Провал заговора Вио — Валенсуэлы в связи со смертью Шнейдера ослабил «актив» ЦРУ среди вооруженных сил Чили. Этот «актив» не мог, даже если бы мобилизовал все свои силы, организовать успешный переворот. Участники заговора находились под следствием. Некоторые из ведущих агентов ЦРУ среди военных вынуждены были уйти в отставку, а те, кто остался, оказались не у дел вследствие провала заговора, проводившегося расследования и устранения их лидеров. ЦРУ нуждалось в новом, дополнительном «активе». Оно приступило к осуществлению, по свидетельству доклада сенатской комиссии США, «тайной операции в Чили», то есть к «восстановлению агентурной сети среди осторожных чилийских военных»[173].
Вынужденный уход в отставку ряда военных руководителей в результате осуществленной Альенде смены главнокомандующих родами войск не очистил, однако, армию от всех, кто был замешан в подготовке заговора. Еще в меньшей степени это коснулось тех, кто не был непосредственно вовлечен в заговор, но оставался потенциальным заговорщиком. Альенде не принял мер — не использовал предоставленных президенту полномочий, чтобы убрать из армии всех потенциальных заговорщиков. Было ли это ошибкой? Мы должны стремиться к тому, чтобы, оценивая прошлое, не забывать о реальной обстановке, в которой возникали проблемы, о всех трудностях и риске, которые существовали в то время. Не всегда было легко выяснить, кто был заговорщиком, а кто нет. Чрезмерная или поверхностно организованная чистка могла вызвать трудности в отношениях с офицерским корпусом в целом, включая и тех, кто стоял на позициях соблюдения конституции. И все же: когда можно было продолжить чистку, если не тогда, когда попытка заговора служила ей оправданием и сами заговорщики находились в состоянии разброда? Неспособность к решительным действиям отражала не только реальные трудности и опасности, но и свидетельствовала об общей тенденции в деятельности правительства Народного /167/ единства — тенденции избегать решительных действий, отдавая предпочтение внешне более безопасным мерам, и игнорировать постоянно возникающие возможности для ослабления позиций врагов Народного единства и усиления своих собственных.
Не только ЦРУ, но и все главные враги Народного единства в начале правления правительства Альенде находились в обороне, выжидали, а там, где было возможно, вели подготовку к наступлению. Они были готовы отступить и позволить провести некоторые акции, национализацию медной промышленности например. Однако одного они никогда бы не позволили — вооружить народ. За этим все враги Народного единства следили с неусыпной бдительностью.
Для иллюстрации приведу такой пример. Вскоре после принятия президентом присяги один не входивший в Народное единство местный деятель заявил, что во всех районах лачуг Сантьяго будет создана народная милиция. Пресс-секретарь Альенде по его поручению выступил с разъяснением, отметив, что «в соответствии со специальным указанием президента республики я категорически опровергаю это заявление»[174]. Газета «Меркурио» похвалила Альенде за «новые заверения», которые «успокаивают общественное мнение», а затем перешла в наступление: несмотря на разъяснение, данное Альенде, возможность создания незаконной вооруженной организации нельзя сбрасывать со счетов, ибо существуют элементы, которые не верят, что глубокие преобразования можно осуществить в рамках закона, и надеются на «насильственную» революцию. Однако страна хочет положить конец насилию, и вся ответственность за поддержание общественного порядка ложится на правительство[175].
Помимо проблем получения оружия и создания опоры в вооруженных силах перед противниками Народного единства стояли и общеполитические проблемы. Соответствующие меры приняли в этом плане и правящие круги США. Им нужна была широкая сеть агентов в организациях, игравших стратегическую роль в политической жизни, — в политических партиях, профессиональных союзах, профессиональных ассоциациях, студенческих организациях, и американские спецслужбы приступили к расширению и без того широкой сети агентов, доведя ее до небывалых размеров. Источники из разведывательных органов позже в беседе с корреспондентом «Нью-Йорк таймс» Сеймуром Хершом охарактеризовали всеобъемлющее проникновение в профсоюзы и профессиональные организации лишь как часть более широких усилий, направленных на проникновение во все сферы государственной /168/ и политической жизни Чили. По словам указанных источников, к концу периода правления Альенде разведывательное управление США имело агентов и осведомителей во всех основных партиях, входивших в коалицию Народного единства, возглавляемую Альенде[176].
Были предприняты быстрые меры, чтобы оказать помощь оппозиционным политическим партиям, поскольку на апрель были назначены муниципальные выборы и было очень важно не дать Народному единству возможность добиться больших успехов и укрепить свои политические позиции. 19 ноября 1970 года «Комитет 40-ка», по данным доклада «Тайная операция в Чили», выделил 725 тысяч долларов — эта сумма 28 января 1971 года была увеличена до 1240 тысяч долларов — «для приобретения радиостанций и газет и для поддержки кандидатов на муниципальных выборах и другой деятельности враждебных Альенде партий»[177]. Следует учесть, что, поскольку указанные доллары обменивались на эскудо на черном рынке, стоимость этой суммы в Чили увеличивалась во много раз.
Начали подготовку к выборам и оппозиционные политические партии внутри Чили. 12 и 13 декабря 1970 года Национальный совет христианско-демократической партии провел заседание с целью избрать новый исполком и определить политическую линию партии. Поскольку одно крыло партии решительно выступало против Народного единства, а часть симпатизировала Народному единству, перед христианскими демократами встала проблема выработки единой линии. Чтобы сохранить единство и более эффективно претворять в жизнь стратегию партии, совет избрал председателем партии представителя центра. Новый председатель Нарсисо Ирурета так определил политическую линию партии: «Мы будем поддерживать инициативу правительства во всем, что носит позитивный характер, однако, если будут поставлены под угрозу фундаментальные ценности, мы будем безусловно выступать против»[178].
Христианские демократы определили также свою основную тактическую линию. Покидавший пост председателя Бенхамин Прадо подверг нападкам правительство Народного единства за проведение «возмутительной и провокационной» кампании в печати, направленной против ведущих деятелей правительства Фрея. Лидеры христианских демократов, сознавая уязвимость Фрея и его приближенных, в течение всего периода правления Альенде должны были постоянно предпринимать меры с целью создания такого общественного климата, при котором любая критика бывшего президента /169/ и всех других, кто «с честью» выполнял свой долг на высоких постах, «расценивалась бы как достойная морального осуждения», даже если эта критика базировалась на фактах.
«Меркурио» постоянно анализировала деятельность христианских демократов. Выборная кампания вынудила соперничавшую с Народным единством партию прибегать к «социалистической фразеологии». Когда кампания закончилась, «силы, которые в условиях жесткой дисциплины вынуждены были поддерживать предвыборную платформу, вернулись на свои прежние позиции». Перед лицом опасных последствий, к которым могли привести «сокрушительное наступление» Народного единства и предстоящие муниципальные выборы в апреле, христианские демократы оставили в стороне свои внутренние разногласия. «Меркурио» добивалась создания объединенного фронта христианских демократов и других оппозиционных партий, но она понимала, что это нужно делать постепенно и осторожно:
«Нельзя возлагать больших надежд на образование на муниципальных выборах объединенного фронта из разнородных сил, чьи доктрины столь очевидно различны. Можно лишь надеяться на то, что разобщенная оппозиция не будет растрачивать своих сил на взаимные нападки»[179].
Тем не менее 7 января 1972 года председатель национальной партии Серхио Онофре Харпа выдвинул предложение об образовании объединенного фронта «всех немарксистских партий». Для начала, заявил он, его партия на дополнительных выборах в сенат в южных провинциях в апреле будет поддерживать единого кандидата, который не обязательно должен быть ее членом. Это предложение вызвало возражение многих христианских демократов. Руководитель молодежной организации христианских демократов Луис Бадилья заявил, что членам его организации не нужна поддержка национальной партии. «Когда вы одерживаете победу вместе с правыми, то фактически побеждают правые», — заявляли многие представители партии. Луис Майра, который потом уйдет из партии, писал, что, присоединившись к «гражданскому фронту, христианско-демократическая партия потеряла бы всякую законность своего существования в глазах тех широких слоев населения, которые составляют основу поддержки партии...»[180]. В ответ Харпа заявил, что он мог бы многое сказать про христианских демократов, но сейчас не время вспоминать старое и открывать дебаты, которые только усилят разногласия: «Интересы страны требуют объединения всех чилийцев, кто готов защищать свободу...»[181]. /170/
Не только чилийцы предпринимали шаги к созданию единого фронта национальной и христианско-демократической партии.
«В течение всего периода президентства Альенде, — указывается в докладе “Тайная операция в Чили”, — ЦРУ работало над тем, чтобы сколотить объединенную оппозицию. Значение этих усилий можно оценить, если учесть, что двумя основными силами, оппозиционными правительству Народного единства, были консервативная национальная партия и реформистская христианско-демократическая партия, многие члены которой поддерживали основные направления политики нового правительства»[182].
Сенатор Рауль Моралес Адриасола из небольшой оппозиционной демократической радикальной партии, которого обвинили в участии в заговоре против Шнейдера, но которого не смогли привлечь к следствию, так как Верховный суд отменил решение суда низшей инстанции о лишении его парламентской неприкосновенности, разъяснил, чего может достигнуть объединенная оппозиция:
«Если мы объединим голоса христианско-демократической партии, национальной партии и демократической радикальной партии, то в палате депутатов у нас будет большинство, достаточное для того, чтобы сместить со своих постов министров и даже президента республики. И в сенате у нас есть необходимое демократическое большинство... так что после решения палаты об отстранении министров мы смогли бы принять решение о снятии со своих постов и министров и президента»[183].
В дискуссию снова вступила «Меркурио»:
«Реакция некоторых членов парламента от христианских демократов была такой... будто положение в стране позволяет демократическим секторам общества вернуться к политической ситуации, существовавшей перед 4 сентября. Эта политическая ситуация коренным образом изменилась в связи с тем, что власть взяло в свои руки Народное единство, и с каждым днем становится все очевиднее, что предстоящая борьба развернется между демократическими элементами и теми, кто движется к установлению фактической диктатуры....Ясно, что объединение усилий и отказ от мелкого соперничества таких партий, как христианские демократы, национальная партия и радикальные демократы, с целью выражения настроений демократического большинства в стране будет служить лучшей гарантией сохранения свободы»[184].
Однако большинство лидеров христианских демократов считали преждевременным открытый союз с национальной партией. 20 января Ирурета заявил, что его партия не примет участия в формировании объединенного фронта, ибо намерена /171/ противостоять Народному единству с помощью «демократической и конструктивной оппозиции». Тем не менее газета христианских демократов «Ла Пренса» разъясняла, что хотя оппозиционные партии
«и не готовы образовать гражданский фронт... они должны действовать с сознательной ответственностью, чтобы совместно выступать в защиту демократического режима... А эта ответственность подразумевает создание обстановки для взаимодействия и отказа от мелочного сектантства, из-за которого невозможно осуществление необходимого единства в нужный момент»[185].
Одновременно с попытками объединить свои силы оппозиция стремилась также внести раскол в ряды левых. Она хотела оторвать Альенде от партий Народного единства, восхваляя его как демократа, который тщетно борется против тоталитарных планов марксистско-ленинских партий, против зловещих намерений коммунистической партии, «отдающей приказы» в коалиции Народного единства. Оппозиция предпринимала усилия с целью вызвать столкновения между Народным единством и МИР, ссоры внутри коалиции по поводу отношений с МИР.
«Меркурио» публиковала редакционные статьи, посвященные истории радикальной партии, в которых подчеркивались ее демократические традиции и связь со средними классами. Одновременно выражалось удивление по поводу того, как такая партия может сотрудничать с марксистско-ленинскими партиями. «Многие считают, что радикалы не останутся у власти (как часть Народного единства) ни одной секунды, если они придут к выводу, что Народное единство нарушает конституцию и закон»[186]. И снова вмешивается ЦРУ: оно, как указывается в докладе «Тайная операция в Чили», направило усилия на то, «чтобы вызвать раскол в коалиции Народного единства»[187]. Можно представить себе вездесущих агентов, распространявших «черную пропаганду», подстрекавших к заявлениям и действиям, способным вызвать раздоры и разногласия.
Как Народное единство намеревалось противодействовать маневрам и нападкам оппозиции? Прежде всего сохраняя свое единство и мобилизуя народ. В январе 1971 года в Сантьяго была проведена Национальная ассамблея партий Народного единства, на которой выступили представители всех шести организаций, входивших в коалицию. Ансельмо Суле из радикальной партии заявил, что само проведение ассамблеи является демонстрацией сплоченности Народного единства. Все выступавшие пришли к единому мнению: главная задача — мобилизовать народ. Представитель социалистической /172/ партии Анисето Родригес и представитель коммунистической партии Володя Тейтельбойм призвали возродить деятельность 15 тысяч комитетов, созданных Народным единством в период предвыборной кампании. Представитель МАПУ Родриго Амброзио заявил, что Народное единство должно разоблачать перед народом деятельность христианских демократов, должно привлекать на свою сторону тех, кто поддерживает христианских демократов, особенно если партия будет следовать линии фракции Фрея. Он выступил с пророческой самокритикой, подчеркнув, что Народное единство «проявляет медлительность» в борьбе за мобилизацию масс[188].
Народное единство возлагало надежды также на свою осторожную, примиренческую политику в отношении вооруженных сил. Оно увеличило заработную плату военным, осуществляло программу улучшения их жилищных условий и привлечения офицеров к реализации планов развития южных провинций, но не вмешивалось в «профессиональные интересы» военных, например в военные соглашения с США.
Президент Альенде сам стремился поддерживать хорошие отношения с вооруженными силами, часто встречался с военными и участвовал с ними в различных мероприятиях. В марте он выступил на церемонии, посвященной годовщине создания чилийских ВВС, где заявил, что будет делать все необходимое, чтобы дать вооруженным силам возможность осуществлять «программу своего строительства в соответствии с проводимой в интересах народа политикой правительства, ибо вооруженные силы сами являются частью народа»[189]. В апреле на церемонии вручения наград новым генералам и адмиралам Альенде говорил о «добровольном подчинении» вооруженных сил воле народа и призывал их принять участие в развитии экономики страны[190].
К вопросам, касавшимся вооруженных сил, оппозиция относилась с обычной бдительностью. После того как Альенде встретился с 1500 офицерами и рядовыми гарнизона Сантьяго, два члена конгресса от христианских демократов потребовали от председателя палаты депутатов обратиться к нему с просьбой объяснить, «с какой целью проводился указанный митинг...». Альенде ответил, что «вопросы, которые там обсуждались... я обсуждал в качестве главнокомандующего... и не собираюсь давать никаких объяснений кому бы то ни было»[191].
Как офицеры вооруженных сил реагировали на военную политику Народного единства? На этот вопрос трудно дать ответ. Некоторые из них, без сомнения, относились к Народному единству с симпатией. Даже потенциальные заговорщики внешне проявляли корректное отношение к правительству. /173/ Генерал Альфредо Каналес, который проходил обучение в Форт-Ноксе (штат Кентукки, США) и в Панаме, вместе с Альенде и другими дал интервью для телевизионной программы, предназначенной для показа во Франции. Согласно сообщению Агентства Франс Пресс, Каналес «снова подтвердил традиционную политическую позицию армии, ВМС и ВВС».
«Мы — сторонники конституции и закона, — заявил журналистам улыбающийся Каналес, — и хотя мы обучались во многих зарубежных странах, включая США, разведывательные службы этой страны не имеют никакого доступа к нашим вооруженным силам»[192].
В сентябре 1972 года Каналес был уволен в отставку после неоднократных попыток организовать заговор.
В первые месяцы правления правительства Альенде число его сторонников увеличилось. Убийство Шнейдера привело к усилению поддержки, оказываемой народом правительству Народного единства. Оппозиция все еще была разобщена и занимала оборонительные позиции в отношении проводимых правительством структурных реформ, которые большинство чилийцев поддерживали. Но главное, резко улучшилось экономическое положение. Накануне муниципальных выборов в апреле Альенде предсказывал: «Мы получим 42-45% голосов, и это будет хорошей победой».
Фактически Народное единство получило свыше 50% голосов. Альенде сказал по этому поводу:
«Никогда еще в истории Чили позиции народного движения не усиливались так быстро, как при нашем правительстве. Последнее перестало быть правительством, представляющим всего лишь третью часть населения, и стало правительством большинства...»[193]
Оценивая победу Народного единства, необходимо помнить о той помощи, которую ЦРУ оказало оппозиционным партиям. Согласно докладу «Тайная операция в Чили»,
«в начале 1971 года на предоставленные ЦРУ деньги христианско-демократическая партия и национальная партия приобрели собственные радиостанции и газеты. Перед муниципальными выборами в апреле 1971 года все оппозиционные партии получили денежную помощь... 1,24 миллиона долларов, выделенных в январе христианско-демократической партии, оказалось недостаточно, поэтому в марте “Комитет 40-ка” одобрил предоставление дополнительно 185 тысяч долларов...»[194].
Какими были бы результаты выборов, если бы не было такого массированного вмешательства ЦРУ?
После выборов некоторые социалисты и члены МАПУ предложили Альенде провести плебисцит по вопросу изменения конституции и замены конгресса однопалатным Народным /174/ собранием, как это было предусмотрено программой. Альенде отверг их предложение. Позже он назвал это самой серьезной ошибкой, которую совершил на посту президента.
Выборы продемонстрировали, что процесс поляризации, характерный для каждой революции, продолжался. Партии центра, как входившие, так и не входившие в Народное единство, потеряли часть своих избирателей. По сравнению с парламентскими выборами 1969 года количество голосов, поданных за христианско-демократическую партию, сократилось на 3,5%, за национальную партию — на 1,5%. Из партий Народного единства радикалы потеряли 5% голосов, а социалисты получили на 10% больше голосов.
В июне произошло событие, которое помогло Фрею подтолкнуть христианско-демократическую партию к объединению с национальной партией и ускорило процесс поляризации. Был убит Перес Сухович, правый по своим взглядам, прошедший многие испытания деятель, министр внутренних дел в правительстве Фрея; по его приказу карабинеры расстреляли жителей трущоб в Пуэрто-Монт. Покушение было организовано членами небольшой крайне левой подпольной группы, называвшей себя Организованный авангард народа. Левые партии обвиняли эту группу в том, что она состояла из деклассированных элементов и просто уголовников.
Покушение вызвало много шума. Народное единство сделало заявление о том, что убийство было спровоцировано правыми, что оно было на руку только им. Оппозиция же заявляла, что убийство организовано «революционерами», пытаясь тем самым создать впечатление о связи ВОП с МИР и Народным единством. Хотя национальная партия и участвовала в кампании протеста, однако именно христианские демократы, особенно Фрей, пытались максимально использовать дело о покушении в своих целях. Из Европы, где он в то время путешествовал, Фрей прислал послание с соболезнованием, в котором говорилось: «Жестокое преступление имеет одного автора: это те, кто систематически распространяет ложь и клевету, кто призывает к ненависти, кто безнаказанно ведет дело к уничтожению нашей страны»[195]. Сделав драматический жест, Фрей прервал свою поездку и по возвращении домой выступил с речью на большом митинге. После восхваления достоинств покойного Переса Суховича Фрей выдвинул два требования: распустить «незаконные вооруженные группы», прекратить «кампании ненависти», попытки расколоть христианских демократов и подорвать репутацию их лидеров. Фрей внес еще большую резкость в пропагандистские выступления христианских демократов против Народного единства. /175/ Национальная солидарность, заявил он, не может быть обеспечена с помощью «коллективного государства или бюрократического централизма»; Народное единство хочет повести страну по пути, который в других странах привел к «голоду, нормированию продуктов и созданию политической полиции». Фрей в осторожной форме коснулся вопроса о возможности союза с национальной партией, призвав христианских демократов отбросить «сектантство... и открыть двери для сотрудничества со всеми, кто этого хочет, без всяких препятствий...»[196]. Своей речью Фрей добился нескольких целей: он снова взял на себя руководство христианско-демократической партией, подтолкнул ее к созданию общего фронта с национальной партией и начал готовить партию к переходу от обороны к наступлению.
В течение нескольких недель появлялись один за другим признаки дальнейшей поляризации. 18 июля в Вальпараисо были проведены дополнительные выборы в палату депутатов. (Как всегда в таких случаях, «Комитет 40-ка» одобрил решение о выделении для оппозиции 150 тысяч долларов.) После того как Фрей и Ирурета заявили о готовности христианских демократов воспользоваться поддержкой правых, оппозиция выдвинула единого кандидата — представителя христианских демократов, и он победил, собрав 50,9% голосов. На заседании Национального совета христианско-демократической партии 27 июля представители левого крыла партии потребовали гарантий против установления в будущем союза с национальной партией. Это требование было отвергнуто. Восемь из семидесяти пяти депутатов, представлявших партию в конгрессе, половина членов руководства молодежной организации и часть рядовых членов вышли из партии и сформировали новую партию — Левое христианское движение (ЛХД).
В августе в Народном единстве произошла перегруппировка сил. За руководство в радикальной партии боролись две группировки: одна, состоявшая из традиционных радикалов, другая — из тех, кто переместился влево в результате роста революционной борьбы. На съезде партии 1 августа левые добились принятия декларации, в которой указывалось, в частности: «Мы — социалисты, ибо при интерпретации существующей реальности мы исходим из исторического материализма и классовой борьбы... Мы являемся политической партией, служащей интересам рабочего класса». Традиционные радикалы обвинили большинство партии в отходе от защиты интересов среднего класса. Двенадцать из двадцати восьми сенаторов и членов палаты депутатов, представлявших радикальную партию, вышли из нее и образовали левую /176/ радикальную партию (ЛРП). Диссиденты заверили Альенде, что они будут продолжать поддерживать Народное единство, однако через девять месяцев они вышли из него.
МИР все больше подчеркивало свои расхождения с политикой правительства и проводило свой собственный политический курс. Недовольство МИР политикой правительства особенно отчетливо выразил в своей речи генеральный секретарь партии Мигель Энрикес, который сказал:
«Хотя правительство и нанесло удар по интересам господствующего класса и начало проводить позитивные экономические мероприятия... однако, не сумев вовлечь массы в процесс преобразований и не реорганизовав государственный аппарат... оно не только не смогло усилить свою власть, но, наоборот, во всевозрастающей степени оно содействовало ослаблению собственных позиций. Именно эти два момента — вовлечение масс в борьбу и ликвидация старого государственного аппарата — и определяют революционный характер процесса и делают его необратимым».
Затем он заявил о намерении МИР проводить альтернативную политику:
«Несмотря на позитивные шаги, предпринятые правительством... его слабость, готовность идти на уступки и тенденция некоторых членов правительства выступать в качестве судей в классовой борьбе не оставляют рабочим ничего другого, как, по крайней мере, частично отказать правительству в доверии и, продолжая поддерживать позитивные мероприятия правительства и борясь против уступок, которые оно делает, наметить свой собственный путь... Мы, активисты МИР... будем осуществлять на практике различные формы мобилизации масс и добиваться руководящей роли в движении масс».
Далее Энрикес сказал:
«Когда сила рабочего класса возрастет, а его сознание и организация достигнут достаточного уровня, он приступит к выполнению задач, ведущих к решению проблемы власти... Первой такой задачей явятся роспуск парламента и замена его Народной ассамблеей, в которой будут представлены рабочие, крестьяне, жители трущоб, студенты и солдаты, а также создание в сельской местности и городах местных органов власти рабочих, с помощью которых они приступят к решению проблем, составляющих основу революционной народной власти...»[197]
Однако Энрикес так и не объяснил, каким образом рабочие могут добиться достаточно благоприятного соотношения сил, чтобы иметь возможность распустить конгресс и выполнить все остальные выдвинутые им задачи. /177/
С принятием в июле конституционной поправки о национализации медной промышленности отступление оппозиции окончилось. Помимо использования конгрессом финансовых ревизоров и судов с целью блокировать или попытаться изменить мероприятия Народного единства по национализации собственности монополий оппозиция расширяла политическое наступление против правительства.
Однако, даже перейдя в наступление, христианские демократы продолжали проявлять осторожность и предоставляли национальной партии возможность играть ведущую роль в осуществлении явных подрывных действий. В сентябре национальная партия внесла законопроект о вынесении конституционного обвинения против министра экономики Педро Вусковича; однако христианские демократы не поддержали это предложение: прибегать к действиям такого рода, по их мнению, было еще преждевременно.
Помимо поддержки, оказываемой оппозиционным политическим партиям, правящие круги США осуществляли широкие пропагандистские и «научно-исследовательские» мероприятия. 9 сентября «Комитет 40-ка» одобрил решение о выделении 700 тысяч долларов «для поддержки» газеты «Меркурио» — «наиболее важного, — как отмечается в докладе “Тайная операция в Чили”, — канала пропаганды, направленной против Альенде». Семь месяцев спустя «Комитет 40-ка» выделил на эти цели еще 965 тысяч долларов. ЦРУ
«выпускало несколько журналов, имеющих массовый тираж, а также большое количество книг и специальных исследований. ЦРУ готовило материалы для опубликования в изданиях газеты “Меркурио”... в газетах оппозиционных партий, в двух еженедельниках, для трансляции по всем радиостанциям, находящимся под контролем оппозиции, а также для нескольких телевизионных программ, передаваемых по трем каналам… ЦРУ финансировало также в расширяющихся масштабах деятельность значительной части научно-исследовательских организаций, контролируемых оппозицией. В оппозиционные партии и различные организации частного сектора шел поток материалов по экономическим и техническим вопросам. Многие законопроекты, вносимые оппозиционными членами парламента, фактически разрабатывались сотрудниками указанных исследовательских организаций»[198].
По мере обострения борьбы оппозиция перенесла свою деятельность на улицы. 16 сентября члены молодежной организации христианских демократов устроили в центре Сантьяго демонстрацию протеста против вето президента на законопроект, позволявший находившемуся под контролем оппозиции /178/ 13-му телевизионному каналу вести передачи не только в столице, но и в провинции. Карабинеры не допустили демонстрантов к конгрессу, некоторые из них были ранены. 26 сентября участники демонстрации протеста против «репрессий» правительства прошли маршем от Католического университета до президентского дворца. 2 октября произошло столкновение между сторонниками фашистской организации «Патриа и либертад» и Народного единства.
В Вашингтоне «Комитет 40-ка» изучал сложившуюся к этому времени в стране ситуацию, которая существенно отличалась от периода вступления Альенде в должность президента.
Помимо усиления поляризации противоборствующих сил и перехода оппозиции в наступление с использованием уличных демонстраций подспудно происходили и другие изменения.
«К сентябрю 1971 года, — говорится в докладе “Тайная операция в Чили”, — в вооруженных силах была создана новая сеть агентов ЦРУ, и резидентура почти ежедневно получала сообщения о готовящихся заговорах».
Резидентура и штаб-квартира ЦРУ приступили к изучению возможностей использования этой сети агентов. «Далее, в октябре в поле зрения резидентуры попала группа, которая могла бы организовать успешный переворот». По сравнению с другими группами ей стало уделяться «больше времени и оказываться большая поддержка»[199]. В середине октября «Комитет 40-ка» дал указание ЦРУ, по сведениям источника «Нью-Йорк таймс» в самом ЦРУ, «начать действовать несколько более жесткими методами». Другой источник «Нью-Йорк таймс» сообщил, что послу Натаниэлю Дэвису было направлено послание, в котором «фактически давалось указание начиная с данного момента оказывать помощь оппозиции любыми возможными средствами»[200].
10 ноября 1971 г. в Чили прибыл Фидель Кастро. Огромное количество народа выстроилось вдоль двенадцатимильной дороги от аэропорта до кубинского посольства. Многие несли плакаты: «Добро пожаловать, Фидель!», всюду раздавались крики «ура!». Однако в богатых кварталах Сантьяго некоторые позволяли себе непристойные выходки. Визит Фиделя в Чили длился 24 дня. Он проехал по стране с севера на юг, побывал на меднорудных, селитряных и угольных шахтах, на фермах, промышленных предприятиях, в университетах. Он беседовал с рабочими, студентами, крестьянами, солдатами, полицейскими — и везде делился своими наблюдениями, высказывал свое мнение, выражал чувство солидарности с революционной борьбой в Чили. /179/
Нередко среди вопросов, которые задавали Фиделю на митингах, был и такой: каким, по его мнению, является правительство Народного единства — реформистским или революционным?
«...Я бы со всей искренностью ответил, — сказал Кастро, — что в Чили происходит революционный процесс... Процесс — это путь, это начало этапа... Надо принимать во внимание условия, в которых развертывается этот процесс: какими средствами он осуществляется, какими силами, каково соотношение сил»[201].
Фидель несколько раз возвращался к обсуждению вопроса, который он поднял за несколько лет до этого во Второй Гаванской декларации, — вопрос о необходимости единства революционных сил. «Мы должны отдавать себе отчет в том, — говорил он, — что сектантство существует, отдавать себе отчет, каковы его последствия, и что борьба против сектантства необходима».
«...Революция — это искусство объединения сил... сплочения сил для решительного сражения против империализма. Никакая революция, никакой процесс не может позволить себе роскошь исключить какую-либо силу, пренебречь какой-либо силой... Одним из факторов, определивших успех кубинской революции (вначале мы представляли собой маленькую, совсем маленькую группу, которая в трудных условиях вела борьбу!), была политика объединять, объединять и объединять».
Чтобы объединиться и вести борьбу, заявлял Фидель, не нужно добиваться всеобщего согласия по всем вопросам, не нужно ждать того момента, когда «сознание станет высоким, сверхвысоким или марксистским». Для того чтобы объединить как можно больше сил в широкий фронт и направить борьбу этого фронта против главного врага, необходимо только согласие по четырем-пяти основным вопросам.
В своих ответах на самые различные вопросы Фидель Кастро вновь возвращался к разъяснению стратегии создания широкого фронта. Один рабочий спросил:
«Учитывая, что в Чили существует многочисленный частный сектор, получающий прибыль от увеличения производства, какова, по мнению товарища Фиделя Кастро, должна быть в связи с таким положением позиция чилийских трудящихся?»
Фидель ответил, что эту проблему необходимо рассматривать, исходя из конкретной ситуации в целом, и ее решение подчинить целям главной стратегии. Это значит, что рабочие должны идти на жертвы в интересах победы революции: «Хорошими родителями являются те, кто готов пойти на жертвы ради своих детей...» На вопрос, какова стратегия, целям которой должно быть подчинено решение указанной проблемы, Фидель ответил, /180/ что «рабочий класс должен объединить максимум сил остальных социальных классов» в широкий фронт на базе широкой программы и сосредоточиться на борьбе с главным врагом — империализмом, как это было сделано на Кубе, как это делает Национальный фронт освобождения Южного Вьетнама[202].
Уже в период пребывания Фиделя в Чили борьба там еще больше обострилась, оппозиция стала прибегать к прямым физическим действиям. В Чилийском университете студенты и преподаватели — сторонники оппозиции — за несколько недель до приезда Кастро захватили здание юридического факультета и другие помещения. Создалась напряженная обстановка: ежедневно проводились митинги, демонстрации, студенты — сторонники Народного единства — пытались освободить захваченные здания; все это вело к ожесточенным столкновениям и дракам. Беспорядки приняли еще большие масштабы, когда студенты Католического университета, поддерживавшие оппозицию, также начали устраивать демонстрации на улицах, столкновения с полицией, захватывали здания. Первой крупной акцией по реализации данной «Комитетом 40-ка» инструкции ЦРУ «начать действовать более жесткими методами» явились события 1 декабря[203]. В этот день оппозиция организовала «марш пустых кастрюль» — свою первую массовую уличную демонстрацию. Это была первая серьезная попытка оппозиции извлечь политические выгоды из экономических трудностей, созданию которых она сама и содействовала. Организация «марша» явилась контрнаступлением оппозиции в ответ на визит Фиделя Кастро.
Несколько сотен элегантно одетых женщин из богатых кварталов прошли «маршем» к президентскому дворцу «Ла Монеда», стуча по пустым кастрюлям и сковородкам в знак протеста против нехватки продуктов и выкрикивая лозунг: «Чили есть и будет страной свободы». Колонну женщин сопровождали с двух сторон молодые люди в касках и масках, с деревянными дубинками в руках. Между ними и сторонниками Народного единства возникли столкновения. Некоторые из этих юнцов попытались поджечь здание, которое строилось для проведения сессии ЮНКТАД в 1972 году, однако строительные рабочие быстро оттеснили их.
Движение транспорта на центральных улицах было заблокировано, витрины магазинов закрыты металлическими жалюзи. Чтобы Альенде мог проехать в «Ла Монеду», полиция расчистила в толпе коридор. Когда автомобиль президента проезжал по улицам, со стороны демонстрантов слышались оскорбительные выкрики, сторонники Народного единства сопровождали /181/ машину приветственными возгласами. Когда полиция преградила бандам молодчиков путь к «Ла Монеде», они отступили в богатые кварталы, заняли ряд улиц, возвели баррикады и развели костры, блокируя уличное движение. Президент Альенде декретом ввел в Сантьяго чрезвычайное положение, и армия в лице генерала Аугуста Пиночета взяла на себя контроль за обеспечением общественного порядка.
В день «марша» «Нью-Йорк таймс» поместила заметку под заголовком: «Два помощника Никсона считают, что Альенде находится в опасности». В заметке указывалось:
«Два высокопоставленных сотрудника Белого дома сообщили сегодня президенту Никсону, что во время своей поездки по Латинской Америке они пришли к “убеждению”, что социалистическое правительство президента Сальвадора Альенде Госсенса в Чили “долго не продержится”»[204].
Этими двумя помощниками были Роберт X. Финч, который занимал пост советника президента, и Герберт Г. Клайн, который был в Белом доме директором по вопросам печати.
Спустя несколько дней я совершил поездку в Чили, и Хайме попросил меня прокомментировать эту заметку в меморандуме, который я готовил для него. Я выразил мнение, что указанное замечание, сделанное такими высокопоставленными должностными лицами, не случайно предано гласности, это сделано намеренно, с какой-то хорошо продуманной целью. Возможно, оно служит для различных групп в Чили сигналом о том, что наступил новый этап в их действиях против правительства Народного единства.
На массовом митинге 2 декабря в связи с окончанием визита Фиделя Кастро Альенде говорил об опасности фашизма: «...Зарождающийся фашизм мобилизует в своих целях определенные слои молодежи, особенно в университетах...» Упомянув об организации беспорядков с целью создания благоприятной обстановки для совершения переворота, Альенде сказал: «Аналогичные вещи происходили в Бразилии при правительстве Гуларта». Затем он заявил:
«...Я не апостол и не мессия, из меня не выйдет мученика... Но... я оставлю дворец Ла Монеда, только когда кончится мандат, врученный мне народом... Только изрешетив меня пулями, они смогут помешать осуществлению моей воли, а она состоит в том, чтобы добиваться выполнения программы народа»[205].
В своих последних выступлениях и на заключительной пресс-конференции Фидель Кастро также говорил о фашизме. Когда фашизм начинает действовать, сказал Фидель, нам необходимо укреплять наш революционный дух. /182/ Только боевой дух масс сможет сдержать наступление фашизма.
«Ни одна социальная система, — заявлял Фидель, — не соглашалась исчезнуть по собственной воле... Когда начинается революционный процесс или когда наступает момент, который в условиях данной страны мы можем назвать революционным кризисом, тогда борьба резко обостряется».
«...Процесс преобразования порождает динамику борьбы», вызывает «ненависть и сопротивление со стороны эксплуататоров, реакционеров».
«Мы увидели фашизм в действии. Мы смогли убедиться в справедливости тезиса о том, что в своем отчаянии реакционеры, эксплуататоры, как это уже было четко продемонстрировано историческим опытом, тяготеют к наиболее грубым, варварским формам насилия и реакции... Вы переживаете момент, когда фашисты... пытаются отвоевать у вас улицу, пытаются перетянуть на свою сторону средние слои населения... Стремятся посеять страх, боязнь, неуверенность в самых широких кругах средних слоев населения...»
Фашизм «пытается деморализовать революционеров». Фидель задал вопрос: «Какую цель преследуют фашисты?» И ответил: «Они подстрекают к мятежу, чтобы свергнуть революционное правительство».
Фидель откровенно говорил о слабостях революционного процесса. «Кто, — спрашивал он, — быстрее усвоит уроки этого процесса? Народ или враги народа?» Из аудитории раздались голоса: «Народ!» Однако Фидель ответил: «Тогда позвольте мне выразить несогласие... мы искренне считаем, что противная сторона, реакционеры усваивали уроки быстрее, чем массы». Упомянув о заявлении Финча и Клайна, Фидель спросил: «...Откуда этот оптимизм, откуда эта уверенность, на чем они основываются, что их вдохновляет?» И ответил: «...Потому, что видят слабость в самом революционном процессе, слабость в идеологической борьбе, слабость в массовом движении, слабость перед противником».
Фидель выразил мнение, что
«успех или неудача этого беспримерного процесса будет зависеть от идеологической борьбы и от борьбы масс; будет зависеть от умения, искусства и научной подготовки революционеров в борьбе за единство сил, за рост своих рядов и в борьбе за средние слои населения».
Революционеры, сказал Фидель, не должны
«допустить, чтобы противник захватил инициативу. Борьба классов имеет свои законы. Пассивность и “оборончество” — это очень плохо. В классовой борьбе революционные силы должны постоянно быть в наступлении».
Говоря о роли революционной /183/ прессы, Фидель Кастро сказал, что
«ваша самая главная задача — разоблачать контрреволюционеров, помогать массам выявлять врагов... Народным массам необходимо знать и различать своего врага. Если массы не знают своего врага, если враг замаскировался, если вообще неизвестно, кто он, то массы и не смогут разглядеть его».
«...Когда реакция и фашизм бросают вызов, — сказал Фидель, — когда они стремятся овладеть улицей, не может быть другого пути, кроме мобилизации революционных масс (пусть даже на такой совершенно мирный акт, каким был митинг на стадионе), а для этого надо иметь достаточные средства мобилизации».
Вместе с тем Фидель Кастро указывал на необходимость всегда учитывать соотношение сил. По поводу ликвидации парламента он сказал следующее: «Я, конечно, не являюсь безусловным приверженцем буржуазной законности... У нас есть свое мнение о парламенте, и мы говорили, что это отживший институт», однако «никто не должен пытаться отменить его прежде, чем можно его отменить»[206].
Фидель подчеркивал, что Народное единство должно взять инициативу в свои руки и развернуть массовую идеологическую борьбу. Революционеры должны объединяться, расширять свои ряды, укреплять свой дух: «Когда дух крепок, народ силен».
Через два дня после «марша пустых кастрюль» Национальный совет христианско-демократической партии проголосовал за представление в конгресс законопроекта о вынесении конституционного обвинения против министра внутренних дел Хосе Тоа. Поляризация сил, уличные беспорядки, нехватка продовольственных и других потребительских товаров создали обстановку, позволявшую христианским демократам без всяких опасений начать использовать указанную процедуру, с помощью которой они надеялись в будущем устранить и президента. Среди обвинений, выдвинутых против Тоа, фигурировали и такие, как его неспособность предотвратить насилие на улицах и пресечь действия вооруженных групп. Оппозиция использовала стандартный прием: сначала она делала все возможное, чтобы создать трудности, а затем возложила вину за эти трудности на правительство. В январе сенат проголосовал за отстранение Тоа от должности, однако Альенде тут же назначил его министром обороны. Таким образом, было положено начало процедуре, с помощью которой оппозиция за двадцать месяцев предъявила конституционное обвинение и отстранила от должности семерых министров правительства Народного единства.
Тем временем в правящих кругах США обсуждался вопрос /184/ о том, как использовать сеть агентов в вооруженных силах Чили, которая была восстановлена с помощью ЦРУ и американских военных атташе. «В ноябре резидентура предложила признать конечной целью программы проникновения в сферу военных организацию военного переворота»[207]. Однако Вашингтон проявлял осторожность и не хотел связывать себе руки одним вариантом: осуществление других вариантов все еще считалось возможным, в том числе отстранение Альенде от должности путем вынесения конституционного обвинения.
«Американские представители получили инструкции добиваться усиления влияния среди чилийских военных и поддерживать их действия, не создавая, однако, впечатления, что США готовы оказать поддержку тем усилиям военных, которые могли быть преждевременными... Резидентура получила указание действовать так, чтобы американское правительство в будущем могло прибегнуть как к политическому, так и военному решению чилийской дилеммы в зависимости от развития обстановки внутри страны и ее воздействия на самих военных».
Некоторые методы, которые ЦРУ использовало для оказания влияния на вооруженные силы, действительно требовали для своей разработки большого воображения:
«Резидентура предложила... предоставить информацию, частично сфабрикованную ЦРУ, которая убедила бы старших офицеров чилийской армии в том, что следственный отдел карабинеров с одобрения Альенде действует в сотрудничестве с кубинской разведкой с целью сбора сведений, компрометирующих высшее командование армии. Возлагалась надежда на то, что это восстановит военных против связей Альенде с кубинцами и побудит вооруженные силы потребовать от правительства изменения своей ориентации, а в случае необходимости и выступить против этого правительства... В декабре 1971 года пакет подобных материалов, включая сфабрикованное письмо, был передан в другой стране одному чилийскому офицеру»[208].
В начале 1972 года произошло важное событие, хотя на него мало кто обратил внимание: Пиночет стал начальником Генерального штаба армии. Именно в это время ЦРУ, видимо, и установило с ним контакт. С октября ЦРУ вело наблюдение за группой, которая «могла организовать успешный переворот», и, согласно докладу «Тайная операция в Чили», «к январю 1972 года резидентура сумела проникнуть в эту группу и установить через посредника контакт с ее лидером»[209].
Повышение Пиночета, как указывается в опубликованном /185/ газетой «Меркурио» полуофициальном отчете о перевороте, позволило ему занять
«влиятельное положение, однако оно не предоставляло ему возможности осуществлять оперативное командование. Генеральный штаб является органом планирования и разработки рекомендаций, а командование осуществляет главнокомандующий армией. В данном случае это был генерал Пратс, с которым Пиночет по службе в армии лояльно сотрудничал».
Однако Пиночет уже тогда, когда «лояльно сотрудничал», вел подготовку к осуществлению своих собственных целей. Через несколько месяцев он уже начал использовать Генеральный штаб для подготовки переворота[210].
В середине января оппозиция, объединившись для поддержки кандидата от христианских демократов и кандидата от национальной партии, выиграла дополнительные выборы в сенат и палату депутатов. Выборы показали, что союз между христианскими демократами и национальной партией носит уже постоянный характер, что христианские демократы могут заключать соглашение с правыми, не опасаясь потерять своих сторонников, и что по сравнению с муниципальными выборами 1971 года Народное единство уже не имело такой широкой поддержки в стране. Итоги выборов вызвали беспокойство в Народном единстве. В то время как оппозиция сплачивала свои ряды, все в большей степени овладевала инициативой, все более решительно действовала как в конгрессе, так и на улицах, правительство постоянно сталкивалось с препятствиями при осуществлении своей программы, ему не давали возможности эффективно осуществлять управление экономикой, оно все больше теряло поддержку населения.
Что должно было сделать правительство? «Вооружите народ», — раздавались голоса во время митинга, на котором однажды вечером в январе выступил Альенде с балкона дворца «Ла Монеда». Однако попытка осуществить это намерение немедленно привела бы к смещению правительства вооруженными силами. И хотя некоторые левые элементы, видимо, были готовы прибегнуть к оружию, однако общее соотношение сил было не в пользу Народного единства. А как правительство должно было поступить в отношении конгресса? «Подавить его», — призывали некоторые. Однако, как заявлял Фидель, прежде всего необходимо учитывать соотношение сил.
Неудача на выборах усилила разногласия среди левых партий. По заявлению МИР, Народное единство «настолько сдало свои позиции, что не решается восстановить силы путем мобилизации масс, разоблачения врагов и организации наступления на фермах и предприятиях». ЛРП — новая партия, созданная за несколько месяцев до этого традиционными /186/ радикалами, — опубликовала заявление, в котором указывалось, что «изменения должны осуществляться в рамках закона», предупреждая, таким образом, что, если это положение не будет соблюдаться, она может выйти из коалиции Народного единства. Лидер социалистической партии Карлос Альтамирано отметил, что итоги выборов свидетельствуют о «необходимости для правительства радикализировать свою программу». Коммунистическая партия заявила, что
«при определении позиции в отношении средних слоев населения мы должны учитывать характер тех задач революции, которые должны решать сейчас. Конечная цель нашей деятельности — построение социализма. Однако в настоящий момент наши задачи в основном носят антиимпериалистический и антиолигархический характер».
Совещание лидеров Народного единства в Аррайяне явилось первой попыткой выработать согласованную политику для решения стоявших перед правительством задач. В результате был опубликован документ, озаглавленный: «Новые задачи народного правительства и чилийский народ». Однако заголовок вводил в заблуждение, ибо в документе не столько выдвигались новые задачи и новая политика, сколько настойчиво защищались старые. В документе указывалось, что решения стоявших перед Народным единством проблем следует добиваться «не путем замедления, а... комплексного выполнения Основной программы более быстрыми темпами...»[211].
Можно было как-то оправдать стремление сохранить программу, даже несмотря на ослабление своих позиций, поскольку сторонники Народного единства голосовали за эту программу и верили в нее. Однако заявлять, что «каждый шаг в реализации программы ведет к ослаблению сил реакции», — это значило обманывать себя и не понимать всей сложности проблемы власти, с которой столкнулось правительство Народного единства. Проблема эта не могла быть решена только одной национализацией. Кроме того Народное единство обещало больше того, что оно могло сделать: могло ли оно осуществить «комплексное выполнение» программы «еще более быстрыми темпами», учитывая существовавшее соотношение сил как в законодательной борьбе, так и в случае возникновения вооруженного конфликта?
В связи с тем что участники Народного единства придерживались различных точек зрения относительно решения проблемы инфляции, совещание его лидеров в Аррайяне не только не сумело найти какого-либо приемлемого пути решения экономической стороны этой проблемы, но даже не смогло до конца продумать вопрос, как объяснить создавшееся положение /187/ народу. Вместо того чтобы показать, что саботаж конгресса лишает правительство возможности разрешить проблему катастрофического роста массы бумажных денег, в документе, принятом на совещании, многословно говорилось о новых кредитных нормах. Вместо того чтобы самим объяснить, что инфляция будет усиливаться, совещание лидеров Народного единства дало в руки оппозиции возможность нажить политический капитал на предсказаниях того, как будет развиваться ситуация.
Но главное, Народное единство, поглощенное усилиями руководить деятельностью правительства в условиях саботажа оппозиции, попытками решать сразу бесконечное количество конкретных проблем, намерением добиться согласия всех входивших в его состав партий, не уделяло должного внимания главной проблеме — борьбе против планов и махинаций врага. Главным потенциальным оружием Народного единства была активная идеологическая борьба, которая могла бы помочь народу Чили и всем народам мира понять, что замышляет империализм и олигархия. Это оружие помогло бы мобилизовать народ на борьбу против фашистского заговора. Народное единство призывало перейти в наступление в сфере реализации его программы — программы национализации, где его способности вести наступление были ограничены соотношением политических и военных сил; тогда как в сфере идеологической борьбы, где оно могло бы атаковать, его стратегия носила оборонительный характер.
Поскольку выборы показали, что Народное единство лишилось поддержки мелких предпринимателей и фермеров, обеспокоенных экспроприацией, лидеры Народного единства заверили в Аррайянском документе эти группы, что им нечего бояться. Документ высказался против незаконных захватов земель и другой собственности. Это были важные заявления, но этого было недостаточно. Средним слоям внушали страх не только экспроприация и незаконные захваты земли, но и обстановка, в которой развивалась революционная борьба. Инфляция и нехватка товаров, насилие в университетах и на улицах, фашистская угроза — все это вызывало среди них замешательство и неустойчивые настроения.
Необходимо было начать идеологическое наступление, чтобы ясно, конкретно и наглядно разъяснить, как идет развитие революционной борьбы, кто является врагом революции и почему, какие планы у врагов и как они их осуществляют, что принесет чилийскому народу приход к власти фашизма и что даст ему социализм. Такое идеологическое наступление не должно было ограничиваться спорадическими, изолированными /188/ речами и статьями. Это должна была быть хорошо спланированная, ведущаяся систематически кампания, в процессе которой Народное единство должно было анализировать и объяснять каждый этап революционного процесса, стремясь дать такую картину сложившегося положения, чтобы народ, в том числе и те, кто входил в оппозицию, мог на основании своего собственного опыта убедиться в ее правдивости.
Народное единство должно было открыто говорить о трудностях, ибо в революционной борьбе они неизбежны, и любая попытка сделать вид, что они не существуют, играет на руку врагам. Народное единство должно было разоблачать действия Фрея и других лидеров христианских демократов, которые сотрудничали с империалистами и фашистами в деле подготовки к свержению законного правительства. Оно не должно было позволять себе реагировать на такие выпады христианских демократов, как «грубияны», когда выступало с такими разоблачениями. Народное единство не должно было позволять своим оппонентам навязывать правила идеологической борьбы и препятствовать его наступлению.
Необходимо было предпринять какие-то решительные действия и в отношении вооруженных сил. Усилия направлялись на то, чтобы успокоить офицеров; не предпринималось никаких попыток для завоевания поддержки рядового состава. Конечно, успокоить офицеров было необходимо, однако ограничиваться только этим было опасно. Такая политика помогала выиграть время, ибо она, безусловно, обеспечивала нейтралитет офицеров — сторонников конституции и даже способствовала завоеванию симпатий некоторых из них. Однако такая политика не вела к ограничению власти офицерского корпуса, среди которых практически не было сторонников революции, были лишь сторонники конституции, симпатизировавшие империалистам, и фашисты.
Это значило, что если бы офицеры-заговорщики завоевали на свою сторону офицеров-конституционалистов или устранили бы их, если бы офицеры различных родов войск объединились для проведения общей политики, тогда бы офицерский корпус превратился в решающую силу. Народное единство не должно было бесконечно полагаться на то, что офицеры не будут участвовать в перевороте. Ему необходимо было лишить офицеров возможности совершить такой переворот. В значительной степени нежелание определяется неспособностью.
Чтобы ограничить власть офицерского корпуса, необходимо было вырвать из-под его влияния рядовой состав путем распространения среди солдат демократических, антифашистских, /189/ антизаговорщических, а затем и революционных, социалистических взглядов.
Осуществление мер, направленных на привлечение рядового состава на свою сторону, — дело трудное и рискованное как в политическом, так и личном плане. Враги Народного единства следили за тем, чтобы не допустить этого, с таким же вниманием, как и за тем, чтобы предотвратить вооружение народа. Вот один пример.
1 марта 1972 года «Меркурио» опубликовала статью под заголовком: «Секретная миссия коммунистической партии — проникновение в вооруженные силы». В статье указывалось: «Коммунистическая партия поручила своим молодым кадрам выполнение амбициозного плана проникновения в вооруженные силы...» По сообщению газеты, документы, найденные у активистов партии, «свидетельствуют о том, что молодые члены партии имеют задание устанавливать контакты с призывниками с целью вести среди них пропаганду». «Меркурио» не рассказала, как были обнаружены эти документы и как она их получила. Однако в течение пяти дней она публиковала статьи на эту тему, заявляя в них, что для коммунистов «ахиллесовой пятой вооруженных сил является система обязательной военной службы, которая охватывает всю территорию страны и все слои населения». Газета детально излагала методы, которые якобы использовались для проникновения в армию. Многие из этих методов, утверждала «Меркурио», конечно, известны разведывательным службам вооруженных сил, и она сообщает о них только для того, чтобы обратить внимание общественного мнения на существующую опасность.
Работа среди рядового состава была, конечно, делом рискованным, ибо могла спровоцировать офицеров на выступление. Тем не менее такие действия предпринять было необходимо. Они были бы более успешными, если бы их стали осуществлять с первого дня прихода к власти правительства Народного единства, когда существовала очень благоприятная обстановка для этого. Однако даже на более позднем этапе такие действия приобретали особую значимость.
Положение Народного единства значительно ухудшилось по сравнению с тем, каким оно было в период совещания в Аррайяне. Растущая с каждым днем инфляция и рост дефицита потребительских товаров свидетельствовали о том, что реализация стратегии правительства, направленной на расширение поддержки со стороны населения путем улучшения его экономического положения, сталкивается с серьезными трудностями. Президент и конгресс зашли в тупик и в обсуждении /190/ вопроса о бюджете, и в решении вопросов конституционных обвинений, национализации, а также конституционного вопроса относительно того, требуется простое или квалифицированное большинство, чтобы аннулировать вето президента на предложенную христианскими демократами поправку к конституции, касавшуюся национализации. Тупик был на руку оппозиции, так как он лишал правительство возможности эффективно осуществлять свою программу и управлять страной.
В апреле левая радикальная партия (ЛРП) вышла из Народного единства вместе с двумя министрами, семью депутатами и пятью сенаторами, выдвинув в качестве причины вето президента на конституционную поправку по поводу национализации и неспособность правительства положить конец «самозахватам» земель. Это случилось в том же месяце, когда «Комитет 40-ка» одобрил решение о выделении 50 тысяч долларов на проведение мероприятий по расколу коалиции Народного единства.
И Народное единство, и оппозиция начали проводить большие демонстрации. 24 марта КУТ организовал массовый митинг; 12 апреля оппозиция провела «марш в защиту демократии»; 18 апреля Народное единство организовало «марш в защиту отечества». Газеты спорили, кто собирал больше людей — Народное единство или оппозиция. Однако, подобно конституционной борьбе между президентом и конгрессом, демонстрации закончились вничью: они показали, что обе стороны пользуются массовой поддержкой.
В марте произошло событие, которое могло бы помочь правительству перейти в наступление в идеологической борьбе: Джэк Андерсон опубликовал документы ИТТ, которые свидетельствовали о том, что империалистические круги США вступили в заговор с ведущими чилийскими деятелями с целью помешать Альенде занять свой пост. Среди указанных деятелей назывался Фрей. Народное единство могло бы использовать эти документы для проведения систематического наступления против иностранного вмешательства, учитывая, что этот вопрос объединяет, а не разъединяет большинство чилийцев. Оно также могло указать на связь заговора, готовившегося накануне вступления президента в должность — о чем теперь имелись неопровержимые доказательства, — с продолжавшимися попытками создать условия для свержения правительства.
Правительство опубликовало сборник из указанных документов, а левые газеты напечатали целую серию статей о них. Однако большинство ведущих деятелей Народного единства /191/ проявляли робость и не решались перейти в атаку, не решались использовать документы с целью показать, что же происходит на самом деле, и не голословно осудить зловещий заговор, а назвать заговорщиков поименно и сообщить детали его подготовки, чтобы народ сам смог во всем разобраться. Оппозиция поняла, какой ущерб ей может причинить опубликование документов ИТТ, и быстро приняла необходимые меры.
Опередив правительство, «Меркурио» спешно сама обнародовала эти документы, чтобы ослабить их воздействие на чилийцев. Газета, крича о своем патриотизме, с негодованием осудила иностранное вмешательство, затем категорически заявила, что документы свидетельствуют о непричастности Фрея к заговору — наоборот, он противодействовал осуществлению такого заговора. Двадцать сенаторов от христианско-демократической партии выступили с заявлением, осуждавшим как вмешательство ИТТ, так и попытки «опорочить» Фрея, который в действительности «все делал противоположное» тому, чего от него хотели иностранцы.
Фрей выступил с речью, в которой заявил, что его патриотизм и честность не подлежат обсуждению, и обвинил правительство в распространении ненависти и насилия, в катастрофическом провале политики проведения земельной реформы и национализации медной промышленности. «Секретные документы ИТТ», опубликованные правительством, стали бестселлером. Однако вскоре оппозиция сумела переключить внимание общественности с вопроса об иностранном вмешательстве на те проблемы, обсуждение которых было ей более выгодно: инфляцию, нехватку товаров, незаконные захваты земли, приписываемые правительству нарушения законов и, наконец, право народа проводить демонстрации в знак протеста против указанных вещей.
Пиночет начал в это время разработку конкретных военных планов подготовки переворота. «13 апреля 1972 года, — сообщил он спустя шесть месяцев после переворота репортерам журнала “Эрсилья”, — в Генеральном штабе были проанализированы возможности осуществления переворота»[212]. А согласно данным, опубликованным в «Меркурио»,
«Пиночет в апреле 1972 года приказал подготовить план проведения контрразведывательных мероприятий против подрывной деятельности, а с июня армия начала приводить планы обеспечения национальной безопасности в соответствие с обстановкой и осуществлять исследования, направленные на постепенную конфронтацию с правительством. Все эти материалы могли быть полезны для предстоящих действий»[213]. /192/
Бездеятельность правительства, руки которого были связаны действиями конгресса, вызвала разочарование у многих крестьян, рабочих и других представителей левых сил. В результате МИР, которое проповедовало проведение радикальных мероприятий, сумело расширить свое влияние. Созданное МИР «Революционное крестьянское движение» было самой агрессивной из всех крестьянских организаций. «Движение революционных рабочих» установило контроль над районами городских трущоб, а третья организация МИР — «Фронт революционных рабочих» — стала увеличивать количество своих сторонников среди представителей рабочего класса.
МИР руководило захватом земель, жилых домов и предприятий. В Мелипилье члены «Революционного крестьянского движения» напали на принадлежавшее окружным властям здание и захватили судью, который намеревался отдать распоряжение о возврате захваченных земель. Правительство вынуждено было вмешаться, чтобы освободить его. Однако, несмотря на всю эту бурную деятельность МИР, число его сторонников составляло незначительный процент среди левых сил.
Насколько напряженными были отношения в лагере левых сил, свидетельствовало событие, происшедшее 12 мая в Консепсьоне. Христианско-демократическая партия получила разрешение на проведение там демонстрации. МИР, местные организации социалистической, радикальной, левохристианской партий, партии МАПУ, а также местные профсоюзные, крестьянские, студенческие организации и организация жителей трущоб совместно приняли решение помешать христианским демократам провести это мероприятие. Когда началась драка, губернатор провинции — коммунист — приказал полиции разогнать ее участников. В результате один студент был убит, более 50 человек ранено, а центру города был причинен большой ущерб.
Генеральный секретарь Коммунистической партии Луис Корвалан осудил действия МИР и других объединившихся с ним групп, заявив, что «среди партий Народного единства это событие вызвало серьезные расхождения». Следовало не мешать маршу христианских демократов, сказал Корвалан, а организовать еще более мощный марш сторонников Народного единства. Революционные действия — это не сражения на улицах и не незаконные захваты собственности, а объединение сил в поддержку правительства. Национальные руководства социалистической, радикальной, левохристианской партий и партии МАПУ опубликовали заявления, осуждавшие действия своих местных организаций в Консепсьоне. /193/
Конференция в Ло Курро, в отличие от совещания в Аррайяне, проведенного за четыре месяца до этого, приняла ряд важных решений, касавшихся изменений в политике Народного единства в области экономики и национализации. Для осуществления этих изменений конференция назначила новых министров экономики и финансов. Ухудшение положения правительства способствовало достижению соглашения между партиями Народного единства об указанных изменениях. Очевидно, не только то, что следует предпринять какие-то меры в области экономики, но и ослабление политических позиций Народного единства придало дополнительный вес доводам в пользу необходимости избегать всяких действий, ведущих к появлению новых врагов.
Достигнутое соглашение было важным, но лишь первым шагом. Новую политику приходилось теперь проводить в чрезвычайно трудных условиях. Разногласия и напряженные отношения, от которых страдало Народное единство, несмотря на соглашение, достигнутое в Ло Курро, неизбежно должно было проявиться в повседневной деятельности. Эту политику приходилось осуществлять, как и во всех битвах, преодолевая сопротивление врага, который предпринимал контрдействия, чтобы помешать ее осуществлению.
Народное единство вступало в период, когда было поставлено на карту само его существование. /194/
Примечания
