О Варламе Шаламове можно (и нужно) говорить бесконечно. Если Солженицын преимущественно публицист, то Шаламов, по сути, единственный художник слова, раскрывший лагерную тему в прозе эпически и на все времена. Он — Гомер ГУЛАГа.

Лично я виделся и разговаривал с Варламом Тихоновичем лишь однажды. Он пришел в редакцию «ЛГ», когда мне довелось там трудиться еще в первый заход, при Чаковском. Глубоко больной человек, внешне изувеченный античный титан поинтересовался продвижением своей стихотворной подборки. Было мучительно смотреть на физические усилия этого крупного мыслителя. Впрочем, я тогда совершенно не знал его гениальной прозы, только мой тогдашний начальник Гулиа конфиденциально заметил тогда же, что «Колымские рассказы» — это будущая классика. Что-то в таком роде, интригующее и пугающее одновременно.

Позже, работая в издательстве «Книга», пытался издать иллюстрированный томик его стихов, встречался с И. Сиротинской. Помешала, как ни парадоксально, перестройка. Замечательное издательство закачалось да и рухнуло практически за пару лет.

Шаламова много издавали в постперестроечное время, правда, только прозу. Она как-то заслонила его стихи, которые таки нуждаются в полном собрании. Уж Большая серия «Библиотеки поэта», вместо того чтобы снова издавать (впрочем, уже других) своих да наших, могла бы отдать ему дань памяти.

Не повезло и с экранизациями. «Последний бой майора Пугачева», прав Есипов, вполне провальный.

А вот с этой монографией все же повезло. Страстное высокопрофессиональное исследование вологодского ученого наконец-то ставит все на свои места.

В первой части автор досконально препарирует отношения с властью Шаламова и его современников, начиная, впрочем, аж с Пушкина. Особенно интересны размышления литературоведа о взаимоотношениях Шаламова и Пастернака, Шаламова и Солженицына, наконец, нелюбовный треугольник: Шаламов—Твардовский—Солженицын. Кстати, интересно было бы прочитать суждения последнего по поводу определенных постулатов этой книги.

Например, об известном письме Шаламова Александру Исаевичу:

«Господин Солженицын, я охотно принимаю Вашу похоронную шутку насчет моей смерти. С важным чувством и с гордостью считаю себя первой жертвой холодной войны, павшей от Вашей руки...»

Валерий Есипов далее констатирует:

«Письмо с предельной наглядностью обнажает главные, непримиримые расхождения писателей, прежде всего в понимании своего гражданского достоинства, в отношении к судьбе и чести своего народа и государства. Именно в разном отношении к судьбе и чести своего народа и жизненным ценностям берет начало и их столь разный подход к лагерной теме в литературе: в одном случае — тенденциозно-политизированный, в другом — сочетающий в себе и социальную конкретность, и объективность, и философский универсализм. В сущности, Варлам Шаламов и Александр Солженицын не совместимы ни по одному из ценностных параметров — мировоззренческих, эстетических и этических, имеющих особое значение в литературе».

Дальше — больше, но отсылаю к самой книге.

Во второй части объединены статьи и исследования, темы самые разные. Бунин в судьбе и творчестве Шаламова. Шаламов и Альбер Камю. Д. Лихачев и Шаламов. Полемические эссе автора вокруг киноэкранизации. Немногочисленные друзья писателя.

Автор книги постепенно приходит к выводу:

«Уникальность шаламовского опыта — не только в его творчестве, но и в мыслях об искусстве. Литературные “манифесты” писателя, его размышления о поэзии и прозе, о путях достижения художественной правды требуют самого внимательного отношения. Они особенно ценны тем, что обнаруживают параллельность философско-художественных поисков Варлама Шаламова и его современников-ученых».

Будем надеяться, что впереди новые тщательно подготовленные издания шаламовских трудов и соответственно новые исследования его творчества. Начало положено, и самое основополагающее.

---

По этой теме читайте также: