Название статьи, скорее всего, удивит читателя: какие могут быть философские идеи в маленьком рассказе, примерно на три книжных страницы, для детей старшего дошкольного и младшего школьного возраста? Не ищет ли автор, как обычно говорят в таких случаях, черную кошку в темной комнате, когда ее там нет? Однако не будем торопиться с выводами и еще раз откроем рассказ Николая Носова. Почему – еще раз? Потому что среди наших соотечественников нет, наверное, человека, который не был бы знаком с творчеством этого замечательного детского писателя. Его рассказы («Фантазеры», «Три охотника», «Мишкина каша», «Автомобиль», «Замазка», «Находчивость», «Огурцы», и многие другие), повести («Витя Малеев в школе и дома», «Дневник Коли Синицына», «Веселая семейка») и романы-сказки («Приключения Незнайки и его друзей», «Незнайка в Солнечном городе», «Незнайка на Луне») входят в нашу жизнь с детства.

В школьном возрасте мы с интересом читали эти произведения – добрые, остроумные, веселые. Однако с не меньшим интересом перечитываешь их в зрелом возрасте, с высоты определенного жизненного опыта, и с удивлением открываешь для себя эти рассказы, повести и сказки по-новому, начинаешь видеть в них то, чего не видел в детстве. Ребенком обращаешь внимание, прежде всего, на сюжет, во взрослом состоянии – на идеи, и удивляешься тому, насколько просто, ясно и увлекательно автор смог раскрыть серьезное и глубокое содержание, которое вполне можно назвать философским.

«Фантазеры» – одно из ранних произведений в творчестве Н. Носова. Незамысловатое начало рассказа вроде бы не оставляет никаких сомнений в том, что он представляет собой развлекательное чтение для ребенка старшего дошкольного возраста и, скорее всего, искать в нем какие-либо глубокие мысли и философские идеи по меньшей мере смешно.

«Мишутка и Стасик сидели в саду на скамеечке и разговаривали. Только они разговаривали не просто, как другие ребята, а рассказывали друг другу разные небылицы, будто пошли на спор, кто кого переврет.
– Сколько тебе лет? – спрашивает Мишутка.
– Девяносто пять. А тебе?
– А мне сто сорок. Знаешь, – говорит Мишутка, – раньше я был большой-большой, как дядя Боря, а потом сделался маленький.
– А я, – говорит Стасик, – сначала был маленький, а потом вырос большой, а потом снова стал маленький, а теперь опять скоро буду большой. – А я, когда был большой, всю реку мог переплыть, – говорит Мишутка.
– У! А я море мог переплыть!
– Подумаешь – море! Я океан переплывал!
– А я раньше летать умел!
– А ну, полети!
– Сейчас не могу: разучился.
– А я один раз купался в море, – говорит Мишутка, – и на меня напала акула. Я ее бац кулаком, а она меня цап за голову – и откусила.
– Врешь!
– Нет, правда!
– Почему же ты не умер?
– А зачем мне умирать? Я выплыл на берег и пошел домой.
– Без головы?
– Конечно, без головы. Зачем мне голова?
– Как же ты шел без головы?
– Так и шел. Будто без головы ходить нельзя?
– Почему же ты теперь с головой?
– Другая выросла…».

Итак, два мальчика фантазируют, придумывая по очереди разные невероятные истории, причем они делают это остроумно и, можно сказать, даже художественно, что не очень просто, как то может показаться на первый взгляд. Если же вам, уважаемый читатель, кажется, что нет ничего проще, чем выдумывать различные нелепости, то попробуйте в качестве эксперимента, как говорится, «с ходу» придумать какую-нибудь забавную небылицу, подобную тем, что рассказывают друг другу Мишутка и Стасик. Когда я со своим четырехлетним сыном играл в фантазеров (мы по очереди придумывали и рассказывали друг другу невероятные истории), то, должен признаться, у меня с трудом получалось что-либо выдумать, а вернее – совсем не получалось: в процессе игры я с досадой обнаруживал, что все, сочиненное мной, мягко говоря, не талантливо и даже не остроумно, если не сказать – бездарно по сравнению с тем, что придумывают персонажи Н. Носова.

Обратим внимание на то, что герои рассказа фантазируют ради самого фантазирования, т. е. не ставят перед собой никакой другой цели, кроме сочинения различных оригинальных небылиц, и находят в этом определенное, своего рода «эстетическое» удовольствие.

Самое интересное в рассказе начинается после того, как к беседе Мишутки и Стасика присоединяется соседский мальчик Игорь, которому поначалу кажется, что ребята занимаются ерундой и что нет ничего проще, чем выдумывать пустые небылицы.

«Он слушал, слушал Мишутку и Стасика, потом говорит:
– Вот врут-то! И вам не стыдно?
– А чего стыдно? Мы же никого не обманываем, – сказал Стасик. – Просто выдумываем, будто сказки рассказываем.
– Сказки! – презрительно фыркнул Игорь. – Нашли занятие.
– А ты думаешь, легко выдумывать?
– Чего проще!
– Ну выдумай что-нибудь.
– Сейчас… – сказал Игорь. – Пожалуйста.
Мишутка и Стасик обрадовались и приготовились слушать.
– Сейчас, – повторил Игорь. – Э-э-э…гм…кхм…э-э-э…
– Ну что ты все «э» да «э»!
– Сейчас! Дайте подумать.
– Ну, думай, думай!
– Э-э-э, – снова сказал Игорь и посмотрел на небо. – Сейчас, сейчас…э-э-э…
– Ну, чего же ты не выдумываешь? Говорил – чего проще!
– Сейчас… Вот! Один раз я дразнил собаку, а она меня цап за ногу и укусила. Вот даже шрам остался.
– Ну и что же ты тут выдумал? – спросил Стасик.
– Ничего. Как было, так и рассказал.
– А говорил – выдумывать мастер!..»

Итак, Игорь видит, что фантазировать не так просто, как кажется, и что он, будучи не в состоянии ничего придумать, переоценил свои способности и явно сплоховал. Вместо того, чтобы признать это, он, дабы не ударить в грязь лицом, «переходит в наступление».

«– Я мастер, да не такой, как вы. Вот вы все врете, да без толку, а я вчера соврал, мне от этого польза.
– Какая польза?
– А вот. Вчера вечером мама и папа ушли, а мы с Ирой остались дома. Ира легла спать, а я залез в буфет и съел полбанки варенья. Потом думаю: как бы мне не попало. Взял Ирке губы вареньем намазал. Мама пришла: «Кто варенье съел?» Я говорю: «Ира». Мама посмотрела, а у нее все губы в варенье. Сегодня утром ей от мамы досталось, а мне мама еще варенья дала. Вот и польза.
– Значит, из-за тебя другому досталось, а ты и рад! – сказал Мишутка.
– А тебе что?
– Мне ничего. А вот ты этот… как это называется…Брехун! Вот!
– Сами вы брехуны!
– Уходи! Не желаем с тобой на лавочке сидеть.
– Я и сам не стану с вами сидеть…»

Вряд ли кто-нибудь будет спорить с тем, что все начинается с детства, что корни так называемой «тайны личности» уходят далеко и глубоко в прошлое человека, начинают расти с колыбели, и, проходя далее через полубессознательное раннее дошкольное детство, дают свои первые плоды уже в сознательном старшем дошкольном и младшем школьном возрасте. Некоторые психологи и педагоги небезосновательно утверждают, что человек станет тем, кем он стал до пяти (примерно) лет своей жизни.

Герои «Фантазеров» – как раз дети старшего дошкольного или младшего школьного возраста, в котором определенный «каркас» личности уже, в основных чертах, сформирован. В лице своих героев Н. Носов ярко и недвусмысленно рисует перед нами два типа личности, о противостоянии которых, в той или иной форме, говорили философы различных эпох. Эти два типа называли и называют по-разному, но наиболее удачные, на мой взгляд, слова для их обозначения – это «созерцатель» и «предприниматель». Мишутка и Стасик представляют собой формирующийся созерцательный тип, Игорь – предпринимательский.

В рассказе Н. Носова созерцатели самозабвенно выдумывают оригинальные небывалые истории, что, несомненно, является одним из видов настоящего творчества, которое требует богатого воображения, полета фантазии, немалого чувства юмора, а также – развития не столько рассудочных, сколько разумных способностей души. Творчество фантазеров бескорыстно и по-настоящему свободно: им чужды соображения практической применимости своих выдуманных историй, им не приходит в голову, что эти истории могут принести некую сиюминутную пользу, или обернуться какой-то конкретной выгодой, они сочиняют их из мотива самого сочинительства, условно говоря, «из любви к искусству» – такова природа созерцательной души.

Духовный антипод созерцателей-фантазеров Мишутки и Стасика, «предприниматель» Игорь, напротив, не может придумать ни одной остроумной и безобидной истории, лишен богатого воображения, ему неведом полет фантазии, у него не развито чувство юмора, рассудок здесь преобладает над разумом. Игорю непонятен мотив бескорыстного и свободного творчества, ему кажется пустым и бессмысленным все, что не несет в себе личной пользы и выгоды.

Все было бы, как говорится, не так страшно, если бы предприниматель и созерцатель отличались друг от друга только вышерассмотренными характеристиками, то есть, условно говоря, деятельно-практической и отвлеченно-теоретической ориентацией ума и души. В данном случае проблема заключается в том, что та или иная из этих ориентаций влечет за собой определенную специфику нравственного сознания. «Вот врут-то! И вам не стыдно?» – говорит Игорь, который считает трату времени и сил на придумывание небывалых историй не только пустым, но и постыдным занятием. «А чего стыдно? Мы же никого не обманываем, просто выдумываем, будто сказки рассказываем», – говорит Стасик, для которого, как видим, безобидное и самоценное фантазирование совсем не является чем-то предосудительным и стыдным, а стыдно для него нечто совсем иное – обманывать кого-либо. Для Игоря, напротив, обманывать и подставлять кого-то не только позволительно, но даже и похвально, если это оборачивается некой личной выгодой, которая, по всей видимости, и является для него критерием добра и зла. «Вот вы все врете, да без толку, а я вчера соврал, мне от этого польза», – не без гордости заявляет он, считая вполне приемлемым и даже достойным строить собственное благополучие за счет страданий другого – своего ближнего (причем не только в широком, но также в узком и конкретном смысле слова, так как «ближним» в данном случае выступает младшая сестренка). Как видим, норма и стиль жизни предпринимателя – это своего рода категорический императив наоборот: воспринимай своего ближнего и относись к нему не как к цели, а как к средству для реализации своих целей. «Предприниматель» Игорь не понимает своих собеседников созерцателей, не разделяющих его представлений о хорошем и дурном, презрительно относясь к их фантазиям-«сказкам». Они же, в свою очередь, слушая рассказ Игоря, иллюстрирующий его жизненное «кредо», недоумевают и возмущаются: «Значит, из-за тебя другому досталось, а ты и рад!.. Уходи! Не желаем с тобой на лавочке сидеть», – вполне следуя, таким образом, и в мыслях, и поступках, категорическому императиву. «Я и сам не стану с вами сидеть», – парирует Игорь. Предприниматель и созерцатель друг друга «не разумеют»: система жизненных координат одного из них есть перевернутая система жизненных координат другого.

Вполне предвидя возражения относительно неадекватного использования автором слова «предприниматель», предлагаю читателю несколько соображений, связанных с этим термином. Кто такой предприниматель? Ответить на этот внешне несложный вопрос нелегко. Сначала попробуем наиболее простой вариант: предприниматель – это тот, кто что-либо предпринимает, совершает какие-то действия, занимается некой деятельностью, и поэтому предприниматель и деятель (человек действия, практики) – представляют собой, вроде бы, одно и то же. Так ли это? Мать, которая в любви и заботе растит и воспитывает своего ребенка, предпринимает огромное количество активных действий, ее никак не назовешь бездеятельной, но разве она является предпринимателем? Вспомним образ знаменитого киногероя И. Смоктуновского – Юрия Деточкина, который угоняет автомобили у спекулянтов, продает их и переводит деньги в детские дома. Является ли он предпринимателем? Скорее всего, нет. А можно ли назвать его деятелем? Несомненно. Стало быть, предприниматель и деятель – не одно и то же. По всей видимости, эти понятия находятся в отношении родовидового подчинения и (призовем в помощницы логику) на круговых схемах Эйлера изображаются в виде множеств, одно из которых включается в другое: любой предприниматель – это обязательно деятель, но не всякий деятель является предпринимателем.

Чем же тогда отличается предприниматель (видовое понятие) от деятеля (родовое понятие), в чем отличие этого вида от других видов данного рода, или, опять же, – кто такой предприниматель? Наверное, на данный вопрос можно ответить следующим образом: предприниматель – это такой деятель, который что-либо предпринимает, или совершает какие-то действия, имея на первом плане соображения собственной выгоды. Он нечто предпринимает, рассчитывая получить (скажем предельно обобщенно) на единицу затрат полторы, две, три и, – чем больше, тем лучше, – единиц результата. Если бы он на единицу затрат получал бы пол-единицы результата, то стал бы он в таком случае что-то предпринимать? Природа его деятельности такова, что вне соображений личной выгоды, пользы, прибыли, наживы и тому подобного он не станет ей заниматься.

Человек заводит так называемое «свое дело», открывая, например, ресторан или детский сад. Какие мотивы являются в данном случае для него основными, или зачем он это делает? Неужели он всецело одержим единственной целью накормить множество людей вкусной и здоровой пищей или он мечтает растить и воспитывать детей на благо общества и отечества? Вопрос является не только риторическим, но еще и анекдотическим. Конечно же, он делает и то, и другое, имея, прежде всего, целью (мягко говоря) улучшение во много раз своего материального положения. А можно ли улучшать во много раз свое материальное положение без одновременного и параллельного ухудшения материального положения других людей – в мире, где действуют законы круговорота, сохранения и превращения не только вещества и энергии, но и материальных благ? Такая специфика деятельности предпринимателя во многом определяет и его моральный облик: чувство справедливости, сострадательность, милосердие, жертвенность органично чужды ему. Положительная «сторона медали» оказывается неизбежно сопряженной с обратной – отрицательной. Практичность, предприимчивость, мобильность «соседствуют» здесь с эгоизмом, жестокосердием, беспринципностью; находчивость оборачивается хитростью, гибкость – изворотливостью, решительность – жестокостью, а реалистичность – мизантропией.

Продолжая разговор о том, кто такой предприниматель, обратимся к толковому словарю. В словаре В.И. Даля нет слова «предприниматель». Остается заглянуть в словарь С.И. Ожегова. Там слово «предприниматель» имеет два значения: первое – «капиталист, владеющий предприятием»; второе – «предприимчивый человек, делец». Отбрасываем первое значение и рассматриваем второе. На первый взгляд, два вышеуказанных термина представлены в словаре, как синонимы. Однако если посмотреть в том же словаре их определения, получится любопытная картина. Предприимчивый человек у С.И. Ожегова – это «умеющий предпринять что-нибудь в нужный момент, находчивый, изобретательный и практичный», а делец – «человек, который ловко ведет свои дела, не стесняясь в средствах для достижения своекорыстных целей». Первое определение, сопряженное с явно положительной характеристикой, плохо согласуется со вторым, связанным с характеристикой, несомненно, отрицательной. Что это – неявное логическое противоречие в крупном, солидном, многократно выверенном и чуть ли не единственном на сегодняшний день современном толковом словаре русского языка? Скорее всего, нет. Наверное, это те самые две стороны одной и той же медали, о которых только что говорилось.

По аналогии с приведенными выше рассуждениями можно предположить, что сходным образом «устроен» и созерцатель. Бескорыстное творчество, богатое воображение, полет мысли, пренебрежение к сиюминутной выгоде, неучастие в битве за место «у кормушки» вроде бы должны совмещаться с безынициативностью, бездеятельностью, пассивностью, неприспособленностью к жизни и даже беспомощностью. Так ли это? Находятся ли понятия «созерцатель» и «деятель» в отношении несовместимости? Ньютон и Галилей, Моцарт и Бетховен, Толстой и Достоевский являются ли деятелями? Несомненно. А созерцателями? Тоже. А предпринимателями? Ни в коем случае. Точно так же, например, декабристы и народники являются и деятелями, и созерцателями, но никак не предпринимателями. Таким образом, понятия «созерцатель» и «деятель» находятся не в отношении несовместимости, а в отношении пересечения: созерцатель не обязательно является деятелем, но он вполне может им быть. Кем он точно, никогда и никак не может быть так это – предпринимателем (понятия «созерцатель» и «предприниматель» находятся в отношении несовместимости). Если же созерцатель и предпринимает что-либо, становясь деятелем, то в этом случае он занят такими мыслями и совершает такие действия, которые связаны не с получением своекорыстной выгоды, а с достижением некого положительного результата для других, для многих, для большинства, в идеале – для всех.

Представление о созерцателе как о пустом мечтателе и беспомощном перед лицом жизни чудаке ошибочно. То, что он идет по жизни, глядя вверх – на чистое небо и далекие звезды, а не себе под ноги – на грязную, заплеванную землю, вовсе не означает, что он должен поминутно спотыкаться и проваливаться в ямы, из которых не может выбраться без посторонней помощи. Вспомним предание о Фалесе, который, глядя на звезды, не заметил под ногами ямы и провалился в нее. Видевшие это смеялись над ним: эх ты, философ, смотришь на небо, а того, что под ногами, не видишь! Фалес решил доказать своим согражданам обратное и, используя свои обширные научные познания, предугадал, что будущий год готовит большой урожай оливок, после чего скупил по дешевой цене все маслодавильни в родном городе. Когда же урожай действительно превзошел все ожидания, он стал сдавать их в аренду и получил огромную прибыль, потом раздал все деньги нуждающимся и сказал своим согражданам примерно следующее: «Я сделал это только для того, чтобы показать вам, что философ, или созерцатель вполне может разбогатеть и преуспеть в жизни, но ему это ни к чему». Созерцатель может достичь всего того, что предприниматель считает важным и нужным, только для него это не важно и не нужно, ибо он знает, что по-настоящему нужно и важно в жизни совсем другое. Не перекликается ли эта история со знаменитой сценой «Андрей Болконский на поле Аустерлица» из романа Л.Н. Толстого «Война и мир»? В результате созерцания глубины вечного, безмолвного неба происходит переворот представлений человека о мире и своем предназначении в нем. Бессмертный роман Л.Н. Толстого посвящен, по крупному счету, развенчанию так называемого «комплекса Наполеона»: Андрей Болконский пошел на войну, тайно завидуя Наполеону и желая прославиться, так же как он. Примечательны в данном случае слова Раскольникова у Ф.М. Достоевского: «Я хотел Наполеоном сделаться, оттого и убил». Наполеон велик, в большинстве своем думают люди, связывая величие с богатством, властью, силой и славой. Это не так, говорит Л.Н. Толстой, величие заключается совершенно в ином. Формулой романа являются вроде бы незамысловатые и вместе с тем необыкновенно глубокие слова о том, что «нет величия там, где нет простоты, добра и правды». В данном случае можно также вспомнить знаменитый ответ Диогена на вопрос Александра Македонского, что он (Александр) может для него сделать: «Отойди и не загораживай мне Солнца». О том же, по сути, говорит Демокрит – открыть хотя бы один закон природы намного интереснее и важнее, чем быть персидским царем. И о том же – Сократ, идущий через рынок Афин: «Как хорошо, что на свете есть столько вещей, без которых вполне можно обойтись». Кстати, предприниматель в этом случае сказал бы обратное: «Как плохо, что на свете столько вещей, без которых нельзя обойтись». Обратим внимание – созерцатель-философ начинает с «как хорошо», то есть в его душе царит спокойствие и согласие с самим собой; предприниматель же начинает с «как плохо», то есть он недоволен и обозлен. Так кто же из них действительно счастлив – созерцатель или предприниматель?

Все приведенные выше примеры призваны проиллюстрировать рассматриваемую здесь с разных сторон идею, согласно которой созерцательность вовсе не сопряжена, как может показаться, с некой пассивной, печальной и несчастной беспомощностью. Созерцательность не есть бездеятельность. Вспомним, наконец, знаменитый даосский принцип недеяния, который означает не пассивность и бездействие, а, наоборот, своего рода сверхактивное действие: человек активен и целеустремлен в сознательном отказе от действий, чуждых ему, не своих, навязанных извне, а потому – фальшивых, бессмысленных и ненужных. Он активен в следовании не чужому, а своему жизненному пути, подобно стреле, летящей неизменно прямо и точно поражающей цель, максимально раскрывает себя и выполняет свое предназначение в мире, проживая полноценную, осмысленную, свою жизнь, а не чужую – пустую и бессмысленную, как это делает большинство людей, запутавшихся и сбившихся с пути, изменивших себе под влиянием внешних указателей и стереотипов.

Герои рассказа Н. Носова «Фантазеры» – дети и, если все начинается с детства, то можно попробовать предположить, кем они станут в будущем – и в общечеловеческом, и в профессиональном смысле. Детерминизм, конечно же, не единственно верная интерпретация мира и человека, но вполне возможная, по-своему убедительная и неплохо «работающая», как, впрочем, и другие – альтернативные, параллельные и равноценные ей – интерпретации. В любом случае, можно вслед за П. Лапласом, который говорит – дайте мне координаты и скорости всех частиц Вселенной на настоящий момент, и я предскажу все события на все будущие времена, – сказать примерно следующее: дайте мне обстоятельства рождения и первых лет жизни этого человека, и я предскажу, в общих чертах, его судьбу. Возвращаясь к героям Н. Носова возможно предположить, что Мишутка и Стасик – это будущие писатели или ученые, или инженеры, врачи, педагоги и, скорее всего, – просто хорошие люди. Игорь, возможно, станет предпринимателем и в узком, профессиональном смысле этого слова, бизнесменом, вполне возможно, из него получится хороший менеджер, крупный специалист по пиар-технологиям и рекламе, может быть – успешный политик, но вряд ли – хороший человек.

Здесь мы опять выходим на те самые «две стороны медали» предпринимательской души, наличие и замысловатое взаимодействие которых предоставляют широкие возможности для различного рода логических подмен и терминологической путаницы. Например, в последнее время, в качестве одной из характеристик предприимчивого и ловкого человека, часто встречается понятие «креативный», которое, на первый взгляд, представляет собой то же, что и «творческий», ведь латинское слово «creatio» переводится на русский как «созидание, творение». Однако контексты, в которых употребляется понятие «креативный» не оставляют никаких сомнений в том, что это, по меньшей мере, не то же самое, что «творческий». Представим себе креативного Ф.М. Достоевского или креативного Л.Н. Толстого – получается что-то невероятное и даже комическое, хотя и Ф.М. Достоевский, и Л.Н. Толстой, несомненно, личности творческие. Печально известные создатели финансовых пирамид, вроде нашего соотечественника С. Мавроди, представляют собой хрестоматийный образец, или эталон креативности, но разве можно их назвать людьми творческими? Данный вопрос, по всей видимости, риторический.

Чем же отличается креативность от творчества? Наверное, тем же, чем деятельность предпринимателя от деятельности созерцателя: креативность представляет собой изобретательность, находчивость, мобильность и решительность, направленные на реализацию каких-то своекорыстных целей, достижение личной выгоды и извлечение пользы. «Творческие» комбинации здесь посвящены изобретению многочисленных и изощренных схем устроения собственного благополучия за счет неблагополучия других, согласно так называемому «закону джунглей». Не случайно одно из наиболее важных понятий в жизни предпринимателя, во многом определяющее образ его мыслей и направленность действий – это понятие конкуренции – успей захватить как можно больше жизненного ресурса, пока его не захватили другие, оставив тебя ни с чем.

Каждый человек живет в том мире, который сам себе создает в силу особенностей своего умственного и, особенно, морального устройства. Мир, предпринимателя жесток и враждебен ему, отовсюду он ждет подвоха, покушения на себя и свои интересы, другие для него – и потенциальные противники, и, одновременно, материал для решения своих проблем. Поэтому его «творчество» направлено как на нейтрализацию противника, так и на максимальное задействование этого «материала» в своих интересах. «Творчество» предпринимателя – ложь и обман: если ему удастся так задурманить сознание своего ближнего, что тот перестанет сам себе принадлежать и будет вроде бы по доброй (а на самом деле совсем не по доброй) воле делать то, что требуется предпринимателю, становясь, таким образом, его орудием, то это будет предельной вершиной креативной предпринимательской деятельности. Не случайно, кстати, он говорит, что формула «спрос естественным образом рождает предложение» не работает, что в действительности предложение должно искусственно порождать спрос, то есть надо хитро и изощренно навязать человеку чуждые ему потребности, неявно принудить его делать то, что ему не только не нужно, но даже непосредственно вредит.

Понятно, что такого рода «творчество», или креативность не имеет ничего общего с действительным, подлинным творчеством. Последнее присуще созерцателю и связано, как минимум, с попытками глубокого осознания самого себя и своего пути, предназначения в мире, а, как максимум, – с поиском гармоничного, справедливого, доброго мирового и общечеловеческого устроения. Таким образом, креативность предпринимателя и творчество созерцателя – явления и понятия, которые находятся в отношении несовместимости.

Еще два понятия, с которыми следует разобраться в контексте данной темы – это «хитрый» и «умный». Дело в том, что первое постоянно подменяется вторым, когда идет речь о креативной деятельности предпринимателя. Говорят, что предприниматель – это обязательно умный человек, ведь для создания всевозможных изощренных комбинаций он должен обладать незаурядным умом. А что такое ум, и кто такой умный человек? Этот вопрос не так прост, как может показаться на первый взгляд. На него отвечают по-разному.

Наиболее распространенная и популярная в настоящее время трактовка ума связывает его со способностью найти некое нестандартное, быстрое и эффективное решение какой-либо проблематичной задачи. Однако такая способность представляет собой находчивость, смекалку, изобретательность; но являются ли эти признаки достаточными для того, чтобы наполнить и исчерпать собой понятие ума? Скорее всего, нет: понятия «находчивость» и «изобретательность» вряд ли находятся в отношении равнозначности с понятием «ум». В лучшем случае находчивость и изобретательность «недотягивают» до ума и, более того, возможно они вообще имеют с ним мало общего. Последний тезис связан с другой трактовкой ума – менее распространенной и популярной ныне, что не означает однако ее меньшую верность, – ум есть стремление основательно разобраться в окружающих вещах, явлениях и самом себе, постичь нечто глубокое и подлинное в мире и в человеке, понять что-то, способное наполнить жизнь действительным смыслом. Вспомним прекрасные строки Б. Пастернака:

Во всем мне хочется дойти
До самой сути:
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.

До сущности истекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.

Все время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.

Наверное, вот это стремление человека «во всем дойти до самой сути» и характеризует настоящий ум. А способность к созданию всевозможных сиюминутных комбинаций для извлечения собственной выгоды – проявление не ума, а всего лишь хитрости, блестящее определение которой дал И.А. Гончаров в романе «Обрыв»: «Хитрость – это низшая, донельзя изощренная форма ума, присущая даже насекомым». По всей видимости, на том основании, что хитрость есть форма ума (пусть и низшая, которой обладают даже насекомые), эти два понятия часто сближают и подменяют одно другим: вместо «хитрый» говорят – «умный», что приводит к различного рода недоразумениям. Вспомним, например, известный вопрос: «Если ты такой умный, что же ты тогда такой бедный?» Этот вопрос может казаться каким-то странным, как раз потому что в нем понятие хитрости подменено понятием ума: в действительности вопрос должен звучать так: «Если ты такой хитрый, что же ты тогда такой бедный?» Таким вот образом поставленный вопрос не вызывает никаких недоумений – это настоящий, или классический и даже головоломный вопрос, на который трудно ответить. Действительно, как хитрый человек может быть бедным? Загадка. А то, что умный может быть бедным, совсем неудивительно. Кстати на вопрос «Если ты такой умный, что же ты тогда такой бедный?» можно ответить: «Именно поэтому». Предпринимательская способность, например, купить по рублю и продать по десять – проявление не ума, но хитрости; а способность созерцателя купить по десять и даром отдать нуждающимся – проявление не глупости, как может показаться предпринимателю, но настоящего ума, ведь в первом случае происходит нечто из жизни насекомых, а во втором – из жизни подлинно человеческой. Итак, креативная предпринимательская хитрость, по всей видимости, имеет мало общего, если не несовместима, с творческим созерцательным умом.

В последнее время (постперестроечное) можно услышать о так называемой ТРИЗ-педагогике. ТРИЗ – это теория решения изобретательских задач. Что такое изобретательская задача, и чем она отличается от простой задачи? Сторонники ТРИЗ приводят следующий пример: вы хотите есть, а в комнате на столе лежит кусок хлеба. Это простая задача, имеющая столь же простое решение – надо зайти в комнату и взять со стола кусок хлеба. Теперь представьте себе, что в этой комнате сидит голодный лев, который ждет, когда вы придете за куском хлеба, чтобы съесть вас. Как в таком случае взять со стола кусок хлеба? Это и есть изобретательская задача. Вот еще один пример. Девочка закрыла своего брата в комнате на замок. Как ему выбраться? Понятно, что требованиями открыть дверь, угрозами и руганью ничего не добьешься. Мальчик решил эту изобретательскую задачу так. Он громко крикнул из-за двери своей сестре: «Я тебя запер!» В следующее мгновение девочка распахнула дверь.

Основная идея ТРИЗ-педагогики сводится примерно к следующему: старая советская школа по преимуществу пичкала ребенка знаниями, но мало развивала его умения и навыки по применению этих знаний; простая передача информации и ее механическое воспроизведение никак не способствовали развитию способностей самостоятельно ориентироваться в нестандартных ситуациях и решать неожиданные проблемы (они же – изобретательские задачи). ТРИЗ-педагогика ориентирована как раз на обратное, и поэтому она формирует человека способного нестандартно мыслить и действовать, самостоятельного, решительного, находчивого, не связанного стереотипами. На этом перечислении сторонники ТРИЗ-педагогики останавливаются, но, справедливости ради, следует продолжить. Итак, – ...не связанного стереотипами, не склонного к саморефлексии, которая парализует деятельность, не обремененного особыми моральными принципами, ловкого, хитрого, изворотливого. Что ж – благими намерениями вымощена дорога известно куда, и лучшее – враг хорошего... Здесь уважаемый читатель может удивиться и не согласиться – почему автор утверждает, что умение решать изобретательские задачи сопряжено с неким нравственным негативом?

Вспомним поступок Игоря из рассказа Н. Носова. Перед ним стояла настоящая изобретательская задача: как тайно съесть полбанки варенья таким образом, чтобы избежать родительского наказания и, уже на «законных основаниях», получить еще варенья. Как мы помним, Игорь решил эту задачу «блестяще», хитро отведя наказание от себя и подведя под него ничего не подозревающую и ни в чем не виноватую младшую сестренку Иру. Еще один пример виртуозного решения изобретательской задачи демонстрирует нам Том Сойер у М. Твена: будучи отправленным красить забор, он ухитрился во-первых, не заниматься таким скучным и утомительным делом, а во-вторых, – поднажиться на этом. Изобретательный и предприимчивый, можно также сказать, – креативный герой М. Твена устроил так, что забор за него добровольно красили соседские ребятишки, а он еще брал с них деньги за то, что «разрешил» им его покрасить.

Как видим, для предпринимателя ближний является не личностью, а безличным объектом всевозможных манипуляций. Для созерцателя, наоборот, ближний – самоценная цель и равновеликая ему личность, по отношению к которой никакие манипуляции недопустимы. Расставшись с Игорем, Мишутка и Стасик пошли домой, купив по пути одну порцию мороженого на двоих. Около подъезда они встретили заплаканную Иру.

« – Ты чего ревела? – спрашивает Мишутка.
– Меня мама гулять не пускала.
– За что?
– За варенье. А я его и не ела. Это Игорь на меня наговорил. Наверное, сам съел, а на меня свалил.
– Конечно, Игорь съел. Он нам сам хвастался. Ты не плачь. Пойдем, я тебе свою полпорцию мороженого дам, – сказал Мишутка.
– И я тебе свою полпорцию отдам, вот только попробую разочек и отдам, – пообещал Стасик.
– А вы разве не хотите сами?
– Не хотим. Мы уже по десять порций съели сегодня, – сказал Стасик.
– Давайте лучше это мороженое на троих разделим, – предложила Ира.
– Правильно! – сказал Стасик. – А то у тебя заболит горло, если ты одна всю порцию съешь.
Пошли они домой, разделили мороженое на три части.
– Вкусная штука! – сказал Мишутка. – Я очень люблю мороженое. Один раз я съел целое ведро мороженого.
– Ну, ты выдумываешь все! – засмеялась Ира. – Кто тебе поверит, что ты ведро мороженого съел!
– Так оно ведь совсем маленькое было, ведрышко! Такое бумажное, не больше стакана…»

Возражая автору этой статьи, читатель вполне справедливо может заметить, что возможно Н. Носов, создавая своих «Фантазеров» совсем не имел ввиду тех соображений и идей, которые были здесь рассмотрены: скорее всего он просто описал некий мгновенный срез из жизни старших дошкольников или младших школьников; не исключено, что в основу повествования положены реальные события: писатель был свидетелем детского разговора и представил его на страницах своего рассказа. И даже если это так, то в данном мгновенном срезе из жизни детей, искусно описанном Н. Носовым, отразилась значительная часть общечеловеческой жизни с ее многочисленными сторонами, гранями, нюансами, хитросплетениями, подобно тому как в маленькой капле воды порой отражается грандиозный окружающий мир. Такого рода отражение – яркое свидетельство большого мастерства и незаурядного таланта выдающегося детского писателя.

По этой теме читайте также: