3.11.1. Т. Годскин
В вышедшей в 1825 г. работе «Защита труда против притязаний капитала;
или доказанная непроизводительность капитала» (русск. перевод: Сочинения.
М., 1938) английский экономист Томас Годскин (1787 — 1869) продолжает
разрабатывать концепцию общественных классов и классовой борьбы. При этом
он широко использует теорию трудовой стоимости в том ее виде, который она
приобрела в трудах Д. Рикардо.
Для Т. Годскина несомненно существование двух классов: капиталистов и
рабочих, интересы которых противоположны и между которыми с неизбежностью
идет борьба, Он не только обращает особое внимание на то, что «заработная
плата изменяется в противоположном направлении по отношении к прибыли, т.е.
заработная плата растет, когда прибыль падает, а прибыль растет, когда
заработная плата падает»[115], но и делает из теории
трудовой стоимости выводы, которых нет у Д. Рикардо.
Только труд создает стоимость. Поэтому продукт труда рабочего должен по
праву принадлежать ему, а не капиталисту. Капиталист присваивает
значительную часть труда рабочего, что и делает последнего бедным.
Единственный выход из нищеты — переход всего продукта труда в
собственность рабочего. И пока это не произойдет, пока не восторжествует
принцип справедливости, не будет мира на земле. Рабочие должны объединиться
для изменения общественного строя и ниспровержения существующей
системы.
Система, при которой продукт труда достается работнику, является
единственной естественной экономической системой. Распределение по труду
— единственная естественная форма распределения. Всякая другая его
форма вытекает из искусственно созданного права собственности. Такие
системы являются искусственными.
Капитализм не единственная искусственная система. Ему в Британии и во
всей Европе предшествовало личное рабство или крепостное состояние. Рабочие
произошли от крепостных и рабов. Капиталисты лучше феодальных баронов. Они
давно уже низвели власть прежних тиранов земли до сравнительно
незначительной величины и унаследовали власть последних над всем рабочим
классом. Теперь наступило время, когда все упреки, которые так долго
бросались феодальной аристократии, направлены против капитала и
капиталистов. Таким образом, уже в этом труде Т. Годскина не ограничивается
современным ему обществом. У него проявляются элементы исторического
подхода к классам и классовому делению общества.
Наиболее интересна в этом отношении другая работа Т. Годскина
«Популярная политическая экономия» (1827; русск. перевод: Сочинения. М.,
1938) ), в которой он развивает свои взгляды на развитие человечества в
целом. Он начинает с утверждения, что необходимо различать, «во-первых,
естественные условия, или законы, не зависящие от правительства или не
исходящие из него, как, например, страсти и способности человека; законы
его животного существования и отношения между человеком и внешним миром; и,
во-вторых, социальные установления, зависящие от правительств или
исходящие от них, начиная с тех незыблемых законов, в силу которых
присваивается земля страны или которые жалуют страну государственным
устройством... и кончая законами о регулировании торговли и
административными актами, причем многие из них задаются явной целью
увеличить богатство общества или направлять его распределение».[116]Начать, конечно, нужно с выявления естественных законов,
управляющем производством и распределением.
Прежде всего люди нуждаются в пище. Ее нужно добывать, а значит
трудиться. Перед людьми стоит дилемма: или работать, или умереть от голода.
Работа — необходимое условие существования человека. По существу, в
такой форме Т. Годскин первым или одним из первых достаточно четко выразил
тезис, что основой существования человека является производство. Но тут же
он добавил, что существует альтернатива: человек может работать сам, а
может заставить работать на себя других. В последнем случае мы имеем дело с
социальными законами, которые представляют собой насилие над естественными
законами.
Во всем дальнейшем изложении речь идет прежде всего о производстве и его
развитии. Прогресс производства — несомненный факт. Везде развитие
шло одинаково: от собирания плодов к охоте, от ней к пастушеству, за
которым последовало земледелие и, в конце концов, обрабатывающая
промышленность. Это обусловило переход человечества от дикости, или
варварства, к цивилизации.
Для более точной характеристики прогресса производства Т. Годскин вводит
понятие «производительная сила». Экономисты раньше писали только о
производительной силе труда, имея в виду просто производительность труда.
Т. Годскин, продолжая говорить о производительной силе труда, одновременно
пишет о производительной силе или, иначе, о производительной способности
того или иного конкретного общества: племени или страны. Прогресс
производства прежде всего состоял в росте производительной силы общества.
Этот рост всегда имел место, но стал особенно заметным с появлением
машинной индустрии. По мнению Т. Годскина, производительная сила
современной ему Англии примерно в две с половиной тысячи раз превышает
производительную силу Египта той же эпохи. Причина в том, что в Англии
широко применяются машины, а в Египте их нет.
Самым важным для Т. Годскина является вопрос об источнике развития
производства, прогресса производительной силы общества. Он бьется над ним,
но ни один ответ его не удовлетворяет. Одно из первых решений, которое
приходит ему в голову, состоит в том, что причиной развития производства
является рост населения. Важнейшим, кроме пищевого, является инстинкт
размножения. Неукротимое стремление к размножению имеет своим следствием
рост населения, а тем самым потребности в пище и других средствах
существования. А это побуждает людей развивать производство..
Но Т. Годскин не может не видеть, что рост населения идет далеко не
повсюду. Есть страны, в которых население систематически сокращается. В
человеческом обществе не существует никакого единого закона
народонаселения. Увеличение или уменьшение населения зависит не только и не
столько от биологической природы человека, сколько от существующих в той
или иной стране общественных порядков.
Разочаровавшись в первом ответе, Т. Годскин ищет иной. И находит —
все дело в росте знаний и связанным с ним появлением изобретений. Но
развитие знаний само по себе не может породить изобретений. Нужен стимул. И
в качестве его выступает голод. Он вызван ростом населения.
Т. Годскин не может не понимать, что сам по себе рост населения не может
повлечь за собой переход к новому, более совершенному виду производственной
деятельности. Растет число ртов, но одновременно увеличивается и число
рабочих рук. Выход может быть найден и в экстенсивном расширении
производства.
В результате Т. Годскин приходит к выводу, что рост населения
стимулирует изобретения, когда он приводит к исчерпанию привычных ресурсов.
Тогда действительно становятся необходимыми новые виды хозяйственной
деятельности. Так люди перешли от охоты и рыболовства к первобытным формам
земледелия.
Подчеркивая огромное значение изобретений, Т. Годскин в то же время
далек от приписыванию изобретателям роли творцов истории. «Возможно,
— писал он, — что в прошлом столетии не было ни одного
человека, который как философ и механик стоял бы выше Джемса Уатта. Но
большей частью своих научных знаний и знаний по механике, — всем тем,
что на самом деле составляет его таланты и что привело его к славным
успехам, — Уатт обязан тому обстоятельству, что он родился в Британии
в XVIII в. Если бы возможно было, — что очевидно немыслимо, —
чтобы такой одаренный ум достиг подобной способности изобретать среди
грубого крестьянства Ирландии или еще более грубых гаучо Южной Америки, то
он все же никогда бы ни изобрел такой величественной машины, как паровая
машина. В тех условиях какая-либо побудительная причина для этого
изобретения была бы невозможна...; если бы он все же изобрел паровую
машину, будь это возможно, то не было бы никого, кто бы мог сделать ее или
использовать ее, не было бы цели, для которой она могла бы применяться...
Вполне ясно также, что г. Уатт не изобрел бы паровой машины во имя какой бы
то ни было цели сто лет тому назад: общество не было подготовлено к тому,
чтобы использовать такое изобретение, если бы даже оно было сделано; Уатт
не мог бы обладать в то время необходимыми знаниями, а также не мог бы
найти средств, чтобы применить свое изобретение на практике».[117]
Не изобретатель вызывает к жизни новую эпоху. Наоборот, эпоха порождает
изобретателей. То же самое относится и к другим выдающимся людям:
путешественникам (Колумб), религиозным реформаторам (Лютер), философам
(Бэкон), ученым (Ньютон), политическим деятелям (Борджиа, Кромвель,
Наполеон).
Памятуя, что ссылка на рост населения все же мало что дает для понимания
прогресса производства, Т. Годскин упорно продолжает поиск. Он говорит,
например, о ненасытном желании людей удовлетворять свои нужды или улучшать
условия жизни, которое является побудительным мотивом изобретений. Однако,
опровергая себя, в другом месте он пишет, что физиологические потребности
человека быстро удовлетворяются. Даже дикари обладают достаточными знаниями
и умениями, чтобы обеспечить себя потребными для выживания средствами.
Отсюда их леность.
Таким образом, чтобы люди развивали производство, необходимы иные
стимулы, отличные от биологических потребностей. Так, например, дикари
начинают активно трудиться, чтобы получить от европейцев различного рода
безделушки. И мы, европейцы, работаем и тогда, когда полностью
удовлетворены все животные потребности, например, чтобы приобрести
иностранные товары.
Огромное влияние на производство оказывает право собственности. Но эта
мысль не получил у Т. Годскина развития. В какой-то степени к этому
примыкает все сказанное им в связи с утверждением А. Смит о том, что важным
источником развития производства является разделение труда, которое в свою
очередь исходит из естественной склонности людей к обмену и торговле.
Таким образом, Т. Годскин, возможно даже впервые, обратил внимание на
то, что человек не может жить без производства, пришел к выводу, что
прогресс производства лежит в основе развития общества, и поставил проблему
движущих сил общественного производства, а тем самым и общества,
базирующегося на этом производстве.
3.11.2. Р. Джонс
Долгое время экономисты знали лишь один способ производства —
капиталистический. Только он один был объектом их исследования. Т. Годскин
поставил вопрос о существовании и других экономических систем, кроме
капиталистической системы. Это, конечно, было известным шагом вперед. Но и
капиталистическую, и другие антагонистические экономические системы он
рассматривал как произвольно созданные людьми, прежде всего стоящими у
власти, как искусственные. И это был, разумеется, шаг назад по сравнению с
точкой зрения на капиталистические отношения как на объективные,
возникающие и существующие независимо от воли людей и развивающиеся по
объективным законам.
И к тому же о некапиталистических экономических системах Т. Годскин
ничего не мог сказать, кроме самых общих слов. Представление о них
было у него самым неопределенным. Он, например, то различал рабство и
крепостную зависимость, то отождествлял их, то различал рабов и крепостных,
то ставил между ними знак равенства. Поэтому его концепция общественного
развития носит крайне абстрактный характер. Ее никак нельзя назвать
философско-исторической.
Первым, который по настоящему занялся изучением докапиталистических
антагонистических способов производства, был замечательный английский
экономист Ричард Джонс (1790—1853). В отличие от Т. Годскина он был
человеком очень умеренных, даже консервативных политических взглядов.
Ему принадлежит несколько работ, из числа которых прежде всего следует
отметить «Опыт о распределении богатства и об источниках налогов» (1831),
«Вводная лекция по политической экономии» (1833), «Лекции о труде и
капитале» (ок. 1833), «Политическая экономия народов» (1852) (русск.
переводы: Экономические сочинения. Л., 1937).
Р. Джонс исходит из того, что политическая экономия есть наука,
изучающая законы производства и распределения общественного богатства.
Установив, что в разные эпохи и в разных странах общественное богатство
(т.е. общественный продукт) создается и распределяется по-разному, он
вводит понятие об особых, специфических формах производства и распределения
общественного богатства.
Для обозначения этих особых форм общественного производства Р. Джонс
использует словосочетания «способ производства и распределения», «способ
распределения» и «способ производства». Под способом распределения и
производства он понимает, то 1) лишь особую систему экономических
отношений, являющуюся общественной формой, в которой идет производство, то
2) все производство в целом, но взятое именно в данной специфической
общественной форме, т.е. особое, конкретно-историческое производство.
Способ производства и распределения, понимаемый как система
экономических отношений, образует экономический строй, экономическую
структуру, экономическую организацию, скелет общества, который определяет
все прочие существующие в нем социальные отношения и различные проявления
его духовной жизни. Поэтому существуют различные формы общества.
Дальнейшее развитие получило в трудах Р. Джонса понятие производительных
сил. Если у Т. Годскина говорится о производительной силе лишь как о
характеристике общества, то в работах Р. Джонса производительные силы
общества выступают как нечто самостоятельное, способное к развитию.
У Р. Джонса много говорится о развитии производства, Способы
производства и потребления выступают у него как ступени экономического
развития. В историческом развитии человечества происходит смена способов
производства и распределения богатства. Он говорит также о стадиях развития
производительных сил. Но сколько-нибудь четкое представление об отношении
между системой экономических связей и производительными силами общества у
него отсутствует. Он лишь в самом общем виде говорит о влиянии способов
распределения общественного богатства на производительные силы, а также на
политический и моральный характер народов. Ничего определенного не может он
сказать об источниках развития производства.
Но для него несомненно, что развитие производства и преобразования в
экономической структуре общества приводит к изменениям во всем обществе.
«Изменения в экономической организации общества, — писал Р. Джонс,
— сопровождаются крупными политическими, социальными, моральными и
интеллектуальными изменениями, затрагивающими те обильные или скудные
средства, при помощи которых осуществляются задачи хозяйства. Эти изменения
неизбежно оказывают решительное влияние на различные политические и
социальные основы соответствующих народов, и влияния эти распространяются
на интеллектуальный характер, обычаи, манеры, нравы и счастье
народов».[118]
С изменением экономического строя изменяется форма общества. На каждой
новой ступени экономического развития общество обретает новую форму.
Поэтому он пишет не только о различных формах, но и об этапах развития
общества.
То, что экономическая структура общества определяет все его основные
особенности, у Р. Джонса не вызывает никакого сомнения постоянно. Отсюда он
делает очень важный вывод: «Только точное познание этой структуры может
дать нам ключ к пониманию минувших судеб различных народов мира, вскрывая
их экономическую анатомию и показывая таким образом наиболее глубокие
источники их силы, элементы их учреждений и причины их обычаев и
характера... Нет ни одного периода древней или новой истории, на который
обстоятельное знание различий и изменений в экономической структуре наций
не проливало бы ясного и постоянного света. Именно такого рода знание
должно научить нас понимать тайные чудеса древнего Египта, могущество его
монархов, великолепие его памятников; военную силу, с которой Греция
отбивала легко возобновляемые мириады войск великого царя; юную мощь и
длительную слабость Рима; преходящую силу феодальных государств; более
постоянную мощь современных наций Европы...».[119]
Можно спорить о том, кто стоял у самых истоков того понимания движущих
сил истории и самой истории, которое в последующем получило название
экономического детерминизма, но, безусловно, что его основные положения
сформулированы Р. Джонсом с предельной четкостью.
В своих работах он главное внимание уделяет обществам, в которых
господствовало земледелие. По существу, им было введено понятие аграрного
общества, отличного от промышленного, индустриального. Хотя он признает
существование первобытного общества, но оно находится за пределами его
исследования. Согласно его точке зрения, там, где люди занимаются
земледелием, земля всегда находится в собственности немногих и,
соответственно, там уже существует земельная рента.
В центре его внимания — земельная рента, которую он называет
просто рентой. Любое земледельческое общество прежде всего подразделяется
на тех, кто платит ренту, и тех, кто получает ее. Ренту получают владельцы
земли от людей, которые обрабатывают принадлежащую им землю. Система
отношений между владельцами земли и теми, кто на ней работает, —
главные связи внутри земледельческого общества.
Таким образом, и здесь перед нами предстает система экономических
отношений, причем столь же естественная, как и капиталистическая, но только
качественно иная. И здесь в основе отношений по распределению общественного
продукта лежат не произвол, не насилие, а отношения по распределению
средств производства, но только в данном случае прежде всего земли. Эта
система также с неизбежностью порождает общественные классы, но иные, чем
при капитализме. Рентные отношения образуют скелет земледельческого
общества и определяют его социальные, политические и моральные черты.
Поэтому изучение ренты дает ключ к пониманию такого общества. Ренту,
которую платят люди, обрабатывающие землю, ее владельцам, Р. Джонс называет
первичной, или крестьянской. Существуют разные формы крестьянской ренты,
которые Р. Джонс подвергает исследованию.
Самая древняя форма ренты с незапамятных времен существовала и
продолжает существовать в Азии. Ее Р. Джонс именует рентой райотов.
Единственным собственником земли является монарх. Поэтому все земледельцы
страны обязаны платить ему ренту. Полученные доходы монарх использует на
содержание своего двора, чиновничьего аппарата и армии.
Люди, занимающиеся ремеслом, обслуживают монарха и его двор. Поэтому
никакой силой они не являются. Когда монарх переносит столицу, все
ремесленники и торговцы переселяются вслед за ним, и старый город исчезает.
Так как не существует никакой социальной силы, которая могла бы ограничить
власть монарха, в подобном государстве господствует деспотизм.
Для такого общества характерно стремление к непрерывному росту земельной
ренты. Рост ренты при неизменном характере производства ведет к разрушению
производительной способности райотов. Это в конце концов приводит
государство к краху. На месте могущественной империи остаются руины.
Таким образом, Р. Джонс впервые дал экономический анализ того способа
производства, который в последующее время получил название азиатского
способа производства. В Европе в прошлом, по его мнению, также преобладали
такие же порядки, а затем они приняли смягченные формы и, наконец,
исчезли.
В земледельческом обществе более позднего типа существует класс крупных
землевладельцев. Они сами ведут хозяйство при помощи чужих рабочих рук.
Чтобы избавиться от забот по пропитанию работников, хозяева земли выделяют
им участки, чтобы те могли сами содержать себя. А за это землевладельцы
требуют от них работы на остальной земле. Это — рента трудом, или
барщина. При такой форме ренты крестьянин находится в личной зависимости от
землевладельца.
Земельная аристократия, имея собственный источник дохода, не зависящий
от воли монарха, ограничивает власть последнего. Р. Джонс неоднократно
употребляет слово «феодализм», но понимает под ним систему иерархических
отношений внутри класса землевладельцев. Поэтому с его точки зрения
феодализм существовал только в Западной Европе и лишь в средние века.
Неэффективность барщинного хозяйства делает неизбежным замену его
издольной арендой. При такой форме землевладелец предоставляет работнику
землю и снабжает его капиталом. Крестьянин-арендатор самостоятельно ведет
хозяйство и платит землевладельцу ренту продуктами. Он является лично
свободным человеком.
В стройную картину эволюции форм земельной ренты диссонансом врывается
античная Греция и Рим. Там земля вначале обрабатывалась рабами, а затем им
на смену пришли издольные арендаторы. И это произошло задолго до того, как
во Франции и Англии вначале утвердилась рента трудом, а затем сменилась
издольщиной.
В земледельческом обществе с издольной арендой проявляются ремесленники
и мастеровые. Некоторые из них, разбогатев, начинают нанимать работников.
Так возникает класс капиталистов, отличный от класса рабочих и класса
земледельцев. Этот класс иногда появляется и в сельском хозяйстве и берет в
свои руки земледелие. Таких капиталистов обычно называют фермерами. Ренту,
которую они платят земледельцам, можно назвать вторичной, или
фермерской.
В целом же при капитализме центр тяжести перемещается с земледелия на
промышленность. Основная масса населения капиталистического общества не
занимается земледельческим трудом. Капитал выступает как мощный двигатель
производительных сил. Рост капитализма приводит к появлению и широкому
использованию машин. Но и капитализм является преходящей формой
общественного производства и общественного устройства. На смену ему рано
или поздно придет новый строй, при котором рабочие станут собственниками
средств производства.
