В годы гражданской войны Восточный фронт СССР являлся одним из основных фронтов республики. Был период, когда борьба с восточной контрреволюцией привлекала исключительное внимание Советского государства. Только максимальным напряжением всех сил страны удалось сломить вооруженную мощь противника.
Образование Восточного фронта относится к лету 1918 года. В конце мая 1918 г. восстал против Советской России находившийся на ее территории чехословацкий корпус. Чехословаки, двигавшиеся эшелонами во Владивосток с целью эвакуации во Францию, растянулись вдоль всей сибирской железнодорожной магистрали, причем хвост эшелонов находился в районе Пензы и Сызрани, а голова приближалась к Владивостоку. Среди чехословаков велась усиленная агитация, преследовавшая цели восстановления их против советской власти. Вся контрреволюционная работа среди чехов базировалась исключительно на провокации. В сознание рядового бойца внедрялось опасение за свою личную жизнь и понятие о советской власти, как о злейшем его враге. Ликвидация советской власти должна была, якобы, принести благополучие чехословацкому корпусу. В этой работе заключалась одна сторона деятельности внутренних агентов контрреволюции.
Восстановление против советской власти рядовой массы чехословаков подкреплялось более сильными аргументами. В судьбе корпуса был заинтересован преимущественно французский империализм, представители которого, в лице хотя бы французского посла в России Нуланса, являлись идейными руководителями всей контрреволюционной работы среди чехословаков. Они сулили большие материальные блага чехословакам в случае их вооруженного выступления против Советской России. Было обещано, что с момента восстания каждый рядовой боец будет получать вместо 5 руб. 200 руб. в месяц на всем готовом; жалованье офицерам значительно увеличивалось. На нужды корпуса за время с 7 марта и до момента восстания представители Франции и Англии отпустили около 15 миллионов рублей, при чем 11 188 000 рублей было ассигновано Францией, 3 600 000 руб. — Англией. Наконец, союзники обещали признать независимость Чехословакии, об образовании которой они должны были позаботиться при подведении общих итогов мировой империалистической войны.
Отпущенные Францией суммы были ценой купли чехословацкого корпуса. Руководители Чехословацкого национального комитета дали свое согласие на выступление корпуса против Советской России.
26 мая чехами был захвачен Мариинск, 27 — Челябинск и Новониколаевск, 28 — Нижнерудинск. 29 — Канск, Пенза, Сызрань, 31 — Петропавловск, Тайга, Томск, 2 июня —Курган, 8 — Самара, 9 — Омск и т. д. Против Советской России сразу образовался фронт в развернутом волжско-сибирском масштабе.
Вооруженное восстание чехословаков вызвало в свою очередь активность русской отечественной контрреволюции. Ликвидация советской власти в Сибири и в Поволжья происходила под знаком совместного выступления чехословаков и русских белогвардейцев. При поддержке иностранного штыка восточная контрреволюция подняла свою голову, приступила к «созидательной» работе. В Самаре, после занятия ее чехами, был образован т. н. «Самарский комуч» — Комитет членов Учредительного собрания, претендовавший на выполнение правительственных функций в общероссийском масштабе. В Сибири после свержения советской власти чехами объявил себя властью Западно-сибирский комиссариат, резиденцией которого был Новониколаевск, а затем Омск. В Екатеринбурге было сформировано Уральское областное правительство.
Отличительной чертой этого фазиса прилива контрреволюционной волны было то, что движущей силой ее явилась демократическая, мелко-буржуазная контрреволюция. При поддержке империалистических государств, преимущественно Франции, основной тон событиям в Сибири и в Поволжье придавали эсеро-меньшевистские организации. Плоды вооруженного выступления чехословаков пыталась реализовать местная и эмигрировавшая из Советской России русская демократия. Лето 1918 года в основном было периодом особого служения «социалистов» капиталистам.
Однако, эта волна мелко-буржуазного движения не могла быть сколько-нибудь продолжительной. В природе мелкобуржуазной контрреволюции были заложены начала ее неизбежной гибели. Классовая борьба в России, принявшая форму вооруженной гражданской войны, исключала всякую возможность длительного существования промежуточных звеньев, как вполне самостоятельного течения между пролетариатом и буржуазией. Быстро поднявшись на поверхность политической борьбы эсеро-меньшевистская контрреволюция, в течение сравнительно непродолжительного отрезка времени придающая основной тон движению, еще быстрее, а в некоторых случаях и с катастрофическими для себя последствиями, эволюционировала в сторону военной диктатуры. Классической иллюстрацией закономерности процесса гражданской войны в России является наступление быстрого конца господства демократической, мелко-буржуазной контрреволюции в Сибири.
Наивысшим пределом успеха чехословаков было занятие ими 6 августа 1918 г. Казани. Дальнейшее продвижение их вглубь Советской России и расширение сферы политического господства Самарского Комуча было приостановлено. Вооруженные силы Советской России стали выходить из состояния партизанских и полупартизанских отрядов. Зарождались регулярные части Красной армии. Проходила строжайшая революционная централизация всех сил, действующих на отдельных боевых участках. Партийные, профессиональные и общие мобилизации вливали свежие силы в ряды Красной армии. Под угрозой неприятельского нашествия создавался советский Восточный фронт.
Оборона Свияжска в 1918 г является основным показателем не столько количественного, сколько качественного роста Красной армии. Партийная насыщенность красноармейских частей, укомплектованных преданным советской власти командным составом, переход от партизанщины к регулярной дисциплинированной армии — дали возможность поднять политико-моральное состояние частей до уровня понимания стоящей перед ними революционной задачи. Постепенное увеличение численности и рост качества красноармейских частей позволили от обороны перейти вскоре к наступлению.
В лагере противника происходил обратный процесс. Российские демократы-учредиловцы оказались не в состоянии закрепить свою власть. Формировавшаяся Самарским Комучем народная армия была слишком далека от выполнения этой задачи. Буржуазия быстро разочаровалась в работе социалистов и требовала военной диктатуры. Чехословаки, продавшиеся французскому империализму и по его указке оказавшиеся в состоянии вооруженной борьбы с Советской республикой, не только перестали быть надежным оплотом российской отечественной мелко-буржуазной контрреволюции, но и потеряли уверенность в своих собственных силах. Чужеродный организм, оперировавший на захваченной Великим Октябрем российской территории, стал перед фактом своего собственного бессилия искусственными преградами задержать естественный революционный процесс.
Представители французского империализма обеспокоились создавшимся положением дел. Для удержания чехословаков на фронте нужна была помощь русской демократии, но, с другой стороны, ставшая у власти на освобожденной территории русская демократия была и не организована и слишком разношерстная по своему составу. По мнению деятельных руководителей антисоветского движения на Востоке выходом из положения могли явиться только консолидация всех сил русской демократии и образование единого - всероссийского правительства. Но разрешение этого вопроса не могло стать актом добровольного соглашения между Самарским Комучем и Сибирским правительством. Притязания Комуча стать центральным всероссийским правительством встретили сильный отпор со стороны Сибирского правительства, один из представителей которого презрительно отзывался о «комбинации из 30 самарских эсеров». Понадобилось серьезное вмешательство французских дипломатов, чтобы разговоры по вопросу о создании центрального правительства привели наконец к желательным результатам. В связи с этим на 23–25 августа было созвано в Челябинске совещание представителей омского, екатеринбургского и самарского правительств, казачества, «Союза возрождения», центральных комитетов партий: эсеров, меньшевиков и кадетов, представителей чехословаков и союзников и всех находившихся налицо членов Учредительною собрания. Однако, челябинское совещание вопрос о правительстве оставило открытым. Понадобился опять нажим союзников, в результате которого было решено созвать на 1 сентября государственное совещание в Уфе. Совещание это открылось 8 сентября и закончилось 23 сентября. Вопрос о власти был разрешен. После долгих препирательств было принято постановление об образовании Директории из 5 человек. Персональный состав Директории, как всероссийской власти, фактически сложился из 2 эсеров — Авксентьева и Зензинова, 2 кадетов — Виноградова и Вологодского и 1 беспартийного — генерала Болдырева. Последний был назначен и верховным главнокомандующим белыми армиями на Востоке. Таким образом, как будто бы выход из положения был найден, — покончено с правительственной неразберихой, силы контр-революции консолидировались, создано центральное политическое и военное руководство...
Однако, была проделана только часть работы и при том по существу незначительной. Основной и серьезнейший вопрос о том, на какие слои населения будет опираться Директория, разрешался жизнью. Сосредоточение всей власти в руках Директории было только обманчивой видимостью. Ликвидация советской власти в Сибири, проведенная чехами и русскими белогвардейцами меньшевистско-эсеровского толка, подняла на ноги местную торгово-промышленную буржуазию. Фактическим распорядителем дальнейших событий становился тот класс, который был основной движущей силой отечественной контрреволюции. На смену мелкобуржуазному, демократическому движению должна была прийти крупная торгово-промышленная буржуазия, власть от Директории должна была перейти в руки военного диктатора. Таков был исторически-неизбежный путь развития белого движения в годы гражданской войны.
Параллельно усилиям демократический контрреволюции происходила спешная работа внутри буржуазных группировок Сибири, Урала и Поволжья. Торгово-промышленная буржуазия предъявляла свои требования и форсированным темпом стремилась к установлению военной диктатуры. 7 сентября в Уфе состоялся т. н. Всероссийский торгово-промышленный съезд, на котором была принята политическая программа, построенная на началах единовластия. В первом пункте программы говорилось о необходимости передачи всей военной и гражданской власти верховному главнокомандующему; второй пункт говорил о том, что министерства военное и морское, а также государственный контроль над общегосударственными и местными финансами должны находиться в исключительном ведении верховного главнокомандующего; шестой пункт — об ответственности перед верховным главнокомандующим Совета министров; девятый пункт — об утверждении верховным главнокомандующим всех законодательных мер общегосударственного характера, выработанных в Совете министров.
15 октября в Омске организовался Национальный блок из промышленников и местных кадетов, своей центральной задачей считавший пропаганду идей единоличной военной диктатуры. В период с 20 по 24 октября в Екатеринбурге заседал Уральский областной торгово-промышленный съезд, состоявший из представителей уральской буржуазии. Этот съезд также высказался за военную диктатуру. Одновременно с этим происходил целый ряд отдельных совещаний представителей Национального центра, объединявшего все сливки буржуазно-помещичьей контрреволюции, с различными лицами, могущими быть полезными при отстранении от власти Директории и установлении военной диктатуры. В общем, осенью 1918 г. «идея диктатуры носилась в воздухе. Ее культивировал Национальный центр, ее признал и пропагандировал торгово-промышленный класс» — как пишет Г. К. Гинс. События на фронте заставили торопиться с переворотом.
Красная армия 3 сентября овладела Красноуфимском и Сызранью, 13 сентября — Казанью, 15 — Симбирском и Вольском, 7 октября — Самарой. Особенные успехи красноармейские части одерживали на центральных направлениях Восточного фронта и после взятия Самары устремились на Уфу. Опасения за восстановление вновь советской власти на Урале и в Сибири послужили лишним толчком для немедленного разрешения наболевшего для контрреволюции вопроса о власти.
17 ноября началась уже непосредственная практическая подготовка переворота. В здании военно-промышленного комитета состоялось совещание иностранных генералов, представителей партии к-д, омского «Союза возрождения» и других организаций, на котором почти единодушно был решен вопрос о переходе власти к военному диктатору. Одним из кандидатов в диктаторы был намечен адм. Колчак, сравнительно недавно прибывший в Омск и исполнявший обязанности военного и морского министра. Кандидатура Колчака была решительно поддержана англичанами, он пользовался е их среде авторитетом и с момента прибытия в Омск мог располагать специальным английским отрядом полк. Уорда. Результаты этого совещания, как к предмет предшествовавших ему разговоров, не явились тайной для Колчака. 16 ноября Колчака посетила делегация от группы офицеров и предложила ему принять «верховное руководство армией и народом». Техническое выполнение переворота и было поручено совещанием этим членам делегации.
18 ноября власть Директории пала. Наличные члены Директории (кроме Вологодского) — Авксентьев и Зензинов были арестованы, такая же участь постигла и других их соратников. На экстренном заседании совета министров вся власть как военная, так и гражданская была передана адм. Колчаку, которому присваивался 'титул верховного правителя. Сразу же при Колчаке был образован и совет министров, во главе которого стал бывший член Директории, Вологодский.
Начался новый этап в жизни восточной контрреволюции. Против Советской республики выступила сибирская реакция. Восстановление прежнего государственного режима стало практическим лозунгом дня, несмотря на обратные в этом заверения диктатора. Колчаковщина — оружие крупной буржуазии, выражение ее объединения и временной победы, белый террор, реставрация. Колчаковщина была наиболее приемлемой формой для противосоветского похода отечественной контрреволюции. Железом и кровью она пыталась гальванизировать свой труп, террором против рабочего класса и крестьянства Сибири — поддержать белое движение.
Новая власть с первых же дней своего существования оказалась перед фактом враждебного отношения к ней трудящегося населения Сибири. Последнее не поддерживало ни власти Директории ни власти Колчака. Оно одинаково враждебно относилось ко всякому антисоветскому движению. И с первых же дней колчаковщины в различных районах Сибири стали зарождаться очаги красного партизанского движения. В течение всего 1919 г. сибирское партизанство давало о себе знать колчаковской администрации. Особую выдержку и упорство проявляли партизаны в Приенисейском крае. Там существовали две маленький советские республики —Тассевская и Степнобаджейская, — приковавшие к себе весной и особенно летом 1919 г. большое количество колчаковских войск.
Колчаковщина гнила постепенно, никакие меры диктатора и его правительства не могли предупредить внутреннего процесса разложения, который стал приближать конечную гибель сибирской контр-революции. Мимолетная победа колчаковской армии в марте-апреле 1919 г., прорвавшей фронт 5-й красной армии в районе Уфы и в дальнейшем направившейся на Казань и Самару, — завершилась надрывом ее мощи, благоприятным для советского оружия переломом на Восточном фронте. Специально созданная Южная группа Восточного фронта под командованием М. В. Фрунзе нанесла ряд сильных ударов по зарвавшемуся противнику. В результате ожесточенных боев он должен был начать свое обратное движение.
Части Красной армии, разбив заслон противника у Бугуруслана, Сергиевскую и белебеевскую группы, к 9 июля заняли Уфу, 13 июля Златоуст, 14 — Екатеринбург. Преодолев Уральский хребет, Красная армия вышла на сибирские равнины и форсированным маршем двигалась вдоль Сибирской железнодорожной магистрали. Противник, не имея возможности оказывать серьезное сопротивление, поспешно отступая. Над колчаковщиной нависла грозовая туча. Военная диктатура, революционным путем ставшая у власти, оказалась и сама под серьезной угрозой быть сметенной действительно революционной волной, с колоссальной силой идущей из советского центра по контрреволюционной периферии Востока.
Попытки Колчака упрочить свое положение не принесли соответствующих результатов. Помимо сильного напора революционных сил извне и изнутри, колчаковщина раздиралась собственными, заложенными в самом характере ее происхождения, противоречиями. Атаманщина со свойственными ей чертами самостийности была бичом единоличной верховной власти. Постоянные интриги в руководящем составе колчаковской администрации исключали возможность планомерного и своевременного разрешения злободневных вопросов фронта и тыла. Состояние тыла находилось в прямой прогрессии от положения на фронте. Тыл воспроизводил недостатки фронта. Никакой помощи фронту он оказать не мог. Если на фронте происходила вооруженная борьба двух классовых сил, то и в глубоком колчаковском тылу велась неослабевающая классовая война. В распоряжении военной диктатуры не было реальных средств воспрепятствовать этому вполне закономерному процессу.
Не находила колчаковщина реальной поддержки и у союзников. Последние на русской территории занимались своими делами. При чем реализации разгоревшихся аппетитов на лакомые русские куски одной империалистической страны пыталась воспрепятствовать другая империалистическая держава, принимавшая участие в интервенции. Америка следила за Японией, Англия и Франция следили друг за другом. Единого реального фронта между интервентами не было. Не было и единой помощи Колчаку. Французский ген. Жанен распоряжался всеми союзническими, за исключением японских, силами на Востоке России, английский ген. Нокс ведал вопросами союзнического снабжения колчаковской армии, и ни один из них не заслужил похвалы от русских белогвардейцев. Колчак — ставленник английского империализма и его покорный слуга не получил должной материальной поддержки от своих хозяев. Франция неослабно следила за английской политикой на Востоке Советской России и не допускала гегемонии Англии над колчаковщиной. За все доставленное союзниками военное имущество Колчак расплачивался золотой валютой. Наличие русского золотого запаса, доставшегося ему по наследству от Директории, позволяло Колчаку производить различного рода торговые операции. Но все то, что им получалось за плату или безвозмездно от союзников, быстро таяло, а затем стало переходить в руки Красной армии. Америка оказывала свою помощь только на условиях компенсации. Наличие незначительных вооруженных сил С.-А. С. Ш., Англии и Франции на территории Дальнего Востока могло способствовать до поры до времени подъему морального состояния колчаковцев. Реальной помощи фронту эти союзнические части, как правило, не оказывали. Располагавшиеся же там значительные японские войска сбоим поведением внушали даже опасения омскому правительству. Находясь на острие собственных противоречий, колчаковское правительство доброжелательно относилось к противояпонской политике Америки. Америка и служила силой, противодействующей японской агрессии.
Противоречия империалистических государств, принявших участие в интервенции против Советской России, не способствовали жизнеспособности колчаковщины. Под ударами Красной армии на фронте, партизанов в тылу, на фоне противоречий интервентов и атаманщины рвались последние скрепы контрреволюционного организма.
Последние дни колчаковщины приближались с молниеносной быстротой. Последнее организованное сопротивление противника Красная армия встретила на линии Ишим — Петропавловск, при чем в результате боев она вынуждена была временно приостановить свое дальнейшее наступление и отойти назад за р. Тобол. Но после получения значительного подкрепления, красноармейские части 14 октября вторично форсировали Тобол, 30 октября заняли Петропавловск, 14 ноября — Омск, 22 декабря — Томск, 24 — ст. Тайга, 30 — Мариинск. В середине декабря Минусинск и Красноярск были захвачены партизанами, 21 декабря в Черемхове поднялось рабочее восстание против колчаковщины.
При такой обстановке было вполне очевидным наступление быстрого конца колчаковщины. Омское правительство, переехавшее в Иркутск, пыталось найти выход из этого положения и занялось спешной разработкой вопроса о сотрудничестве с общественностью.
Колчак, застрявший в пути к Иркутску, с трудом поддавался на различного рода советы о привлечении общественной опоры правительству. Но кое-какие меры принимал и он, — было образовано так называемое верховное совещание, премьер-министром вместо Вологодского был назначен Пепеляев, 15 декабря был издан указ о назначении генерала Деникина преемником верховной власти.
Господами положения на Сибирской железной дороге оказались чехи. Они запрудили всю линию и сплошными эшелонами двигались на Иркутск и дальше на Восток. Эвакуация колчаковских тылов происходила в последнюю очередь. Некогда боевой авангард русской контрреволюции — чехословаки отступали сейчас под прикрытием колчаковской армии. Даже сам верховный правитель не имел возможности поставить в одинаковое положение с чехами свою отступавшую армию. Силы белогвардейцев таяли, и Колчак, фактически потерял власть, оставаясь только формально во главе ее.
Представители союзников были поставлены перед фактом катастрофы. Все их надежды на военную диктатуру были разбиты конкретной действительностью. Взоры их обратились на те «государственно-мыслящие» группы сибирской общественности, которые с первых дней диктатуры служили объектом правительственных гонений. Последние стали выходить из состояния пассивности и готовились при благосклонном отношении союзников к вооруженному выступлению.
Зарождались ростки нового и последнего этапа деятельности восточной контрреволюции. Колчаковщина — продукт гегемонии торгово-промышленной буржуазии — стояла на грани своего отмирания. Мелкобуржуазная демократическая контрреволюция вновь стала у порога власти. Колчаковщина привела к тому, что привело к колчаковщине. Мелкобуржуазному движению суждено было не только начать, но и закончить деятельность восточной контрреволюции. И как начальный период жизни сибирской контрреволюции, так и последний — проходил под знаком активного участия эсеров и меньшевиков.
Новый этап не был долговечен. Эсеры и меньшевики не являлись выразителями действительных стремлений трудящихся масс Сибири, не имели среди них поддержки и всплыли на поверхность политической борьбы в условиях краха колчаковщины.
За несколько дней до приезда колчаковского правительства в Иркутск, там по инициативе земской управы 12 ноября 1919 г. было созвано всесибирское совещание земств и городов. На совещании был создан так называемый Политический центр, как руководящий орган намечавшегося переворота. Туда вошли представители всесибирского краевого комитета партии эсеров, бюро сибирских организации меньшевиков, земского политического бюро, Сибирского центрального комитета объединений трудового крестьянства. Это был временный блок, которому суждено было написать последнюю главу восточной контрреволюции. Политический центр существовал нелегально, но работа его сторонников проходила открыто. В некоторых городах власть переходила в руки местного земства.
24 декабря восставшим колчаковским гарнизоном при поддержке рабочих были заняты Глазково и станции Военный городок, Иннокентьевская и Батарейная. Начались боевые действия между восставшими и колчаковскими частями. Восставшие в критические для себя минуты получали поддержку от рабочих и партизан. У защитников же власти Колчака — русских белогвардейцев руки были связаны их бывшими союзниками. Чехи держали нейтралитет и совместно с американским батальоном приводили в пассивное состояние японцев.
С момента восстания в Иркутске колчаковский Совет министров передал свои полномочия чрезвычайной тройке в составе Червен-Водали, Ларионова и генерала Ханжина. С членами этой тройки вступили в переговоры представители Политического центра, при чем упорство первых было сломлено вмешательством французского генерала Жаиена. Со 2 января 1920 г., в поезде Жанена начались официальные переговоры колчаковских министров с Политическим центром. В этих переговорах самым характерным являлась политическая платформа центра, представитель которого Ахматов прямо заявил, что демократическое правительство не покидает мысля о борьбе с большевизмом. Политический центр лелеял надежду на потерю боеспособности красноармейских частей и в связи с этим считал вполне реальной свою власть. Однако колчаковские министры не могли довериться заявлениям демократии. Переговоры затягивались и только бегство колчаковцев из Иркутска принесло победу Политическому центру.
5 января 1920 г. власть официально перешла к Политическому центру. В тот же день Колчак из Нижнеудинска отдал указ о передаче всей полноты военной и гражданской власти на «всей территории Российской восточной окраины» атаману Семенову. 6 января новой властью был опубликован «манифест ко всему населению Сибири», где провозглашалось восстановление гражданских свобод, созыв на 12 января Временного сибирского совета народного управления и т. д. Сама власть характеризовалась, как «власть гражданского мира». Там же говорилось и о том, что новая власть немедленно приступит к установлению перемирия на советском фронте и начнет переговоры с советским правительством «на основе гарантирования самоуправления областей, освобожденных от реакции и не занятых армией Совета народных комиссаров».
Дни власти Политического центра проходили в обстановке враждебного отношения к нему трудящегося населения. На многочисленных митингах среди рабочих и партизанских отрядов выносились постановления с требованием немедленного ухода союзников, ареста Колчака и т. п. В Жигалеве, Балаганске, Усть-Кутске, Черемхове и других крупных пунктах власть перешла к революционным комитетам. Лозунги Политического центра были чужды рабочим и крестьянам Сибири.
Под сильным напором масс Политический центр вынужден был, наконец, обратиться к союзникам с требованием передать в его распоряжение Колчака. Чехи отнеслись к этому требованию сочувственно из-за личных опасений за успешность дальнейшей эвакуации своих эшелонов на Восток. 14 января Иркутск покинули представители союзников, а 15 января вечером Колчак и Пепеляев были переданы в руки Политического центра, который заключил их в тюрьму и назначил специальную следственную комиссию для ведения дела арестованных.
Этим актом Политический центр пошел навстречу требованиям масс, но удовлетворить хоть сколько-нибудь их остальные требования он не мог. Власть центра быстро изживала себя. В сложившейся обстановке, в Сибири не было никакой силы, которая могла бы задержать надвигавшуюся революционную волну. Попытки организовать свою армию Политическому центру не удались. Это было его бедой. Отсутствие реальной силы и привело к тому, что 22 января 1920 г. закончился заключительный этап восточной контрреволюции. Власть в Иркутске перешла к Военно-революционному комитету. Революция восторжествовала на всей территории Сибири до Байкала. 7 февраля 1920 г., постановлением Иркутского военно-революционного комитета были расстреляны Колчак и Пепеляев, а 7 марта в Иркутск входили части Красной армии.
Восточный фронт Советской России был ликвидирован. Ни демократической контрреволюции, ни монархической реакции не удалось задержать развертывания естественного революционного процесса. В условиях ожесточенной гражданской войны российская отечественная контрреволюция была обречена на гибель. Отсутствие единого реального фронта империалистических государств, в силу их собственных противоречий, предопределило гибель белого движения в России. Беззаветная преданность делу Октябрьской революции рабоче-крестьянской Красной армии и всех трудящихся, шедших на борьбу с контрреволюцией под руководством Коммунистической партии, обеспечила победу первой в мире Советской социалистической республики.
Десятилетнюю годовщину со дня окончательного разгрома колчаковщины трудящиеся массы Советского союза отмечают великими победами на фронте социалистического строительства. Как на военном фронте в годы гражданской войны, так и на фронте социалистического строительства в годы мирной передышки трудящиеся массы Союза идут под знаменами ленинской партии. В этом причина их прошлых побед, и залог — будущих.
Предлагаемый вниманию читателей сборник составлен из воспоминаний активных деятелей колчаковщины и освещает период с конца 1918 по начало 1920 гг. Собранный в сборнике материал на 2/3 публикуется в советском издании впервые, сюда относятся воспоминания Гинса и стенографический отчет переговоров колчаковского правительства с Политическим центром. Воспоминания французского генерала Жанена и очерк N перепечатываются из малораспространенного и малоизвестного широкому кругу советских читателей журнала «Сибирские огни».
Гинс в своих воспоминаниях дает любопытную картину, того, как создалась в Сибири военная диктатура и какие меры принимались для ее спасения. В период агонии колчаковщины омские министры, в том числе и сам Гинс, хватались за всякую соломинку, чтобы приостановить надвигающуюся катастрофу. Бурные заседания министров стали проходить под знаком установления «истинных» виновников поражения. Ограниченный политический кругозор их, однако, не давал возможности разобраться в происходивших событиях. Гинс очень наглядно показывает это в своих воспоминаниях. Виновников стали искать среди военных, политика же самого правительства считалась как будто бы безукоризненной. Фальшиво звучат неоднократно повторяемые Гинсом слова о том, что в Сибири была установлена конституционная диктатура. Фактическая сторона событий, освещенная в его же воспоминаниях, полностью опровергает это утверждение. Стратегия не была подчинена политике, последняя не способствовала победам на фронте и укреплению тыла. Но это отнюдь не разрешает вопроса о Поражении генералов. Все белые генералы делали одно контрреволюционное дело, — именно поэтому они и были раздавлены революцией вместе с возглавлявшим их Колчаком.
В воспоминаниях Жанена отражена другая сторона жизни сибирской контрреволюции. Он являлся блюстителем интересов французского империализма в Сибири и на Дальнем Востоке и с этой точки зрения рассматривал все злободневные вопросы. Располагая чехословацким корпусом. Жанен был весьма авторитетным «советником» в стане Колчака. Наконец, его воспоминания местами вскрывают тот узел империалистических противоречий, который был завязан в Сибири. Отсюда читатель составит представление о том, что же было в действительности основной задачей всех «союзников» Колчака, в том числе и Франции.
Очерк N освещает фактическую сторону декабрьских событий в Иркутске и приподнимает завесу с закулисной деятельности чехословацких руководителей и представителей местной демократии. Широкая осведомленность N в этих вопросах сменяется, однако, его полным неведением о деятельности подпольных, большевистских организаций. Отсюда вытекает ряд неправильных утверждений автора, сводящихся к переоценке роли демократических элементов в иркутских событиях и недооценке значения работы большевиков.
Стенографический отчет переговоров о передаче власти Омским правительством Политическому центру является чрезвычайно интересным документом. Здесь очень отчетливо выявлено подобострастное поведение последних колчаковских министров при переговорах с союзниками. Червен-Водали, например, затратил много времени и энергии на ведение этих переговоров. Он начинал с того, что запрашивал мнение представителей союзных государств по поводу начавшихся катастрофических событий в колчаковском тылу. При чем сам он не обращался к ним с прямой просьбой о помощи. Такой вывод должны были сделать сами союзники. Но это, так сказать, форма; существо запросов Червен-Водали заключалось именно в том, чтобы выпросить у своих хозяев помощи для подавления начавшихся восстаний вокруг Иркутска.
Весьма любопытным является также поведение представителей Политцентра. Они не исключали возможности в дальнейшем вести борьбу с большевизмом, но не имели крепкой армии, чтобы начать борьбу. Основные принципы, которыми руководствовались представители Политцентра, были: 1) переход к «чисто-демократической» конституции и 2) получение отдыха, передышки для преобразования армии и страны. Политцентр находился в плену иллюзий, полагая, что Красная армия, уральские и пермские крестьяне, не пойдут дальше на Иркутск, когда узнают об образовании там «истинной» демократической республики. Дальнейшее показало всю иллюзорность их надежд. В общем, эти переговоры, как и взаимоотношения главных участников в целом, напоминают дележку шкуры с неубитого медведя
Такова краткая характеристика этого интересного помещаемого в сборнике материала.
Советская литература по гражданской войне на Восточном фронте не особенно богата. Есть, правда, некоторое количество воспоминаний ряда очевидцев событий, изданы сборники, составленные по материалам Центрархива, но нет капитальных работ, где бы всесторонне освещалась борьба с восточной контрреволюцией. Интерес же к этой теме большой. Чтение подобной белой мемуарной литературы, хотя и не создающей полного представления по целому ряду серьезных вопросов, способно все-таки усиливать тягу к исторической книге. Поэтому нельзя не рекомендовать читателям хотя бы нескольких основных советских изданий, посвященных истории 1918–1920 гг. В числе таких книг можно указать:
Вера Владимирова — «Год службы “социалистов” капиталистам», гос. изд., 1927 г.; П.С. Парфенов — «Гражданская война в Сибири 1918–1920», гос. изд., Москва.; П.С. Парфенов — «Борьба за Дальний восток», «Прибой», 1928 г.; В.Г. Яковенко — «Записки партизана», гос. изд., 1925 г.; Рагозин — «Партизаны Степного Баджея», «Новая Москва», 1926 г.; П.Б. Щетинкин — «Борьба с колчаковщиной», Сибкрайиздат, Новосибирск, 1929 г.; «Последние дни колчаковщины», сборник Центрархива, гос. изд. 1926 г.
Ознакомление с этой литературой позволит читателям составить себе ясное представление о тех великих событиях, которые сопутствовали первым годам существования Советской России. И если настоящий сборник вызовет интерес к исторической книге, то уже одного этого будет достаточно, чтобы его появление на книжном рынке было оправдано.
Содержание |
Следующая
