В XX в. Испания стала как бы заповедником мирового анархизма — последней и наиболее живучей разновидности мелкобуржуазного социализма. Течение это, некогда распространённое во многих странах мира, а затем почти исчезнувшее, оставалось здесь массовым. Десятки тысяч испанских рабочих шли за догмами акратии и аполитичности, «прямого действия» и «организации снизу вверх», видели идеал и непосредственную цель своей борьбы в так называемом либертарном коммунизме — строе, основанном на «суверенитете индивидуума» и на «свободной и федерированной в местном, районном и национальном масштабах общине»[1]. До трети организованного пролетариата страны находилось накануне национально-революционной войны 1936–1939 гг. в рядах Национальной конфедерации труда (НКТ) — анархо-синдикалистского профцентра, основанного в 1911 г.

Как же и почему мировоззрение «взбесившегося мелкого буржуа» превратилось в Испании в знамя широкого пролетарского движения? Решение этого вопроса возможно лишь с учётом исключительно своеобразного переплетения многих факторов экономической, социальной и политической жизни /157/ страны в их развитии на различных этапах новой и новейшей истории Испании. Схематично процесс внедрения и закрепления влияния анархизма в рабочем движении Испании представляется в следующем виде.

Начало распространения идей анархизма в Испании связано с поездкой итальянца Фанелли — эмиссара Бакунина в Барселону и Мадрид в 1868 г. Пять лет спустя организация бакунистов в Испании насчитывала более 60 тыс. человек, объединенных в 270 местных федераций[2].

Слабость промышленного пролетариата, преобладание в городах ремесленников и вообще мелкой буржуазии[3], необычайная устойчивость партикуляристских традиций и стремлений, соответствие анархистских идей настроениям и чаяниям значительной части испанского крестьянства и батрачества, стихийная революционная бунтарская традиция испанского народа явились важнейшими первоначальными причинами успеха анархизма в Испании.

Формулы анархистского учения возникли за пределами Испании и были привнесены сюда извне. Но дух и тенденция его соответствовали настроениям борющихся трудящихся масс Испании 60-70-х годов XIX в., свидетельством чего является быстрота распространения анархизма в Испании. Анархизм, можно сказать, в то время явился духовным порождением испанской действительности во всех её аспектах. При этом решающее значение для будущего имело то, что испанские анархисты смогли с самого начала организационно закрепить свое идейное влияние в массах рабочих и крестьянских союзов.

Впоследствии, в конце XIX — начале XX в., сохранение пережитков феодализма, медленное и неравномерное развитие капитализма в стране создавали объективные условия для сохранения влияния анархистов. Консолидации этого влияния способствовали жесточайшие формы эксплуатации и экспроприации крестьянства, крайняя медленность разорения мелкой буржуазии, образование в городах многочисленного слоя люмпен-пролетариата, слабость концентрации наиболее многочисленных отрядов пролетариата (текстильщиков, строителей, пищевиков), сосредоточение современного пролетариата в немногих районах страны[4] и особенно сама структура испанского пролетариата. /158/

Даже в 30-х годах XX в. более половины испанского пролетариата составляло батрачество, постоянно находившееся на грани голодной смерти, страстно ненавидевшее «хозяев», жаждавшее немедленного «часа искупления». В свою очередь лишь половину городского пролетариата (и меньше четверти всего пролетариата Испании) составлял к этому времени промышленный пролетариат — опора классовой идеологии и классовой политики[5].

Некоторые особенности социально-политического развития Испании в конце XIX — начале XX в. способствовали расширению влияния анархизма и одновременно нейтрализовали противоположную тенденцию, связанную с постепенным развитием капитализма, современного пролетариата, марксистской идеологии.

Это в первую очередь тактика голого насилия, неизменно применявшаяся помещичьим правительством против трудящихся масс. Расстрелы бастующих батраков юга печально знаменитой «гражданской гвардией», более 300 рабочих, убитых при подавлении стачек 1907, 1909, 1917 гг., широкое использование армии и наемных убийц против рабочих организаций и их лидеров — так «разрешали» правящие классы рабочий вопрос в Испании. Социального законодательства в Испании фактически не существовало до 1917 г., а для батраков — до 1931 г. В селах, городах и провинциях царил полный произвол всемогущих «касиков» (помещиков, священников или их доверенных лиц). В руках их находилась и избирательная машина, не имевшая себе равных в Европе (итоги выборов зачастую объявлялись в газетах за несколько дней до «народного волеизъявления»).

Все это в сочетании с предельной гнилостью и продажностью государственного аппарата и буржуазно-помещичьих партий обусловило успех проповеди анархистов против всякого государства и всякой политики.

Кроме того, обезземеленные крестьяне и изголодавшиеся батраки непрерывным потоком уходили из сельских районов, находившихся под влиянием анархизма (Андалузия), в промышленные центры восточной и северо-восточной Испании, принося с собой настроения бунтарства и неустойчивости, неразборчивость в выборе средств борьбы. /159/

Важнейшую роль в закреплении анархистского влияния в стране сыграла оппортунистическая политика руководства Испанской социалистической рабочей партии (ИСРП). Испания являет классический пример правильности ленинского положения о том, что «анархизм являлся своего рода наказанием за оппортунистические грехи рабочего движения»[6]. Испанский пролетариат был революционнее пролетариата большинства стран Европы; разочаровываясь в реформистах и не находя подлинно революционной партии, испанские трудящиеся устремлялись к анархистам. Благоприятствовали сохранению анархистского влияния среди пролетариата общая теоретическая слабость рабочего движения, его раздробленность, свойственные всей политической жизни страны, партикуляристские и персоналистские («касикистские») тенденции.

Нельзя игнорировать, однако, и другую важнейшую причину консолидации и роста влияния анархистов в Испании — характер деятельности их организаций. Мы имеем в виду прежде всего гибкие, связанные с национальной традицией формы организации и борьбы анархистов, их агитацию, приспособленную к уровню сознания революционных, но идейно незрелых масс, импонирующую последним внешнюю революционность анархистской тактики[7]. Именно анархисты явились создателями первых массовых организаций испанского пролетариата. Приняв в начале XX в. анархо-синдикалистскую платформу, анархисты возглавили профсоюзное движение в восточных районах страны, руководили многими стачечными и вооружёнными боями пролетариата (1902, 1909 гг.), организовали НКТ.

Демократизм структуры анархо-синдикалистских организаций, их активное участие в революционных боях 1917-1919 гг., проведённая в 1917-1918 гг. реорганизация профсоюзов НКТ (переход от цеховых профсоюзов к так называемым «единым профсоюзам», т. е. фактически к системе производственных союзов) ещё более усилили авторитет НКТ среди масс пролетариата.

Таким образом, в Испании анархизм не ограничился пропагандой социальных утопий или отдельными террористическими актами. Он имел в своем активе и массовые действия, и известные практические достижения. Сама традиционность /160/ анархистского движения стала после полувекового развития серьёзной материальной силой, фактором дальнейшего закрепления и распространения его влияния.

Особо благоприятные условия сложились для анархизма в таком важном пролетарском районе страны, как Каталония[8]. «Символ испанской революции» — Барселона стала одновременно столицей испанского и мирового анархизма.

Все это привело к тому, что в Испании анархизм слился с массовым рабочим движением. В этом заключался главный источник силы и главная опасность испанского анархизма. Опасность, ибо, несмотря на некоторые заслуги свои перед рабочим движением Испании, анархизм стал в конечном счёте величайшим злом для него. Анархисты помогли первым шагам испанского рабочего движения, но их влияние закономерно стало важнейшим и тяжелейшим препятствием на пути его дальнейшего развития. Оно задерживало развитие сознания значительной части испанских рабочих на уровне идеологии незрелого пролетариата, ещё не разорвавшего пуповину, связывавшую его с мелкой буржуазией.

Испанский пролетариат под руководством анархистов, несмотря на отдельные героические страницы борьбы, мог в лучшем случае вырвать у правящих классов отдельные экономические уступки. Власти же капиталистов и помещиков революционная фразеология анархистов, их «действие снизу вверх» не угрожали[9]. Не ставя вопроса о захвате государственной власти, анархо-синдикализм и в Испании был своеобразным «левым реформизмом», «родным братом оппортунизма»[10]. Претворение в жизнь теоретических, тактических, /161/ организационных принципов анархизма означало изъятие из арсенала пролетариата его главных орудий борьбы: единства, дисциплины, партии, политической борьбы, диктатуры пролетариата. Все это, срывая революцию, объективно вело к поражению пролетариата. Анархистская «тактика... разъединяет пролетариев и превращает их на деле в участников той или иной буржуазной политики, ибо настоящее устранение от политики для рабочих невозможно и неосуществимо»[11].

Преклоняясь перед стихийностью, анархисты приспособлялись к настроениям и предрассудкам масс. Чтобы сохранить и расширить свое влияние, они оправдывали, возводили в принцип и тем самым закрепляли пороки стихийного рабочего движения Испании: раздробленность, корпоративизм, теоретическую слабость, партикуляризм и т. д.[12]

Анархисты насаждали такие вредные формы борьбы, как индивидуальный террор. Они неоднократно уводили в тупик путчизма, «прямого действия» и высокопарного морализирования наиболее активные отряды испанских рабочих. Децентрализация, недисциплинированность и текучесть секций НКТ («организации открытых дверей») давали полиции возможность легко вводить в анархистские организации сотни своих агентов-провокаторов, а иногда и направлять через них деятельность этих организаций. Этому способствовала и политическая неустойчивость анархистского руководства, его неразборчивость в средствах борьбы.

Убийства рабочих-социалистов, объявление «жёлтыми» их профсоюзов и другие подобные методы борьбы разжигали воинствующе-сектантские настроения, присущие части испанского пролетариата.

Вред, приносимый рабочему движению влиянием и деятельностью анархистов, в том числе и субъективно честных революционеров, стал особенно явным после образования в 1920-1921 гг. Коммунистической партии Испании.

Массы рабочих, шедшие за анархистами, здоровая, пролетарская часть руководства НКТ еще с начала XX в. чувствовали необходимость изменить формы борьбы и организации, необходимость единства пролетариата. Именно эти смутные искания лежали в основе глухой борьбы каталонских профсоюзов против анархистских догм, в основе создания НКТ и «единых» профсоюзов, в основе заключения пакта о единстве действий с руководимым социалистами Всеобщим союзом трудящихся (ВСТ) в 1920 г. Чем дальше, тем более заметной /162/ становилась эта тенденция, тем более усиливались разногласия между пролетарскими массами НКТ и узкими группами так называемые «чистых анархистов», в которых преобладали деклассированные интеллигенты, люмпены и т. д.

Под воздействием Октябрьской революции пролетарские массы в 1918-1923 гг. едва не вышли из рамок анархистских догм, а НКТ была на грани превращения в подлинно революционную организацию испанского пролетариата. С большим трудом «чистым анархистам», использовавшим бешеный белый террор и переворот Примо де Риверы, а также слабость и ошибки молодой компартии, удалось удержать пролетарские массы и руководство НКТ. Именно для того, чтобы предупредить повторение подобной ситуации, в 1927 г. была создана Федерация анархистов Иберии (ФАИ), объединившая разрозненные группы анархистов Испании и Португалии.

Порочность теоретических и тактических установок испанского анархизма ярко проявилась в годы буржуазно-демократической революции 1931-1936 гг.

Как и в 1873 г., анархисты, за которыми шло до половины организованного пролетариата страны, показали пример того, как не нужно делать революцию [I]. Три их путчистские попытки провозгласить «либертарный коммунизм» (январь 1932 г., январь 1933 г., декабрь 1933 г.) были без труда подавлены полицией. Отвлекая массы от подлинно революционной борьбы, бесплодно растрачивая их силы, анархистские путчи явились объективно таким же амортизатором революционной борьбы масс, как и проводимая ИСРП в 1931-1933 гг. политика сотрудничества с буржуазией. Позже догматизм и мелкобуржуазная политика «кровной мести» приводили лидеров НКТ-ФАИ к неоднократному фактическому союзу с силами крайней реакции. Так, осенью 1933 г. «беспрецедентная по силе» абстенционистская кампания анархистов намного облегчила реакции победу на выборах. В октябре 1934 г. вопреки повсеместным требованиям масс НКТ руководство её, больше всего обеспокоенное тем, как бы «не попасть в ловушку социалистов»[13], заняло нейтральную, выжидательную (а кое-где прямо враждебную) позицию по отношению к мощному революционному выступлению пролетарских масс ВСТ, ИСРП, КПИ. Это беспримерное в истории НКТ поведение её руководства стало важнейшей причиной поражения движений, гибели Астурийской коммуны [II].

Ещё более тяжёлыми последствиями грозила абстенционистская кампания анархистского руководства в начале 1936 г. /163/ в дни политической битвы между Народным фронтом и клерикально-фашистской реакцией. Борьба шла за каждый голос. Успех анархистской кампании означал бы легальный приход фашизма к власти.

Но на этот раз массы НКТ и даже часть руководства её взбунтовались против линии ФАИ. Нараставшее еще с 1932 г. брожение в НКТ усилилось в 1934 г., когда её астурийская федерация вопреки запрещениям руководящих органов конфедерации заключила договор о революционном альянсе с ВСТ и приняла активное участие в октябрьском восстании. Горечь и позор октябрьского штрейкбрехерства [III], уроки Астурии, участие коммунистов и социалистов в вооружённой борьбе нанесли жесточайший удар по сектантской традиции масс НКТ. 16 февраля 1936 г. большая часть членов НКТ отдала голоса за Народный фронт. Стремление к единству, укрепляемое усилиями КПИ вовлечь массы НКТ в единый и Народный фронт, и чувство классовой солидарности по отношению к 30 тысячам арестованных в октябре 1934 г. (освобождение которых было первым пунктом программы Народного фронта) оказались сильнее запретов анархистского руководства, мёртвой абстенциониетской догмы.

Однако участие в выборах не стало решающим моментом в процессе освобождения масс НКТ от анархистского влияния. Победа Народного фронта открыла период нового бурного подъема революции. Огромные стачки и демонстрации, захваты предприятий и имений, переход улицы в руки народа свидетельствовали о стремительном приближении назревавшего в течение нескольких десятилетий решающего боя сил пролетариату и реакции в Испании. Эта обстановка обусловила рост ультралевых» настроений среди трудящихся.

Однако рабочее движение всё ещё было раздроблено, лишено единого руководства, военной организации и оружия; ослаб союз пролетариата с мелкобуржуазными силами.

В то же время силы реакции в союзе с итало-германским фашизмом лихорадочно завершали подготовку военно-фашистского переворота. В подобных условиях главная задача пролетариата заключалась в объединении и организации своих сил, в укреплении — в рамках Народного фронта — единства с широкими слоями мелкой буржуазии, в концентрации удара против фашизма, а не в непосредственной атаке на основы капиталистического строя. Анархисты же с их тактикой «разжигания страстей», проповедью немедленного осуществления «либертарного коммунизма», с их сектантской кампанией против других рабочих организаций и особенно против Народного фронта по сути лили вод. на мельницу фашистов. Ибо политик. ФАИ и руководства НКТ вела к /164/ недооценке рабочими фашистской опасности, к дезорганизации госаппарата и созданию хаоса и беспорядка, толкавших мелкую буржуазию в объятия фашизма, к расколу Народного фронта и в конечном счёте к преждевременному, обречённому на кровавое поражение выступлению части пролетариата.

Снова, как и осенью 1933 и 1934 гг. и накануне февральских выборов, сектантство и «ультралевизна» анархистов привели к тому, что «НКТ играла на руку правым, почти как если бы договорилась с ними»[14] Подчас дело доходило и до прямого, союза между фалангистами [IV] и отдельными группами анархистов[15]. Ряды ФАИ кишели агентами фаланги.

Отдельно следует остановиться на отношении лидеров ФАИ—НКТ к основной проблеме испанской революции — проблеме единства рабочего движения. Объединение сил пролетариата при всё более усиливавшемся идейном воздействии КПИ и примера CСCP на рабочее движение Испании грозило подорвать влияние анархистских лидеров в массах. Отсюда раскольнические тенденции, присущие политике большей части руководства НКТ-ФАИ, которое считало наиболее опасным своим врагом не фашизм и не капитализм, а марксизм.

С другой стороны, испанский пролетариат стремился к единству. И компартия, и так называемое «левое крыло» ИСРП[16], возглавлявшее ВСТ, непрерывно призывали НКТ к объединению профцентров. Большая часть рабочих анархо-синдикалистов и руководство некоторых федераций НКТ также добивались единства.

Поэтому занять откровенно раскольническую позицию руководители НКТ не могли. На Сарагосском съезде НКТ (май 1936 г.) под сильным давлением делегатов с мест они должны были проголосовать за обращение к ВСТ о создании /165/ Рабочего революционного альянса[17], против которого высказалось лишь 12 профсоюзов из 896 принявших участие в голосовании. Однако условия этого альянса, предложенные съезду, были заведомо неприемлемыми для рабочих ВСТ[18], от которых требовался разрыв с Народным фронтом и фактический переход на позиции синдикализма. Как подтверждают сегодня сами анархисты, «условия предложений об единстве с ВСТ были такими, что не ожидалось принятие их лидерами социалистических профсоюзов»[19]. Цель их была в другом: успокоить массы, предстать перед ними в качестве поборников единства.

B то же время организации НКТ отказывались участвовать в демонстрациях совместно с рабочими других организаций (1 марта 1936 г. в Мадриде, 1 мая в Мадриде, Барселоне, Севилье и т. д.). Каталонский комитет НКТ объявил что «НКТ не должна быть вовлечена в забастовки, которые начинаются другими профсоюзами»[20]. А рабочих ВСТ, отказавшихся примкнуть к анархистскому меньшинству, начавшему стачку, объявляли предателями и штрейкбрехерами[21].

Пропаганда сектантской ненависти к другим отрядам рабочего движения привела и к такому позорному явлению, как террор анархистских «пистолерос»[V] против рабочих ВСТ.

Первые выстрелы раздались в конце мая 1936 г., когда «пистолерос» из анархистского профсоюза работников кафе и ресторанов, объявившего забастовку, силой заставили прекратить работу членов одноименного профсоюза ВСТ. B июне 1936 г. террористы ФАИ убили одного из руководителей коммунистов Малаги — Родригеса. По мере приближения мятежа деятельность фашиствующих провокаторов в НКТ-ФАИ усиливалась. В середине июля, когда атмосфера сгустилась до предела и мятежа ждали с часа на час, в дни, когда больше чем когда-либо в истории Испании жизненные интересы /166/ пролетариата требовали его единства, — анархисты убивали рабочих ВСТ в Мадриде[22].

Так продолжалось до 18 июля включительно. Эта братоубийственная борьба в день, когда на юге страны сотни рабочих ВСТ и НКТ уже падали рядом, сраженные огнём фашистских пулеметов, может служить зловещим символом гибельной для пролетариата раскольнической политики анархистов.

Если бы не объединительная политика КПИ и «левого крыла» по отношению к НКТ, дело дошло бы до междоусобной войны среди испанских рабочих.

Однако, несмотря на банкротство анархистской тактики в 1931-1933 гг., несмотря на позор октября 1934 г. и фактическое низвержение массами НКТ одной из главных анархистских догм в феврале 1936 г., вопреки очевидному выводу о решающей ответственности анархистов за ряд тяжелейших поражений испанской революции, влияние анархо-синдикализма за годы революции 1931-1936 гг. уменьшилось слабо. Если оно сократилось в Галисии, Астурии и Андалузии, то на востоке страны оно было по-прежнему сильным, это объяснялось все теми же объективными причинами, лежавшими в основе подверженности испанского пролетариата «ультралевым» настроениям (структура пролетариата, слабая его концентрация, репрессии правительства и др.), все той же традиционностью НКТ, неизжитыми до конца сектантскими и цеховыми тенденциями рабочего движения. Кроме того, в феврале — июле 1936 г. обстановка в стране — атмосфера надвигающейся бури — благоприятствовала максималистской демагогии анархистов, которые могли беспрепятственно «плыть по течению» стихийной борьбы масс. Поэтому и смогло анархистское руководство при минимуме уступок объединительным настроениям масс сохранить в основном свои позиции в рабочем движении.

Анархо-синдикализм и фашистский мятеж

Начиная мятеж в июле 1936 г., фашисты рассчитывали на раскол сил пролетариата, принесший им победу в октябре 1934 г.

Однако они жестоко просчитались. Массы НКТ, не понимая, каковы наилучшие пути борьбы против фашизма, тем не менее были горячими противниками его. Заблуждаясь /167/ относительно конечных целей и условий достижения единства сил пролетариата, они в то же время знали (после октября 1934 г. и февраля 1936 г.), что единство это необходимо для успеха антифашистской борьбы. КПИ и «левому крылу» не удалось добиться организационно оформленного единства действий ВСТ и НКТ, но благодаря их объединительной политике по отношению к НКТ возможность для стихийного единства действий всех сил пролетариата в случае атаки фашизма была сохранена. Наконец, и лидеры НКТ-ФАИ, недооценивая фашистскую опасность и отказываясь подчинить частные интересы своей организации интересам общей антифашистской борьбы, всё же субъективно оставались врагами фашизма.

Всего этого было совершенно недостаточно для организации совместного наступления на фашизм в сложных, противоречивых условиях господства буржуазной демократии. Но именно эти факторы предопределили боевую, унитарную, антифашистскую позицию масс и большинства лидеров НКТ с самого начала военно-фашистского мятежа, когда само выступление врага показало всю опасность фашизма (и для народа в целом, и для НКТ в частности) и выдвинуло предельно конкретные, очевидные для всех программу и метод совместных действий — уничтожение мятежников, вооружённую уличную борьбу.

В отличие от октября 1934 г., рабочие анархо-синдикалисты повсеместно энергично выступили против фашизма. Особенно важную роль сыграли массы НКТ в сражении на улицах Барселоны. Решающую роль НКТ сыграла и в освобождении от фашистов Каталонии, Восточного Арагона и некоторых других районов. Десятки тысяч членов НКТ вступали в ряды рабочей милиции; профсоюзы НКТ брали на себя управление предприятиями, оставленными бежавшими капиталистами, и поддержание революционного порядка в тылу. НКТ действовала в эти дни единым фронтом с ВСТ, КПИ, ИСРП [23]. Активное участие в борьбе против фашистского мятежа приняли и руководители НКТ и ФАИ — Дурутти, Ф. Аскасо, Гарсия Оливер, Ховер и др.

В целом первые дни борьбы против фашистского мятежа (конец июля — начало августа 1936 г.) были для НКТ героическим периодом. В условиях полного развала госаппарата и абсолютной беспомощности всех политических партий, кроме КПИ, местные организации НКТ, обладавшие известным /168/ опытом вооружённой уличной борьбы и способностью к самостоятельным инициативным действиям, смогли сравнительно эффективно противостоять локальным выступлениям фашистов, а также осуществить первоначальные задачи революции.

Активность и героизм организации НКТ в первых сражениях с фашистами и послужили одной из важнейших причин быстрого роста влияния испанского анархо-синдикализма в первые недели войны. Радикальный и в значительной мере стихийный характер массового народного движения, перехлестнувшего в несколько, часов рамки привычных организаций, партий, форм борьбы, также благоприятствовал росту влияния организации, издавна опиравшейся на традицию стихийного действия в рабочем движении страны. Другими причинами роста влияния НКТ были вовлечение в политическую борьбу — в острейших формах её — широчайших, ранее более или менее пассивных слоев населения и те настроения максималистского нетерпения, которые овладели массами после первых побед над реакцией. Росту влияния и сил НКТ способствовал и захват анархо-синдикалистами оружия и власти во многих районах страны. Численность НКТ на территории республики увеличилась в 3-4 раза. К 1937 г. НКТ насчитывала уже около 1,5 млн. членов[24]. Под её влиянием находилась и часть масс «левого крыла». Весь северо-восток страны фактически перешел в руки НКТ-ФАИ.

В конце июля 1936 г. НКТ была самой мощной силой на территории республики. Она намного превосходила компартию по широте влияния на массы, а «левое крыло» — в активности, динамичности. Если бы все силы НКТ были направлены в тот момент против фашизма, с ним было бы покончено в короткий срок. Но этого не произошло.

Чтобы понять дальнейшую эволюцию испанского анархо-синдикализма, необходимо вкратце остановиться на общем военно-политическом положении испанской республики в августе 1936 г.

Ответом трудящихся Испании на военно-фашистский мятеж явился революционный взрыв гигантской силы. Пролетариат, в ряде районов активно поддержанный мелкой буржуазией города и деревни, овладел оружием, основными средствами производства, властью на местах. Положение мятежников в захваченных ими районах северной и юго-западной Испании становилось безвыходным.

Однако в августе 1936 г. положение изменилось. Итало-германская интервенция и политика «невмешательства» [VI] дали /169/ фашистам возможность вновь перейти в наступление. Военно-фашистское пронунсиаменто [VII] превратилось в подлинную войну международного фашизма против революционного народа Испании. И в связи с этим выявились слабости испанской революции, вызванные в первую очередь отсутствием единства пролетариата, экстремистскими тенденциями его движения. Стихийное единство действий первых дней борьбы оказалось непрочным. Как только непосредственная фашистская опасность миновала, различные течения рабочего движения — анархо-синдикалисты, «левое крыло» ИСРП—ВСТ, центристы [VIII] — вновь вернулись к проведению собственной политики, сказалось отсутствие органов рабочего единства, за создание которых боролась КПИ в 1934-1936 гг.

Вооруженная борьба с фашизмом и социальная революция развивались в условиях раздробленности рабочего движения. Рабочая милиция была недисциплинированной, не имела плана борьбы, резервов, единого командования, испытывала недостаток в оружии. Но это не беспокоило основные массы пролетариата: война считалась уже выигранной. На территории республики отсутствовала центральная власть. Республиканский тыл, экономика страны находились в состоянии растущей децентрализации и беспорядка. Быстро нарастала угроза разрыва пролетариата с мелкой буржуазией, порождённая действиями экстремистов.

А всей этой раздробленности воль, целей и сил, горячечному нетерпению и головокружению от первых побед противостояли ударные силы мирового империализма, дисциплинированная, вооружённая до зубов армия. «Не сконцентрированная революционным правительством революционная энергия народа после первой удачи... лишь раздробится, рассыплется на мелочи, утратит общенациональный размах, не осилит задачи удержать захваченное, осуществить провозглашенное»[25]. Это ленинское предостережение оправдывалось с абсолютной точностью в Испании августа 1936 г. Фашистские войска, тесня и истребляя колонны дружинников, быстро двигались на Мадрид, овладевая провинцией за провинцией. Страшная угроза нависла над республикой и революцией.

Прежние, июльские формы борьбы и организации становились ныне недейственными и даже вредными.

В создавшихся условиях классовые интересы пролетариата, коренные интересы огромного большинства испанского народа требовали максимальной концентрации всех сил и усилий для достижения военной победы над фашизмом. Борьба за эту /170/ цель и стала основой политической линии и практической деятельности Коммунистической партии Испании.

В своей деятельности КПИ исходила из нераздельности революции и войны. Коммунисты настаивали на том, что фронт является главным участком революции, что интересам вооружённой борьбы с фашистами должны быть подчинены все остальные стороны революционного процесса.

Единство всех сил пролетариата, союз пролетариата и мелкой буржуазии при гегемонии первого, глубокое социально-экономическое преобразование страны, создание мощной регулярной народной армии, железный революционный порядок в тылу, военная, экономическая и политическая централизация фронта и тыла республики — таковы были важнейшие условия военной победы[26]. Если бы на этой платформе было осуществлено политическое единство пролетариата — дорога к победе была бы открыта.

Однако в первые месяцы войны большинство организованного пролетариата Испании шло за течениями, объявлявшими главной задачей момента немедленное осуществление конечных целей движения, придерживавшимися тактики июля, с её преобладанием элементов стихийности.

Верхушка НКТ-ФАИ и «левого крыла», субъективистски и поверхностно оценивая обстановку, не желала считаться ни со всё более грозной фашистской опасностью, ни со сложным международным положением республики. Приспособляясь к «ультралевым» настроениям масс и зачастую преследуя при этом узкогрупповые цели, лидеры анархо-синдикалистов и «левого крыла» в первую очередь стремились захватить власть и средства производства в свои руки и отодвигали на второй план нужды вооружённой борьбы против фашизма. Тем самым они объективно противопоставляли временные, цеховые интересы отдельных отрядов рабочего движения коренным, классовым интересам пролетариата страны.

Идеология и стратегия испанского анархизма в годы войны

«Первыми мерами революции,— гласили постановления Сарагосского конгресса, — должны быть отмена частной собственности, государства, принципа власти, классов. Социализированными богатствами управляют организации трудящихся. В каждой местности создается «либертарная коммуна», которая завладевает всем, чт. раньше принадлежало буржуа /171/ (включая одежду и продукты)... Производители должны прямо управлять орудиями и средствами производства в пользу своего коллектива»[27]. Такова была программа, немедленное выполнение которой поставили себе главной целью анархисты в начале войны и за отдельные элементы которой они боролись до последних дней республики.

«Наша революция должна знать лишь один закон, лишь одну преамбулу к нему: объявляется уничтоженной частная собственность», — провозглашала 10 сентября 1936 г. «Солидаридад обрера»[IX].

В июле—августе 1936 г. анархистские лидеры в Каталонии открыто говорили, что их программа будет полностью претворена в жизнь в Каталонии и Арагоне после захвата анархистскими колоннами Сарагосы[28]. Одновременно они ускоренными темпами выполняли её на местах[29]. К правительству Народного фронта и даже к перспективе «рабочего государства» они относились резко враждебно. Последнее было объявлено «началом нового политического рабства»[30]. Ещё в середине сентября анархисты требовали уничтожения остатков регулярной армии, муниципалитетов, правительственной власти на местах[31].

Однако в сентябре 1936 г. началась эволюция программных и тактических взглядов анархистов, закончившаяся признанием полного банкротства официальной анархистской доктрины.

Главные причины этой эволюции заключались в следующем:

1. Война затягивалась, принимая неблагоприятный для антифашистов характер. И пролетарские массы НКТ, бойцы анархистских колонн[32], исходя из непосредственных /172/ потребностей войны, постепенно убеждались в том, что уничтожение государства, армии, централизованной экономики и т. д. вредит успешной борьбе с фашизмом [33].

Одновременно исчез ряд важных политических и социальных условий, породивших и питавших анархизм: широкие народные массы принимали непосредственное участие в политической жизни страны, государство изменило свой характер, господствовала полная легальность. Догмы аполитизма, сектантского заговорщичества и акратии становились беспредметными, обесценивались в глазах масс. Эволюция масс грозила анархистскому движению развалом, если руководство его продолжало бы прежнюю политику.

2. Руководство НКТ-ФАИ быстро осознало, что сохранение верности прежнему «кредо» ослабит анархизм в борьбе за «свой» строй с другими силами антифашистского лагеря. Сознание это крепло по мере усиления центральной власти в стране и разочарования масс в анархистском идеале.

Анархистские лидеры боялись, что, не имея армии, не участвуя в центральном правительстве, они будут «оттерты в сторону».

Их страшил «русский пример» — разгром анархистов пролетарской властью в ходе гражданской войны[34]. А анархистское руководство стремилось единолично использовать плоды победы.

Эта борьба за власть, которую нельзя было ни захватить, ни удержать, опираясь на «либертарные коммуны», разрозненные вооружённые отряды и «группы единомышленников» (ФАИ), была другой причиной изменения «теории», программы, тактики анархистов[35]. /173/

Первым, решающим «грехопадением» было признание ими участия в политике государства, допустимости сотрудничества с ним, поддержки его, а затем и участия в его органах[36], принятие принципа сотрудничества с политическими партиями.

Вторым практическим шагом, вытекавшим из первого, была постановка вопроса об участии в правительстве и вступление в Каталонское правительство (сентябрь 1936 г.).

После неудачной попытки добиться создания Национального совета обороны — первого варианта профсоюзного правительства[37] — 4 ноября четыре руководителя НКТ (в том числе два лидера ФАИ) вошли в правительство Кабальеро[38]. Мир узрел небывалое: министров-анархистов. Анархисты вошли в областное правительство Астурии, в муниципалитеты городов.

Почти одновременно руководство НКТ-ФАИ высказалось за создание регулярной армии. В ноябре же лидеры НКТ выступили против коллективизации собственности мелкой буржуазии и за централизованное руководство войной и экономикой[39].

Наконец, летом 1937 г. ФАИ организационно перестраивается и превращается — во всём, кроме названия,— в анархистскую партию[40].

Целью войны и данного этапа революции провозглашается «режим социалистического федерализма или федералистического социализма», «основанный на уважении к личности» и на /174/ праве «каждой из республик Федерации строить свою жизнь по-своему»[41].

Так «классический анархизм» снова, как и в 1873 г., потерпел полное крушение при столкновении с реальной действительностью. «Без византийской щепетильности испанский народ (т. е. испанский анархизм. — К. М.) повиновался диалектике истории»[42]. «Воля обстоятельств оказалась сильнее, чем индивидуальная или коллективная воля анархистов»[43], — объясняли анархисты это банкротство своих программных, тактических и организационных принципов в 1936-1939 гг.[44]

Коммунисты приветствовали новую ориентацию НКТ-ФАИ, считая, что она благоприятствует единству с массами НКТ, способствует успешной борьбе против фашизма.

Однако на деле условий победы и единства, выдвинутых КПИ, большинство лидеров НКТ-ФАИ не приняло. Декларации о новой тактике не внесли радикальных изменений в действия анархистов на местах. Позиция и политика большей части руководителей ФАИ была противоречивой и зачастую двурушнической.

Два взаимосвязанных фактора лежали в основе постоянного противодействия анархистского руководства политике КПИ. Во-первых, оно по-прежнему ставило превыше всего цеховые интересы своей организации. Поэтому даже в тех случаях, когда анархисты в своей практической деятельности придерживались новых, приемлющих государственность, централизацию и блокирование с другими антифашистскими силами методов, цели их действий оставались прежними.

Участие в государственных органах использовалось анархистскими лидерами для борьбы за свои узкогрупповые цели. Отсюда своекорыстная погоня за постами в правительстве, госаппарате, армии[45] и главное — сектантская, идущая вразрез с требованиями войны политика, проводившаяся ими на этих постах. /175/

Во-вторых, лидеры ФАИ более или менее ясно осознавали, что последовательное проведение новой тактики, осуществление политики единства и сотрудничества всех антифашистских сил страны, использование новых, «современных» средств политической и вооружённой борьбы приведёт в конечном счете к ослаблению групповых позиций испанского анархо-синдикализма. Сила анархистов, успехи их «либертарной революции» коренились в слабости государства, в отсутствии единства народных масс. Почти всё, что усиливало республику, приближало победу в войне — ослабляло цеховые позиции НКТ-ФАИ[46].

Такова была диалектика истории, безжалостная ко всему отжившему свой век.

Анархистские лидеры смутно чувствовали иллюзорность своего идеала, боялись, что не к «либертарному коммунизму» пойдет Испания в случае победы народа.

С точки зрения интересов класса, естественным, единственно правильным выводом из этого было — отбросить до конца мишуру анархистских догм, объединиться с марксистами в борьбе против общего врага. Но весь тяжелый груз анархистской традиции, сектантства, мелкобуржуазной нетерпеливости, цеховых и партикуляристских тенденций, издавней засоренности рядов НКТ и особенно ФАИ мешал прийти к этому выводу большей части руководства НКТ-ФАИ и, что особенно важно, значительной части масс НКТ. Их вывод был другим: если будущее грозит анархизму поражением, то революцию (в её анархистском понимании) нужно делать немедленно[47]. Если это невозможно в стране в целом, то нужно делать это на местах[48]. Нужно готовиться к неизбежному «второму туру» — борьбе с марксистами, так как иначе можно выиграть войну, но проиграть революцию[49]: «Сначала революция — а потом война!» Именно эта политика сплошь и рядом /176/ проводилась на местах до конца войны, независимо от официальной программы НКТ-ФАИ[50].

Каковы же были практические последствия подобных установок?

Деятельностьм НКТ-ФАИ в армии

Август—ноябрь 1936 г. явились периодом апогея «либертарной революции»[51]. Это были месяцы фашистского наступления на Мадрид, усиления итало-германской интервенции.

Все силы компартии были брошены на фронт, всё внимание её поглощено одним: создать регулярную народную армию, остановить фашистское наступление. Тысячи коммунистов погибали под Мадридом, стремясь выиграть драгоценные крупицы времени.

Совсем иной характер носили действия анархистов[52].

Говоря о политике и практике НКТ-ФАИ в вопросах войны и армии, надо снова подчеркнуть, что они придавали этим проблемам — особенно на первом этапе войны — второстепенное, подчинённое значение. «НКТ, по крайней мере в данный период, гораздо больше занималась установлением «либертарного коммунизма» в городах и сёлах, чем гражданской войной»[53], — указывает реакционный историк и философ Мадарьяга. В анархистских газетах объявление о сборе колонн на фронт сопровождалось многозначительным предупреждением: /177/ «Соответствующие комитеты должны обеспечить оставление в каждой местности достаточных сил на всякий случай»[54] В результате в тылу оставались десятки тысяч вооруженных членов НКТ. Впоследствии анархистские лидеры снимали с фронта и тех видных работников НКТ-ФАИ, которые ушли туда в первые моменты борьбы[55].

«Партии и организации в начале войны уделяли больше внимания захвату позиций для будущей борьбы, чем войне, которую они считали выигранной. Эта деятельность привела к потере нескольких месяцев, которые могли быть решающими для нас»[56], — признало через два года руководство ФАИ, пытаясь, правда, прикрыться ссылкой на все «партии и организации».

Подобные установки и общая политическая линия анархистов нашли наиболее яркое выражение в накоплении ими огромного количества оружия — вплоть до орудий, танкеток и броневиков — в тылу[57]. Все декреты о сдаче оружия[58] анархистами игнорировались: они готовились ко «второму туру» борьбы во имя своей революции. А тем временем из-за отсутствия оружия на фронте гибли тысячи бойцов (одна винтовка приходилась на двоих, а кое-где — у Овьедо, например,— на пятерых), оставлялся город за городом[59]. Впоследствии (август 1938 г.) лидеры ФАИ признали, что «партии и организации посвятили себя сбору оружия для тыла с целью захватить господство /178/ после войны, вырывая это оружие у плохо организованных фронтов, которым как раз не хватало того, что у них похищали». Впрочем, это квалифицировалось ФАИ как «объяснимая и оправданная ошибка»[60].

В армии, на фронте анархисты оказались главными проводниками мелкобуржуазного индивидуализма и неорганизованности. Они понимали, что создание регулярной армии свяжет им руки, не даст использовать свои вооружённые силы для совершения «либертарной революции»[61]. В июле—сентябре 1936 г. руководители (а в значительной мере и массы) НКТ вели открытую ожесточённую борьбу против регулярной армии[62]. «Регулярная армия должна быть заменена рабочей милицией, которая сама сможет выполнить задачи сегодняшнего дня»[63], — проповедовала «Солидаридад обрера».

Анархисты распустили остававшиеся на территории Каталонии части регулярной армии, преданные республике. При первой робкой попытке каталонского правительства провести мобилизацию (август 1936 г.) НКТ наводнила Барселону листовками: «Народные дружины — да! Солдаты регулярной армии— нет!» В день сбора анархисты захватили казармы, уничтожили списки призывников и заставили последних разойтись по домам[64].

2 августа 1936 г. в «Солидаридад обрера» появилась — за авторитетными подписями НКТ, ФАИ, «Либертарной молодёжи» (ЛМ) — статья «Организация недисциплинированности». Там, между прочим, говорилось: «Смелость самопожертвования возникает не внезапно. Она потребовала от анархистского движения многих лет подготовки и систематической организации недисциплинированности: навязывание массам чувства дисциплины и организации ограничивает мужество, интеллект и чувства революционера»[65].

Даже ещё в конце октября 1936 г. «Солидаридад обрера» возражала «против реорганизации армии»... «Необходимо, — писала она, — сохранять и расширять отряды дружинников на основе колонн с общей идеологией»[66]. /179/

Согласие руководства НКТ-ФАИ с принципом регулярной армии и введением дисциплины (ноябрь—декабрь 1936 г.) мало что изменило в деятельности анархистских колонн.

Анархисты решительно противились слиянию своих колонн с «марксистскими», боролись за создание «однородных бригад НКТ-ФАИ»[67], куда они проводили (в 1937-1938 гг.) самостоятельные вербовки. Это разрушало единство вооружённых сил армии, самый принцип регулярной армии. Анархистские части отказывались участвовать в операциях, руководимых испанским генеральным штабом[68]. На «своем» Арагонском фронте анархисты официально объявили о создании регулярной армии 27 марта 1937 г. Фактическое превращение их частей в регулярную армию началось лишь в августе 1937 г. Да и после этого безответственные комитеты ФАИ, ранее бывшие единственной реальной властью в анархистских колоннах, продолжали проводить сектантскую, разлагающую работу в армии, пытаясь навязывать частям свои приказы и распоряжения[69]. В целом же «анархистские колонны отнеслись к созданию регулярной армии, которое они рассматривали как решающий шаг к классическому милитаризму и казарменной дисциплине, крайне враждебно. На всех фронтах, где сражались бойцы НКТ, произошло серьёзное брожение. Многие непримиримые дружинники вернулись в тыл»[70].

Не лучше обстояло дело и с непосредственным участием анархистов в военных действиях. «Мужество, интеллект и чувства революционера» проявились тут довольно своеобразно. Сыгравшие большую роль в кратковременных городских сражениях анархистские колонны в своем большинстве оказались негодными к длительной полевой борьбе с крупными силами врага. Отсюда характерная для анархистов смена героизма паникой и пассивностью.

Примером поведения анархистов на войне может служить оборона Мадрида. В разгар боев под Талаверой в начале сентября «колонна в 2 тыс. анархистов отказалась подчиняться приказам генерала Рикельме»[71]. С криком «Нас окружают!» /180/ (¡Estamos copados!) она обратилась в бегство[72]. Талаверская позиция была потеряна. Тремя неделями позже у Толедо анархисты, обстрелянные фашистской артиллерией, заявили полковнику Бурильо: «Если вы не сможете прекратить их стрельбу в 15 минут, мы покидаем город. Ищите себе других дураков»[73]. И Толедо был оставлен[74].

6 ноября фашисты подошли вплотную к Мадриду. В этот момент «милиция НКТ расстреляла своих офицеров и бежала на всех автомашинах, которые она смогла захватить, включая санитарные машины из военного госпиталя, раненые и персонал которого были оставлены на произвол судьбы»[75], Так был потерян Карабанчель — ворота Мадрида. Одновременно за Мадридом — у Таранкона и Куэнки — вооружённые до зубов анархистские отряды реквизировали оружие и продовольствие, предназначенное для осажденного города[76]. В эти часы батальоны коммунистов погибали, сдерживая фашистов на окраинах Мадрида.

После того как 8—13 ноября наступление фашистов было остановлено, в город с Арагонского фронта прибыла колонна под руководством Дурутти — «великолепно вооруженная»[77], лучшая из колонн НКТ, возглавляемая лучшим из вождей испанского анархизма. По словам дружинников, они пришли, чтобы разбить всю армию Франко под Мадридом, а потом захватить Бургос.

Но уже после двух дней пребывания на фронте анархисты отказались наступать (15 ноября) и тем самым сорвали общее наступление. Затем, 16 ноября они голосованием потребовали отвода в тыл. В это время на митинговавших дружинников напали фашисты, разбили их и, переправившись через Мансанарес, заняли большую часть Университетского городка. Возмущённый Дурутти пытался установить дисциплину в колонне и... был «убит из-за угла»[78]. /181/

То же происходило и на других фронтах. Направившаяся из Валенсии на Южный фронт колонна анархистов вернулась на второй день обратно, так как в Картахене — факт, приведённый в речи министра НКТ,— «их не разместили в лучших отелях»[79].

«Дисциплина у красных оставляла желать много лучшего, — объясняет причины падения Малаги фашист Аснар, — и попытка коммунистов установить её встретилась с бунтом анархистов, традиционно сильных в Малаге... Приказам Вильялба (командующий сектором. — К. М.) не подчинялись»[80]. На Теруэльском фронте, занятом в основном анархистскими колоннами, было, по словам Л. Лонго, заключено «что-то вроде перемирия с фашистами»[81].

Провоевав таким образом несколько недель, колонны анархистов, носившие звучные названия («Железная колонна», «Орлята ФАИ», «Земля и свобода», «Батальон смерти» и т. п.), уходили в тыл приобщать население к «либертарному коммунизму».

Особый интерес представляют действия анархистов на Арагонском фронте, 75% бойцов которого принадлежали к колоннам НКТ-ФАИ[82]. Численный перевес республиканцев был здесь подавляющим. Хинтерландом[X] фронта была территория, на которой проживала треть населения республиканской Испании и было сосредоточено до половины её тяжелой промышленности. Это накладывало огромную ответственность на вооруженные силы фронта и открывало широчайшие возможности перед ними[83]. И именно тут пороки анархистской политики дали наиболее пагубные плоды. Регулярной армии не было; у 30 колонн, находившихся на линии фронта, не имелось ни общего плана действий, ни общего командования, ни резервов. Укрепления строились на восточной границе Арагона и оборудовались лишь для обороны от наступления со стороны... республиканского тыла. Колонны анархистов самовольно уходили в тыл. На большинстве участков фронта /182/ установилось затишье (фашисты, зная состояние фронта, совершенно оголили его) [84], прерываемое кое-где «боями» между анархистскими и фашистскими футбольными командами. По субботам и воскресеньям дружинникам предоставлялся праздничный отдых. Основным их занятием весной и летом был прием солнечных ванн [85]. О характере военных действий на Арагонском фронте дает представление коммюнике от 12 декабря 1936 г., где сообщалось, что милиция продвинулась на 10 км по направлению к линии фронта [86]. А в это время истекали кровью Мадрид и Малага, куда перебросили из Арагона свои войска фашисты! В итоге в течение решающего года линия фронта в Арагоне не изменилась, возможности его остались неиспользованными, первоначальный революционный энтузиазм бойцов был бесплодно растрачен.

Вот к каким результатам приводили «мужество, интеллект и чувства революционеров», воспитанных в духе неорганизованности, индивидуализма, преклонения перед самотёком. Как правило, лишь там, где анархо-синдикалисты действовали совместно с коммунистами или в частях со смешанным составом, рабочие НКТ дрались упорно, хорошо (под Гвадалахарой, впоследствии — у Бельчите и Теруэля).

«Либертарная революция»

Тыл был главной ареной деятельности «подстёгивающих революцию» анархистов. В центре их внимания находились не отпор фашистам у Мадрида, а сожжение дореволюционных архивов, брачных свидетельств и банкнот [87]. «Этическое совершенствование. Моральные ценности революции»; «Боремся за федерализм, ибо он уничтожает централизаторский дух»; «Теперь больше, чем когда-либо, боремся с воодушевлением, чтобы развивать революцию»; «К завершению организации пролетарского общества»; «На заре новой цивилизации. Наша революция будет чисто испанского типа»[88], — гласили субтитры /183/ первой страницы «Солидаридад обрера» в дни прорыва фашистов к Мадриду.

Что же представляла собой эта революция?

Децентрализацию власти, бывшую в первые дни войны временной и печальной необходимостью, анархисты объявили величайшим завоеванием революции. Как и в 1873 г., федерализм анархистов «в том-то и заключался, что каждый город действовал на собственный риск, объявив самым важным делом не сотрудничество с другими городами, а отделение от других городов, и исключив тем самым всякую возможность всеобщего наступления»[89]. Каталония, Арагон, все районы, где влияние анархистов преобладало, фактически отделялись от республики и в свою очередь распадались на карликовое государства — кантоны (Пуигсерда, Тарраса, Сео-де-Урхель, Сервера, Мора и десятки других). В каждом из них власть принадлежала «комитету», состоявшему из местных руководителей НКТ-ФАИ.

Опорой комитетов были вооружённые отряды — так называемые контрольные и дорожные патрули, береговая милиция. Они состояли из люмпен-пролетариев, анархистских активистов, отсталых рабочих, не желавших идти на фронт, и т.п. элементов и подчинялись лишь местным комитетам НКТ, ФАИ, «Либертарной молодёжи» (ЛМ). В каждом селе их насчитывалось по 20-30 человек, в городах — намного больше. По признанию самой же «Солидаридад обрера», 90% этих «героев» были совершенно излишними в тылу [90].

Пользуясь уходом милиции КПИ, ОСМ[XI], ВСТ на фронт, эти так называемые «бесконтрольные» элементы овладели дорогами страны и городами, грабили военные материалы, продовольствие, бесчинствовали, убивали политических противников [91]. При этом они получали ежедневно по 10 песет жалования (средняя зарплата рабочего), положенного дружинникам на фронте[92]. /184/

Иногда дело доходило до настоящих «малых войн». Так было, когда колонна Марото двинулась из-под Гренады на Альмерию и Картахену; так было и с набегами пресловутой «Железной колонны» на районы Леванта и Куэнки. Осенью 1936 г., совершенно оголив фронт под Теруэлем, колонна эта, состоявшая в основном из полууголовных элементов, двинулась на Валенсию[93]. «Мы как анархисты, — гласило последующее «оправдательное» заявление комитета колонны, — были озабочены проблемами тыла не в меньшей мере, чем проблемами фронта. Поэтому, когда мы увидели, что в Валенсии вещи шли не тем путем, которого хотели мы[94], мы решили вмешаться»[95].

Ворвавшись в город, «Железная колонна» разоружила полицию, сожгла уголовные полицейские архивы, где слишком часто фигурировали фамилии «неореволюционеров», ограбила ювелирные магазины[96]. В планы анархистов входил полный захват города, и лишь вооружённое вмешательство компартии вынудило их убраться восвояси[97].

Тогда же, в дни, когда в боях у Мадрида решалась судьба республики, «контрольные патрули» ФАИ, действовавшие в Каталонии, получили от руководства ФАИ распоряжение закрыть французскую границу для иностранных добровольцев, спешивших на помощь Мадриду[98]. Анархисты боялись, что создание интербригад усилит влияние коммунистов. Выполняя это распоряжение, анархистские патрули задержали на границе несколько тысяч добровольцев. Так порочность /185/ политической линии анархистов приводила их уже тогда на грань подлинной измены.

Проблема взаимоотношений пролетариата с крестьянством была важнейшей из проблем республиканского тыла. И здесь политика анархистов резко противоречила интересам победы в национально-революционной войне.

Анархисты взяли курс на немедленное проведение в захваченных ими районах «свободного эксперимента коллективизации»[99]. Они опирались на «ребяческое нетерпение» и полурелигиозное рвение части рабочих, ремесленников, батраков, наивно решивших, что настал, наконец, много раз обещанный час... «Коллективизировалось» всё — поля, средства производства, кустарные мастерские, жилой фонд и т. д. — вплоть до куриц и кошек. Во главе коллективов (коммун) стояли комитеты, жившие за счёт труда ремесленников, крестьян, рабочих — формальных совладельцев «коллектива», — состоявшие из местной анархистской верхушки, иногда деклассированных рабочих из города. Комитеты были всевластны и безответственны.

Члены коллективов получали уравнительную семейную зарплату. Выработанные ими продукты продавались, как правило, втридорога комитетом, прибыль чаще всего шла ему же[100]. Иногда доходы (чистая прибыль) делились между членами местного профсоюза НКТ. Налоги комитеты не платили. Фискальные документы сжигались.

Коллективизация была принудительной и проводилась вооружёнными отрядами НКТ-ФАИ и «бесконтрольных» при поддержке части батраков и ремесленников[101]. Сначала коллективизировались помещичьи поля, затем реквизировался урожай во всей округе, а после этого и сами крестьянские участки. Даже формального голосования чаще всего не производилось. «Не будьте эгоистами, — провозглашали анархисты, — не надо голосования. Нужны порыв, единое стремление, вдохновение. При голосовании же каждый думает о себе. Голосование — это эгоизм»[102]. /186/

Насильственный характер коллективизации и был официально оформлен в решениях соответствующих организаций ФАИ и НКТ[103].

В коллективах зачастую отменялись и даже сжигались деньги. Вместо них вводились «боны», бумажки, которые давали право «пить, есть и курить», т. е. получать в столовой или в местном кооперативе рацион, вино и папиросы по нормам, установленным комитетом. «Можете бросить банкноту на улице — никто не заметит. Рокфеллер, если ты явишься во Фрагу (Арагон) со всем своим банковским счётом, ты не сможешь купить себе чашку кофе!»[104] — младенчески ликовали анархисты понаивнее: с капитализмом было окончательно покончено.

Впрочем, справедливости ради нужно отметить, что немногие «упразднители денег» по-глупому сжигали их. «Отмена денег» была источником наживы для комитетов, которые, во-первых, присваивали деньги, отобранные у крестьян, во-вторых, платя крестьянам за их труд бонами, продавали продукты за наличные деньги, вымогая при этом золотые и серебряные монеты[105].

Всего анархистами было создано 1000—1200 коллективов (40% из них — в Арагоне), объединявших до 1,5 млн. человек[106]. Производственный эффект «коллективизации» был, как правило, резко отрицательным, потому что у коллективов не было машин[107], средств, опытных хозяйственных кадров, а работа шла фактически из-под палки. Пагубность анархистской коллективизации усугублялась тем, что она проводилась в основном не в районах латифундий, где коллективизация опиралась бы на подлинное движение масс, а в районах мелкого и среднего крестьянского землевладения. Преуспевающие коллективы можно было пересчитать по пальцам. Как правило, население «коллективизированных» общин жило в нищете[108]. /187/

Крестьяне оказывали порой ожесточённое сопротивление «коллективизаторам»[109]. Протестующих судили за «контрреволюцию». Наиболее распространенными приговорами были расстрел и принудительные работы (без права на боны).

В районах Центральной Испании анархистские коллективы поддерживались, а часто и возглавлялись агентами скрывающихся помещиков, так как помещичье хозяйство и имущество оставалось в целости, земля не раздавалась, бывшие батраки работали за ту же плату — и всё было готово к возвращению хозяина[110].

Подобное надругательство над наивной, искренней верой одних, над волей и желаниями других и было названо анархистами «либертарным коммунизмом»[111].

Там, где анархистам не удавалось создать «коллективов», они прибегали к другим методам. Они собирали с крестьян арендную плату вместо помещика[112] или попросту «реквизировали» у бедняков, середняков, арендаторов все плоды их труда.

В районах, контролируемых комитетами, запрещалась свободная торговля. Вce продукты крестьяне должны были продавать местным или специализированным рыночным комитетам (вроде «комитета рабочего контроля над торговлей яйцами в Барселоне») по установленным ими или по официальным твёрдым ценам. Комитет же, пользуясь тем, что в большинстве районов страны транспорт находился в руках НКТ, перепродавал продукты на рынке с большой прибылью [113].

Особенно напряжённое положение создалось зимой 1936/37 г. в Леванте. В ноябре—декабре «бесконтрольные» грабили урожай на корню. «В огромном количестве грабят апельсины и рис. Грабят на полях, в садах и на дорогах. Грабят и продают. И крестьянин... остается без апельсинов и без /188/ денег. Тех, кто протестует, находят мёртвыми на дорогах»[114],— описывал министр земледелия т. Урибе бесчинства «экспроприаторов» из НКТ и «бесконтрольных».

Позже особую активность развил Объединённый Левантийский совет сельскохозяйственного экспорта (CLUEA), организованный анархистами и кабальеристами[XII] и представлявший, по словам Боркенау, «всех имевших отношение к торговле апельсинами, кроме самих крестьян»[115]. Поощряемый министерством торговли (министр — член НКТ Лопес), Левантийский совет старался монополизировать экспорт апельсинов, платя крестьянам крайне низкие цены[116]. Когда же крестьянские кооперативы попытались самостоятельно продавать свой урожай, руководители CLUEA запретили портовым рабочим грузить апельсины кооперативов[117]. Там, где крестьяне грузили их сами, на них нападали вооруженные «коллективизаторы», топили лодки у берега, преследовали их в море[118].

Захваченные тем или иным путём сельскохозяйственные продукты сбывались за границу как через CLUEA, так и через иные организации, созданные анархистами[119]. Внешняя торговля профсоюзов нанесла огромный — на десятки миллионов песет — убыток не только крестьянам, но и государству[120]. Эти доходы, как и поступления из других источников (контрабанда и присвоение таможенных пошлин), шли в карманы /189/ главарей[121], на финансирование анархистских экспериментов в промышленности и главным образом на закупку оружия для дальнейшего развития «либертарной революции». Эти деньги были оружием и продовольствием, похищенным у народной армии и голодающего народа.

«Созидательная революционная деятельность» анархистов в деревне привела уже в 1936 г. к упадку сельскохозяйственного производства[122], к продовольственным трудностям в Барселоне (крестьяне не решались везти туда продукты, опасаясь «коллективизации» последних)[123], а позднее к сокращению на 20-30% посевных площадей в Каталонии. Во многих местах крестьяне просто бежали из деревень. «В деревне накопилось такое недовольство, которое может создать там базу для фашизма»[124], — сказала о каталонской деревне Д. Ибаррури. Сократился приток добровольцев в республиканскую армию, кое-где дошло до восстаний крестьян, доведённых до отчаяния[125].

Многое в деятельности НКТ-ФАИ в тылу объясняется тем обстоятельством, что именно эти организации стали основным убежищем для элементов пятой колонны на территории республики, особенно в районах Кастилии, Леванта, Андалузии. Почти все арестованные фашисты, имевшие членские книжки антифашистских партий и организаций, были «членами» НКТ. Это объяснялось в первую очередь организационной слабостью и недисциплинированностью НКТ, облегчавшими проникновение фашистских агентов и их последующую деятельность в её рядах[126]. Не меньшую роль играла и общая направленность политики НКТ-ФАИ, которые, стремясь к установлению своей власти, намеренно вербовали в свои ряды всех желающих.

«В отличие от коммунистической и социалистической партий, анархо-синдикалисты открывали свои двери почти каждому, кто хотел войти. В результате многие мятежники[XIII] растворились в /190/ массе профсоюзов НКТ, ожидая дня «освобождения» и в то же время возбуждая всюду, где они могли, беспорядки в республиканском лагере»[127].

Так, в 1937 г. большая часть членов НКТ в Куэнке ранее состояла в таких реакционных партиях, как партия народного действия, аграрная, радикальная. Членские книжки НКТ вручались прямо в тюрьмах подсудимым фашистам. Руководителем НКТ в провинции был... помещик Сисанте. В её местных комитетах заседали священники, касики, церковные привратники, монастырские служки, мажордом графа (в Сан-Клементе). Не удивительно, что комитет НКТ в селе Тиетинос в полном составе слушал передачи севильского радио[XIV] и аплодировал Кейпо де Льяно[XV]. Подобные картинки были типичны для сел Кастилии, в меньшей мере — Леванта и Андалузии[128]. Бурным своим ростом конфедеральные организации Центра Испании были обязаны именно наплыву правых элементов.

Сами анархо-синдикалисты заявили в связи с соответствующими обвинениями в их адрес, что «практически невозможно помешать тому, чтобы в массовые организации проникло известное число нежелательных элементов» [129].

Крайнее засорение НКТ фашистскими элементами вело к тому, что некоторые организации её прямо работали на фашистов, фактически сотрудничали с ними против республики. Проявлением этого союза были бешеные нападки анархистской прессы на органы государственной безопасности — причем именно там, где они успешнее всего боролись с пятой колонной (Мадрид, Мурсия и др.). Фашисты умело играли на коренных пороках политики НКТ-ФАИ, устраивали беспорядки в тылу, вдохновляли укрывателей оружия и дезертиров, провокаторов, раскольников, поджигателей церквей и т. д. Анархисты организовывали побеги фалангистов из тюрем. /129/ В Каталонии анархистские профсоюзы конкурировали друг с другом[130] в деле переброски (платной, разумеется) реакционных элементов за границу.

Немудрено, что по Испании ходил в те месяцы анекдот о наивном самоубийце-неудачнике, не сумевшем толком ни застрелиться, ни утопиться, ни перерезать себе вены, который наконец решил, что нашел всё же верный способ покончить счеты с жизнью: он пойдёт к страшным революционерам на улицу Фернан Нуньес (штаб ФАИ) и крикнет там «Вива Франко!»: не миновать ему быть изрешеченным пулями в тот же миг. Так он и сделал, но... в ответ услышал: «Не так громко, друг. Сторож внизу — республиканец, он может услышать...».

Наиболее яркое выражение политика анархистов в тылу нашла в деятельности так называемого «Арагонского совета обороны», созданного ФАИ в середине октября 1936 г. и осуществлявшего до середины августа 1937 г. полную власть над освобожденной территорией Арагона. В течение года, без помех извне и изнутри ФАИ строила здесь «либертарный коммунизм»...

Выше упоминалось о «боевой» деятельности Совета обороны на фронте; несравненно более активным оказался он в тылу. В Арагоне было коллективизировано почти всё[131]. У единоличников отнимали продукты, сгоняли их с земли, на которой они работали всю жизнь. «Чтобы защитить коллективистскую систему, товарищи из НКТ сделали невозможной жизнь для единоличников... Это привело к огромному недовольству и беспорядку»[132], — писали кабальеристы из-под Уэски. Таким путем в 450 «коллективов» было загнано 433 тыс. жителей Арагона[133].

Деньги в коллективах были «отменены»[134]. Производительность труда была крайне низкой, особенно в долине Эбро — районе мелкой крестьянской собственности. Поля зарастали сорняками[135]. В муниципалитетах Арагона окопались фашисты, занимавшие посты алькальдов, советников и даже уполномоченных республиканской контрразведки и полиции. /192/ Руководство Совета обороны, во главе с X. Аскасо, занималось контрабандой драгоценных металлов и другого награбленного имущества[136]. Были запрещены митинги. Преследовались члены ВСТ[137]. Всех протестующих против ограбления — уничтожали[138]. В известном смысле прав был Аскасо, утверждавший: «Мы знаем, что такое самопожертвование. Ни одной жалобы, не говоря уже о протесте, не вышло из Арагона...»[139].

Таков был анархистский рай, превозносившийся НКТ и ФАИ как пример революционного управления и практического осуществления «либертарного коммунизма», как «главное дело НКТ»[140].

Руководство НКТ-ФАИ покрывало эти бесчинства[141], защищало насильников и провокаторов, травило тех, кто с ними боролся[142].

Промышленности суждено было стать главной ареной «свободных экспериментов либертарного коммунизма».

Здесь ущерб, нанесённый деятельностью анархистов республике, был особенно велик, банкротство их синдикалистской практики особенно ярко и многосторонне.

Анархистская программа предусматривала переход промышленности в собственность отдельных коллективов производителей: либо коллектива отдельного предприятия (так называемая коллективизация), либо коллектива всех рабочих данной отрасли производства в масштабе города или района (так называемая социализация).

Очевидно, что наряду с прогрессивной тенденцией (обобществление частной собственности) программа эта содержала и мелкобуржуазные, реакционно-утопические положения. Но партикуляристские и синдикалистские традиции рабочего движения /193/ страны обусловили притягательность этих положений для широких масс испанского пролетариата.

Летом 1936 г. события привели к еще более глубокому внедрению в массы синдикалистских взглядов. Дело в том, что после 18 июля 1936 г. такие особенности развития испанской революции, как отсутствие центральной власти в стране, почти повсеместное одновременное исчезновение прежних собственников, администрации, а зачастую и технического персонала предприятий обусловили объективную необходимость именно тех форм экспроприации буржуазии, которые всегда проповедовались синдикалистами. Переход управления крупными предприятиями в руки профсоюзов был в июле—августе 1936 г. единственно возможным средством предотвратить полный развал производства. Повсеместное осуществление этого перехода явилось лишним доказательством зрелости экономики Испании для социалистических преобразований. Однако новым доказательством недостаточной зрелости субъективного фактора революции явилась поддержка массами анархистской политики, превращавшей временную необходимость первых дней борьбы в постоянную экономическую основу нового строя.

Чем дальше, тем более властно потребности вооруженной борьбы требовали централизации производства, национализации крупной промышленности. Против этого, за неприкосновенность «главного завоевания революции» — коллективизацию промышленности — вели упорную и в основном эффективную борьбу НКТ и ФАИ[143].

Рассмотрим основные направления и последствия анархистских экспериментов.

Коллективизация производства началась с 20-21 июля и завершилась в основном осенью 1936 г. Она охватила заводы и мастерские, стройки и парикмахерские на три кресла, магазины и такси, салоны красоты и нехитрый инструмент чистильщиков обуви. Собственность фашистов и лояльных республиканцев, крупных капиталистов и мелких буржуа переходила в руки профсоюзных организаций. Чем сильнее было в данной местности влияние анархистов, тем более полной была коллективизация[144]. /194/

По закону, изданному анархистами, в Каталонии обязательной коллективизации подлежали предприятия, где было занято свыше 100 рабочих, и предприятия с меньшим количеством рабочих, если 3/4 их высказывалось за коллективизацию. Практически же в Каталонии и Леванте, не говоря уже об Арагоне, большинство мелких предприятий было коллективизировано. Это было сильным ударом по единству Народного фронта, так как озлобляло против пролетариата и республики мелкую буржуазию города, показателем настроения и положения которой было уменьшение суммы вкладов в сберегательных кассах Каталонии с 600 млн. песет в 1935 г. до 100 млн. песет в 1937 г.[145].

Формально коллективизированные предприятия являлись собственностью коллектива трудящихся. Фактическим хозяином их было профсоюзное руководство предприятия, образованный им Совет предприятия[146]. Советы предприятий официально пользовались теми же правами, что прежние советы акционерных обществ. Многочисленные члены их (иногда совет насчитывал несколько десятков человек) не работали на производстве и жили за счёт предприятия, получая зачастую высокие ставки[147]. «Народилось огромное количество паразитирующих бюрократов. Слишком много непроизводящих контрольных комитетов... В Каталонии... многие держат предприятия в своих руках, живут спокойно, а вместо одного буржуа имеются 7 или 8»[148], — признавали уже в конце 1936 г. Пейро и Монсени — министры, представлявшие НКТ-ФАИ в Центральном правительстве.

Так возникла система «профсоюзного капитализма». Первым естественным и вреднейшим порождением её было раздробление производства. Оно привело к путанице и неразберихе, к столкновениям между отдельными профсоюзами, коллективами, муниципалитетами, к разрыву старых производственных связей[149], а в дальнейшем — к ещё более пагубным последствиям. /195/

В условиях «профсоюзного капитализма» закономерно продолжала существовать бессмысленная и пагубная (особенно на внешнем рынке) конкуренция между предприятиями. Советы предприятий в погоне за прибылью вздували цены, утаивали товары и сырьё, занимаясь подчас разнузданной спекуляцией[150]. Не стеснялись они запрашивать втридорога и с государства, напрягавшего все силы и средства для борьбы с фашизмом[151].

Получая от государства импортное сырьё на десятки миллионов песет, советы и комитеты контроля, по признанию Пейро, «систематически отказывались продавать свою продукцию правительству»[152] и сами продавали её за границу. Прибыль же, если она была, шла в кассу профсоюза[153]. Особенно вредным было весьма распространённое явление, когда на предприятиях производилось не то, что нужно было для фронта, а то, что можно было легче и прибыльнее продать[154].

Коллектив каждого предприятия работал на свой страх и риск, жил в большинстве случаев сегодняшним днем, стремясь насладиться благами «либертарного коммунизма» в своем мирке, искусственно отгороженном от грозных событий действительности, не считаясь с элементарными экономическими условиями деятельности предприятий.

Руководимые анархистами, советы и комитеты предприятий отражали в своей деятельности психологию отсталых слоёв рабочего класса в начале переходного периода — «урвать побольше, дать поменьше», или шли на поводу у этих рабочих, стремясь обеспечить себе их поддержку. Они игнорировали /196/ требования войны, изменение характера труда, который должен был стать отныне трудом для своего класса, на своё дело.

На коллективизированных НКТ предприятиях рабочая неделя была сокращена до 40 и даже 36 часов[155]. Дисциплина на производстве была крайне низка. Прогулы, опоздания, уход с работы среди рабочего дня приняли массовый характер[156]. Члены НКТ, работавшие на государственных предприятиях, позволяли себе в условиях войны забастовки.

Руководители и функционеры НКТ яростно боролись против создания ударных бригад на производстве (на чём настаивали коммунисты), мотивируя это... наличием безработицы, ими же вызванной[157]. «НКТ, — писала анархистская «СНТ», — никогда и ни с кем не будет сотрудничать, чтобы претворить в жизнь выгодный лишь хозяевам принцип: «За большую и лучшую работу — большую оплату...», на котором настаивают коммунисты... Это антитезис всякого рабочего движения»[158].

Одновременно без всякого учёта реального положения предприятия была повышена зарплата. Повышенная зарплата выдавалась и в тех случаях, когда предприятие не работало (независимо от причин), выплачивалась за дни прогулов и т. д.[159].

Важным фактором падения производительности труда была и сама система оплаты труда на коллективизированных предприятиях. Два анархистских принципа были положены в основу её: 1) семейная зарплата, т. е. прямо пропорциональная количеству едоков, и обратно пропорциональная числу работников в семье[160]; 2. равная зарплата всем рабочим данной /197/ отрасли[161]. Так, например, в строительной промышленности Барселоны чернорабочие, каменщики, каменотесы, административный персонал — все получали от 18 песет в день. Существовал к тому же разнобой в оплате в разных отраслях промышленности, в частности чернорабочий в строительной промышленности получал больше, чем квалифицированный металлист первой категории. За равный труд женщины получали значительно меньшую заработную плату, чем мужчины[162]. Подобная система тормозила рост производительности труда и привлечение на производство дополнительной рабочей силы, повышала себестоимость продукции[163].

Резкое падение производительности труда, сокращение производства были одними из главных последствий анархистских экспериментов[164], но отнюдь не единственными. Естественные последствия беспланового хозяйствования анархистов не заставили себя долго ждать. Отменённые ими законы экономики напомнили о себе самым беспощадным образом.

В начале войны предприятия имели крупные суммы на текущих счетах в банках и немалые запасы сырья. В таких условиях коллективизация представлялась делом заманчивым и несложным. Однако после нескольких месяцев убыточной работы предприятий текущие счета (50 млн. песет в одной Каталонии) растаяли.

В результате зарплата рабочих предприятий тяжёлой индустрии резко упала. Рабочие же лёгкой промышленности, где благодаря более быстрому обороту капитала /198/ текущие счета уменьшались медленнее, продолжали, как правило, получать высокую зарплату[165].

Почти одновременно (конец осени 1936 г.) на коллективизированную промышленность обрушился и другой удар. «Созданные годами запасы сырья были быстро растрачены»[166]. Положение ещё более осложнялось тем, что значительная часть промышленности работала на импортном сырье, а для некоторых отраслей главный рынок сбыта находился в захваченных фашистами районах[167]. Вслед за оборотным капиталом начал растрачиваться и основной капитал предприятий. Под заклад его получались деньги от правительственных учреждений, также уходившие в бездонную бочку экспериментов[168]. Продавалось оборудование, закрывались предприятия[169]. «Коллективизация» обернулась к рабочим новой стороной.

«Были отрасли промышленности, — признавал Пейро, — где производство, предоставленное инициативе рабочих, неспособных сымпровизировать всё то, что было необходимо для управления им, падало почти вертикально»[170]. Оставалось последнее средство: прибегнуть к помощи государства. В начале 1937 г. её просили более 11 тыс. предприятий[171].

Миллионы государственных денег были израсходованы на помощь гибнущим «коллективам», что не изменило, однако, существенно положения и не мешало анархистам кричать о «банкротстве государства», когда они не получали требуемой помощи. Не помогали и такие «ударные» меры, как проведённый Пейро закон об обязательном бое опорожнённых бутылок /199/ для расширения рынка сбыта стекольной промышленности[172], продажа за границей награбленного сырья и т. д.

В конечном счёте тот же Пейро был вынужден признать, что «каталонская текстильная промышленность стоит перед катастрофой»[173], что «реальность остается реальностью и национализация — необходима»[174]. Раздробляемое производство требовало признания своего общественного характера[175].

Особенно тяжёлый вред нанесла деятельность анархистов военной промышленности Каталонии. Здесь находилась большая часть промышленных предприятий основной территории республики. Во время Первой мировой войны каталонская промышленность 24 часа в сутки работала на французскую армию. Она и теперь могла дать республике необходимое для армии обмундирование, боеприпасы, стрелковое вооружение, орудия, грузовики, танки, авиамоторы, самолёты. Здесь насчитывалось 75 средних и крупных машиностроительных заводов, готовых к выпуску военной продукции. Всего же в Каталонии около 250 предприятий могли быть без труда превращены в военные.

В начале войны подавляющее большинство рабочих Каталонии принадлежало к НКТ, анархисты возглавляли департаменты промышленности и торговли в Каталонском правительстве — Совете Женералидада. Комиссия военной промышленности возглавлялась анархистом Вальехо и состояла в основном из представителей НКТ. Ни одного члена ВСТ в ней не было.

Результаты анархистского руководства не замедлили сказаться на каталонской промышленности[176]. «Использовалось не более 50% двигателей и машин, а те, которые использовались, работали не более чем на 50% своей мощности», — /200/ признал Абад де Сантильян — один из главных виновников развала каталонской промышленности. Вместо тяжёлого вооружения крупные заводы производили затворы, ручные гранаты и револьверы для уличных боев. Выбор именно этих видов оружия, да и вся политика руководства ФАИ в вопросах военной промышленности определилась её планами «второго тура» борьбы — вооружённого выступления против республики, во имя «либертарной революции». Производившееся оружие шло в основном не на фронт, а на тайные склады ФАИ.

В конце 1936 г. было достигнуто соглашение между правительствами Испании и Каталонии о приобретении первым всей продукции каталонской военной промышленности. В обмен правительство Испании должно было снабжать каталонскую промышленность сырьём, помогать ей деньгами. 25% производимой продукции должно было оставаться в Каталонии. Это соглашение открывало возможность максимального развития военной промышленности, выполнение его могло многое изменить в ходе войны. Но хотя среди заключавших его было два министра НКТ (Пейро и Доменеч), оно было сорвано ФАИ[177].

На военных предприятиях, контролируемых НКТ, процветала пятая колонна, были часты акты саботажа[178]. ФАИ преследовала рабочих ВСТ на военных предприятиях. Когда фаистам не удавалось при помощи пистолетов овладеть военными заводами[179], они через Комиссию военной промышленности лишали их сырья, что приводило к закрытию предприятий.

Трагическим фоном для всей этой деятельности анархистов служил фронт, где погибали десятки тысяч фактически безоружных бойцов, и море, где гибли испанские и советские корабли, доставлявшие в Испанию военные материалы, которые не производили ее заводы[180]. /201/

НКТ-ФАИ и народный фронт.
Деятельность НКТ-ФАИ в Каталонии

Отношение анархистов к Народному фронту и вопросам единства пролетариата определялось их общей максималистской и сектантской линией.

В начале войны анархистским лозунгом снова стало «НКТ справится со всем сама» (¡CNT se basta a si misma!) Но уже в сентябре 1936 г., более точно оценив обстановку, лидеры НКТ-ФАИ призывали к «революционному альянсу НКТ—ВСТ, к союзу с кабальеристами». Это было не только данью объединительным стремлениям масс и части руководства НКТ. Руководители НКТ и ФАИ исходили из того, что альянс НКТ—ВСТ в условиях резкого ослабления связей последнего с политическими партиями и общей пассивности его руководства обеспечит НКТ гегемонию в альянсе и в правительстве.

В течение полугода центральные и местные органы НКТ призывали к этому альянсу и даже намекали на возможность слияния профцентров[181]. В действительности большинство анархистских лидеров не хотело слияния профцентров[182], их подлинной целью было поглощение ВСТ, а не объединение с ним. Доказательством этому служили действия местных организаций НКТ и особенно групп ФАИ по отношению к соответствующим организациям ВСТ там, где последние были в меньшинстве, особенно в Каталонии и Арагоне. Убийство 200 барселонских транспортников — членов ВСТ боевиками ФАИ (организация была буквально загнана в подполье), убийство руководителей организации ВСТ барселонского порта, после чего портовики — члены ВСТ были вынуждены вступить в НКТ, убийство четырех руководителей ВСТ на «Испано-Сюизе», убийства и насилия по отношению к членам ВСТ в Арагоне, убийство 22 членов ВСТ в Зайдине (Каталония) /202/ — таковы лишь некоторые, наиболее яркие моменты «объединительной» практики ФАИ[183].

Параллельно с призывами к альянсу с сентября—октября 1936 г. НКТ-ФАИ начали, пока ещё в умеренном тоне, кампанию против политических партий Народного фронта за «профсоюзное правительство».

Отдельно следует остановиться на действиях НКТ-ФАИ в Каталонии, сыгравших роковую роль в судьбах республики и революции.

До войны влияние анархизма в рабочем движении области было преобладающим. 80% организованного пролетариата было объединено в рядах НКТ[184]. Тут же находилось основное ядро ФАИ. Решающая роль, сыгранная рабочими НКТ в разгроме фашистского мятежа в Каталонии, сделала их в первые же дни войны полными хозяевами области[185]. Черно-красный флаг развевался над городами и сёлами, заменил флаг республики на границе. Надписи «НКТ-ФАИ» покрыли стены домов, асфальт шоссе, кузовы автомашин; и даже гудки автомобилей (они почти все принадлежали теперь НКТ) торжествующе скандировали: «ФАИ — ФАИ — Сенете[XVI]».

«Когда уличные бои прекратились, анархисты сразу же заняли господствующее положение в области. Поддерживаемые троцкистами, они наложили отпечаток на характер войны и общественный строй. Их власть оказалась весьма значительной, ибо они руководили самой сильной профсоюзной организацией, располагали почти всеми запасами оружия, захваченными в казармах, контролировали Барселону и провинцию. Ни одного шага нельзя было сделать без пропуска с печатью НКТ-ФАИ. Им подчинялся военный и административный, торговый и производственный аппарат. Противостояли же им слабое ещё марксистское движение, примыкавшие к нему расколотые и дезорганизованные профсоюзы и несколько запуганных республиканских партий»[186]. /203/

Анархисты господствовали в Комитете антифашистской милиции (КАМ), который был вначале (июль—сентябрь 1936 г.) фактической властью области. «Совет Генералидада действовал лишь как резиновая печатка КАМ»[187]. Даже состав официального правительства Каталонии утверждался лидерами НКТ-ФАИ[188]. В планы их входило удаление из КАМ представителей других организаций после взятия Сарагосы и установление своей безраздельной власти в Каталонии[189].

Впоследствии, в конце сентября 1936 г., под давлением потребностей войны (овладеть Арагоном не удалось) и коллективизированной экономики анархисты вступили в Совет Генералидада, для того чтобы получить помощь от Центрального правительства.

Однако и после этого правительство Каталонии оставалось безвластным. Каждый из кантонов, на которые фактически распалась Каталония, жил своей обособленной экономической и политической жизнью. Народный фронт, в других районах Испании служивший в это время последней нитью, связующей различные комитеты, в Каталонии фактически прекратил свое существование, так как НКТ и ФАИ не вошли в него, не желая ничем связывать себя. Не подчинялись правительству, как впрочем чаще всего и своему официальному руководству, и профсоюзы НКТ[190].

Особые группы ФАИ, никем не контролируемые, никому не подотчётные, состоявшие из деклассированной интеллигенции и уголовников[191], элементов «пятой колонны» и /204/ безответственных элементов пролетариата (а в виде исключения — из искренних революционеров), господствовали в профсоюзах, советах предприятий, в кантонах[192], проводили политику немедленной «либертарной революции», о которой говорилось выше. Группы ФАИ опирались на значительную часть каталонского пролетариата, считавшую, что победа уже достигнута, а война — далеко и в Каталонию не придёт, что настало время вознаградить себя за прошлые страдания и революционную борьбу. Уход лучших бойцов пролетариата (как из ВСТ, так и из НКТ) на фронт способствовал установлению анархистского единовластия на местах.

Почти все декреты правительства оставались на бумаге и Совет Генералидада работал вхолостую[193]. Анархисты же в правительстве покрывали деятельность своих соратников на местах, срывая мероприятия, направленные на укрепление власти Совета.

Выше говорилось уже о плодах этой деятельности «сверху» н «снизу»: о насильственной коллективизации, грабежах крестьян и мелких буржуа города, падении сельскохозяйственного производства, о развале мощной каталонской промышленности, о контрабанде[194], о фактическом перемирии в Арагоне, срыве создания регулярной армии, накоплении вооружения в тылу и т. д. Именно в Каталонии имели место массовые расстрелы крестьян (Фатарелья)[195] и рабочих ВСТ (трамвайщики в /205/ Барселоне). Возмущение масс заставило руководство ФАИ в конце ноября 1936 г. обратиться к «народу Каталонии» с воззванием, где признавалось, что «имеются различные группы, которые переходят из села в село, творя всякого рода бесчинства... они грабят и убивают. И менее всего можно терпеть то, что те, кто совершает эти преступления, называют себя анархистами. Мы не можем понять, как во имя революции могут твориться такие бесчинства?»[196]. Однако ни грозный тон воззвания, ни обещание «покончить с хаосом» не изменили положения дел. Больше того, в декабре 1936 г. руководство ФАИ—НКТ Каталонии приступило к введению «монополии внутренней торговли» в области. Осуществлять её должны были комитеты. По определению анархистов, «это должно было быть чем-то вроде военного коммунизма»[197]. К середине декабря новую систему предполагалось ввести по всей Каталонии. Нетрудно понять, к чему бы это привело.

К счастью, декабрьский правительственный кризис приостановил осуществление самоубийственных действий анархистов.

Не только каталонское, но в ещё большей мере Центральное правительство Испании потеряло власть над областью.

Сепаратизм, ранее проповедовавшийся крайними группами буржуазных националистов, теперь осуществлялся анархистами. Это объяснялось большим влиянием анархистов в Каталонии по сравнению с другими районами Испании, а также пассивностью фашистов на ближних к Каталонии фронтах. Пытаясь любой ценой закрепить «завоевания либертарной революции», анархисты стремились к предельному ослаблению связей Каталонии с остальной Испанией, где массы всё решительнее склонялись к политике компартии[198]. Автономия Каталонии представляла удобную легальную ширму для этого. «Лозунг «¡Viva Cataluña libertaria!», — отмечает Лангдон Дэвис, — означает: долой капитализм, долой коммунизм и к чорту остальную Испанию!»[199]. Эту линию анархисты проводили в армии, военной промышленности, в области финансов и т. д. (см. выше). /206/

Позицию анархистов использовали буржуазные и мелкобуржуазные националисты. Правительство Каталонии провело ряд мер, превышавших и расширявших его полномочия, предусмотренные каталонским статутом[200]. Каталония превращалась и формально в полунезависимое государство. В конце 1936 г. дело дошло до заговора (Казановас — Ревертер), целью которого был сепаратный мир с Франко. Всё более упорными становились слухи о признании независимости Каталонии Францией[201].

Гибельность подобной политики определялась тем, что она проводилась в период жестокой, неравной борьбы с фашизмом, который провозгласил уничтожение автономии Каталонии одной из главных своих целей. Борьба эта требовала безусловного единства Каталонии со всей Испанией. Спасение в одиночку, сохранение «либертарного коммунизма» или независимости Каталонии при победе фашизма в Испании было реакционной утопией.

Без свободной Испании свободная Каталония существовать не могла.

Если бы к весне 1937 г. 200-тысячная каталонская регулярная армия[202], вооружённая самолетами, танками, орудиями с каталонских заводов, опираясь на единый крепкий революционный тыл, ударила через Арагон на северо-запад, к Басконии, военный разгром Франко был бы неминуем. Но Каталония в результате действий НКТ-ФАИ (и пассивности «Эскерры»[XVII]) на многие месяцы устранилась от войны[203].

Огромный военный, военно-промышленный, сельскохозяйственный и, главное, революционный потенциал Каталонии совершенно не использовался или расходовался впустую на /207/ кровавую междоусобную борьбу и бесплодные, вредные эксперименты[204] Терялось самое благоприятное для разгрома фашизма время.

Таковы были основные направления и первые результаты «либертарной революции», основанной на политике, которая противопоставляла групповые интересы анархистских профсоюзов коренным интересам пролетариата и народа Испании.

Подобная политика приносила тройной вред борьбе народа.

1. Главные усилия и силы анархистской массы были направлены на совершение «революции» в тылу, соответственно уменьшались силы, брошенные на фронт, где решалось будущее страны, где были дороги каждый человек, каждое ружьё.

2. Само проведение революции в анархистском варианте её наносило огромный ущерб делу победы в войне.

3. Анархисты встречали в штыки, саботировали, задерживали осуществление мероприятий, необходимых для победы.

Действия анархистов были тем более гибельны, что в первые месяцы войны никакая сила на территории республики не могла противостоять «всесильной НКТ». Интересы войны и подлинной революции находились в непримиримом противоречии с интересами «либертарной революции». Выход из него заключался в переходе масс и руководства НКТ с цеховых позиций на классовые.

Именно это и было целью упорной и трудной борьбы КПИ против анархистской политики, за единство с массами анархо-синдикалистов.

Как же развёртывалась эта борьба? Каковы были её результаты? Как изменялась позиция масс НКТ под влиянием жестоких уроков войны?

КПИ и НКТ, внутренняя борьба в НКТ-ФАИ (осень 1936 г.)

Понимая всю гибельность анархистской политики, коммунисты уже в конце августа 1936 г. выступили против действий НКТ-ФАИ в армии, а в сентябре—октябре — против /208/ некоторых сторон их деятельности в тылу. Правда, до мадридского сражения, в период, когда все внимание и все силы КПИ были прикованы к фронту, борьба КПИ против анархистской политики в тылу велась в очень ограниченном масштабе.

Однако «большой ложью» буржуазной и мелкобуржуазной историографии является утверждение о стремлении КЛИ «любой ценой уничтожить НКТ» и т. д. Напротив, с самого начала войны КПИ настойчиво добивалась единства с массами НКТ и здоровыми элементами её руководства, их вовлечения в общий фронт борьбы с фашизмом. Она объясняла пролетарскому ядру НКТ, что «если война не закончится победой, все идеологические эксперименты развалятся как карточные домики под военно-фашистским сапогом»[205]. Компартия чутко реагировала на все положительные сдвиги в политике анархо-синдикалистов. Не кто иной, как Ларго Кабальеро, указывал, что при формировании его первого правительства (начало сентября 1936 г.) «компартия предложила, чтобы было сделано всё возможное для участия НКТ в правительстве»[206].

В конце сентября 1936 г. ЦК КПИ обратился к НК НКТ с письмом, в котором выразил удовлетворение по поводу «объединительных решений пленума НК НКТ». «Отложить в сторону всё, что нас разделяет»[207] — призывали коммунисты рабочих НКТ. Месяц спустя компартия, в отличие от руководства ИСРП и республиканцев, приветствовала вступление представителей НКТ-ФАИ в правительство[208].

Одновременно КПИ продолжала, опять-таки вопреки последующим обвинениям клеветников, борьбу за объединение НКТ и ВСТ.

Стремительный рост обеих профорганизаций[209], впервые объединивших в своих рядах весь пролетариат на территории республики, усиление их роли в экономической и политической жизни страны, потребности вооружённой борьбы — всё это настоятельнее, чем когда-либо, требовало скорейшего создания единого профцентра. И КПИ с первых дней войны призывала к единству, показывала пути к его практическому осуществлению[210], хотя это не всегда соответствовало её узкопартийным интересам. /209/

«Сегодня более, чем когда-либо, необходимо выковать профсоюзное единство... Не надо создавать новых, параллельных профсоюзов: пусть массы вступают в уже существующие... Необходимо повсюду создавать комитеты связи»[211]. «Сейчас объединение легче, чем когда-либо. Все дело в решимости и доверии. Профсоюзы внутренне готовы к объединению»[212], — писала «Мундо обреро» в сентябре 1936 г. Требование объединения профцентров содержится и в декабрьском манифесте ЦК КПИ.

В отличие от кабальеристского руководства ВСТ и тем более от реформистских лидеров ИСРП компартия стояла за скорейшее объединение профцентров. В отличие от части руководителей НКТ (и тем более ФАИ) КПИ выступала против поглощения анархо-синдикалистами ВСТ, за подлинное объединение профцентров на базе общей военной антифашистской программы, а не программы-максимум НКТ-ФАИ[213].

Особенно тяжёлой была борьба за антифашистское единство пролетариата в Каталонии. Её вели Объединенная социалистическая партия Каталонии (ОСПК), образовавшаяся в первые дни войны, находившийся под её влиянием ВСТ Каталонии.

Экстремисты из ФАИ старались во что бы то ни стало сохранить монополию НКТ в рабочем движении области. В первые же дни войны они начали индивидуальный террор против ВСТ Каталонии (ВСТК). Жертвой их стал Лопес Раймундо — один из руководителей ВСТ и ОСМ Каталонии. Стремясь любой ценой овладеть барселонским портом, «пистолерос» ФАИ 29 июля 1936 г. убили Трильяса — руководителя профсоюза портовиков ВСТ. Законный гнев рабочих ВСТ, традиции рабочего движения страны, элементарные соображения безопасности требовали не оставить преступления /210/ безнаказанными. Однако «в опасности был коллективный интерес и существование страны. Ради этого нужно было пожертвовать правом, гневом, обязанностью защищаться и даже местью, которой требовали мёртвые. Траурные кортежи продолжались...»[214]. Стиснув зубы, рабочие ВСТК не поддавались на провокации раскольников[215]. Этой ценой было достигнуто 13 августа 1936 г. соглашение о создании комитета связи НКТК, ВСТК, ОСПК, ФАИ «для того, чтобы придать больше действенности революционной борьбе против фашизма, укрепить... единство, созданное в битвах 19-20 июля»[216]. Соглашение сыграло известную положительную роль в общей стабилизации положения в Каталонии. Комитеты связи ВСТ — НКТ хорошо работали у железнодорожников, швейников, служащих гостиниц, ресторанов, магазинов, т. е. там, где ВСТ был силён[217].

Деятельность КПИ и ОСПК и в особенности их политика по отношению к НКТ, рост влияния коммунистов в стране, первые уроки войны обусловили ту эволюцию части масс и руководства НКТ, которая привела к изменению официальных лозунгов НКТ и ФАИ (см. выше). При этом неоднородность состава НКТ-ФАИ послужила причиной одновременного нарастания борьбы внутри обеих организаций и между ними.

Нужно подчеркнуть, что, хотя отдельные лидеры НКТ и ФАИ выражали чаяния различных течений, ничего похожего на чётко оформленные общенациональные группировки или фракции в анархо-синдикалистском движении так и не сложилось, особенно среди революционных сил его. Постепенно экстремистские и контрреволюционные[XVIII] течения концентрировались вокруг руководства ФАИ. Революционные, антифашистские элементы НКТ отходили от ФАИ, группировались вокруг руководства НКТ.

Уже в конце августа 1936 г. началась борьба в руководстве НКТ-ФАИ по вопросу о вступлении в каталонское правительство. Фактически решался вопрос: вступать в сотрудничество с другими антифашистскими силами или установить своё единовластие. Победу одержала первая точка зрения[218].

Вступление НКТ в правительство республики, согласие с созданием регулярной армии и т. д. сопровождались новым усилением внутренней борьбы между экстремистскими элементами, с одной стороны, и революционными, с другой.

Огромную роль в эволюции масс НКТ сыграла помощь СССР революционной Испании. И в годы накануне войны, и в первые её недели руководство НКТ-ФАИ занимало открыто антисоветскую позицию. Примеры разгрома махновцев и кронштадтского мятежа постоянно использовались для проповеди недоверия по отношению к КПИ, для оправдания курса на «немедленную революцию» и т. д.

Но первое же советское судно — «Зырянин», прибывшее 14 октября 1936 г. в барселонский порт, свело на нет результаты многолетней анархистской пропаганды. Руководители НКТ и ФАИ Каталонии не собирались отмечать приход корабля (в «Солидаридад обрера» от 14 октября 1936 г. нет ни слова о нём). Однако стихийный энтузиазм народа, в том числе сотен тысяч рабочих НКТ, принял такие грандиозные размеры[219], что лидеры НКТ-ФАИ сочли нужным «первыми приветствовать русских братьев от имени каталонских рабочих»[220]. «Цветы, благодарность, любовь, всю душу нашу — стране, которую представляет этот корабль!.. Это — подлинные друзья! Трудящиеся Каталонии никогда не забудут об этом акте солидарности русских рабочих. Отныне международная солидарность — уже не миф»[221], — восторженно писала «Солидаридад обрера» на следующий день.

«Мало событий так живо затронули чувства народа, как приход «Зырянина»[222], — свидетельствует Пейратс, бешеный враг КПИ и СССР. Приход «Зырянина», совместная 200-тысячная демонстрация ВСТК и НКТ Каталонии в честь советского корабля стали исходным пунктом для подписания соглашения /212/ о едином фронте ОСПК, ВСТ, НКТ и ФАИ Каталонии (см. ниже). Одновременно лидеры НКТ Каталонии выступили с рядом статей в «Солидаридад обрера» против наиболее негативных аспектов политики экстремистов. Совсем по-иному ставилась теперь и «русская проблема». «Россия,— писала «Солидаридад обрера» 25 октября 1936 г., — сделала свою революцию, Испания делает свою, соответствующую ее духу. Но Как бы ни были существенны различия между ними, они не влияют и никогда не повлияют на солидарность этих революций. Если встанет вопрос о защите любой из них, братство и взаимопомощь будут абсолютны». «СССР с нами. Он является единственной страной, которая оказала нам помощь. Если когда-либо фашисты нападут на СССР, я пойду его защищать. Я — анархист. Но я оставлю все программы. Я пойду туда как боец, как солдат, как красноармеец»[223], — заявил, тогда же Гарсиа Оливер, один из лидеров НКТ-ФАИ, министр второго правительства Ларго Кабальеро.

Наиболее последовательным выразителем настроений революционного крыла НКТ-ФАИ стал Буэнавентура Дурутти — самая яркая и привлекательная фигура испанского анархизма. Рабочий-металлист, боевик, организатор «групп обороны» НКТ, популярнейший из вождей ФАИ[224], неоднократно приговоренный к смертной казни, Дурутти был искренним и самоотверженным революционером[225]. Он был тесно связан с каталонским пролетариатом и в отличие от многих лидеров анархистов мечтал вернуться после победы к себе на завод[226]. В ходе войны классовый инстинкт привел анархиста Дурутти к позиции, приближавшейся к позициям коммунистов.

Дурутти был одним из главных героев сражения 19 июля в Барселоне[227] и затем возглавил первую из колонн, выступивших из Каталонии на фронт. Горький опыт первых недель боёв заставил его во многом пересмотреть свои взгляды на дисциплину, армию и многое другое. «Мы должны добиться /213/ единого командования и всеобщей мобилизации»[228], «мы должны создать настоящую армию»[229], — требовал он. «Всё оружие должно быть немедленно отправлено на фронт»[230].

Опыт убедил Дурутти в необходимости установления революционного порядка в тылу, создания мощной военной промышленности[231]. «Все фронтовые вожди бесили нас своими требованиями оружия и боеприпасов. С большей настойчивостью, чем кто-либо, Дурутти ежедневно обличал нас, требуя всего, в чём он нуждался для войны»[232], — пишет Абад де Сантильян.

Дурутти провозгласил победу в войне главной, определяющей целью борьбы[233]. Его знаменитые слова: «Откажемся от всего, кроме победы», — стали девизом всех революционных элементов НКТ. Этих слов ему не простили мародеры и честолюбцы от революции[234].

Дурутти боролся за союз НКТ со всеми антифашистскими силами, он был сторонником участия НКТ в правительстве и страстным поборником единства пролетариата. Он решительно выступал против сектантской линии большинства лидеров ФАИ[235], призывал к созданию единой партии пролетариата[236]. Медленно, мучительно преодолевая свои заблуждения, Дурутти сближался с коммунистами. На командные посты в своей колонне он — вещь совершенно неслыханная в анархистских колоннах — назначил несколько членов ОСМ и ОСПК[237].

Дурутти был горячим другом СССР[238]. «Да, я чувствую себя большевиком»,— говорил он в конце октября 1936 г.[239].

И когда фашисты подошли к столице Испании, Дурутти, руководитель анархистов Каталонии, не колеблясь поспешил на помощь «коммунистическому Мадриду». Характерно, что анархистский Совет обороны Каталонии, исходя всё из тех же узкогрупповых интересов, запретил Дурутти оставлять Арагон. И переход своей колонны в Мадрид тот осуществил на собственный страх и риск с помощью ОСПК[240]. В Мадриде он принял коммуниста военным советником в свою колонну[241].

Но дни Дурутти были уже сочтены. 20 ноября он был убит при загадочных обстоятельствах в расположении своей колонны, где он старался навести порядок после её отступления[242].

Экстремистские элементы устранили человека, деятельность которого грозила, основам их политики... Революционное крыло НКТ, которое едва начинало выкристаллизовываться, было обезглавлено. Это было тяжёлым ударом по делу единства, революции, республики.

Но, убив Дурутти, экстремисты не смогли захватить руководство НКТ. Массы революционного крыла анархо-синдикализма постепенно убеждались (конец осени 1936 г.) в банкротстве догм анархизма и в авантюризме его политики. «Существует опасность, что наш прыжок окажется прыжком в пустоту»[243], — начинали осознавать сотни тысяч рабочих НКТ. Их прежняя наивная вера сменялась поисками новых путей и целей борьбы. «Удивительным, интуитивным образом, заменяя инстинктом то, чего не давала им доктрина, массы НКТ поняли, что надо было бороться раньше и прежде всего во имя разгрома фашизма»[244], — писала недавно газета «Унидад» — орган революционного, унитарного течения НКТ (в эмиграции). Борьбу против экстремистских кругов ФАИ продолжали вести — правда менее последовательно, чем Дурутти, — /215/ руководители революционных (Васкес) и умеренных (Пейро)[245] синдикалистов, возглавившие НКТ. Васкес, Пейро и их сторонники требовали сконцентрировать усилия пролетариата на борьбе с фашизмом[246]. Они настаивали на прекращении насильственной коллективизации и расточительства на предприятиях[247], являлись сторонниками укрепления единства пролетариата. Они высказывались за честное сотрудничество НКТ с другими антифашистскими организациями и с государством. Однако и эта часть руководства НКТ выступала против национализации производства, за усиление роли профсоюзов в ущерб политическим партиям; единство пролетариата они понимали как единство ВСТ и НКТ.

В октябре—ноябре 1936 г. блок Васкес—Пейро активно добивался утверждения своей линии в НКТ. Руководство НКТ-ФАИ, отказавшись от своего первоначального требования о шести министерских портфелях, вошло в правительство. В Мадриде представители НКТ и ФАИ приняли участие в деятельности руководимой коммунистами хунты обороны Мадрида и 27 октября вступили в Комитет связи, объединивший все рабочие организации Мадрида. В «Солидаридад обрера» регулярно появлялись статьи и воззвания, призывавшие к ответственности, дисциплине, созданию единого командования[248]. Руководители НКТ и ВСТ в конце ноября заключили так называемый «пакт о ненападении», призывавший членов обоих профцентров воздерживаться от враждебных по отношению друг к другу действий и обещавший в будущем переговоры о единстве[249].

Большой победой объединительного течения НКТ и дела единства в целом было подписание 24 октября 1936 г. НКТ, /216/ ФАИ, BCTK, ОСПК «Соглашения о создании в Каталонии Единого пролетарского фронта». Соглашение предусматривало проведение подписавшими его организациями общей политики по всем важнейшим вопросам войны и революции. Хотя соглашение это несомненно явилось компромиссом между двумя течениями, двумя доктринами, однако, в целом оно отвечало основному требованию политики КПИ и ОСПК — «в первую очередь — интересы войны». В нём содержались значительные уступки требованиям НКТ (по вопросам экономической организации), но не ФАИ. Война и её нужды были поставлены на первое место.

Это делало соглашение о едином пролетарском фронте действенной программой, открывающей путь к подлинному единству пролетариата Каталонии и Испании, к победе. Так оно и было воспринято массами ВСТ и НКТ Каталонии. И в этот момент всеобщего энтузиазма мало кто подозревал, что почти все пункты этого соглашения будут сорваны группами ФАИ, что от их рук погибнут вожди обоих профцентров, чьё объятие на грандиозном митинге 26 октября 1936 г. как бы скрепило соглашение о единстве[250].

НКТ-ФАИ зимой 1936/37 г.

Трагедия испанского анархо-синдикализма заключалась в том, что ни решения руководящих органов НКТ, ни заключенные ими соглашения не становились в большинстве случаев руководством к действию на местах. Там продолжали господствовать группы ФАИ, опиравшиеся на деклассированные элементы и отсталые или экстремистски настроенные отряды пролетариата, прикрывавшиеся организациями НКТ. Эти группы игнорировали все решения и соглашения и продолжали прежнюю политику. Худшие традиции НКТ — недисциплинированность, бесконтрольность, «неограниченная автономия секций» и т. д. — лишали руководство НКТ возможности эффективного воздействия на низовые организации, нарушавшие конфедеральную дисциплину[251], тем более, что в Арагоне, Центре, ряде районов Леванта и руководящие органы НКТ стояли на близких к экстремистам позициях. /217/

Именно в эти месяцы окончательно оформляется экстремистское направление НКТ-ФАИ, которое имело свои опорные базы (Арагон, Северная и Юго-Восточная Каталония, ряд районов Центра Испании и др.) и свои печатные органы[252]. Экстремисты опирались на поддержку зарубежного анархизма, немецких и итальянских анархистов-иммигрантов и ПОУМ[253]. Выход из правительства, отказ от милитаризации милиции и разоружения «бесконтрольных», борьба против КПИ, ОСПК, правительства, Народного фронта, проповедь вражды к СССР — такова была их программа[254]. Конечной целью они объявляли «войну на два фронта — против Бургаса и Мадрида», вооружённое выступление против правительства республики[255].

Тем временем результаты деятельности экстремистов становились всё более зловещими. «Бесконтрольные» захватывали города, фашисты подошли к Мадриду, терпели банкротство тысячи предприятий, исчезало продовольствие в городах. Возраставшая напряжённость в деревнях Каталонии, Леванта и Арагона грозила со дня на день вылиться во всеобщее крестьянское восстание. Политика и практические действия групп ФАИ привели республику и революцию на край гибели. Правительство ничего не могло, а зачастую и не хотело предпринять. Массы НКТ прозревали медленно, и катастрофа должна была прийти намного раньше, чем они осознают необходимость решительной борьбы с экстремистами.

В этих условиях против экстремистов и политики ФАИ, во имя спасения революции должна была выступить единственная сила, которая могла противостоять им, — КПИ. Рост компартии и организованный ею отпор фашистам у Мадрида дали коммунистам возможность уделить большее внимание проблемам тыла.

27-28 октября 1936 г. коммунисты изгнали «Железную колонну» из Валенсии. В ноябре они нанесли удар по «контрольным патрулям», блокировавшим Мадрид с востока. В Леванте компартия организовала отпор крестьянских масс «бесконтрольным» насильникам и «коллективизаторам». Настойчиво требовала она национализации и коллективизации крупной промышленности. За прекращение коллективизации имущества мелкой буржуазии, за реорганизацию Арагонского /218/ фронта, за твёрдый республиканский порядок в Каталонии боролась и ОСПК.

Но и в самые острые моменты борьбы КПИ подчеркивала, что она не отождествляет «бесконтрольных» с массами НКТ. Коммунисты разъясняли, что «бесконтрольные», экстремисты являются врагами рабочих анархо-синдикалистов, что борьба с ними является долгом всех антифашистских организаций, включая НКТ[256]. Призывая массы и руководство НКТ «навести порядок в своём доме», очистить ряды НКТ от агентов «пятой колонны» и авантюристов, установить элементарную дисциплину в организации[257], коммунисты многократно подчёркивали, что компартия — не враг НКТ[258]. Они решительно выступили против провокационной теории о неизбежности «второго тура» вооружённой борьбы между коммунистами и НКТ после победы над фашизмом. В решениях мартовского пленума ЦК КПИ и в других партийных документах указывалось, что КПИ и анархо-синдикалисты вместе будут строить новую Испанию. КПИ убеждала массы НКТ, что единая партия пролетариата, за которую она борется, не представляет опасности для анархистов, что «она нужна всем», что коммунисты хотят «диктатуры класса, а не партии»[259]. Этим декларациям и призывам соответствовали и практические действия КПИ[260].

Но всё же борьба коммунистов пером, словом и оружием против экстремистов и «бесконтрольных» привела на данном этапе к общему ухудшению взаимоотношений НКТ-ФАИ с компартией. КПИ стала единственным и непреодолимым препятствием на пути осуществления анархистской политики. Поэтому для большинства лидеров ФАИ борьба против коммунистов превратилась в главный фронт войны, главный участок «либертарной революции». /219/

Борьба между КПИ и экстремистским крылом анархизма принимала подчас крайне острые формы. Органы экстремистов натравливали массы НКТ на компартию. Десятки коммунистов погибли от рук «бесконтрольных».

ФАИ сорвала соглашение от 24 октября 1936 г. в Каталонии, где анархистов уже не на шутку тревожил быстрый рост влияния ОСПК и ВСТК[261]. На переход департамента снабжения к ВСТК (декабрь 1936 г.) и предпринятые им меры к упорядочению этого дела анархисты ответили вооружёнными налетами на магазины, захватом в портах и на улицах продовольствия, которое предназначалось голодающему населению города. Цель этой чудовищной кампании заключилась в... «дискредитации контрреволюционной ОСПК»[262].

Не заняло последовательной позиции в этом вопросе и руководство НКТ. Старый цеховой принцип круговой поруки, опасения, что удар «чужих» по экстремистам и укрепление центральной власти ослабит позиции НКТ в целом, обусловили выступления лидеров НКТ в защиту экстремистов, против КПИ и особенно против ОСПК[263].

Подобная линия поведения анархистов едва не привела к катастрофе. 24 декабря 1936 г. «контрольным патрулём» НКТ в Мадриде был тяжело ранен член хунты обороны Мадрида коммунист т. Ягуэ. Покушение это вызвало бурю возмущения по всей стране. Террористов осудил Комитет связи рабочих организаций Мадрида, и под этим осуждением стояла подпись представителя НКТ[264]. Однако региональный конфедеральный комитет Центра опубликовал провокационный манифест, грозивший коммунистам физической расправой и заверявший, что «НКТ ни в коем случае не допустит, чтобы наши товарищи (покушавшиеся — К. М.) были приговорены к какому-либо наказанию»[265]. В защиту покушавшихся выступила и «Солидаридад обрера». В день процесса комитет НКТ мобилизовал свои вооружённые силы и добился оправдания арестованных. Вооружённое столкновение КПИ и анархистов казалось неминуемым. Оно было предотвращено компартией. Конечно, коммунисты, как об этом заявил 31 декабря 1936 г. провинциальный комитет КПИ, обладая подавляющим превосходством сил в Мадриде, могли добиться справедливого приговора. Но, /220/ чтобы не спровоцировать новых столкновений, не оттолкнуть массы НКТ, коммунисты лишь призвали последние «извлечь выводы, закрыть свои ряды для провокаторов...». «Сегодня более настойчиво, чем когда-либо, — заканчивалось заявление мадридского комитета КПИ, — мы повторяем: единство, единство, единство! Дисциплина, дисциплина, дисциплина!»[266].

Только после этого лидеры революционного крыла НКТ осознали, что прежняя линия «кровной мести» грозит катастрофой, гибелью всего антифашистского дела. И надо отдать Васкесу справедливость — он последовал примеру компартии в борьбе за единство. Спустя несколько дней в Валенсии был впервые установлен прямо. контакт между НК НКТ и ЦК КПИ и подписан — по инициативе X. Диаса — первый совместный документ КПИ и НКТ — «Декларация Диас — Васкес», целью которой было предотвращение «всеми средствами столкновений.., которые приносят пользу лишь врагу»[267]. В декларации излагались условия, соблюдение которых исключало возможность повторения инцидентов, подобных мадридскому. «Недопустимо, — указывала она, — чтобы из узкопартийных соображений под каким-либо предлогом был расколот фронт антифашистской борьбы». Декларация требовала, чтобы «пропаганда каждой организации сохраняла тон сердечности при обсуждении любой проблемы».

«Нужно занять позицию и осуществлять действия, направленные на укрепление единства, которое должно руководить поступками всех. Пусть все услышат этот голос согласия, голос, выражающий чувства народных масс, которые не желают и не могут желать внутренней борьбы, ведущей лишь к поражению... За победу пролетариата над его кровными врагами. За укрепление фронта антифашистской борьбы»[268], — призывала декларация. Основные положения её звучат как руководство к действию и в сегодняшней Испании.

Декларация эта, будь она реализована, могла бы сыграть огромную роль в борьбе за единство рабочего движения Испании. КПИ сделала все для претворения в жизнь ее положений[269]. /221/

Но хотя сами лидеры НКТ более или менее лояльно соблюдали заключённое соглашение, оно ничего не изменило в практике экстремистов. «CNТ» в январе-феврале 1937 г. продолжала кампанию против компартии. На это же время приходятся расцвет деятельности CLUEA в Леванте, оставление анархистами фронта у Малаги и Гренады, кровавые события в Фатарелье и Кульере[270].

В Каталонии анархисты, руководившие с декабря 1936 г. департаментом обороны, продолжали срывать создание регулярной армии на Арагонском фронте, который по-прежнему бездействовал[271]. Достигла апогея дезорганизация промышленности. И по-прежнему лидеры НКТ, анархисты-министры, правительство Ларго Кабальеро не предпринимали практических мер, чтобы покончить со всем этим. Время, выигрывавшееся коммунистами в жестоких боях на подступах к Мадриду, почти не использовалось на других фронтах и в тылу.

Однако одновременно продолжал развиваться подспудно, медленно, но непрерывно и другой процесс. Всё более широкие массы НКТ, особенно в Каталонии, убеждались в правильности основных положений военной программы КПИ (не зная даже зачастую, кто эту программу выдвинул).

Военно-политический кризис в феврале 1937 г. подвёл итог событиям предыдущих месяцев. Действия экстремистов и бездействие правительства (лидеров кабальеристов и НКТ-ФАИ) обусловили тяжёлое поражение республики у Малаги, срыв республиканского наступления на Хараме... С другой стороны, реакция народных масс, включая массы НКТ, на падение Малаги показала, насколько изменились их взгляды под влиянием войны и деятельности КПИ и ОСПК. Огромная демонстрация в Валенсии потребовала изменения политики правительства, в первую очередь в военных вопросах.

Осознали суровую реальность войны и основные массы рабочих Каталонии. Барселона на падение Малаги ответила всеобщим военным обучением[272]. После отказа советника обороны /222/ (анархиста) возглавить стихийное движение масс за всеобщую мобилизацию и всеобщее военное обучение[273] ОСПК образовала «Комитет борьбы за регулярную армию», сеть военно-инструкторских школ, школ комиссаров. Всё оружие, которым ОСПК располагала в тылу, было отправлено на фронт. На заводах рабочие принимали решения о понижении зарплаты, о переходе на 60-часовую рабочую неделю…[274].

Порыв масс был настолько мощным, что даже ряд видных деятелей ФАИ, её барселонский комитет высказались против сепаратизма, за правительственный контроль над экономикой, в поддержку мобилизации[275]. НКТ приняла участие в 100-тысячной демонстрации-параде рабочих (3 марта 1937 г.), которой закончилась «неделя регулярной армии». В начале марта Совет Генералидада принял решение о создании единого корпуса безопасности (т. е. фактически о роспуске «контрольных патрулей»). Одновременно закончилась неудачей попытка экстремистов навязать свою политику съезду НКТ Каталонии. Всё это привело к улучшению отношений между ВСТК и НКТ Каталонии. На директиву руководства НКТК о «сердечных отношениях с ВСТ» секретариат ВСТК ответил согласием «полностью забыть прошлое» и 14 марта 1937 г. предложил создать повсюду комитеты связи НКТ — ВСТ, проводить совместные собрания членов обоих профцентров и т. д.

Но надеждам на скорое осуществление единства действии обоих профцентров в интересах победы в войне и революции не суждено было сбыться. Новый поворот в политике анархо-синдикалистов в конце февраля — начале марта 1937 г. на многие месяцы увел НКТ в тупик и едва не закончился катастрофой для республики.

Союз НКТ с «ультралевыми».
Попытка НКТ-ФАИ захватить власть в Испании и Каталонии

Наиболее влиятельные течения рабочего движения Испании — «левое крыло» ИСРП и анархо-синдикалисты — были во многом родственны друг другу. Они опирались на одни и те же слои пролетариата, используя сходные традиции и предрассудки трудящихся. причё. именно те, которые отличали /223/ рабочее движение Испании от рабочего движения других стран (отсюда и националистический привкус, свойственный идеологии этих течений).

Главной опорой обоих были профсоюзные организации. Ставка на стихийное движение масс, «ультралевые» и синдикалистские тенденции лежали в основе политики лидеров и ВСТ и НКТ.

Казалось бы, обе силы должны постоянно действовать в тесном единстве. На деле же именно общий для обоих течений узкогрупповой, цеховой характер политики их лидеров превращал их в соперничающие друг с другом кланы и длительное время затруднял сотрудничество между ними. Отсюда и месячный торг Ларго Кабальеро с анархистскими лидерами о министерском представительстве НКТ-ФАИ в октябре 1936 г., и анархистская политика террора по отношению к организациям ВСТ, и борьба лидеров ВСТ против единства профцентров[276], и нападки анархистской печати на Ларго Кабальеро после падения Малаги...[277].

Откровенно раскольническая линия кабальеристов объяснялась крайней непрочностью их влияния, базировавшегося на беспринципном приспособлении к настроениям масс — и революционных, и бунтарски настроенных. Чтобы удержать за собой последние, лидеры ВСТ, с одной стороны, проводили в ряде вопросов (особенно в деревне) политику, близкую к анархистской, а с другой — стремились укрепить организационную перегородку между рабочими ВСТ и НКТ.

Однако уже с осени 1936 г. кабальеристов стал сближать с анархистами страх перед растущим влиянием компартии, классовая политика которой находилась в непримиримом противоречии со своекорыстной «касикистской» линией кабальеристов. Пассивность, проявлявшаяся правительством Ларго Кабальеро по отношению к действиям ФАИ и «бесконтрольных», к анархистским экспериментам на фронте и в тылу, /224/ объяснялась, как правило, именно нежеланием обострять отношения, с потенциальными союзниками по антикоммунистической борьбе[278].

Падение Малаги привело к резкому ухудшению отношений Ларго Кабальеро с КПИ. Бурный рост влияния компартии и её настойчивые требования об изменении политики правительства испугали и ожесточили кабальеристов. Отныне именно в коммунистах видят они врага № 1, а в НКТ-ФАИ — своего естественного союзника. Подобная позиция кабальеристов оживила планы и надежды анархистского руководства. Усиление компартии, сделавшее невозможным установление единовластия НКТ-ФАИ и грозившее уже завоеванным групповым позициям анархистов, пугало тех не меньше, чем Ларго Кабальеро. Общая вражда к КПИ и стала главной причиной их сближения[279]. Сторонниками единства НКТ и ВСТ, направленного как против фашистов, так и против «политиков», были и синдикалистские лидеры НКТ, которые видели в блоке НКТ — ВСТ осуществление своих идеалов единства и власти пролетариата. Синдикалисты не могли понять, насколько губительным было бы для республики и революции устранение с арены борьбы политических партий, и в первую очередь КПИ. Они не осознавали, что проповедуют единство... обезглавленного пролетариата. Снова мираж «окончательной победы революции» заслонил перед ними реальные требования войны. Так союз с кабальеристами стал причиной нового поворота руководства НКТ к максималистской и антикоммунистической политике.

В конце февраля 1936 г. политический союз руководства НКТ-ФАИ и ВСТ стал совершившимся фактом. Старая вражда была временно отложена, так же как и претензии каждой из этих групп на монопольное господство в стране. Началась их совместная борьба против компартии, продолжавшаяся до осени 1937 г.

Непосредственной целью этого союза стало создание так называемого профсоюзного правительства, т. е. передача власти руководствам профцентров (и ФАИ). Ещё с января 1937 г. резко усилилась кампания прессы НКТ-ФАИ против политических партий, сначала — республиканских, потом — всех без исключения. «Политические партии призваны исчезнуть, — угрожающе провозглашала «Фрагуа сосиаль»,— они не хотят /225/ умирать добровольно, но это неумолимый закон. Их историческая миссия закончена»[280]. «Справедливо, чтобы судьбы революции были направляемы и управляемы профсоюзами»[281]. Падение Малаги было использовано для новых атак на политические партии[282].

Быстрое сближение лидеров НКТ-ФАИ с Ларго Кабальеро и его группой поставило вопрос о профсоюзном правительстве на практические рельсы. «Настал момент, — свидетельствует Ларго Кабальеро, — когда НКТ захотела, чтобы в правительстве существовало пропорциональное представительство сил всех течений и организаций[283]. Ясно, что если бы было создано правительство с таким представительством, то профсоюзы оказались бы в большинстве... Представители НКТ говорили, что управлять должны профсоюзы, так как именно они производят материальные блага»[284].

Кабальеристы, быстро переходившие на позиции синдикализма, отнеслись к этому предложению сочувственно. Начались переговоры между руководствами профцентров. 2 марта 1937 г. в кабальеристской «Кларидад» появилось следующее сообщение: «Мы очень близки к взаимопониманию между двумя профцентрами... Желание образовать компактную, чисто рабочую силу крепнет в НКТ... В Валенсии исполнительный комитет ВСТ и национальный комитет НКТ провели ряд совещаний. Обмен мнениями был подтвержден фактами, приобретающими всё большее значение; в то время как в политических кругах усиливаются смятение и беспорядок, в /226/ профсоюзах постепенно укрепляется единство, что в случае необходимости может привести к быстрому и окончательному выходу из нынешнего положения»[285].

Выход, о котором шла речь, и заключался в создании профсоюзного правительства, направленного против Народного фронта. Разрыв союза пролетариата с мелкой буржуазией был бы одним из результатов его... Но острие борьбы за «профсоюзное правительство» было одновременно направлено против компартии [286].

Ни республиканцы, ни социалисты выступить против этих замыслов не посмели. И только КПИ дала им решительный отпор, показав раскольнический, пагубный характер планов «левых» по отношению к Народному фронту и к единству пролетариата, во имя которого якобы замышлялось создание профсоюзного правительства[287]. Коммунисты мобилизовали массы, все партии Народного фронта на борьбу против этих планов, грозивших крушением республики.

Компартия указала тогда, что 9/10 членов ВСТ будут против такого правительства. И действительно, рядовые члены ВСТ и ИСРП, не говоря уже о республиканцах, высказались против профсоюзного правительства. 28 марта 1937 г. против него официально высказались все партии Народного фронта и руководство ВСТ.

Почти одновременно с попыткой создания профсоюзного правительства анархисты попыталась захватить власть и в Каталонии. /227/

Февральские события, падение влияния анархизма среди трудящихся масс области и даже в самой НКТ, укрепление позиций ОСПК крайне встревожили лидеров ФАИ. Выход из создавшегося положения анархистская верхушка искала в установлении своего единовластия в Каталонии[288].

В середине марта анархисты-советники (министры) Каталонского правительства подали в отставку. Лидеры ФАИ—НКТ потребовали в новом правительстве пять портфелей из десяти[289] и главное — единовластия в органах безопасности. Однако в ходе кризиса массы НКТ не поддержали активно требования ФАИ, а ОСПК и ВСТ резко и последовательно выступили против всей политики анархистов в области[290].

Правительственный кризис, «встречный бой» ФАИ с ОСПК, продолжался три недели. В итоге распределение портфелей в правительстве осталось прежним. Однако выполнение ранее изданных декретов о роспуске «контрольных патрулей» и иных органов «безопасности», созданных ФАИ, было официально приостановлено.

Провал планов ФАИ—НКТ крайне озлобил анархистов. Ещё более острый характер придала их борьбе против компартии победа войск Центрального фронта (руководимых коммунистами) под Гвадалахарой. Анархисты и кабальеристы считали теперь победу завоёванной и стремились захватить плоды её в свои руки. В КПИ и ОСПК они видели основное препятствие на пути к этой цели.

Март—апрель 1937 г. стали временем самых разнузданных кампаний анархистов против КПИ в Мадриде, Валенсии, Мурсии и других городах. Теория и практика её были объявлены контрреволюционными. Компартию обвиняли в союзе с фашизмом, в расколе пролетариата, в грабежах, в нелояльности по отношению к правительству, в том, что она убивает трудящихся, и т. д.[291]. Анархисты пытались натравить на КПИ все партии Народного фронта, вбить клин между КПИ и ИСРП. Резко выступили они против создания единой партии пролетариата. Всё более недвусмысленными становились их угрозы. «Деятельность компартии приносит пользу фашизму, /228/ и в ней заключается главная опасность для трудящихся... Когда мы предостерегаем, пусть это внушит страх контрреволюционным группам», — вещала «СNТ»[292].

Поворот руководства НКТ-ФАИ к воинствующему антикоммунизму закономерно совпал с новыми выступлениями экстремистских элементов[293].

Инспирируемые ПОУМ и фашистскими провокаторами, подбадриваемые позицией беспринципного невмешательства, занятой по отношению к ним правительством Ларго Кабальеро, экстремисты приступили к непосредственной подготовке вооруженного путча против республики[294]. С этой целью в Каталонии была создана оформленная экстремистская группа, демагогически названная «Друзья Дурутти». Ядро её составили дезертиры[295]. В начале апреля в Барселону прибыл виднейший лидер экстремистов, председатель Арагонского совета X. Аскасо[296]. Ускорилось накопление оружия в тылу. В середине апреля «контрольные патрули» напали на штурмовую гвардию в Барселоне и овладели на время важнейшими стратегическими пунктами города[297].

Одновременно «Друзья Дурутти», ПОУМ, ЛМ Каталонии, экстремистские группы Эролеса, Хена, Комбина, пресса ФАИ при поддержке таких видных её руководителей, как Эскорса и Мерино, усилили нападки на руководство НКТ и НКТК. На пленуме Каталонского комитета НКТ в апреле 1937 г. экстремисты добились известного успеха: по их настоянию было решено назначить комиссию, уполномоченную «изыскать средства, которые должны быть применены против организаций, не принадлежащих к НКТ». «Вся эта работа, — гласило /229/ решение, — должна вестись осторожно, чтобы избежать вредных последствий и чтобы застигнуть противников врасплох»[298]. Создалось парадоксальное положение: экстремистские группы атаковали руководство профцентра от имени членской «массы» и даже добивались определённых успехов. На деле большинство членов НКТ было сторонниками линии Васкеса, который стоял за поддержку правительства и единство пролетариата. Об этом говорили февральские события, а впоследствии кровавые уроки мая 1937 г. Но авантюристические элементы имели свои сравнительно крепкие и активные организации (группы ФАИ, ЛМ и др.), в то время как организации самой НКТ были аморфны и политически пассивны.

Еще большее значение для данного периода имели непоследовательность и противоречивость политики самого руководства НКТ, его блок с кабальеристами, направленный против компартии. Синдикалистская ограниченность сковывала действия вождей НКТ, обрекала их на пассивность. Всё это укрепляло позиции контрреволюционного крыла анархизма, задерживало отход от него пролетарских масс, увеличивало путаницу и колебания в головах и организациях анархо-синдикалистов[299].

К тому же необязательность решений пленумов и съездов НКТ для её членов крайне затрудняла чёткую дифференциацию в её рядах и организационное закрепление идейно-политической эволюции масс.

И всё же прозрение масс шло — «крот истории» делал своё дело. По-прежнему максимум усилий для этого прилагала компартия. Доклад X. Диаса на мартовском пленуме ЦК КПИ, решение политбюро ЦК КПИ от 27 марта 1937 г., статьи и речи руководителей партии и воззвания организаций её снова и снова призывали массы НКТ к «единству для победы». В ответ на бешеные нападки анархистской печати КПИ твердо заявила, что на НКТ её пресса нападать никогда не станет[300].

Коммунисты настойчиво продолжали борьбу за единство профцентров. Решение политбюро ЦК КПИ от 27 марта /300/ 1937 г. призвало «усилить работу по объединению профсоюзов, ускорить через единство действий создание единого профцентра»[301].

Та же мысль проводится в интервью X. Диаса газете «Кларидад» 3 мая 1937 г., накануне барселонского путча: «Профсоюзного единства страстно желают все рабочие. Необходимо создавать условия для его практического осуществления... Первым шагом к этому единству должно стать создание комитетов связи — центрального, провинциальных, местных. Эти комитеты должны обсуждать общие проблемы трудящихся. Единство должно быть не абстрактным, а базироваться на твёрдой основе: борьбе за увеличение продукции, в защиту условий жизни и труда рабочих и т. д. Такова дорога, которая приведет нас к единому профцентру... Компартия не успокоится, пока не достигнет этой цели»[302].

Анархистский же «Информационный бюллетень» утверждал, что «единство НКТ и ВСТ может существовать лишь в качестве отвлечённой идеи»[303]. Очевидно, какова цена версии о «раскольниках-коммунистах».

Подводя итоги борьбы коммунистов за единство с массами НКТ, за их приобщение к классовой политике, за объединение профцентров, следует признать, что решающих успехов к маю 1937 г. компартия не достигла. Об этом говорила и подготовка к путчу в Каталонии, и позиция руководства НКТ, довольно чутко реагировавшего на настроение масс конфедерации, и отсутствие в ней чётко оформленного унитарного революционного течения. О главных причинах этого, об идейной и организационной слабости революционных элементов НКТ уже говорилось. Весной 1937 г. отрицательную роль в развитии масс НКТ сыграла и позиция кабальеристов. Известное значение имели также слабость работы компартии в тылу и особенно в профсоюзах осенью 1936 и зимой 1936/37 г., некоторые сектантские и оппортунистические ошибки ОСПК. Наконец, отсутствие единой чёткой линии испанского анархо-синдикализма стало дополнительным фактором устойчивости организационного влияния НКТ, в которой уживались самые различные течения. Это было одной из причин того, что, несмотря на идейное банкротство анархизма, несмотря на всё более явное противоречие анархистской политики коренным интересам пролетариата, многие сотни тысяч рабочих оставались в НКТ, медленно и очень неравномерно передвигаясь с экстремистских позиций на революционные. /231/

И все-таки глубоко неверным было бы утверждение о безрезультатности борьбы компартии за единство с анархо-синдикалистами. Благодаря этой борьбе междоусобная схватка в тылу республики была локализована (в Каталонии). Этой борьбой были заложены отдельные элементы того сотрудничества между НКТ и КПИ, которое было осуществлено на последующих этапах войны. И, наконец, именно деятельность компартии во многом обусловила ту эволюцию масс НКТ, о которой уже неоднократно говорилось. Итоги этой эволюции подвел майский политический кризи. 1937 г.

Майский политический кризис в НКТ–ФАИ

Подробный анализ майских событий не входит в задачу данной статьи. Для нас они важны лишь постольку, поскольку события эти подытожили все предыдущее развитие анархо-синдикалистского движения Испании.

В конце апреля, пользуясь нарастающим политическим напряжением в стране и наступлением анархо-кабальеристского блока против компартии, экстремисты ускорили подготовку к вооружённому выступлению. Оно было спровоцировано непосредственно франкистскими и итало-германскими агентами-провокаторами и началось 3 мая 1937 г.

Вооружённые припрятанными и украденными с фронтов винтовками, пулемётами, орудиями, танками путчисты сделали попытку овладеть Барселоной и всей Каталонией. Официальными мотивами и лозунгами путча были: «борьба против установления диктатуры», «защита завоеваний народа», «отставка советника внутренних дел, ответственного за общественный порядок в Барселоне». Для «своих» существовали другие требования и лозунги. Листовка «Друзей Дурутти» призывала к «немедленному созданию революционной хунты, образованной из трудящихся города и деревни и бойцов», «созданию революционной армии», «пролетарскому правосудию», «абсолютному контролю за порядком со стороны рабочего класса» и т. д. Заканчивалась листовка «Друзей Дурутти», где были изложены эти требования, призывом: «Вся экономическая власть профсоюзам! Долой Генералидад!»[304].

Уничтожение Народного фронта и ОСПК, истребление их кадров, установление единовластия ФАИ, увековечение раскола пролетариата, уничтожение регулярной армии, окончательная децентрализаци. . дезорганизация производства — таково /232/ было реальное содержание этих внешне столь революционных лозунгов.

Конечные объективные последствия путча совпали бы, в случае его успеха, с целями агентов-провокаторов фашизма: развал тыла и фронта республики, разгром революции, установление фашистской диктатуры.

Однако неправильным было бы судить о характере и сущности путчи только по объективному значению и последствиям его. Ибо помимо агентов-провокаторов, авантюристов, деклассированных элементов, в путче приняли участие, особенно в Барселоне, тысячи обманутых, одурманенных анархистской идеологией и фразеологией рабочих, считавших, что они защищают революцию, храбро дравшихся против своего же класса, своих же интересов.

В путче нашли своё крайнее выражение трагические противоречия испанского рабочего движения. Майские события были не только предательским ударом врагов в спину республике и революции. Они отразили и борьбу внутри рабочего движения: между старой и новой его идеологией, старыми и новыми формами борьбы и организации, между путчем и революцией, между цеховым и классовым пониманием интересов пролетариата, между предрассудком и рассудком его. Это намного увеличивало опасность и вред путча, а стало быть и ответственность его зачинщиков.

Путч продолжался четыре дня. Из Барселоны он перекинулся на большую часть Каталонии и на Арагонский фронт. Была сорвана помощь Басконии, принявшей на себя весной 1937 г. всю тяжесть фашистского удара. Тыл и особенно военная промышленность Каталонии были совершенно дезорганизованы, так же как и Арагонский фронт. Над республикой нависла смертельная опасность.

Хотя лидеры НКТ-ФАИ отмежевались от путча и выступили за его прекращение, именно анархисты наравне с ПОУМ несут ответственность за него[305].

Даже беглый взгляд на лозунги путчистов убеждает, что путч явился закономерным продолжением анархистской генеральной линии: «сначала революция, потом война», линии авантюризма, сектантства, раскола.

Анархисты были вдохновителями и организаторами апрельских событий 1937 г., которые явились переходом к путчу /233/ и репетицией его. Большинство принявших участие в путче были членами НКТ. Среди них находились видные анархистские руководители. Низовые, городские и окружные организации ФАИ, НКТ и особенно ЛМ явились организационной основой мятежа, местные анархо-синдикалистские органы («комитеты конфедеральной защиты») официально возглавили мятеж.

Позиция руководителей НКТ и ФАИ после начала путча была непоследовательной. Они не осудили путч, сделали всё, чтобы уберечь зачинщиков его от ответственности, переложить их вину на их противников, защищавших республику.

Всё историческое развитие испанского анархизма и особенно его история в 1934-1937 гг. определяли его ответственность за майский путч — кульминационный момент «прямого действия». И поражение путча было вместе с тем непоправимым поражением «чистого анархизма», от которого тот уже не оправился.

Несмотря на подавляющее превосходство экстремистов в вооружении, к 7 мая путч потерпел поражение. Одной из главных причин этого было то обстоятельство, что вопреки ожиданию путчистов основная масса НКТ их не поддержала. В Барселоне участие в вооружённой борьбе приняло меньшинство членов НКТ. Даже объявленная в городе забастовка не стала всеобщей: часть предприятий продолжала работать. Ещё менее активно участвовала в путче членская масса НКТ в других районах Каталонии. Большая часть Западной Каталонии и бассейна Льобрегата вообще осталась спокойной. В Реусе НКТ и ВСТ совместно осудили путч как движение, вызванное фашистами. «В Валенсии и Мадриде члены НКТ никак не солидаризировались с восставшими в Барселоне»[306]. Эти настроения масс обусловили и позицию руководства НКТ-ФАИ.

Так майский путч с наибольшей яркостью показал наличие двух тенденций в анархо-синдикалистском движении Испании, подвёл известный итог борьбе между ними. Основные массы НКТ не предприняли активных действий, чтобы предупредить возникновение путча. Но их пассивное сопротивление привело к его поражению.

Дальнейший ход майского политического кризиса подтвердил в основном уроки путча.

Волна возмущения была ответом трудящихся Испании на события в Каталонии. Компартия решительно потребовала /234/ от правительства принятия энергичных мер против экстремистов. Однако Кабальеро и его группа не только отказались что-либо предпринять, но и попытались использовать борьбу вокруг ликвидации последствий путча для нанесения удара по КПИ. Экстремистам и кабальеристам удалось внушить руководству НКТ, что целью компартии является разгром НКТ, отстранение её от власти. Лидеры НКТ-ФАИ возобновили кампанию угроз против коммунистов. Дивизиям НКТ настойчиво приписывалась роль ударной силы будущего антикоммунистическго переворота. В Каталонии экстремисты продолжали бесчинствовать, готовили новые выступления.

И когда 15 мая 1937 г. разразился правительственный кризис, лидеры анархо-синдикалистов поддержали персоналистскую линию Ларго Кабальеро и связали с его личностью судьбу своих организаций, заявив, что не будут участвовать в правительстве, главой которого не будет Ларго Кабальеро. Однако, несмотря на угрозы анархистов, КПИ, опираясь на волю большинства трудящихся Испании, добилась выполнения требований, осуществление которых было необходимым условием победы. На смену Кабальеро пришел Негрин — член ИСРП, сторонник единства и военной программы КПИ. Анархисты отказались войти в состав его правительства, отказали ему в своей «прямой или косвенной поддержке»[307]. Лидеры НКТ-ФАИ и ВСТ попытались во что бы то ни стало удержать ускользавшую из их рук власть. Особенно провокационную позицию заняли руководители «либертарного движения», т. е. объединения НКТ-ФАИ—ЛМ. Они призывали к реваншу, к «революционному альянсу», к свержению «контрреволюционного», «капитулянтского», «созданного при посредничестве иностранных держав» правительства.

23 мая 1937 г. объединенный пленум национальных комитетов НКТ-ФАИ—ЛМ под давлением двух последних принял решение, которое настолько характерно для всей политики анархистов, что его стоит процитировать подробнее.

«§ 2. Развивать пропаганду, критикуя работу, осуществляемую правительством, указывая, что оно является правительством контрреволюции и Вергарского объятия[XIX]. Эта пропаганда должна достигнуть фронтов и широко внедриться в вооруженные силы.

§ 3. Добиться сближения с ВСТ, чтобы совместно осуществлять задачу оппозиции правительству.

§ 4. Сделать всё возможное, чтобы вырвать решения (об оппозиции правительству. — К. М.) на предприятиях, в /235/ профсоюзах, повсюду... Атаковать коммунистическую партию национальном масштабе.., атаковать на местах всех её сторонников.

§ 5. Во всех органах, где это возможно, вступить в соглашение с республиканцами и ВСТ, чтобы сместить коммунистов.

§ 7. Осуществить интенсивную пропаганду сближения с вооружёнными силами, показывая им, как низкая политика довела их до того, что они выступили против нас.

§ 9. Тщательно укрыть и сохранять всё вооружение в тылу»[308] и т. д. и т. п.

Эта резолюция, принятая высшим органом анархистского и анархо-синдикалистского движения страны в момент наступления фашистов, стоит по своему характеру в одном ряду с майским путчем. Подобно путчу, она показывает, как порочность основной политической установки анархистов закономерно приводила их к подлинной измене революции и народу, как смыкались горе-революционеры и фашисты. Разложить армию и производство, фронт и тыл, расколоть пролетариат, бросить все силы против коммунистов, сняв их с фронта борьбы против фашизма, — всё, что ранее делалось втайне, отдельными группами, теперь формулировалось как официальная цель всего движения.

От слов отдельные элементы ФАИ уже намеревались перейти к делу. 22 мая в газете ЛМ «Хувентуд либре» появился открытый призыв к индивидуальному террору против вождей КПИ[309].

Казалось, что экстремистская тенденция полностью возобладала в НКТ. Однако впечатление это было чисто внешним. Антиправительственный, раскольнический характер агитации и всей деятельности руководителей НКТ-ФАИ после смены правительства натолкнулся на глухое, но непреодолимое, сопротивление большинства рабочих НКТ. Сбитые с толку, лишённые руководства, они тем не менее отнеслись к новой линии своих лидеров явно отрицательно. Этому способствовала и политика КПИ по отношению к либертарному движению. Компартия предупредила, что любая новая провокация будет подавлена; в то же время вся агитация её проходила под лозунгом укрепления единства с массами НКТ. Ни одного выпада против НКТ не появлялось на страницах её газет. Компартия выразила сожаление по поводу ухода НКТ из правительства и надежду на ее возвращение туда. В разгар призывов лидеров НКТ и ВСТ к единству профсоюзных центров против коммунистов политбюро ЦК КПИ вновь призвало к подлинному единству профцентров[310]. ВСТК, только что подвергшийся вооружённому нападению анархистов, 22 мая 1937 г. предложил НКТК новый пакт о единстве[311].

Все организации Народного фронта единодушно выступили против провокационных откровений «Хувентуд либре». Мадридские анархисты должны были дезавуировать статью[312].

Одновременно рухнула надежда раскольников на поддержку их курса массами ВСТ. 28 мая 1937 г. пленум Haционального комитета ВСТ выразил несогласие с позицией Исполкома ВСТ во главе с Кабальеро и высказался за тесное сотрудничество с новым правительством, с ИСРП и КПИ.

В итоге лидеры НКТ (Васкес, Пейро и др.) начали отходить от первоначальной, «непримиримой» позиции по отношению к правительству Негрина. Угар озлобления и «кровной мести», порождённый исходом правительственного кризиса, быстро выветривался. Наступление фашистов на Бильбао, бомбардировка Альмерии немецкой эскадрой и решения пленума НК ВСТ ускорили этот процесс. 1 июня 1937 г. пленум НК НКТ согласился на роспуск «контрольных патрулей» и высказался за политическое сотрудничество с правительством[313].

Таким образом, второй раз за месяц в анархо-синдикалистском движении взяла верх унитарная, антиэкстремистская тенденция[314]. Это отнюдь не означало, что авантюристические, раскольнические элементы движения были разгромлены или что дело дошло до решительного разрыва между этими двумя тенденциями. Большая часть рабочих НКТ и руководство её, отойдя от экстремистских взглядов, осознав, чего делать не надо, очень смутно представляли себе, что надо делать, не имели позитивной программы действий. Впереди было ещё немало зигзагов и метаний. И все-таки майский /237/ кризис показал, что большинство членов НКТ не окажет больше активной поддержки экстремистам, что борьба компартии и унитарного течения анархо-синдикализма, жестокие уроки войны, вопреки всем шатаниям и неожиданностям, дали первые результаты.

Были сделаны первые шаги по пути, который меньше, чем через год привёл к возвращению НКТ в Народный фронт, к её фактическому союзу с компартией против капитулянтов к открытой борьбе НКТ против ФАИ.

Заключение

Никогда и нигде за многие десятилетия своего существования анархистское движение не имело таких сил и таких возможностей, как летом 1936 г. в Испании. События 1936-1939 гг. дали ему неповторимую возможность решающим образом влиять на развитие событий в масштабе целой страны, играть решающую роль в развитии революции, претворять в жизнь, в практику миллионов свою политику, лозунги и идеалы.

Лидеры международного анархизма и анархо-синдикализма не раз объясняли повсеместный упадок своего движения именно тем обстоятельством, что подобных возможностей анархизм никогда не имел.

Всё это превратило национально-революционную войну в Испании в последнее испытание жизненности и правоты анархизма. Мы видели, каковы были результаты этого испытания: банкротство анархистской доктрины во всех её аспектах, с одной стороны, гибельность практической деятельности анархистов для дела революции и республики, с другой. События 1936-1937 гг. (как и 1937-1939 гг.) показали на практике полную справедливость теоретическогоё приговора, вынесенного анархизму научным социализмом и в XIX и в XX в. С редкой жестокой наглядностью они показали, что доктрина, политика и практика анархизма и анархо-синдикализма, те настроения сектантства, цеховщины, недисциплинированности, на которые анархизм опирался, являются самоубийственными для пролетариата и ведут его к поражению. Это объективный факт, из которого, как это ни тяжело им, должны исходить и те сотни тысяч рабочих, которые в рядах НКТ боролись за победу в национально-революционной войне, и те массы и лидеры НКТ-ФАИ, которые искренне считали в те годы, что приближают победу пролетариата, осуществляя «либертарную революцию».

Вместе с тем уроки войны и революции в Испании, несмотря на трагический исход событий, подтвердили, что /238/ лишь теория марксизма, ленинская политическая линия открывают пролетариату, народу, революции путь к победе. В этом главные, решающие уроки истории испанского анархистского и анархо-синдикалистского движения в годы национально-революционной войны в Испании.

Уроки этой истории позволяют, на наш взгляд, сделать и ещё один вывод. Для рабочего и освободительного движения Испании проблема анархо-синдикализма имела и имеет первостепенное значение. Ошибочной и вредной являлась и явилась бы сегодня сектантская тенденция (представленная в прошлом рядом лидеров ИСРП и некоторыми элементами ОСПК) огульно чернить всё анархо-синдикалистское движение, наклеивая к месту и не к месту ярлык «сознательного предательства» и рецепт «административно-дисциплинарных мер». Таким путём нельзя завоевать массы анархо-синдикалистов, нельзя изолировать раскольническую часть их руководства. Корни анархизма и особенно анархо-синдикализма, в рабочем движении Испании очень глубоки. В рядах НКТ, несмотря на очевидные уроки войны, оставались широкие слои революционного пролетариата. И массы эти, и часть вождей НКТ упорно искали выход из трагических противоречий анархистского движения, метались, то приближаясь к классовой политике, то отдаляясь от неё. В огромном большинстве своём они так и не дошли до конца на этом пути. Однако их позиция показала реальную возможность выхода масс НКТ из тупика анархизма, подтвердила правильность позиции компартии Испании, направленной на установление единства действий с массами и руководством НКТ в борьбе против реакции за коренные интересы пролетариата и народа.

---

Примечания

---

Примечания научного редактора