Среди свидетельств современников Столыпина, заслуживающих доверия, приоритет, безусловно, принадлежит С.Е. Крыжановскому. Во-первых, он был ближайшим сотрудником Столыпина в качестве товарища министра внутренних дел, хорошо изучил своего шефа, находился в курсе всех его планов и начинаний, досконально знал политическую кухню в тогдашних «сферах» и «коридорах власти». Во-вторых, несмотря на свои некоторые несогласия и оговорки, он являлся горячим сторонником политического курса Столыпина, высоко ценил его как личность и государственного деятеля. В-третьих, Крыжановский был по-настоящему умным и наблюдательным человеком, способным к анализу и обобщениям. И наконец, в-четвертых, свою оценку Столыпина он дает не по случаю, в разных местах и по разным поводам, а в специальном, очень плотном и продуманном очерке, который соответственно озаглавлен «П.А. Столыпин»[1].
По мнению Крыжановского, главное отличие Столыпина от предшественников состояло в его нетрадиционности. Это не был, как его предшественники, обычный министр-бюрократ. Он предстал перед обществом как «новый героический образ вождя». И эти черты, подчеркивал Крыжановский, «действительно были ему присущи», чему способствовали «высокий рост, несомненное и всем очевидное мужество, умение держаться на людях, красно говорить, пустить крылатое слово, все это в связи /253/ с ореолом победителя революции довершало впечатление и влекло к нему сердца».
Но это отнюдь не означало, выливает на читателя первый ушат холодной воды мемуарист, что он на самом деле был выдающимся человеком. Например, его противник «Дурново... был выше Столыпина по уму, и по заслугам перед Россией, которую [он] спас в 1905 году от участи, постигшей ее в 1917-м». На самом деле Столыпин был не вождь, а человек, изображавший из себя вождя.
«Драматический темперамент Петра Аркадьевича захватывал восторженные души, чем, быть может, и объясняется обилие женских поклонниц его ораторских талантов. Слушать его ходили в Думу, как в театр, а актер он был превосходный». Он «был баловень судьбы... все это досталось ему само собою и притом во время и в условиях, наиболее для него благоприятных». Достиг он «власти без труда и борьбы, силою одной лишь удачи и родственных связей». Даже его физические недостатки шли ему на пользу. В результате когда-то перенесенного воспаления легких у него было короткое дыхание, приводившее к вынужденным остановкам во время выступления. И этот «спазм, прерывавший речь, производил впечатление бурного прилива чувств и сдерживаемой силы».
В свою очередь, искривленная во время операции рука «рождала слухи о романической дуэли». А взрыв дачи на Аптекарском острове привлек к нему самые широкие симпатии. Если же отвлечься от всего этого, пишет Крыжановский, следует признать, что подлинная суть дела состояла в том, что «к власти Столыпин пришел в то самое время, когда революция, охватившая окраины, а отчасти и центр России, была уже подавлена энергией П.Н. Дурново».
Разумеется, в этой характеристике личности Столыпина, которая началась за здравие и кончилась за упокой в буквальном смысле слова (дальше Крыжановский пишет, что под конец своей деятельности Столыпин в «физическом отношении был уже почти развалиной» и «сам не сомневался в близости конца»), сказывается явное предпочтение, которое мемуарист отдает Дурново. Основной причиной этого вольного или невольного развенчания, как видно из дальнейшего, было разочарование в итогах политической деятельности человека, выступившего в «новом героическом образе вождя». «И в политике своей, — констатирует мемуарист, — Столыпин во многом зашел в тупик и последнее время стал явно /254/ выдыхаться». Далее шли объяснения, почему это произошло.
Прежде всего, эта политика «не была так определенна и цельна, как принято думать, а тем более говорить. Она проходила много колебаний и принципиальных и практических и в конце концов разменялась на компромиссах... В Петербург Столыпин приехал без всякой программы, в настроении, приближавшемся к октябризму». Но главное все же заключалось в другом.
«В области идей Столыпин не был творцом, да не имел надобности им быть. Вся первоначальная законодательная программа была получена им в готовом виде в наследство от прошлого. Не приди он к власти, то же самое сделал бы П.Н. Дурново или иной, кто стал бы во главе. Совокупность устроительных мер, которые Столыпин провел осенью 1906 года, в порядке 87 ст. Основных госуд. законов, представляла собою не что иное, как политическую программу князя П.Д. Святополк-Мирского, изложенную во всеподданнейшем докладе от 24 ноября 1904 года, которую у него вырвал из рук граф С.Ю. Витте». Знаменитый «закон Столыпина (указ 9 ноября 1906 г. — А.А.) был получен им в готовом виде из рук В.И. Гурки». «Многое другое» — законопроекты о старообрядческих общинах, обществах и союзах он «нашел на своем письменном столе в день вступления в управление Министерством внутренних дел».
Это очень важная констатация. Из нее следует, что любой на месте Столыпина проводил бы точно такую же политику, потому что другой просто не могло быть, и, следовательно, причины ее провала надо искать в конечном итоге не в личности премьера, а в чем-то ином. Правда, Крыжановский ставит в вину Столыпину, что он поддавался влияниям и делал в связи с этим ложные шаги. В частности, продуктом такого влияния были законы о Финляндии и Холмщине — «первый по существу, второй — по форме и способам проведения [были] не только излишними, но и прямо вредными мерами. Впрочем, и тут был не самостоятелен, а действовал под давлением обстоятельств». В первом случае на него надавила «группа влиятельных финноведов», а западное земство было проведено по настоянию националистов. Но даже если это верно, то нужно заметить, что оба этих законопроекта не связаны с общей неудачей всего политического курса Столыпина. Равно как не могла сыграть сколько-нибудь решающую роль в его падении «слабость, которую /255/ он питал к аплодисментам и успеху»; тем более что во многом Столыпин отступил при первом же сопротивлении, угрожавшем его положению у престола, от первоначально усвоенной программы.
Конечная итоговая оценка Столыпина была дана Крыжановским в следующих словах:
«Он первый внес молодость в верхи управления, которые до тех пор были, казалось, уделом отживших свой век стариков. И в этом была его большая и бесспорная государственная заслуга... Он показал воочию, что «самодержавная конституционность» вполне совместима с экономической я идейной эволюцией и что нет надобности разрушать старое, чтобы творить новое... В лице его сошел в могилу последний крупный борец за русское великодержавие. Со смертью его сила государственной власти России пошла на убыль, а с нею покатилась под гору и сама Россия»[2].
Таким образом, подлинное величие Столыпина в том, что он являлся последним рыцарем самодержавия. Дело не в его уме, который был заурядным, не в новых идеях, которых у него не имелось, не даже в смелости и последовательности, поскольку он здесь проявлял точно такие же слабости, как и «старики»-бюрократы — держался за кресло ценой отступлений и учета конъюнктуры на самом «верху», — дело в том, что он был искренен, молод, горяч, не был только и просто карьеристом, а хотел искренне служить и служил своей стране, ее высшим интересам так, как он их понимал. При всей важности и ценности этих качеств для политического деятеля следует, однако, признать, и в этом смысл всей статьи Крыжановского, посвященной Столыпину, что одних этих качеств недостаточно, чтобы обрести славу великого человека и быть действительно им.
Показательно, что, в сущности, так же характеризовал Столыпина, только в более умеренных выражениях, и Изгоев[3]. Его конечная оценка определялась тем, что он, с одной стороны, был кадетом, а с другой — соратником Струве по журналу «Русская мысль», которому последний придал откровенно веховское направление. Кадеты относились к Столыпину отрицательно, Струве же был его ярым поклонником, и эта двойственность отразилась на книге весьма наглядно. Националисты и октябристы, писал Изгоев, считают Столыпина гениальным государственным деятелем, великим человеком. Но итог его деятельности таков, что об этом «говорить не приходится». /256/ Не права и другая сторона, в частности дубровинская черносотенная газета «Русское знамя», оценивающая премьера как заурядного человека с высоким самомнением. В действительности Столыпин был, несомненно, даровитым человеком, отличным оратором, обладал незаурядным мужеством и бескорыстием. Вместе с тем он был очень честолюбив, любил власть, «цеплялся за нее». Но «не столько боролся, сколько отступал и подлаживался. Был мстителен. Слова расходились с делом. Сильный ум, но какого-то второго сорта, смешанный с мелкой хитростью и лукавством»[4]. В характеристике много верного. Основной упрек Столыпину состоял в том, что тот, поддавшись тривиальной слабости бюрократа держаться за власть ценой отказа от собственной программы, изменил самому себе, своему «рыцарству» и на этом погубил и самого себя и свою программу «реформ». Как истый доктринер либерализма, Изгоев предъявил Столыпину иск по неоплаченным либерально-реформистским векселям. Разделив лист бумаги по вертикали, он на левой половине перечислил все пункты его программы, оглашенной с трибуны II Думы, а на правой показал, что с ними стало на деле. Этот синодик заслуживает того, чтобы привести его полностью.
«Обещано в декларации |
|
Существует в жизни |
1) Предоставление крестьянам земель государственных, удельных и кабинетских. |
|
1) Из более чем 9 млн дес. крестьянам до 1 января 1911 г. было продано 281 000 дес. |
2) Ряд законопроектов, определяющих переход из одного вероисповедания в другое, беспрепятственное богомоление, сооружение молитвенных зданий, образование религиозных общин, отмена связанных исключительно с исповеданием ограничений и т. п. |
|
2) Ничего не осуществлено. Большинство законопроектов застряли в Г. совете, где их ждет гибель. Прошедший через обе палаты законопроект об отмене ограничений для православных священнослужителей, лишенных сана, утверждения не получил. |
3) Неприкосновенность личности, при которой «личное задержание, обыск, вскрытие корреспонденции обусловливаются постановлением соответствующей судебной инстанции, на которую возлагается и проверка в течение суток оснований законности ареста, последовавшего по распоряжению полиции». |
|
3) На пространстве всей России господствует административный произвол. Попытка петербургских мировых судей проверять законность арестов встретила резкое противодействие правительства. Законопроект о неприкосновенности личности, обработанный г. Замысловским в смысле полной ее прикосновенности, к счастью, застрял в Г. думе. /257/ |
4) Введение лишь во время войны или народных волнений исключительного положения, которое предполагается одно вместо трех ныне существующих. |
|
4) Ныне существует не три, а уже четыре, кроме военного и положений о чрезвычайной и усиленной охранах администрации на всем протяжении империи предоставлено право издания обязательных постановлений с администрационными карами, что совершенно равносильно положению об усиленной охране. Хотя уже давно нет ни войны, ни народных волнений, но в России нет ни одной местности, которая бы управлялась только на основании общих законов. |
5) Административную высылку в определенные места предположено совершенно упразднить. |
|
5) Процветает по-прежнему. |
6) Бессословная самоуправляющаяся волость в качестве мелкой земской единицы. |
|
6) Таковой пока нет и, когда будет, неизвестно. |
7) Образование особых земельных обществ исключительно для решения своих земельных дел без всяких административных обязанностей. |
|
7) По-прежнему сельское общество представляет хаотическое смешение экономических, частнохозяйственных и административных функций. |
8) Меры против чрезмерного сосредоточения надельных земель в одних руках и против чрезмерного дробления их, а равно к упрочению совершения на них актов. |
|
8) Законом 14 иючя 1910 г. запрещено сосредоточение в одних руках более 6 наделов и упрощено совершение актов. Мер против дробления нет. |
9) Введение поселковых управлений. |
|
9) Их нет. |
10) Уставы общественного призрения, о гужевых земских дорогах и временный закон о передаче продовольственного дела в ведение земских учреждений. |
|
10) Законами не стали. Во время голодной кампании 1911 г. земства от продовольственного дела была устранены административными комитетами. |
11) Земское представительство строится на принципе налогового ценза, что расширяет круг лиц, принимающих участие в местной жизни; компетенция органов самоуправления увеличивается передачей им целого ряда новых обязанностей, а отношение к ним администрации заключается в надзоре за законностью их действии. |
|
11) В жизни все по старому, а отношение администрации даже к «правым» земцам при П.А. Столыпине было не лучше, чем при Плеве, когда земства слыли за оппозиционные учреждения. |
12) Введение самоуправления на тех же общих основах с некоторыми вызванными местными особенностями изменениями в Прибалтийском, Западном крае и Царстве Польском. |
|
12) Введены только земские учреждения в шести западных губерниях на основании ст. 87 с нарушением Основных законов. /258/ |
13) Законы о губернском и уездном управлениях. |
|
13) Пока все по-старому. |
14) Жалобы на административных и выборных должностных лиц и учреждения будут рассматриваться административно-судною коллегией с соблюдением форм состязательного процесса. |
|
14) Пока все по-старому. |
15) Земские начальники упраздняются. |
|
15) Благополучно существуют. |
16) Преобразование полиции в смысле объединения полиции жандармской и общей. |
|
16) Пока все по-старому. Даже в проекте обе полиции, в сущности, остаются раздельными. |
17) Производство политических дознаний передается власти следственной. |
|
17) В области мечтаний. В жизни господствует охранка и ее герои. |
18) Новый полицейский устав. |
|
18) Действует устарелый устав «0 предупреждении и пресечении преступлений», и даже не он, а положения об усиленной охране и обязательные постановления. |
19) Отмена волостных судов. |
|
19) От этой мысли отказалось в Г. совете и министерство П.А. Столыпина. |
20) Местный суд мировых выборных судей. |
|
20) Проект прошел через Гос. думу и застрял, кажется безнадежно, в Г. совете. |
21) Проект о гражданской и уголовной ответственности служащих, действительно обеспечивающий начала уголовной и имущественной ответственности служащих. |
|
21) Только проект... Обсуждение его в Гос. думе состоялось только после смерти П.А. Столыпина. |
22) Проект об увеличении содержания должностным лицам судебного ведомства. |
|
22) Осуществлен. |
23) Допущение защиты на предварительное следствие. |
|
23) Проведение законопроекта разбилось о Г. совет при бездействии правительства. |
24) Установление института условного осуждения. |
|
24) То же самое. |
25) Установление условного досрочного освобождения. |
|
25) Законопроект прошел все стадии. В 1910 г. был применен к 12353 осужденным. |
26) Введение в полном объеме нового уголовного уложения по согласовании его с новыми законоположениями. |
|
26) Пока все по-старому. /259/ |
27) Проекты охранительного судопроизводства, вотчинного устава с ипотечной системой. |
|
27) Пока все по-старому. |
28) Широкое развитие и организация кредита земельного, мелиоративного и переселенческого. |
|
28) Кое-что в этой области делали, но о «широком развитии» говорить смешно. |
29) Положение о землеустройстве. |
|
29) Сделалось законом. |
30) Реорганизация землеустроительных комиссий. |
|
30) Произведена. |
31) Ограничение административного вмешательства в отношения промышленников и рабочих при предоставлении как тем, так и другим необходимой свободы действий через посредство профессиональных организаций и путем ненаказуемости экономических стачек. |
|
31) Организации промышленников, действительно, не стесняются. Организации рабочих систематически разрушаются. Не наказуемость экономических стачек администрацией толкуется в том смысле, что рабочие не предаются суду, а высылаются в административном порядке. |
32) Страхование рабочих в случаях болезни, увечий, инвалидности и старости и организация врачебной помощи. |
|
32) Реального при П.А. Столыпине не сделано было ничего. |
33) Ограничение рабочего времени малолетних и подростков и запрещение им и женщинам производства ночных и подземных работ. |
|
33) Пока все по-старому. |
34) Понижение продолжительности труда взрослых рабочих. |
|
34) Пока все по-старому. |
35) Закрытие порто-франко на Дальнем Востоке. |
|
35) Эта мера осуществлена. |
36) Постройка Амурской дороги. |
|
36) Производится, хотя и с запозданием и с перерасходами против первоначальных планов. |
37) Школьная реформа на всех ступенях образования на началах непрерывной связи низшей, средней и высшей школы, но с законченным кругом знаний на каждой из школьных ступеней. |
|
37) От этого демократического плана министерство отказалось еще после замены Кауфмана Шварцем (министры народного образования. — А.А.). |
38) Общедоступность и обязательность начального обучения для всего населения. |
|
38) Оба правительственных проекта — и об ассигновании средств на всеобщее обучение и об организации начальной школы прошли через Г. думу, но погибают в Г. совете. |
39) Реформа средней школы. |
|
39) 0 ней ничего не слышно. /260/ |
40) Реформа высшей школы с укреплением начал указа 28 августа 1905 г. |
|
40) Проект университетского устава взят из Г. думы обратно. Автономия (указ 28 августа) «разъяснена» Правительствующим сенатом и министерскими циркулярами. |
41) Рассмотрение бюджета. |
|
41) Единственная область, в которой наладилась согласованная работа правительства и народных представителей, быть может, вследствие ограниченности прав Г. Думы. |
42) Подоходный налог. |
|
42) Застрял в финансовой комиссии Г. думы и едва ли оттуда выберется. |
43) Передача органам самоуправления некоторой части нынешних государственных доходов. |
|
43) И в этой области реального пока ничего не сделано». |
Таков баланс законодательного обновления России при П.А. Столыпине[5].
Гучков объяснял этот сокрушительный провал сопротивлением реакции и недостаточным мужеством Столыпина. В своих показаниях, данных Чрезвычайной следстственной комиссии Временного правительства 2 августа 1917 г., он говорил:
«Здесь определяются как бы три гнезда этих реакционных сил: во-первых, то, о чем я уже упомянул, — придворные сферы, во-вторых, группа бюрократов, которые устроились в виде правого крыла в Государственном совете, и, в-третьих... так называемое объединенное дворянство... Таким образом, видимой власти Столыпина приходилось вести тяжкую борьбу и сдавать одну позицию за другой. Это были ошибочная политика компромисса, политика, стремящаяся путем взаимных уступок добиться чего-нибудь существенного. Может быть, надо было послушаться моих советов, дать бой и порвать с этими веяниями... Столыпин умер политически задолго до своей физической смерти»[6].
Но в данном случае важнее другое: как Гучков объяснял причины недовольства реакции Столыпиным. Ведь, в самом деле, это выглядит на первый взгляд странно: человек точно таких же правых устремлений, как и его оппоненты, проводивший, как авторитетно подтвердил Крыжановский, их же собственную программу, недавний кумир и надежда «верхов» и всего правого лагеря вдруг сделался для них persona non grata. Отдавая себе отчет /261/ в парадоксальности ситуации, Гучков объяснял ее следующим образом:
«Как это ни странно, но человек, которого в общественных кругах привыкли считать врагом общественности и реакционером, представлялся в глазах тогдашних реакционных кругов самым опасным революционером. Считалось, что со всеми другими так называемыми революционными силами легко справиться (и даже, чем они левее, тем лучше) в силу неосуществимости тех мечтаний и лозунгов, которые они преследовали, но, когда человек стоит на почве реальной политики, это считалось наиболее опасным. Потому и борьба в этих кругах велась не с радикальными течениями, а главным образом с целью свергнуть Столыпина, а с ним вместе и тот минимум либеральных реформ, которые он олицетворял собою. Как вы знаете, убить его политически удалось, так как влияния на ход государственных дел его лишили совершенно, а через некоторое время устранили его и физически»[7].
Если согласиться с этим наблюдением Гучкова, то оно будет верно при условии, что программа Столыпина противостояла программе его правых оппонентов. А между тем, как отмечалось, это была их собственная программа. Ведь против главного звена этой программы, имевшего действительно жизненное значение для режима, — аграрного, ни Дурново, ни Трепов не возражали ни единым словом. Их не устраивала именно та реформистская мелочь, которую так скрупулезно перечислил Изгоев.