Добровольцы ворвались в Попельню в субботу перед Рош-Гашоном[1] в 5 часов дня, как раз к первому дню Селихес[2]. Боя между противниками не было, но по стрельбе, с к[отор]ой добровольцы вошли в поселение, могло [по]казаться, что столкнулись два вооруженных врага. Очевидно, врагом (правда невооруженным) чеченцы считали евреев, так как немедленно они кинулись в еврейские дома и принялись за их обитателей. Раньше всего требовали денег. Тех, кто не имел денег или давал мало, подвергали страшным мучениям. Подвешивали по несколько раз и вымогали все до последнего гроша. Почти все евреи были ранены. Кому провалили голову, кому вышибли зубы и т.п.

Убили двух: юношу 22 лет Муню Зубовского, [за то,] что дал мало денег, и Бендерскую, женщину лет 30, за то, что вступилась за мужа и просила его не трогать. Почти всех женщин от 14—15 до 60 лет изнасиловали. Одну женщину лет 60 к тому же ранили.

Так продолжалось всю ночь первых Селихес. С рассветом возобновилось вчерашнее. Опять рассыпались по еврейским домам, опять грабили, забирая все, не исключая коров. На сей раз пошли даже к христианам, у коих евреи спрятали свои вещи и домашний скот. Все, что принадлежало евреям, было разграблено. Избиения и пытки продолжались и теперь. Жестоким мукам подвергся местный шойхет, бедняк. Они требовали у него денег. Денег он им дать не мог. Они стали его обыскивать и нашли несколько палестинских монет. При виде этих монет они стали жестоко избивать его, требуя указать, где спрятан его капитал. Голова его была окровавлена. Но каким-то чудом шойхету удалось вырваться из рук мучителей и убежать в поле, где он два дня пролежал спрятанный без еды и питья.

В смертельной опасности был также один из самых богатых жителей Попельни Исроель Валис. Все добро свое и своих соседей он спрятал у себя в погребе, к[отор]ый очень трудно было обнаружить. Сам же он со своими домочадцами ушел к доктору-христианину, у которого он рассчитывал переждать тревожные дни. Но бандиты, войдя в большую богатую квартиру и не найдя ничего, кроме мебели, принялись тщательно искать и наконец наткнулись на погреб. Несколько часов подряд они выносили оттуда спрятанное добро Ва-лиса и его соседей. Очистив погреб, они перешли к поискам в других частях дома. Большое подозрение вызвал у них красиво отстроенный павильон (для праздника суккот[3]), дверь которого открывалась веревкой, перекинутой через колесо. Обследовав колесо и ничего не найдя, они решили, что здесь именно была большевистская Чрезвычайка.

Отправились искать хозяина. Найдя его, они тут же на месте хотели убить его. Благодаря заступничеству доктора-христианина, который энергично вмешался в это дело, Валиса еле удалось отстоять.

Этот же самый доктор, который, кстати сказать, жил в моем доме, спас меня и семью мою от избиения, и у меня дело обошлось лишь грабежом.

Часов до 12 дня евреи оставались по домам, принимая во второй раз гостей — добровольцев. Становилось все хуже и хуже. Не видя конца создавшемуся положению и находясь в смертельной опасности, евреи, как бы сговорившись, собрались во дворе у коменданта, иша у него защиты. К коменданту лично отправилась еврейская делегация и умоляла его о помощи. Комендант обещал сделать все возможное и заверил, что у него евреев никто не тронет. Сам комендант тоже не был безгрешен в отношении евреев — к нему во двор сносилось все награбленное добро.

Все же им, [комендантом], была назначена охрана из трех чеченцев, между прочим из числа тех, которые днем раньше грабили, насиловали, избивали. Охрана, как водится, «жидами» очень мало интересовалась и проводила время в карточной игре на десятки тыс. «керенками» и «николаевскими», деньги валялись у них подобно мусору.

В домах никто не остался. Все евреи ушли к коменданту во двор. Видя, что все собрались в одном месте, бандиты в третий раз, теперь уже при ближайшем участии местных христиан, рассыпались по еврейским домам; на этот раз [они] забрали уже последние остатки еврейского достояния и закончили разрушением домов: выломали окна, двери и т.д. Два дома были сожжены.

Ужаснее всего была картина живого горя. Двор, куда сбежались все евреи, представлял собой поистине долину плача. Только что пережив ужасы убийств, избиения и массовых изнасилований, евреи, особенно девушки еврейские, не могли прийти в себя. Во дворе стоял непрерывный стон и плач. То из одного, то из другого угла неслись душу раздирающие крики. Не проходило и нескольких минут, чтобы какая-нибудь девушка не упала в обморок. Раненые стонали. Особенно страдали те, которых пытали подвешиванием. У этих последних глаза были сильно подбиты, и они еле дышали.

Ко всему этому все были почти донага раздеты. Тут можно было видеть почтеннейших граждан города босиком, без брюк и т.п. Добровольцы не гнушались снимать последнюю одежду с погромленных.