеливый Тягнибок явно выдавал желаемое за действительное; на недавних президентских выборах он набрал всего 1.4 %.

Теперь рассмотрим непосредственно вопрос об отношении генерала Петра Григоренко, этнического украинца, к украинским националистам, или бандеровцам. Этого незаурядного человека, храброго и бескомпромиссного, они всегда стремились повесить на свое знамя. Думаю, что совершенно безосновательно, — постараюсь это доказать.

История одной цитаты

В газетных статьях не принято, как правило, давать ссылки на источники информации. Поэтому такие статьи практически не попадают в научный оборот. Поэтому начну с некоторых уточнений. В одной из моих статей, посвященных евреям-бандеровцам (газета «Народ мой» № 4 (392) 28.02.2007), в качестве эпиграфа взято следующее высказывание П. Григоренко, приведенное в упомянутой выше книге В. Масловского:

«Не хотел бы находиться в государстве, в котором правили бы бандеровцы».

Приведу эту же цитату на языке оригинала: «Не хотiв би бути в украiнськiй державi, в якiй би урядовали бандерiвцi». Видно, что перевод аутентичен. Сам же В. Масловский приводит эту цитату со ссылкой на книгу Виктора Полищука (ее название дано в начале статьи), в которой можно прочесть следующее:

«Мне навсегда запомнились слова великого украинца генерала Петра Григоренко, которые он сказал на научной конференции в Мак-Мастерском университете в Гамильтоне (город в Канаде — Г.Ш.): “Я не хотел бы дождаться такой Украины, которую представляет украинская националистическая мысль…”».

Если у В. Масловского речь идет именно об этом высказывании генерала, то в контексте рассматриваемой темы различия обеих цитат можно считать чисто редакционными. Однако по существу приведенная в книге В. Полищука формулировка неприятия Петром Григоренко вообще украинской националистической мысли выглядит более категорично, чем в формулировке В. Масловского. Ведь украинская националистическая идеология сформировалась еще до того, как Степан Бандера воплотил ее в своей политической мысли, а затем реализовал на практике в деяниях той власти, которая, по его убеждению, должна была стать страшной. Именно бандеровцы в своем националистическом фанатизме готовы были пожертвовать половиной просоветски настроенных жителей Украины (а это порядка 20 миллионов украинцев!), чтобы, культивируя страх и запугивание, упрочить свою бандеровскую власть.

Из мемуаров генерала

Боевой генерал Петр Григоренко, завершивший, как и миллионы других украинцев, Великую Отечественную войну в рядах Красной Армии, очень требовательно относился к своему гражданскому долгу. Острое неприятие им лицемерия и лжи, господствовавших в общественной жизни, и жгучее желание жить не по лжи привели его в начале 60-х гг. в ряды диссидентов. Ему, благополучному с обывательской точки зрения человеку (заведующий кафедрой в одной из военных академий, кандидат наук с почти готовой докторской диссертацией), по его словам, «дышать нечем было» в окружавшей его затхлой атмосфере. В свойственной ему манере драться с открытым забралом он смело выступил против проявлений антисемитизма в его академии, против наметившегося в стране возрождения сталинизма и культа личности, а затем еще стал отстаивать права крымских татар и немцев Поволжья. После увольнения из академии и попытки создания им «Союза борьбы за возрождение ленинизма» (в него входили сыновья и другие близкие родственники генерала) он в 1964 году был арестован, объявлен душевнобольным и невменяемым, лишен наград и разжалован в рядовые. Схема известная…

Генерал Петр Григоренко вошел в историю как один из тех, кто стремился к возрождению независимой общественной мысли в СССР. Этим, большей частью, и объяснялось пристальное внимание к написанной им книге воспоминаний под примечательным названием «В подполье можно встретить только крыс» (Нью-Йорк, 1981, изд. «Детинец»). Есть в этой книге фрагменты, относящиеся к теме данной статьи. В главе 24 («Война закончена») читаем:

«Мои бывшие подчиненные (по 8 дивизии) заезжали ко мне в Москву и с возмущением и болью рассказывали, как они жгли и разрушали дома заподозренных в помощи повстанцам, как вывозили в Сибирь семьи из этих домов, женщин и детишек, как выбрасывали население из сел и хуторов, как устраивали облавы на повстанцев. …Во время одного из моих выступлений уже здесь, в США, мне задали вопрос — воевал ли я против УПА. Я ответил: «Бог уберег», и это действительно так. Это действительно чудо, что я не занял должность, которую очень хотел занять и которую мне буквально в руки давали. Если бы я ее занял, то, безусловно, воевал бы и против УПА, и против мирных земляков своих. Я, тогдашний, был способен на это. И если бы встал на этот путь, то продолжал бы и далее изменяться в сторону бесчеловечья… …Послевоенный выбор едва ли не самый ответственный. И хотя я не понимаю, как смог сделать правильный выбор, но догадываюсь, что Бог не оставил меня своим Промыслом, потому что я все же предпочел добро. Во мне самом победила любовь к жене, к едва родившемуся сыну, к своей семье. Ради них я отказался от пути тщеславия. И Бог благословил этот выбор, повел меня на путь правды и добра».

В этих цитатах перед нами как бы предстают два человека, разделенных более чем 30-летним интервалом.

Тогдашний Петр Григоренко, смотревший на бандеровцев буквально через оружейный прицел, стрелял бы в них, своих врагов, не колеблясь. И семьи бандеровских пособников он бы выселял в Сибирь, как это, хоть и возмущаясь, делали его бывшие подчиненные. Но хотелось бы задать теперь уже, к сожалению, риторический вопрос: а кто из этих бывших подчиненных возмущался больше всех? Ответ на такой вопрос теперь все равно ведь не получишь. Дело в том, что когда красноармейцы вступили на территорию Западной Украины, тесня гитлеровцев на запад, то бандеровцы не только постреливали им в спину и устраивали засады. Так, как они это сделали, к примеру, устроив засаду генералу Николаю Ватутину, скончавшемуся затем после ранения бандеровской пулей. Часть бандеровцев, бывших полицаев, влилась в ряды Красной Армии. Убеждений своих эти «самостийники» при этом не меняли, но больше предпочитали драться против немцев, чем оправдываться перед органами НКВД за участие в былых злодеяниях. Можно вполне понять, что расправы карательных органов с их земляками воспринимались бандеровцами очень болезненно. Наверняка были среди возмущенных и те мало что знавшие наши воины, которые признавали, подобно Петру Григоренко, лишь сражения в открытом бою. Но если бы им рассказали о том, что здесь творили сообща гитлеровцы и их пособники от местного населения в годы оккупации, то их терпимость явно бы поубавилась. Достаточно сказать, что таких же женщин и детишек гитлеровцы и их пособники переселяли не в Сибирь, а сразу же на тот свет — вспомним многочисленные бабьи яры. Причем не за какое-то пособничество своим противникам, а лишь за то, что они были другой национальности — евреями и поляками — или, будучи украинцами, придерживались других убеждений, поддерживая законную советскую власть...

Когда теперешний (времен написания своих мемуаров) Петр Григоренко вспоминал ситуацию в Западной Украине тридцатилетней давности, то едва ли он в то время владел документами о преступлениях бандеровцев, опубликованными гораздо позже такими исследователями, как В. Масловский и В. Полищук. Их информация тем более ценна, что они были живыми свидетелями трагических событий в тех местах. Петр Григоренко, интернационалист и некогда убежденный коммунист с большим партийным стажем, после его многолетнего пребывания в диссидентской среде не мог по-иному оценивать вынужденную жесткую политику советских властей, не замечавших подчас размытой грани между подлинными преступниками и их соседями, втянутыми в тупиковый водоворот коллективной вины. Для бывшего боевого генерала не было разницы — за чьи, попранные с его точки зрения, права ему следует выступать, подчиняясь своему гражданскому долгу. Потому-то он был одним из немногих, кто ринулся защищать права крымских татар и поволжских немцев. Что же касается несправедливостей в отношении украинцев, то он в данном вопросе проявлял вполне понятную повышенную чувствительность. Об этом свидетельствует следующий фрагмент из книги его воспоминаний:

«Сталин на празднике Победы произнес тост за великий русский народ. Тост, который развязал руки великодержавно-шовинистическим элементам и унизил достоинство других народов, в том числе моего великого украинского народа».

Из этого высказывания отнюдь не следует, что самосознание генерала Петра Григоренко в какой-то мере содержало бациллы национализма. Скорее в этом можно отчетливо видеть проявление его национальной гордости, в значительной степени свойственной интеллектуалам любой национальности. О разнице между национальной гордостью и национализмом говорить не приходится, она очевидна.

С проявлениями национализма П. Григоренко столкнулся еще в подростковом возрасте, когда на его глазах в период Гражданской войны смена власти Советов на власть белогвардейскую сопровождалась актами беззакония и еврейскими погромами. В своей книге он детально описывает случай, когда, не раздумывая, стал спасать еврейского мальчика от измывавшейся над ним ватаги малолетних антисемитов. Мальчика спасти удалось, но рука, поврежденная бляхой ремня его недавнего приятеля и почти кумира, напоминала П. Григоренко о себе всю последующую жизнь. Да еще и из реального училища он тогда был исключен по указанию из белогвардейской комендатуры за то, что «вступился за жидёнка»... Обширный круг его друзей и соратников по правозащитному движению не делился им по национальному признаку, поэтому он в самых сложных ситуациях в полной мере не раз ощущал чувство локтя и не раз об этом вспоминал с благодарностью.

Приведу существенные факты из книги Людмилы Алексеевой «История инакомыслия в СССР». Когда в 1976 г. по примеру России была создана Украинская Хельсинкская группа (УХГ), то в нее одним из первых вошел Петр Григоренко, член Московской Хельсинкской группы (МХГ). Создателем и руководителем УХГ стал украинский поэт Микола Руденко, бывший секретарь партийной организации Союза писателей Украины (в 1975 г. его исключили и из партии, и Союза писателей). Уйдя на фронт добровольцем, он прошел всю войну, находясь на передовой, и закончил ее в звании майора. Этому, по словам П. Григоренко, «умному, доброму, благородному» человеку «было что терять, но он последовал велению совести». Примечательно, что этот признанный руководитель украинского национального движения в одной из своих ранних статей писал, что «украинские националисты были и остаются злейшими врагами украинского народа». М. Руденко и П. Григоренко дружили между собой и явно были единомышленниками. Об этом свидетельствует следующее признание генерала:

«У нас было много общего, может, и незаметного для постороннего взгляда, но, тем не менее, реального».

Касаясь пребывания П. Григоренко в составе УХГ, Л. Алексеева в своей книге отмечает, что его, русифицированного еще в молодости, «до момента вступления в эту группу в качестве ее московского представителя не занимали проблемы русификации Украины» и что ранее, находясь в составе МХГ, он активно занимался «всеми аспектами нарушений гражданских прав в СССР». Между тем УХГ с момента ее создания полностью сосредоточилась на украинской национальной проблеме. По ее оценке, УХГ «сузила поле своей деятельности до защиты только одного права — права на национальное равноправие — и фиксировала нарушения только этого права и только по отношению к украинцам». Такое самоограничение УХГ «повлекло за собой ограничение круга ее сторонников». В результате этого параллельно развивалось «правозащитное движение, так сказать, в чистом виде, без упора на национальную проблему украинцев, которое заметнее украинского движения в больших городах Украины, сильно русифицированных, — Харьков, Одесса, Черновцы, Ворошиловград, Запорожье, как и вся Донецкая область. Если и возникали между этими движениями какие-то связи, то, опять же, через московских правозащитников, а не через УХГ». Основную роль в «сконцентрированности УХГ на одной-единственной проблеме» сыграл, по мнению Л. Алексеевой, ее однородный состав: все основатели — украинцы, и большинство их были участниками украинского национального движения задолго до создания Группы.

Именно пребыванием П. Григоренко одновременно в составе и МХГ, и УХГ можно объяснить подчас сложность и неоднозначность его позиции. Искренний советский патриотизм, некогда присущий и ему, и его единомышленнику М. Руденко, под влиянием известных причин со временем претерпел сильную трансформацию («Его просоветский настрой потерпел крах под влиянием антисталинской речи Хрущева в 1956 г. на XX съезде КПСС», — так пишет Л.Алексеева о М. Руденко). И когда в конце своей книги П. Григоренко эмоционально описывает политику Советского Союза в духе тогдашних представлений о нем, как об «империи зла», то его, вдоволь натерпевшегося от произвола и гнусных происков «крыс из подполья», можно вполне и понять и простить. Чего не скажешь в полемическом запале?..

Можно лишь порадоваться за Петра Григоренко, единственного генерала среди диссидентов, осознанно выбравшего принципы гуманизма в качестве критерия правильности своих поступков во второй половине срока, отпущенного ему для жизни. К сожалению, нельзя сказать нечто аналогичное в адрес бандеровцев, жесткость к которым со стороны карательных органов в послевоенное время генерал в своих мемуарах приравнивал к преступлению. Он ненавидел подполье, в котором его образное мышление видело только крыс (отсюда название его книги). Когда Петр Григоренко писал свои мемуары, бандеровцы давно уже покинули свои подполья. Подросли их дети, а затем и внуки. Природа, как говорится, на детях отдыхает. И теперь на примере амбиций внуков неуемных бандеровцев можно видеть живучесть украинского национализма, его дальнейшую трансформацию в сторону бесчеловечья. Генерал П. Григоренко и представить бы себе не мог, что на его родной Украине через дюжину лет после написания им своих мемуаров западноукраинские депутаты аплодисментами встретят сообщение их земляка, также депутата, о том, что 80 % карателей Бабьего Яра составляли оуновцы («Киевский вестник», 26.03.1993). Совестливость Петра Григоренко никогда не была свойственна далеким от покаяния бандеровцам, опиравшимся в своих поступках не на совесть вообще, а на «националистическую совесть». О парадоксах такой «совести» очень убедительно написала профессор Оксфордского университета Клаудия Кунц в своей книге «Совесть нацистов». В полной мере детально описанная ею этика убийц была характерна для украинских националистов, прилежно копировавших в части расовой политики своих гитлеровских наставников.

…Бандеризация Украины в минувшем году ознаменовалась таким постыдным событием, как присвоение звания Героя Украины Степану Бандере. Это звание вполне можно было бы присвоить подлинному патриоту Украины генералу Петру Григоренко, если оно будет очищено от явно порочащей такое звание героизации сомнительных «героев». Возможно, это еще состоится, и тогда как пророчество будут восприниматься следующие строки из его воспоминаний:

«Мы вернемся на Родину и увидим наш освобожденный от крысиной напасти народ».

Хорошо бы. Пока же героизация бандеровцев сопровождается крысиными атаками на памятники, являющиеся святынями для другой, пока еще большей части украинского народа. Великому украинцу генералу Петру Григоренко наверняка не понравились бы предпринимавшиеся не так давно попытки перезахоронения «подальше от украинской столицы» праха Героя Советского Союза генерала армии Николая Ватутина. Основания для такого кощунства прямо-таки смехотворны: русское звучание его фамилии (был бы он Ватутенко, то дочери Героя будто бы не сделали абсурдного предложения перезахоронить прах ее отца — так ей издевательски объяснили мотивы планировавшейся акции). Памятник этому Герою, освободителю Киева, похоже, снесут-таки, если бандеризацию Украины остановить не удастся.

По этой теме читайте также: