Наш постоянный читатель прислал нам свою заметку о плагиате в левой среде. Остаётся с сожалением констатировать, что это явление проникло во все сферы нашего общества, и даже левые не стали исключением.
В последнее время никого уже не удивишь разоблачающими плагиат статьями. Вспомним хотя бы истории с кандидатской диссертацией губернатора Кировской области Никиты Белых и докторской диссертацией нынешнего министра культуры Владимира Мединского[1]. Но скандала тут толком не вышло: учёные и отдельные комментаторы дружно возмутились — а «наверху» никто и не заметил; более того, сама ситуация не помешала Мединскому стать министром. Как говорится, собака лает — караван идёт.
Заметны и статьи о плагиате в научной среде. Не случайно во многих серьёзных научных изданиях появились рубрики, посвящённые разбору плагиата (см., например, подборку газеты «Троицкий вариант»[2]). Хотя, опять же, на «фигурантах» таких материалов это сказывается несильно: кафедры и учёного звания за это пока никого не лишили. Разоблачение плагиатора — скорее вопрос «профессиональной этики»: честные учёные должны знать, с кем не стоит здороваться на конференции или в коридоре НИИ. В этой же логике бичуют нечестных на руку коллег по цеху переводчики (см. статью Артёма Смирнова. «О «невольном воспроизведении понравившихся фраз» в переводах Арриги» в журнале «Пушкин» № 3 за 2009 год).
Словом, статей о плагиате немало. За небольшим исключением: никто ещё в России не писал о плагиаторах в левом движении. Эта маленькая заметка — первая. Она — о руководителе Центра социально-политических исследований Латинской Америки ИГСО и (с февраля 2012 года) функционере руководящих органов Федерации социалистов Санкт-Петербурга Леониде Груке. Мы сравним его статьи с работами содиректора Центра экономических и политических исследований в Вашингтоне Марка Вайсброта и сделаем соответствующие выводы.
Внимание: в дальнейшем читателю пригодится понимание не только английского, но и украинского языка.
Когда в июне 2009 года в Гондурасе произошел государственный переворот, Рафаэль Корреа сказал: «Наша разведка сообщает, что я следующий после Селайи».
30 сентября это стало правдой. Мировые СМИ сделали акцент на том, что имели место только стихийные протесты полиции из-за предполагаемого сокращения бонусов. Однако достаточно посмотреть видеозапись продолжительной перестрелки, которая разгорелась между армейским подразделением, вызволявшим окруженного президента, и мятежниками, чтобы понять, что это не стихийный протест. Это была попытка свергнуть правительство.
Скоординированные действия в нескольких городах, захват аэропорта в Кито — все это свидетельства спланированной акции. Несмотря на то, что переворот провалился, еще не ясен финальный результат дестабилизации политической жизни в стране.
Правительство обвинило в организации переворота бывшего президента Лусио Гутьерруса, а он, в свою очередь, призвал к отставке Корреа. Он обвинил действующего главу государства во всех смертных грехах, от поддержки ФАРК до уничтожения экономики.
Переворот мог пройти успешнее, если бы не высокий рейтинг доверия к президенту. Он составлял 67% еще две недели назад. И причины ясны — его правительство удвоило расходы на здравоохранение, существенно увеличило социальные расходы, а также сумело избавить страну от 3,2 миллиардов долларов внешнего долга, который предыдущая администрация положила себе в карман. Эквадор проскочил 2009 год без падения ВВП, а в 2010 экономика должна вырасти по прогнозам на 2,5%. Корреа, экономист, получивший образование в США, использовал неортодоксальные методы для поддержания экономического роста. Особый интерес его деятельность приобретает в свете того, что в Эквадоре нет национальной валюты — с 2000 года в стране обращается доллар США. Это означает, что правительство имеет очень мало реальных рычагов управления в денежной политике и не имеет контроля над обменным курсом.
За несколько дней до попытки переворота Корреа заявил, что может временно распустить парламент с целью преодолеть бойкот в принятии законов. На это он имеет право по новой конституции после одобрения конституционного суда. Это могло стать поводом для действий заговорщиков. Так, в 2009 переворот произошел в Гондурасе после того, как Мануэль Селайа решил провести совещательный референдум о возможности изменения конституции. Эта попытка была интерпретирована местными и мировыми СМИ как попытка продлить пребывание президента на посту.
Большая часть СМИ в Эквадоре также находятся под контролем правой оппозиции. Это помогает активно воздействовать общественное мнение — подобно тому, как это делается в России благодаря Первому каналу. В Эквадоре внушается мысль, что Корреа собирается превратить страну в коммунистическую Кубу.
Госдеп США в этот раз, в отличие от прошлогоднего переворота в Гондурасе, поддержал законного президента. Администрация Обамы сделала все, чтобы помочь перевороту выжить, а теперь пытается заставить правительства стран Западного полушария признать новое правительство Гондураса, избранное в условиях диктатуры. Администрации стран региона и их коллективная организация — ЮНАСУР — сопротивляется этим попыткам.
Как и опасались правительства Латинской Америки, поддержка Вашингтоном переворота в Гондурасе вдохновила правых и повысила вероятность переворотов против демократически избранных левых правительств региона. Попытка в Эквадоре провалилась, однако угроза для континента будет возрастать.
In June of last year, when the Honduran military overthrew the social-democratic government of Manuel Zelaya, President Rafael Correa of Ecuador took it personally. «We have intelligence reports that say that after Zelaya, I'm next,» said Correa.
On Thursday, it turned out to be true. Some analysts are still insisting that what happened was just a police protest over possible benefit cuts that got out of hand. But to anyone who watched the prolonged, pitched gun-battle on TV last night, when the armed forces finally rescued President Correa from the hospital where he was trapped by the police, this did not look like a protest. It was an attempt to overthrow the government.
The co-ordinated actions in various cities, the takeover of Quito's airport by a section of the armed forces — all this indicated a planned coup attempt. And although it failed, at various points during the day it was not so clear what the outcome would be.
The government pointed a finger at a former president and army colonel, Lucio Gutierrez, and he was on television yesterday calling for the ousting of Correa. He accused the president of everything from supporting the Farc (the guerilla group fighting Colombia's government), to wrecking the economy.
The coup might have had a chance if Correa were not so popular. Despite his enemies in high places, the president's approval rating was 67% in Quito a couple of weeks ago. His government has doubled spending on healthcare, significantly increased other social spending, and successfully defaulted on $3.2bn of foreign debt that was found to be illegitimately contracted. Ecuador's economy managed to squeak through 2009 without a recession, and is projected to grow about 2.5% this year. Correa, an economist, has had to use heterodox and creative methods to keep the economy growing in the face of external shocks because the country does not have its own currency. (Ecuador adopted the dollar in 2000, which means that it can do little in the way of monetary policy and has no control over its exchange rate.)
Correa had warned that he might try to temporarily dissolve the congress in order to break an impasse in the legislature, something that he has the right to request under the new constitution — though it would have to be approved by the constitutional court. This probably gave the pro-coup forces something they saw as a pretext. It is reminiscent of the coup in Honduras, when Zelaya's support for a non-binding referendum on a constituent assembly was falsely reported by the media — both Honduran and international — as a bid to extend his presidency.
Media manipulation has a big role in Ecuador, too, with most of the media controlled by rightwing interests opposed to the government. This has helped build a base of people — analogous to those who get all of their information from Fox News in the United States, but proportionately larger — who believe that Correa is a dictator trying to turn his country into a clone of communist Cuba.
The US state department issued a two-sentence statement from secretary of state Hillary Clinton, who late Thursday urged «all Ecuadoreans to come together and to work within the framework of Ecuador's democratic institutions to reach a rapid and peaceful restoration of order.» Unlike the White House statement in response to the Honduran coup last year, it also expressed «full support» for the elected president. This is an improvement, although it is unlikely that it reflects a change in Washington's policy toward Latin America.
The Obama administration did everything it could to support the coup government in Honduras last year, and, in fact, is still trying to convince the South American governments — including Ecuador, Brazil, Argentina and the collective organisation of UNASUR — to recognise the government there. South America refuses to recognise the Lobo government because it was elected under a dictatorship that did not allow for a free or fair contest. The rest of the hemisphere also wants some guarantees that would stop the killing of journalists and political activists there, which has continued and even got worse under the «elected» government.
As the South American governments feared, Washington's support for the coup government in Honduras over the last year has encouraged and increased the likelihood of rightwing coups against democratic left governments in the region. This attempt in Ecuador has failed, but there will be likely be more threats in the months and years ahead.
Не сложно заметить, что данный текст представляет собой почти дословный перевод статьи из «Гардиан».
Пример 2. Следующую статью мы приведём не полностью (так как на этот раз использовался не весь оригинал, но лишь некоторые его части), выделив присвоенное курсивом:
Мировые СМИ практически не заметили результатов рекордного экономического роста 2003-2008 годов. За этот период экономика росла быстрее, чем когда-либо в истории страны, количество бедных сократилось наполовину, крайне бедных на три четверти (принимая во внимание только денежный доход, без учета доступа к образовательным программам и системе здравоохранения), реальные социальные расходы выросли более чем в три раза. Государственный долг сократился с 30 до 14% ВВП, при этом государство накопило солидные золотовалютные резервы. Много ли было в СМИ сообщений о самом быстром экономическом росте в Западном полушарии на протяжении первого десятилетия XXI века? Зато первые сигналы рецессии, последовавшей вслед за мировым экономическим кризисом, вызвали бурю восторгов оппозиции и ее сторонников в других странах мира.
The «all bad news, all the time» theme was overwhelmingly dominant even during Venezuela's record economic expansion, from 2003 to 2008. The economy grew as never before, poverty was cut by more than half, and there were large gains in employment. Real social spending per person more than tripled, and free healthcare was expanded to millions of people. You will have to search very hard to find these basic facts presented in a mainstream media article, although the numbers are hardly in dispute among economists in international organisations that deal with statistics.
(Искомые данные о государственном долге легко найти по указанной в тексте Вайсброта ссылке: Over the decade, the government’s total public debt has fallen from 30.7 to 14.3 percent of GDP. — прим. А.М.)
Государственное регулирование курса боливара привело в среднесрочном периоде к его переоцененности. Решение правительства пойти на девальвацию также подогрело ажитацию СМИ и вызвало предсказания волны инфляции в 60 и более процентов.
Venezuela went into recession in 2009, and you can imagine how much more press attention has since been paid to GDP growth there than when Venezuela was growing faster than any economy in the hemisphere. Then, in January, the government devalued its currency, and the press was forecasting a big upsurge in inflation, to as much as 60 percent for this year. «stagflation» — recession plus rising inflation — became the new buzzword.
Однако апокалипсические сценарии не сбылись. Инфляция вместо ускорения существенно замедлилась. Экономика начала расти во втором квартале 2010, несмотря на мрачные прогнозы МВФ, который рисовал картину предстоящей пятилетней депрессии.
The «out-of-control» inflation didn't happen — in fact, inflation over the last three months, which is 21% at annualised rate, is considerably lower than before the devaluation. This is yet another indicator that the economists relied upon by major media as sources have limited understanding of the actual functioning of Venezuela's economy.
Now, it looks as though Venezuela may have emerged from its recession in the second quarter of this year. On a seasonally adjusted annualised basis, the economy grew by 5.2% in the second quarter. In June, Morgan Stanley projected that the economy would shrink by 6.2% this year and by 1.2% next year. The International Monetary Fund (IMF) is projecting long-term gloom and doom for Venezuela: negative per capita GDP growth over the next five years. It is worth noting that the IMF gave the authors of «Dow 36,000» some competition for creative forecasting, with their repeated, wildly off-the-mark underestimates of the Venezuelan economy during the expansion.
Пример 3. Поступим также с «першим українським текстом російського економіста та публіциста Леоніда Грука»:
Уявімо собі, що в розпал «Великої рецесії» — як охрестили поточну світову економічну кризу західні економісти — уряд США вирішив б скоротити дефіцит федерального бюджету більш ніж на 800 мільярдів доларів, урізуючи витрати і підвищуючи податки заради досягнення цієї мети. А в процесі застосування цих заходів — у той час, як економіка хитається, а рівень безробіття підскакує до 16% — адміністрація раптом вирішує урізати ще 400 мільярдів. Якої реакції на ці дії можна було б очікувати від населення США? Чи не побачили б ми масові демонстрації протесту та бунти на площах? Напевне, що так. То ж, не дивно, що в дійсності адміністрація США вдається до протилежних заходів.
Але звідки взялися ці цифри? Вони лише відображають реальні дії уряду Греції, умовно скориговані до масштабів економіки США.
Чому ж тоді гнів протестуючих громадян Греції породжує нерозуміння світових ЗМІ? До того ж, незаводоволення підживлюється не тільки проциклічними заходами грецького уряду, а ще й розумінням того, що міжнародні структури — як то Європейська комісія, Європейський центральний банк і Міжнародний валютний фонд — хочуть показово покарати Грецію та її громадян. Це наочна демонстрація сутністі правого проекту європейських еліт, який носить назву «Євросоюз» — а також, ілюстрація подвійних стандартів неоліберальної економічної політики. Не можна уявити собі фантасмагоричну ситуацію, коли МВФ та Світовий банк душать економіку США, змушуючи адміністрацію Обами скорочувати дефіцит. Але ж у випадку інших країн вони спонукають уряди саме до таких заходів. Власне, головна економічна проблема Греції — її участь в європейському валютному союзі. Якби не ця участь, уряд країни міг б вчинити так само, як більшість адміністрацій світу в 2009 році — тобто, надати економіці стимул через збільшення державних витрат. Якби для такого збільшення витрат необхідно було б врегулювати проблему із зовнішнім боргом, країна цілком би змогла це зробити. Європейські структури в будь-якому випадку збираються реструктуризувати цей борг — проте, країну прирікають на роки жорстокої економічної політики, змушуючи її продавати задешево продавати державні активи, а також змінювати економічну структуру держави за вказівками з-за кордону.
Втім, європейська влада і МВФ (який повністю виконує вказівки європейських структур щодо Греції) все ж не можуть не надати Греції черговий транш (це має відбутися вже 29 червня). Адже, колективний страх перед повномасштабним дефолтом країни-члена єврозони, скоріше за все, переважить бажання покарати греків. Європейська влада не може піти на це заради заощадження якихось 13 мільярдів євро. І грецька сторона має теоретичну можливість використати цю ситуацію на користь своєї країни.
Уявимо собі, що в Греції приходить до влади інший уряд, не зациклений на догмах неолібералізму. Природно, що він зайняв би значно жорсткішу позицію щодо європейської влади.
Для початку, він мав би встановити мораторій на відсоткові виплати по боргу, які складають вже 6,6% ВВП — і, за прогнозами МВФ виростуть до 2014 року до 8,6%. Це величезна цифра — для прикладу, держборг США коштує американської економіці тільки 1,4% ВВП у вигляді відсоткових платежів. Запровадження такого мораторію дало б змогу вивільнити кошти для програми стимулювання економіки. І Греція отримала б виграшну позицію у переговорах з європейською владою про списання частини боргу.
Міжнародні організації, які намагаються покарати греків, повторюють стару неоліберальну мантру: нібито «внутрішня девальвація» через високе безробіття і падіння заробітної плати для найманих робітників призведе до підвищення міжнародної конкурентоспроможності країни. Але, за даними МВФ, євро у грецькій економіці переоцінений на 20-34%. Це означає, що у реальній перспективі запропоновані заходи не призведуть до підвищення конкурентоспроможності країни. До того ж, уряд проводить невірну фіскальну політику, підвищуючи податки. А монетарна політика перебуває в руках ЄЦБ.
Отже, можемо зробити невтішні висновки з ситуації. Незважаючи на те, що європейські структури мають цілком достатньо коштів для швидкої допомоги Греції (або для допомоги своїм банкам у разі неминучого списання неповоротних боргів), вони воліють покарати народ Греції. Хоча для цього немає реальних економічних підстав.
Imagine that in its worst year of our recent recession, the United States government had decided to reduce its federal budget deficit by more than $800bn — cutting spending and raising taxes to meet this goal. Imagine that, as a result of these measures, the economy had worsened and unemployment soared to more than 16%; and then the president pledged another $400bn in spending cuts and tax increases this year. What do you think would be the public reaction?
It would probably be similar to what we are seeing in Greece today, including mass demonstrations and riots — because that is what the Greek government has done. The above numbers are simply adjusted for the relative size of the two economies. Of course, the US government would never dare to do what the Greek government has done: recall that the budget battle in April, which had House Republicans threatening to shut down the government, resulted in spending cuts of just $38bn. What makes the Greek public even angrier is that their collective punishment is being meted out by foreign powers — the European Commission, the European Central Bank and the IMF. This highlights perhaps the biggest problem of unaccountable, rightwing, supranational institutions. Greece would not be going through this if it were not a member of a currency union. If it had leaders of its own who were stupid enough to massively cut spending and raise taxes during a recession, those government officials would be replaced. And then a new government would do what the vast majority of governments in the world did during the world recession of 2009 — the opposite: that is, deploy an economic stimulus, or what economists call counter-cyclical policies.
And if that required a renegotiation of the public debt, that is what the country would do. This is going to happen even under the European authorities, but first, they are putting the country through years of unnecessary suffering. And they are taking advantage of the situation to privatise public assets at fire sale prices and restructure the Greek state and economy, so that it is more to their liking.
I have maintained for some time that the Greek government has had more bargaining power than it has used, and the past week's events seem to confirm this. Because of the massive opposition to further economic self-destruction — the latest polls show that 80% of Greeks are opposed to making any more concessions to the European authorities — the Greek government has so far been unable to reach an agreement with the IMF for the release of their latest loan tranche on 29 June.
So what happened? The IMF is going to hand over the money anyway, while the European authorities (who are in control of IMF decision-making on matters of Greek economic policy) continue to quarrel over how long they will postpone Greece's inevitable debt restructuring, roll-over, or whatever they choose to call it. That's because the prospect of a disorderly default — as would be triggered by the IMF simply sticking to its programme and not lending Greece the money — is too scary for the European authorities to contemplate. For this reason, the many news articles about the possibility of a financial collapse comparable to what happened after Lehman Brothers went under in 2008 are somewhat exaggerated. The European authorities are not going to let that happen over a measly $17bn loan installment. The events of the past week were all a game of brinkmanship, and the European authorities had to blink because the Greek government, as much as it wanted to, couldn't get approval for the deal.
A democratically accountable Greek government would take a much harder line with the European authorities. For example, they could start with a moratorium on interest payments, which are currently running at 6.6% of GDP. (This is a huge interest rate burden, and the IMF projects it to increase to 8.6% by 2014. For comparison, despite all the noise about the US debt burden, net interest on the US public debt is currently at 1.4% of GDP.) That would release enough funds for a serious stimulus programme, while they negotiate with the authorities for the inevitable debt write-down. Of course, the European authorities — who are looking at this from the point of view of their big banks and creditors' interests generally — would be enraged, but at least this would be a reasonable opening bargaining position. The IMF's latest review of its agreement with Greece suggests that the Euro, for the Greek economy, is still 20-34% overvalued. This makes a recovery through «internal devaluation» — that is, keeping unemployment extremely high and therefore lowering wages to make the economy more internationally competitive — an even more remote possibility than it would otherwise be. But the big problem is that the country's fiscal policy is going in the wrong direction; and of course, they cannot use monetary policy because that is controlled by the ECB.
The European authorities have more than enough money to finance a recovery programme in Greece, and to bail out their banks if they don't want them to take the inevitable losses on their loans. There is no excuse for this never-ending punishment of the Greek people.
Пример 4. Следующий присвоенный «перевод» вызвал на украинском ресурсе небольшую полемику (но отнюдь не потому, что был обнаружен плагиат — постсоветские левые, к сожалению, ленивы и нелюбопытны). Ответ на критику Леонид Грук начал так: «Я был приятно удивлен, увидев критическую рецензию Александра Конопляникова на мою статью “Европейский кризис — или кризис евро?”» (курсив наш). Предоставляем читателям право самостоятельно убедиться, насколько это статья его:
Евро продолжает снижаться, доходность по итальянским и испанским облигациям растет.Эти процессы во многом объясняются опасениями, что европейская и мировая экономика будут безнадежно «заражены» проблемами стран с долговым кризисом. Очередь паниковать дошла теперь до Италии, экономика которой оценивается в 2 триллиона долларов, а долги уже составили 2,45 триллиона долларов. Довольно очевидно, что Италия относится к разряду экономических субъектов, к которым рассчитывают применить пресловутую формулу «too big to fail». Другими словами, Италию будут спасать за счет остальных участников рынка, несмотря на ошибки и просчеты правительства Берлускони — поскольку ее значимость слишком велика для европейской экономики. Но, несмотря на то, что в настоящее время нет особых причин для паники, участники финансовых рынков ведут себя иррационально, откровенно опасаясь развития событий на Апеннинах. Проблема скорее в том, что европейские структуры потратили множество времени на решение проблем греческой экономики, размер которой составляет всего одну шестую от экономики Италии — но так и смогли предложить Греции ничего стоящего. И в этом свете их способности решать более серьезные задачи уже не внушают никакого доверия. Принятые стратегии для слабых экономик еврозоны — Греции, Португалии, Испании и Ирландии — являются набором проциклических мер, которые направлены не на ускорение экономического роста в этих странах, а на экономическое «наказание» их населения. Эти стратегии приведут как минимум к еще нескольким годам рецессии и росту безработицы, которая итак уже высока — соответственно, 16, 12, 21 и 14 процентов для каждой из перечисленных стран. Единственной осмысленной целью этих мер является спасение еврозоны и евро в его нынешнем виде. Но сразу возникает вопрос — а стоит ли спасать валютный союз такой ценой? И с точки зрения большинства жителей стран Евросоюза, работников наемного труда, ответ очевиден — нет, не стоит. Сторонники евроинтеграции утверждают, что спасение валютного союза семнадцати стран необходимо для сохранения самой евроинтеграции. Здесь надо заметить, что европейский проект в значительной мере продвигался «системными», социал-демократическими левыми, в период после Второй мировой войны — когда их идеология еще включала в себя такие понятия, как солидарность, внедрение более высоких стандартов жизни, борьба с национализмом и ультраправой угрозой. Экономическая и политическая интеграция представлялась способом воплотить эти прогрессивные понятия в жизнь.
Но есть ли связь между тем послевоенным интеграционным проектом и современным валютным союзом, во имя которого приносятся такие жертвы? Не стоит путать валютный союз и Евросоюз. Ведь, например, в зону евро не входят Дания, Швеция и Великобритания — хотя они являются членами Евросоюза. Довод нынешних европейских чиновников, который состоит в том, что без евро у Евросоюза нет никаких перспектив, представляется совершенно необоснованным.
Проблема валютного союза в том, что он представляет собой правый проект — в отличие от идеи Евросоюза в целом. Это было ясно с самого начала — а для тех, кто не хотел этого понимать, наступил момент болезненного прозрения. Слабые экономики еврозоны подвергаются сейчас такому же наказанию, которое применялось МВФ и странами Большой семерки по отношению странам с низким и средним доходом в последние двадцать лет. Вместо того, чтобы помочь им выйти из рецессии с помощью фискальных или монетарных стимулов — как это удалось большинству стран в 2009 году — международные структуры вынуждают правительства этих стран поступать наоборот, что приводит к огромным социальным издержкам. С населением не считаются — чего стоят только навязанная приватизация в Греции и «реформа рынка труда» в Испании! Все это приводит к ухудшению распределения в обществе — то есть, богатые становятся богаче, а бедные — еще беднее. В то время как правительства вынуждают сокращать социальные выплаты, прогоревшие банки спасают за счет налогоплательщиков — это ли не прекрасная иллюстрация идеологической направленности политики европейских властей?
Любопытно, что правая природа валютного союза заметна даже при беглом взгляде на его институциональные принципы. Например, правило об ограничении долга в 60% ВВП и дефицита в 3% ВВП (хоть его и нарушали почти все участники) является неоправданно жестким для «плохих времен» рецессии и высокой безработицы. Европейский центральный банк наблюдает только за инфляцией — в его задачи не входит поддержание занятости, что также хорошо отражает природу этого института. Даже американская Федеральная резервная система, одно из самых консервативных учреждений подобного типа во всем мире, по крайней мере, формально обязано, контролировать уровень безработицы в равной мере с инфляцией. К тому же ФРС — несмотря на грубые ошибки и промах с пузырем на жилищном рынке, сокрушившем экономику США — проводит экспансионистскую политику на фоне рецессии и вялого восстановления, в отличие от Европейского центрального банка.
Мировые СМИ полны советами экономистов и обозревателей — однако большинство из них предлагают полумеры, не выходящие за рамки существующей и дискредитировавшей себя структуры. Но непредвзятый наблюдатель вполне может заметить, что нынешние методы борьбы с кризисной ситуацией контрпродуктивны.
The euro is crashing to record lows against the Swiss franc, and interest rates on Italian and Spanish bonds have hit record highs. This latest episode in the eurozone crisis is a result of fears that the contagion is now hitting Italy. With a $2tn economy and $2.45tn in debt, Italy is too big to fail and the European authorities are worried.
Although there is currently little basis for the concern that Italy's interest rates could rise high enough to put its solvency in jeopardy, financial markets are acting irrationally and elevating both the fear and the prospects of a self-fulfilling prophesy. The fact that the European authorities cannot even agree on how to handle the debt of Greece — an economy less than one sixth the size of Italy — does not inspire confidence in their capacity to manage a bigger crisis.
The weaker eurozone economies — Greece, Portugal, Ireland and Spain — are already facing the prospect of years of economic punishment, including extremely high levels of unemployment (16%, 12%, 14% and 21%, respectively). Since the point of all this self-inflicted misery is to save the euro, it is worth asking whether the euro is worth saving. And it is worth asking this question from the point of view of the majority of Europeans who work for a living — that is, from a progressive point of view.
It is often argued that the monetary union, which now includes 17 countries, must be maintained for the sake of the European project. This includes such worthy ideals as European solidarity, building common standards for human rights and social inclusion, keeping rightwing nationalism in check and, of course, the economic and political integration that underlies such progress.
But this confuses the monetary union, or eurozone, with the European Union itself.
Denmark, Sweden and the UK, for example, are part of the EU but not part of the monetary union. There is no reason that the European project cannot proceed, and the EU prosper, without the euro.
And there are good reasons to hope that this may happen. The problem is that the monetary union, unlike the EU itself, is an unambiguously rightwing project. If this has not been clear from its inception, it should be painfully clear now, as the weaker eurozone economies are being subjected to punishment that had previously been reserved for low- and middle-income countries caught in the grip of the International Monetary Fund (IMF) and its G7 governors. Instead of trying to get out of recession through fiscal and/or monetary stimulus, as most of the world's governments did in 2009, these governments are being forced to do the opposite, at enormous social cost.
Insults have been added to the injury: the privatisations in Greece or «labour market reform» in Spain; the regressive effects of the measures taken on the distribution of income and wealth; and the shrinking and weakening of the welfare state, while banks are bailed out at taxpayer expense — all this advertises the clear rightwing agenda of the European authorities, as well as their attempt to take advantage of the crisis to institute rightwing political changes. The rightwing nature of the monetary union had been institutionalised from the beginning. The rules limiting public debt to 60% of GDP and annual budget deficits to 3% of GDP, while violated in practice, are unnecessarily restrictive in times of recession and high unemployment. The European Central Bank's mandate to care only about inflation, and not at all about employment, is another ugly indicator. The US Federal Reserve, for example, is a conservative institution but it is, at least, required by law to concern itself with employment as well as inflation.
And the Fed — for all its incompetence in failing to recognise an $8tn housing bubble that crashed the US economy — has proved to be flexible in the face of recession and a weak recovery, creating more than $2tn as part of an expansionary monetary policy. By comparison, the extremists running the European Central Bank have been raising interest rates since April, despite depression-level unemployment in the weaker eurozone economies. Some economists and political observers argue that the eurozone needs a fiscal union, with greater co-ordination of budgetary policies, in order to make it work. But rightwing fiscal policy is counter-productive, as we are witnessing, even if it were better co-ordinated. Other economists — including this one — have argued that the large differences in productivity among the member economies present serious difficulties for a monetary union. But even if these problems could be overcome, the eurozone would not be worth the effort if it is a rightwing project (* — см. ниже).
Здесь мы вынуждены временно прекратить сравнение с упомянутой заметкой Марка Вайсброта, поскольку следующие абзацы… взяты из другой статьи того же автора:
Сейчас уже подзабыли, что всего год назад Европа уже столкнулась с кризисом греческого долга, который нанес удар по мировому финансовому рынку. К этому кризису во многом привел экстремизм Европейского центрального банка, который и сейчас играет в ту же опасную игру. 6 мая 2010 года ЕЦБ отказался связывать себя обещанием покупать облигации европейских правительств в самый разгар кризиса. Мировые рынки отреагировали резко отрицательно, включая быстрое падение рынка акций США — и это заставило Европейский центральный банк изменить позицию.
Возможно, европейские власти считают, что в случае ухудшения положения ЕЦБ сможет выровнять ситуацию. Однако стоит обратить внимание на то, что ситуация с долгами сильно ухудшилась за прошедший год. На пике прошлогоднего кризиса процентные ставки по гособлигациям Греции, Португалии и Ирландии составляли 12,4, 6,3 и 5,9 процентов (чем выше риск дефолта, тем выше ставка). Сейчас же они составляют 16,8, 11,4 и 11,9 процентов. Своп на дефолт по кредиту (используемый как индекс риска дефолта — то есть, чем больше своп, тем выше риск отказа платить по долгам) составлял в 2010 году 891, 460 и 273 базисных пунктов. Тогда как сейчас он, соответственно, составляет 1977, 827 и 799 пунктов. Риск «заражения» европейской экономики существенно вырос за год из-за неправильной политики европейских властей, а проциклические меры ухудшили экономическое положение Греции. Ее экономика сократилась в 2010 году на 4,5%, тогда как безработица выросла до 16% — и общественное мнение решительно настроено против мер экономии социальных расходов.
«Добровольное» согласие держателей гособлигаций на продление срока возврата заемных средств правительством Греции вряд ли исправит ситуацию. Условия предоставление отсрочки по платежам будет очень дорого стоить этой стране, согласившейся на предложенные наднациональными структурами меры. Они приведут к продолжительной рецессии — и все ради того, чтобы Греция попыталась выплатить невозвратный долг банкирам и держателям облигаций.
It has been largely forgotten, but there was a Greek debt crisis just over a year ago, in May 2010, that rattled world financial markets. It was exacerbated by the extremism of the European Central Bank, which was also playing a game of brinksmanship back then. On 6 May 2010, the ECB refused to commit to buying European government bonds in the midst of the crisis. The idea was that this would be a form of «monetising» the debt of the weaker eurozone countries, just as the US federal reserve has monetised some $2tn of US government debt (through quantitative easing) in the last few years. This was anathema to the ECB, which is considerably to the right of the Fed. But after a harsh negative reaction in world markets, including a plunging US stock market, the ECB reversed its position four days later and began buying European government and private debt. Perhaps the European authorities believe they have the tools to stem any panic that may occur this time in response to a Greek default. And as happened last year, they can count on the federal reserve to open a swap line of dollars as necessary. But it is worth noting how much the European debt situation has deteriorated since over the last year.
At the peak of last year's crisis, interest rates on the 10-year government bonds of Greece, Portugal, and Ireland were 12.4%, 6.3% and 5.9% respectively. They are currently at 16.8%, 11.4% and 11.9%. Credit default swaps for these three countries — a measure of the risk of default — peaked respectively at 891, 460 and 273 basis points in the May 2010 crisis; they are currently at 1,977, 827 and 799 points. Clearly, the risk of contagion from the Greek crisis has risen significantly since last year. At the time, a number of economists (including myself) noted that the pro-cyclical policies imposed by the Troika would only worsen the Greek economy and its debt situation. This has evidently come to pass, as the economy shrank by 4.5% last year, unemployment continued soaring to more than 16%, and public opinion in Greece turned sharply against the austerity measures. A «voluntary» rollover by some of the bondholders, as currently proposed, will not resolve the problem. And there is only so much punishment that the Greek population (or the Spanish population, which has recently seen hundreds of thousands of protesters in the streets in the face of 21% unemployment) will take. The Greek government has already laid off 10% of its government workers, and the plan that they will vote on this Tuesday calls for layoffs of another 20%. It also provides for a total of 12% of GDP of fiscal tightening for 2011-2015 — a recipe for never-ending recession, for the purpose of trying to pay off an unpayable debt to bankers and bondholders.
Главной проблемой функционирования валютного союза является огромная разница в производительности между экономиками стран еврозоны. Однако даже решение этой фундаментальной проблемы не изменит ограничений, наложенных на валютный союз его правой природой (* — см. выше). До создания валютного союза европейская экономическая интеграция имела другую природу. В отличие от Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА), создание которой привело к разорению сотен тысяч мексиканских фермеров — одновременно со снижением реальной зарплаты и занятости в промышленности США и Канады, Евросоюз создавался и некоторое время функционировал как структура, повышающая уровень экономического развития и устойчивость среднеразвитых экономик. Однако идеологическая картина быстро изменилась — и валютный союз явился детищем эпохи безраздельного господства неолиберализма. При этом европроект стал давать сбои в политике солидарности и борьбы с национализмом. Тезис о том, что слабые экономики надо спасать ради сохранения евро не находит отклика в более сильных экономиках. Налогоплательщики Германии, Нидерландов и Финляндии не желают спасать налогоплательщиков Греции и Португалии. Европейские «левые» партии не проявляют активности в борьбе с правой природой ероструктур. Больше того, между официальными левыми и правыми установился некий консенсус в области экономики — основанный на идеологических позициях правых. На мой взгляд, это часть более общей проблемы непонимания макроэкономических процессов и влияния на них политики правительств в мировом масштабе. Левые по своему названию правительства позволяли центральным банкам проводить деструктивную неолиберальную политику. Эта проблема досталась нам в наследство от мрачного периода девяностых годов — когда крах советского блока привел к торжеству неолиберализма в качестве единственной правильной экономической веры.
Уже как минимум четвертый год подряд мы переживаем в мировом масштабе последствия подобной унификации и борьбы с инакомыслием. Этот тезис может хотя бы отчасти объяснить, почему Европа, обладая сильными профсоюзами и традициями защиты прав трудящихся, проводит сейчас даже более правую политику, чем США.
European economic integration prior to the eurozone was of a different nature. Unlike the «race-to-the-bottom» approach of the North American Free Trade Agreement (Nafta) — which displaced hundreds of thousands of Mexican farmers while contributing to reduced wages and manufacturing employment in the US and Canada — the European Union made some efforts to pull the lower-income economies upward and protect the vulnerable. But the European authorities have proved to be ruthless in their monetary union. The idea that the euro must be saved for the sake of European solidarity also plays on an oversimplified notion of the resistance that taxpayers in countries such as Germany, the Netherlands and Finland have demonstrated to «bailing out» Greece. While it is undeniable that some of this resistance is based on nationalist prejudice — often inflamed by the mass media — that is not the whole story. Many Europeans don't like to pay the bill for bailing out European banks that made bad loans. And the EU authorities are not «helping» Greece, any more than the US and Nato are «helping» Afghanistan — to take a somewhat analogous debate where those who oppose destructive policies are labeled «backward» and «isolationist». It appears that much of the European left does not understand the rightwing nature of the institutions, authorities and especially macroeconomic policies, which they are facing in the eurozone. This is part of a more general problem with the public misunderstanding of macroeconomic policy worldwide, which has allowed rightwing central banks to implement destructive policies, sometimes even under leftwing governments. These misunderstandings, along with the lack of democratic input, might help explain the paradox that Europe currently has more rightwing macroeconomic policies than the United States, despite having much stronger labour unions and other institutional bases for more progressive economic policy.
Надеемся, на приведённых примерах неравнодушный читатель увидел то, в чём постсоветские «левые» зачастую не отдают себе отчёта: недуги неолиберального общества отражаются как на самом этом обществе, так и на порождаемой им «левой среде». Принятие буржуазной идеологии псевдолевыми — явление массовое и требующее детального анализа и организованного сопротивления. Левые должны чётко осознать опасность. Нам нужна наука — наука без плагиата. Он подавляет творческую мысль, сводит исследование к компиляции и в итоге лишает познание научного фундамента — а это именно то, что нужно нашим идеологическим противникам.
* * *
P.S. Возникает вопрос к директору Института глобализации и социальных движений Борису Кагарлицкому: если деятельность Грука Л.В. основана на плагиате и известен источник плагиата — Марк Вайсброт — то не логичнее ли отказаться от «испорченного телефона» и напрямую пригласить известного экономиста возглавить Центр социально-политических исследований Латинской Америки ИГСО?
P.P.S. 15 ноября 2011 года аспирант Санкт-Петербургского государственного университета экономики и финансов Леонид Грук защитил кандидатскую диссертацию. Приведённые выше факты не касаются самой диссертации «Венесуэла в интеграционных процессах Латинской Америки», и тем не менее, весьма непросто отделаться от нехороших предчувствий. Надеемся, что научный руководитель, рецензенты и члены комиссии ВАК были внимательны. Обратное, впрочем, нас нисколько не удивит.
Июнь-июль 2012 г.
Послесловие редакции:
Вслед за появлением на страницах «Скепсиса» публикации, посвященной
плагиату в статьях Леонида Грука, редакция сайта Рабкор.ру и коллектив
ИГСО приняли решение разорвать сотрудничество с этим автором.
Столь оперативная реакция подтвердила честность и непредвзятость ИГСО
и Рабкор.ру. Остаётся лишь сожалеть, что подавляющее большинство
академических учреждений нашей страны не может похвастаться подобной
принципиальностью.
Все права на материалы сайта принадлежат редакции журнала «Скепсис». Копирование публикаций приветствуется при наличии гиперссылки на scepsis.net и гиперссылки на страницу заимствуемой публикации; коммерческое использование возможно только после согласования с Наш e-mail:
