После победы Народного единства на выборах соотношение сил сложилось таким образом, что оно получило только президентский пост, не имея всей полноты власти. Большинство народа, включая многих голосовавших против Альенде, считало, что он должен приступить к исполнению своих обязанностей, как набравший наибольшее число голосов избирателей; среди офицеров вооруженных сил было немало конституционалистов, в том числе и занимавших высокие посты, которые, не питая симпатий к Народному единству или социализму, рассуждали точно так же.
Поэтому Альенде имел веские основания угрожать гражданской войной в случае каких-либо попыток не допустить его занять пост президента. Противозаконные действия противной стороны объединили бы левых и центр против подобных намерений. И наоборот, неправомочные действия Народного единства, а тем более попытка захвата всей полноты государственной власти объединили бы правых и центр; при поддержке 36% населения и почти полном отсутствии в армии революционно настроенных офицеров Народное единство не имело достаточно сил, чтобы сражаться с подобным противником.
Коренная проблема, стоявшая перед Народным единством, заключалась в том, чтобы в ходе борьбы изменить соотношение сил в свою пользу, то есть укрепить свои позиции настолько, чтобы противник не смог совершить переворот, чтобы, наоборот, Народное единство получило возможность завоевать всю полноту власти, ликвидировать буржуазное государство и довести до конца процесс преобразований.
Но поскольку Народному единству не удалось даже на отдельных этапах привлечь большинство народа на свою сторону и добиться благоприятного соотношения сил, его стратегия — действовать в рамках закона и не позволить спровоцировать вооруженную борьбу — была правильной. Одно дело — отбросить буржуазный закон, когда народ в достаточной степени проникнут революционным духом, и потребовать /245/ отказа от старого правопорядка, и совсем другое дело — пойти на это, когда подобный шаг породил бы дополнительных врагов, которых нельзя себе позволить в сложившейся ситуации.
Неблагоприятным соотношением сил объясняются и другие аспекты стратегии Народного единства, например невозможность вооружить народ и определить отношение к различным органам народной власти, которые стихийно возникали в стране. Некоторые критики правительства Альенде разглагольствуют так, словно единственное, что надо было сделать для вооружения народа, — это подогнать несколько грузовиков и раздать на улице оружие, подобно стаканчикам с мороженым с тележки мороженщицы. Взятие правительственной власти через победу на выборах не создает автоматически условия для вооружения народа. Чтобы вооружить народ, требуется наличие соответствующих условий и сила на случай необходимости взять под контроль последствия такой акции. В течение всего периода пребывания правительства Народного единства у власти любая серьезная попытка вооружить народ немедленно привела бы к тому, что вооруженные силы выступили бы против правительства.
Движение за народную власть в Чили имело смешанный характер: с одной стороны, «промышленные кордоны» и общинные комиссии способствовали функционированию экономики в период забастовок, они осуществляли потенциально важные меры для защиты от путча; с другой стороны, многие их руководители и сторонники, хотя их речи были сверхрадикальными, ориентировались в своей практической деятельности на завоевание части местной власти или на решение повседневных проблем. Некоторые из них считали, что народная власть должна функционировать независимо от центрального правительства, не считаясь с его политикой и проблемами, и нередко «промышленные кордоны» и общинные комиссии действовали во вред правительству, поскольку способствовали созданию в стране желанной для путчистов атмосферы.
Многие сторонники Народного единства попросту не понимали проблему революции во всей ее совокупности. Некоторые считали, что быстрое продвижение вперед — национализация не только монополий, но и мелких предприятий или скорейшее проведение радикальной на первый взгляд образовательной реформы — более «революционно», неизменно лучше, независимо от политических обстоятельств, нежели медленное и осмотрительное движение вперед. Ученые мужи писали статьи о земельной реформе, отмечая очевидное всем — ее /246/ многочисленные недостатки; однако мало кто из них вникал в существо проблемы: как создать такие политические условия, которые позволили бы осуществить более радикальную реформу.
«Вперед без компромиссов!» — провозглашали некоторые. А если для этого недостаточно сил? Каждый раз, когда Альенде упоминал о необходимости диалога с христианскими демократами, некоторые автоматически начинали кричать об ошибочной политике и даже как о шаге к предательству. Что же делать, если позиция слаба, а диалог открывает путь к ее укреплению без предательства?
Один молодой профессор проводил социологическое исследование на заводе, где рабочие были настроены по-боевому, и сделал такой вывод: «Рабочие готовы. Чего ждет Альенде? Почему он не разгоняет конгресс?» Но если одна группа рабочих уже готова, то это отнюдь не означает, что готовы и все остальные.
Перед Альенде, который вел за собой не одну партию, а коалицию партий (сначала их было шесть, потом больше), стояла трудная задача. Ему приходилось руководить в обстановке постоянных и противоречивых требований различных партий и даже фракций внутри партий Народного единства. На протяжении последних двух лет он должен был действовать в условиях явного ослабления позиций Народного единства, что создавало еще большие трудности. С неистощимым терпением, преодолевая отсутствие единства и дисциплины, твердо придерживаясь своей реалистической тактики, не боясь быть гибким наперекор доктринерской критике, делая необычное, Альенде руководил обороной с непревзойденным тактическим искусством. Имея за плечами опыт нескольких десятилетий борьбы в парламенте Чили, он знал, как использовать его, учитывая необходимость маневрирования. Независимо от того, сколь часты или продолжительны, сколь трудны или опасны были кризисы — будь то вынесение конституционных обвинений против министров, забастовки владельцев грузовиков, бунт Супера или надвигавшийся финальный переворот, он всегда хладнокровно искал выход из положения. Он оставался спокойным и храбрым до конца.
Общеизвестно, однако, что нельзя победить в битвах или революциях, постоянно находясь в обороне. Закономерно прибегать к обороне, чтобы выиграть время или удержать позиции в одном месте, атакуя в другом. Но все время находиться в обороне — значит отдать инициативу в руки противника, предоставить ему возможность решать, когда, где и как вести сражение. В значительной степени именно это и произошло в /247/ Чили. А противник, который с самого начала был сильнее, ждал своего часа, готовился, изучал различные варианты наступления и только потом нанес удар.
Весьма важно было реалистически оценивать соотношение сил и не провоцировать без необходимости таких могущественных противников, как вооруженные силы Чили или американский империализм. Но это не одно и то же: иметь дело с таким противником, который, как бы его ни провоцировали, не будет атаковать, и с противником, который, что бы вы ни предпринимали, если только не капитулировали, рано или поздно обязательно пойдет в наступление.
Как ни парадоксально, слабость правительства Народного единства должна была сделать его не только осторожным, но и разумно смелым. Оно начало свою деятельность, будучи слабее противника, и, не изменив подобного соотношения сил, рано или поздно пало бы. Несмотря на трудности, ему надо было во что бы то ни стало найти пути к укреплению своих позиций, стать сильнее. Чтобы добиться этого, ему следовало идти на риск. Народное единство должно было руководствоваться известным изречением французского революционера Дантона, которого цитировали и Маркс и Ленин: «Смелость, смелость и еще раз смелость».
У Народного единства не было всеобъемлющей, единой стратегии, нацеленной на достижение превосходства в силах, предотвращение переворота, завоевание всей полноты государственной власти. Оно располагало неким набором отдельных полускоординированных стратегий, направленных на завоевание лишь части власти, а не на завоевание всей полноты государственной власти, от которой зависело все остальное. Оно имело программу завоевания дополнительной экономической власти путем национализации монополий и ликвидации больших земельных владений; оно надеялось путем ограничения экономической власти буржуазии ослабить ее политическую власть.
Верно, Народное единство стремилось завоевать на свою сторону большинство народа, полагая, что такое большинство поможет ему осуществить многое: обеспечит дополнительную поддержку в проведении его программы, позволит провести плебисцит и учредить Народную ассамблею, а также ослабит вероятность путча. Но кроме того, Народное единство не имело — видимо, это было неизбежно при недостаточном развитии революционного процесса в стране — четкого представления о том, каким образом завоевание на свою сторону большинства народа приведет к взятию всей полноты государственной власти, оно не располагало к тому же четкой стратегией /248/ привлечения на свою сторону большинства народа. Оно не имело достаточно четкой концепции и о необходимости идеологической борьбы, о ее методах и целях.
Многие лидеры Народного единства, видимо, считали, что реализация его программы и те блага, которые это принесет людям, сами по себе позволят привлечь большинство народа на их сторону. Во многом они были правы, делая упор на программу и ее воздействие: ведь люди судят по делам и результатам, а не по речам. Но, принимая во внимание возможность саботажа со стороны врагов Народного единства и трудности, неизбежно сопровождающие осуществление революционных преобразований, нельзя было уповать на то, что все будет всегда идти гладко и что результаты деятельности правительства Народного единства будут говорить сами за себя. Лидерам Народного единства следовало разъяснять народу смысл революционной борьбы и делать это ясным и конкретным языком повседневно и систематически, при каждом повороте событий объяснять, кто враги революции, чего они добиваются, почему возникают проблемы и трудности и какие опасности ждут впереди.
Народное единство не игнорировало проблему империализма. Альенде разъяснял, что за саботажем стоят «иностранные эксперты». Однако он избегал упоминать всуе правящие круги США и разоблачать их подрывную деятельность. Народное единство воспользовалось неожиданной удачей в связи с публикацией обличающих ИТТ материалов и вело пропагандистское наступление в течение нескольких недель; однако оппозиционной прессе удалось переключить внимание на другие проблемы. Народное единство никогда не вело систематической антиимпериалистической кампании, которая объясняла бы, скажем, не только прошлые грязные дела ИТТ, но и общую стратегию правящих кругов США, их роль в каждом конкретном событии и их намерения в будущем.
Чего добилось Народное единство, избегая открытой и смелой критики? Разве империализм США стал лучше от того, что не получал отпора? Проблема антиимпериализма была одной из проблем, которую правительство Народного единства могло использовать с наибольшей выгодой для себя: не вызывало сомнений, что правящие круги США домогались его свержения. И Народному единству следовало использовать это, добиваясь поддержки в самих Соединенных Штатах и других странах, но прежде всего привлечения новых масс чилийцев на свою сторону.
Народное единство избегало также критиковать Фрея и других христианско-демократических лидеров, следовавших /249/ его курсом. Какую выгоду получило Народное единство, не критикуя Фрея и его приспешников, разрешая им свободно нападать на правительство и тем самым создавать благоприятную обстановку для переворота?
Народное единство старалось отколоть рядовых христианских демократов от их лидеров, но главная цель должна была состоять в том, чтобы привлечь их на свою сторону, а не просто получить их поддержку и согласие их партии на проведение конкретных акций, таких, например, как национализация меднорудной промышленности. Верно, Народное единство получило согласие христианско-демократической партии на национализацию этой отрасли. Но какую роль это сыграло в основной борьбе? Даже памятуя о необходимости вести переговоры с христианско-демократическими лидерами, не следовало воздерживаться от критики в их адрес: они выступали с нападками на Народное единство, а последнее было вынуждено из-за слабости своих позиций идти на переговоры. Однако лучший способ принудить христианско-демократических лидеров пойти на переговоры и получить их согласие — не джентльменское к ним отношение, а создание угрозы потери ими своих сторонников, если они ответят отказом.
Народное единство практически ни разу не раскрыло перед народом всю панораму революционной борьбы. Когда его лидеры столкнулись в рабочей среде с «экономизмом» — этой близорукой политикой, нацеленной на немедленное удовлетворение требований в ущерб борьбе за главные цели, они, казалось, не были способны на большее, чем увещевать рабочих вести себя прилично, не могли объяснить им, почему в их интересах пойти на жертвы сейчас ради будущего, которое создала бы успешно завершившаяся революция. Хотя лидеры Народного единства часто употребляли слово «фашизм», они так и не сумели убедительно объяснить, сколь близка эта опасность и что конкретно несет фашизм большинству чилийцев.
Стратегия Народного единства в отношении вооруженных сил также носила оборонительный характер. Безусловно, Народное единство поступало правильно, проявляя осторожность по отношению к офицерам, стараясь не провоцировать их, удовлетворяя их требования об увеличении жалованья и вовлекая их в решение экономических задач; правильными были и меры по укреплению позиций конституционалистов. Но подобная политика не сочеталась самым тесным образом с решением важнейшей проблемы — ослабить и в конечном итоге ликвидировать власть офицерской касты. Эта каста /250/ оказалась вне влияния. Подобная политика привела к тому, что судьба правительства оказалась в зависимости от силы и преданности закону офицеров-конституционалистов. Учитывая классовое происхождение, подготовку и взгляды офицерской касты, а также неизбежную деформацию конституционализма под влиянием революционной борьбы, до каких пор можно было уповать на то, что офицеры-путчисты не смогут перетянуть на свою сторону достаточное количество своих колеблющихся коллег-конституционалистов, чтобы собрать вокруг себя основную массу офицерского корпуса? Революция предполагает борьбу за влияние на вооруженные силы. Правительство Народного единства вело такую борьбу на чрезвычайно узком фронте, стремясь заручиться поддержкой только офицеров-конституционалистов; но оно не предприняло решительных усилий для привлечения на свою сторону солдат.
Разумеется, привлечение на свою сторону солдат было делом деликатным и рискованным. Вряд ли какие-либо другие действия могли вызвать такую бурную реакцию со стороны офицеров-путчистов и многих других офицеров, как попытка ослабить их контроль над солдатами. Осуществленные неумело, они породили бы серьезные трудности в отношениях с определенной частью средних классов. Альенде и Народному единству пришлось бы действовать весьма тонко, учитывая временной фактор, выбирая выгодную проблему и пользуясь благоприятными возможностями. А такие проблемы были: это предотвращение переворота и прихода к власти фашизма, демократизация вооруженных сил. Были и благоприятные возможности: когда раскрывались заговоры путчистов, когда публиковались материалы о подрывной деятельности ИТТ, когда Финч и Клейн объявили, что жить правительству Народного единства остается недолго.
Энгельс писал, что «в революции, как и на войне, в высшей степени необходимо в решающий момент все поставить на карту, каковы бы ни были шансы»[259]. Подобная логика применима и при подходе к решению коренных проблем. Ради такой решающей проблемы, как привлечение на свою сторону солдат, Народному единству стоило рискнуть. Бездействие из боязни риска позволило офицерскому корпусу превратиться в арбитра борьбы; причем риска на самом деле не избегали, его попросту отодвигали, способствуя его нарастанию.
Идеологическая борьба и борьба за армию взаимосвязаны. Если бы Народному единству удалось привлечь на свою сторону как можно большую часть народа и воспитать в своих сторонниках революционную сознательность и страстность, /251/ задача по привлечению солдат оказалась бы намного легче. Безусловно, политическая борьба эхом отдавалась бы в казармах, и бурное революционное брожение среди народа сказалось бы на солдатах намного сильнее.
Другим важнейшим элементом борьбы в Чили была экономика. Не случайно Народное единство собрало больше голосов в первый год, когда положение в экономике улучшилось, а потом потеряло часть этих голосов, когда обострилась инфляция и распространилась нехватка товаров. Инфляция и нехватка лишили Народное единство потенциальной поддержки и способствовали переходу колеблющихся оппозиционных элементов на сторону врагов правительства. Инфляция и нехватка ослабили позиции Народного единства в вооруженных силах. Хотя главные причины экономических трудностей находились вне контроля Народного единства, но и здесь были допущены ошибки как в сфере руководства экономикой, так и в том, как объяснялись экономические трудности народу.
При огромной зависимости от нестабильного экспорта, большом иностранном долге, глубоко укоренившейся инфляции в сочетании с высоким уровнем безработицы и низкими темпами роста производства унаследованная Народным единством экономика была чрезвычайно слаба и легко уязвима. К тому же приходилось руководить такой экономикой, имея меньшинство в конгрессе и преодолевая грубое сопротивление оппозиции и саботаж. Тем не менее Народное единство могло бы достичь большего, чем ему удалось, особенно в первый год, то есть до резкого обострения инфляции, что сделало контроль над экономикой еще более затруднительным.
Недостаточная революционная решительность самого правительства повлияла и на его экономические акции: оно не воспользовалось, например, преимуществом своего высокого престижа и морального духа народа в первые месяцы пребывания у власти, чтобы развернуть революционную кампанию против тех, кто уклонялся от уплаты налогов. Именно те деятели Народного единства, которые считали финансовые вопросы не заслуживающими особого внимания, фактически помешали быстро и решительно изменить финансовую политику, когда опасность обострения инфляции стала очевидной. Правительство делало все возможное, что было в его силах, для решения проблемы платежного баланса, но и здесь оно проявляло медлительность при введении контроля за двумя-тремя категориями ассигнований. Даже заранее зная, что его ждет растущий дефицит, правительство выжидало год, чтобы /252/ затем приостановить выплату по иностранному долгу, и два с половиной года, чтобы полностью прекратить ассигнования на туристские поездки за границу.
Правительство было обязано найти способ заставить конгресс или отказаться от саботажа в области экономики, или нести ответственность за его последствия. И здесь проявилась слабость Народного единства в ведении идеологической борьбы. Оно спорадически привлекало внимание к неспособности конгресса обеспечить экономику соответствующим финансированием, но не вело систематической кампании по разъяснению стратегии врага, преднамеренно провоцировавшего инфляцию, не рассказывало народу, какие пагубные последствия грозят экономике, если не сорвать стратегический план противника.
Фактически правительство уклонилось от широкого обсуждения экономических проблем, словно надеясь, что ему удастся каким-то образом уладить положение дел. Это позволяло оппозиционерам предсказывать будущие трудности и затем в качестве свидетелей наблюдать, как предсказания подтверждаются; в результате правительство превращалось в виновника всех экономических тягот. Правительству следовало избрать другой курс — с верой в народ говорить ему откровенно о предстоящих тяготах и пытаться извлечь политические выгоды из самих трудностей, подчеркивая величие и самоотверженность народа в борьбе с ними.
Не смогло Народное единство добиться и того, чтобы все входящие в него партии и организации руководствовались единой, четкой концепцией относительно проблем, наиболее выгодных для исхода битвы. Вот те проблемы, вокруг которых могли объединиться массы чилийцев: борьба против империализма, национализация монополий, экономический саботаж оппозиции, угроза переворота и фашизма. Некоторые партии и организации Народного единства, не понимая, что любая революция представляет собой процесс, требующий прежде всего решения действительно первоочередных задач, втягивали его без нужды в дискуссии по чрезвычайно острым и чреватым расколом проблемам; пример этого — проект о единой национальной школе, ставший для врага отличным полем битвы.
Наконец, Народное единство допустило сугубо политические ошибки. Одна из наиболее серьезных — отказ распустить конгресс и провести плебисцит в первые месяцы после прихода Народного единства к власти, когда был высок его престиж. Это было не следствием простой ошибки во взглядах, а отражением совокупности многих причин: трудностей в достижении /253/ согласованности внутри коалиции при принятии смелых и решительных действий, общей неспособности использовать переходные возможности, чрезмерного оптимизма в отношении будущего экономики.
Альенде хорошо понимал ошибки правительства Народного единства. Он суммировал их 18 января 1973 года в беседе с рабочими текстильной фабрики «Сумар»:
— «Не начали переговоры об иностранном долге Чили немедленно после занятия мною поста президента...»
— «Не разъяснили своевременно характер империалистической реакции на суверенное право Чили национализировать крупные предприятия меднорудной промышленности».
— «Не сознавали, что чилийский процесс намного сложнее тех революционных процессов, которые завершались взятием власти после конфронтации и вооруженной борьбы».
— «Не сделали критический анализ состояния экономики, унаследованной народным правительством в 1970 году».
— «Не внесли безотлагательно законопроект о роспуске конгресса... и если бы он был отвергнут, следовало провести плебисцит, который завершился бы победой Народного единства».
— «Не разъясняли достаточно широко, что наша революция — это не процесс получения каких-то преимуществ теми, кто в ней участвует, но и не процесс, отталкивающий слои населения, не стоящие на стороне Народного единства».
— «Не объяснили достаточно ясно чилийскому народу и рабочим необходимость идти на определенные жертвы»[260].
Отмечая слабости стратегии Народного единства, нельзя сказать, что МИР или любая другая партия, критиковавшие народную коалицию, имели якобы лучше разработанную стратегию. Ничего подобного. МИР и его союзники, возможно, бывали иногда правы в критике каких-то конкретных действий правительства. Но их критика не предлагала альтернативной стратегии, которая хотя бы приблизительно соответствовала стратегии Народного единства в оценке возможностей и задач, стоявших перед избранным социалистическим правительством; их стратегия была несостоятельна как в отношении реализма и гибкости, так и в отношении понимания необходимости единства и поддержки масс.
Левацкие подстрекательства к незаконному захвату ферм, блокированию дорог и занятию государственных учреждений в целях навязывания своих требований способствовали росту враждебности средних классов к Народному единству и не оставляли надежд на решение любой коренной задачи революционной борьбы. Подобные действия подчас защищали, /254/ аргументируя тем, что они якобы содействуют мобилизации народа и воспитанию революционного сознания. Фактически такие акции мобилизовывали лишь незначительную часть населения. Подлинная революционная сознательность не в том, чтобы предъявлять требования без учета их уместности и своевременности; она предполагает понимание задач революции и чувство дисциплины.
Попытка леваков создать некую альтернативу Народному единству в разгар тяжелейшей революционной схватки была глубоко ошибочным тактическим маневром. Не приводя других доводов о нецелесообразности выдвижения подобной альтернативы, но учитывая лишь обстоятельства, численность и влияние левых партий, у них попросту не было никаких шансов на успех. Такая попытка принесла только вред.
Один из главных старых уроков чилийской борьбы — необходимость единства. Народное единство страдало от многообразия лидерства и разнообразия рождавшихся стратегий. Это — следствие неоднородности рабочего класса и народных партий. Слабость стратегии Народного единства способствовала разобщению, а не единению; различные группы ощущали этот недостаток, видели ослабление позиций Народного единства и искали пути улучшения его стратегии. Увы, легче узреть слабости чьей-то стратегии, нежели предложить лучшую.
И все же есть другая сторона медали. Создание коалиции Народного единства — огромное достижение чилийского рабочего движения. Партии Народного единства старались работать рука об руку, и в основном им это удалось. Они трудились в тяжелейших условиях борьбы не на жизнь, а на смерть.
Что бы произошло, если бы Народное единство имело более решительную стратегию и не совершало ошибок? На это ответить я не в состоянии. Любые действия имеют последствия, которые или расходятся, как круги на воде, или аккумулируются; поэтому трудно сказать, что произошло бы, если бы Народное единство более активно вело идеологическую борьбу, если бы заблаговременно и решительно направило усилия на привлечение на свою сторону солдат. С определенностью можно сказать только одно: в любом случае правящий класс не оставил бы власть добровольно.
Была ли борьба в Чили заранее обречена, стоило ли вообще ее начинать? На такой вопрос не следует отвечать с оглядкой на прошлое, способной создать иллюзию всезнайства. Кто бы ни вступал в борьбу, включая революционную борьбу, всегда рискует потерпеть поражение. Чилийская революция не первая революция, которая терпит поражение. /255/ Говоря о Парижской Коммуне, Маркс подчеркивал: «Творить мировую историю было бы, конечно, очень удобно, если бы борьба предпринималась только под условием непогрешимо-благоприятных шансов»[261].
***
Война, говорил Клаузевиц, есть продолжение политики другими средствами. Организованные империалистами перевороты, подобные переворотам в Чили, Таиланде, Уругвае, Бразилии, Индонезии и многих других странах, — продолжение обычного, повседневного вмешательства.
Какие только не предпринимаются меры в Соединенных Штатах Америки, чтобы народ ничего не знал об империалистическом вмешательстве, особенно об участии империалистов в переворотах. Например, как до переворота в Чили, так и после него вмешательство США упорно отрицалось:
— Эдвард М. Корри, посол США в Чили с октября 1967 года по октябрь 1971 года: «Соединенные Штаты на протяжении четырех лет моего пребывания послом никогда не пытались оказать давление, подкупить или повлиять хотя бы на одного депутата чилийского конгресса»[262].
— Чарльз А. Мейер, бывший помощник государственного секретаря по межамериканским делам: «Мы не покупали голоса, мы не финансировали кандидатов, мы не способствовали перевороту»[263].
— Джек Кубиш, помощник государственного секретаря по межамериканским делам: «Неверно утверждать, что правительство США прямо или косвенно ответственно за свержение режима Альенде»[264].
— Генри Киссинджер: «ЦРУ, насколько мне известно, никак не было причастно к свершившемуся перевороту, и я упоминаю об этом лишь на тот случай, если в этой организации окажется какой-нибудь сумасброд, который, не имея на то инструкции, с кем-то болтал на эту тему»[265].
— Из передовой статьи «Нью-Йорк таймс»: «В свете раскрытых в прошлом году планов ЦРУ и ИТТ помешать избранию Альенде в 1970 году или свергнуть его правительство отрицание Вашингтоном причастности к перевороту было встречено во всем мире со скептицизмом... Однако ничто, ставшее известным, не указывает на то, что администрация Никсона серьезно рассматривала странные предложения ЦРУ и ИТТ; свидетельств причастности США к перевороту нет»[266].
— Поль Е. Зигмунд, руководитель научных исследований выпускников Принстонского университета, в статье, опубликованной /256/ в журнале «Форин афферс», писал: «Представляется, что в материалах и слушаниях по делу ИТТ нет существенных доказательств о попытках правительства, частных компаний или банков создать экономический кризис с целью не допустить прихода Альенде к власти в 1970 году... Термин “невидимая блокада” представляется своеобразным преувеличением применительно к политике правительства США во второй половине 1971 года. Кредиты на постройку нефтепровода и помощь займами со стороны объединенных заимодавцев не урезались; были “отсрочены” лишь новые проекты»[267].
Затем стали просачиваться отдельные сведения о подлинных фактах:
— «Нью-Йорк таймс», 8 сентября 1974 года: «Директор ЦРУ сообщил конгрессу, что администрация Никсона выделила управлению более 8 миллионов долларов для тайной деятельности в Чили в 1970-1973 годах, чтобы сделать невозможным... руководство страной Сальвадором Альенде. Цель... “дестабилизировать” марксистское правительство... Показания г-на Колби указывают на то, что высокопоставленные чиновники госдепартамента и Белого дома неоднократно и намеренно вводили в заблуждение общественность и конгресс о масштабах вмешательства Соединенных Штатов во внутренние дела Чили...»
— «Нью-Йорк таймс», 15 сентября 1974 года: «Государственный секретарь Киссинджер, как сообщили сегодня хорошо информированные источники, лично руководил осуществлением плана администрации Никсона, направленного на сокращение экономической помощи и кредитов Чили после избрания Сальвадора Альенде... С приходом д-ра Альенде к власти г-н Киссинджер... возглавил серию еженедельных межведомственных совещаний, на которых правительственные чиновники разрабатывали политику экономических санкций... против Чили... Те же источники подчеркнули, что экономические меры Киссинджера против правительства Альенде отличались от его причастности к секретным операциям ЦРУ, хотя именно он тайно руководил выполнением обоих планов... На протяжении последующих двух лет чилийскому правительству отказывали в предоставлении десятков займов Международным банком — этим межнациональным агентством по займам, чья деятельность фактически полностью контролируется Соединенными Штатами, — и Экспортно-импортным банком — агентством правительства США. Кроме того, сумма краткосрочных кредитов, предоставленных Чили частными банками, упала с 220 миллионов долларов в 1971 году до менее 40 миллионов долларов в 1972 году». /257/
— Президент Форд, пресс-конференция 16 сентября 1974 года:
Вопрос. Г-н президент, недавнее слушание в конгрессе подтвердило, что ЦРУ по указанию комитета, возглавлявшегося д-ром Киссинджером, пыталось дестабилизировать правительство Чили при бывшем президенте Альенде. Предусматривает ли ваша политика попытки дестабилизировать правительства других демократических стран?
Ответ. Наше правительство, подобно другим, действительно предпринимает определенные акции в области разведывательной деятельности с целью содействовать осуществлению внешней политики и обеспечить национальную безопасность... Усилия, которые были предприняты в случае с Чили, заключались в том, чтобы помочь сохранению оппозиционных газет, радиоэлектронных средств и оппозиционных политических партий[268].
— «Нью-Йорк таймс», 20 сентября 1974 года: «Из источников разведслужбы сегодня стало известно, что подавляющая часть более 8 миллионов долларов, выделенных на тайную деятельность ЦРУ в Чили, была использована в 1972 и 1973 годах на пособия забастовщикам и другие меры, направленные против правительства Альенде... Среди тех, кто особенно щедро субсидировался... были организаторы общенациональной забастовки владельцев грузовиков в 1972 году... Прямые субсидии... выделялись также забастовщикам из среднего класса — лавочникам, владельцам такси и другим, которые нарушали жизнь столицы — Сантьяго — летом {В Сантьяго тогда была зима.} 1973 года, незадолго до свержения Сальвадора Альенде в результате военного переворота. В самый разгар забастовок 1973 года в них участвовали более 250 тысяч владельцев грузовиков, лавочников и представителей свободных профессий, объединившихся в некое движение средних классов, которое, как считают многие аналитики, сделало неизбежным насильственный переворот».
Сенатская комиссия по вопросам деятельности разведывательных служб опубликовала множество других фактов, часть из которых упоминалась ранее:[269]
— 15 сентября 1970 года «президент Никсон дал указание ЦРУ принять непосредственное участие в организации военного государственного переворота, чтобы предотвратить занятие Сальвадором Альенде поста президента». (Посол Корри был персонально проинструктирован, что делать для подстрекательства чилийских военных к перевороту.)[270] /258/
— После вступления Альенде на пост президента: «Короче говоря, политика США имела целью оказать максимальное давление на правительство Альенде, чтобы не допустить его консолидации... Другие правительства также поощрялись проводить аналогичную политику...»
— «Политика экономического давления, сформулированная в меморандуме № 93 Решений по национальной безопасности в ноябре 1970 года, должна была реализовываться различными способами. Всякую новую помощь на двусторонней основе следовало приостановить, хотя ассигнования по ранее предоставленным займам могли продолжаться. Соединенные Штаты будут использовать свое доминирующее положение в международных финансовых учреждениях, чтобы приостановить выдачу ими новых кредитов и оказание другой финансовой помощи, сократив до минимума финансовую поддержку или гарантии американским частным инвестициям в Чили, причем бизнесменов США поставят в известность об озабоченности правительства и о его политике ограничений».
— «“Комитет 40-ка” выделил около 4 миллионов долларов оппозиционным политическим партиям в Чили. Большая часть этих денег досталась христианско-демократической партии, но значительная сумма предназначалась и для национальной партии».
— ЦРУ израсходовало 1,5 миллиона долларов на поддержку газеты «Меркурио»; ее «пропагандистский сектор» издавал журналы, книги, специальные исследования, готовил материалы для публикации в других газетах, для передач на радиостанциях и телевидении; газета поддерживала деньгами одну оппозиционную исследовательскую организацию.
— ЦРУ через третьи лица передавало периодически («Патриа и либертад») небольшие суммы для организации демонстраций и конкретной пропагандистской деятельности... Вполне возможно, что деньги ЦРУ, передававшиеся политическим партиям, попадали к «Патриа и либертад»... На митинги своих противников отряды «Патриа и либертад» нападали в таком же облачении, как и карабинеры, призванные бороться с беспорядками. Во время октябрьской общенациональной забастовки владельцев грузовиков в 1972 году члены «Патриа и либертад», как сообщалось, разбрасывали «ежи» на автострадах...
— «На протяжении всего периода пребывания Альенде у власти Соединенные Штаты поддерживали тесные контакты с чилийскими вооруженными силами как через ЦРУ, так и через своих военных атташе». ЦРУ включилось в «операцию обмана», чтобы настроить военных против «связей Альенде с кубинцами», /259/ и с этой целью предприняло «неудачную попытку субсидировать публикацию антиправительственного бюллетеня новостей, предназначенного для армейских служб...»
— «В 1970-1973 годах резидентура в Чили собирала оперативные разведывательные сведения, необходимые на случай переворота: списки подлежащих аресту лиц, важнейших гражданских сооружений, главных правительственных учреждений, которые следовало захватить, планы правительства на случай военного путча. По информации ЦРУ, сведения собирались лишь на всякий случай, если бы их запросил Генштаб, но они никогда не передавались чилийским военным».
— В октябре 1971 года внимание резидентуры ЦРУ привлекла «группа, которая могла бы успешно совершить переворот», и «к январю 1972 года группа оказалась под контролем, причем контакт с ее руководителем поддерживался через посредника... Совершенно очевидно, что ЦРУ получало разведывательные сведения о планах этой группы на переворот в течение июля-сентября, вплоть до 11 сентября, когда группа совершила путч».
— «Деятельность ЦРУ в отношении чилийских военных не ограничивалась обычным сбором информации. Ее следует рассматривать исходя из открытой и скрытой оппозиции Соединенных Штатов к правительству Альенде, которая привела к установлению контактов правительства США с чилийцами, выдвигавшими военную альтернативу президентству Альенде».
Остается проанализировать последний вопрос и ответ, фигурирующие в отчете сенатской комиссии о деятельности ЦРУ: «Были ли Соединенные Штаты тайно, но прямо причастны к перевороту в Чили в 1973 году?» Этому комиссия не нашла подтверждения. Прежде чем подробнее остановиться на ответе, уместно напомнить, что, хотя комиссия и огласила полученную ею информацию, она тем не менее является частью империалистического госаппарата и в ее состав входят такие реакционеры, как сенаторы Джон Тауэрс и Барри Голдуотер. Комиссия раскрывает полученную информацию отнюдь не по своему выбору. Все ее отчеты, включая информацию о Чили, «тщательно анализировались работающими совместно комиссией и правительственной группой с целью определения, какие сведения можно рассекретить и опубликовать, не нанося ущерба национальной безопасности»[271].
Бросающаяся в глаза откровенность комиссии не является чем-то необычным; она представляет собой как бы реакцию на уже известные всему миру факты о вмешательстве США в дела Чили и других стран. Эта очевидная откровенность комиссии не должна настолько ослеплять, чтобы послушно следовать /260/ за комиссией к тем выводам, которые она сочла возможным для нас приготовить. Выводы комиссии, касающиеся акций США в Конго (Заир), Санто-Доминго, на Кубе, в Южном Вьетнаме и Чили, делаются по одному образцу: они отпускают Соединенным Штатам и ЦРУ тяжкие грехи. Например, ЦРУ могло планировать убийства или было причастно к заговору с целью похищения людей, могло снабжать оружием заговорщиков, но американские планы и заговоры каким-то образом никогда не завершались успешно, а уж если кого-то убивали, то это происходило не в «результате заговоров с целью убийства, организованных официальными лицами Соединенных Штатов»[272].
Почему комиссия спрашивает: «Были ли Соединенные Штаты прямо причастны?» — вместо того чтобы задать другой вопрос, например, такой: «Замышляли ли Соединенные Штаты заговор с целью совершения переворота?» Разумеется, на первый вопрос так и напрашивается сам собой отрицательный ответ. Что означает здесь слово «прямо»? Как далеко должны были Соединенные Штаты зайти в подготовке условий для переворота, чтобы комиссия признала их прямую причастность? Интересно, как выглядели бы Соединенные Штаты, если бы их судили по их же собственному уголовному кодексу, где говорится, что «любой, кто совершает проступок против Соединенных Штатов, или помогает, подстрекает, советует, руководит, склоняет, или обеспечивает его свершение, наказывается как главный виновник»?[273]
Даже если согласиться ради выяснения истины с употребляемым термином «прямая причастность», который был искусственно сужен комиссией, мы все же можем спросить: каковы шансы у комиссии найти доказательства и обнародовать выводы, если доказательства установлены? Ответ на такой вопрос поможет понять проблему поиска доказательств «прямой причастности», чтобы иметь представление о том, как империалисты готовят перевороты. Подобное представление мы можем составить на опыте переворота в Южном Вьетнаме и ликвидации режима Нго Дин Дьема в 1963 году; благодаря публикациям материалов Пентагона это событие хорошо документировано.
Составной частью искусства империалистов в организации переворотов является намеренное затруднение поиска доказательств заговорщической деятельности; этому уделяется огромное внимание уже на первых этапах планирования. За много месяцев до осуществления переворота в Южном Вьетнаме посол Генри Кэбот Лодж, который был инициатором и руководителем этой акции, решил, что «американская официальная /261/ рука не должна быть видна»[274]. Позже Белый дом телеграфировал Лоджу: «Крайне важно, чтобы это предприятие осуществлялось в исключительной тайне и чтобы его можно было полностью отрицать... С целью обеспечения возможности отвергать факты поручаем Вам, и никому больше в посольстве... инструктировать главу резидентуры (ЦРУ), причем он ответствен только перед Вами за установление соответствующих контактов и докладывает только Вам...» Далее: «Следует избегать того, чтобы нас втягивали в проверку оперативных планов или в любой другой акт, который способствовал бы выявлению слишком близкой причастности Соединенных Штатов к изменениям в правительстве». Несколько позже Лодж телеграфировал Белому дому: «Мы... рассматривали целесообразность плана внедрения еще одного офицера в качестве связника между Конейном и уполномоченным генерала Дона... Считаю, что на сегодняшний день нашу причастность через Конейна все еще можно отрицать. КАС (кодовое обозначение ЦРУ), безусловно, готово к тому, что я смогу в любое время дезавуировать Конейна, если это послужит национальным интересам».
Теперь прочтите нижеследующее опровержение помощника государственного секретаря Джека Кубиша, с которым он выступил перед подкомиссией конгресса, расследовавшей вопрос о причастности США к чилийскому перевороту, памятуя о том, что, как установила сенатская комиссия по деятельности разведорганов, резидентура ЦРУ в Сантьяго к январю 1972 года «внедрилась» в группу, которая «могла успешно совершить переворот», и «контакт с ее руководителем поддерживался через посредника».
Г-н Фассел. (председатель, демократ, штат Флорида). Если Соединенные Штаты не участвовали прямо или косвенно, то какие заверения или обязательства были даны чилийским военным? Были ли даны правительством США какие-либо прямые или косвенные заверения организаторам и руководителям переворота?
Г-н Кубиш. Официальными лицами США?
Г-н Фассел. Правительством США.
Г-н Кубиш. Насколько мне известно, г-н председатель, не давалось никаких заверений, поскольку не было никаких прямых контактов между организаторами и руководителями переворота и официальными лицами США. Это не говорит о том, что не могло быть обмена мнениями и контактов на низшем уровне, например, таких: «Как вы думаете, г-н официальный представитель США — имярек, — каково будет отношение правительства США, народа Соединенных Штатов, конгресса /262/ Соединенных Штатов и прессы Соединенных Штатов, если произойдет переворот, если вмешаются военные?» Подобный обмен мнениями мог иметь место, но что касается каких-либо официальных контактов руководителей и организаторов переворота... с официальными лицами и каких-либо заверений, то мне не известно ни об одном таком случае, и я абсолютно уверен, что такового не было[275].
Обратите внимание на уклончивость ответа. Не было «прямых» контактов между «организаторами и руководителями» и «официальными лицами США». Да, американские чиновники низшего ранга говорили, возможно, об «отношении правительства США... если произойдет переворот», но, мол, это делалось «неофициально», происходил обычный «обмен мнениями». (Вспомните осторожность Лоджа, поддерживавшего связь через посредников, и его готовность дезавуировать Конейна.)
В Чили, как и в Южном Вьетнаме, Соединенные Штаты сделали не больше того, что было для них необходимо, и неважно, глубоко или поверхностно вникали они в оперативные планы военного аспекта свержения правительства Альенде. Соединенные Штаты были не только причастны к его свержению — они были главной силой переворота. Свержение правительства не просто заключительная военная акция. Это была длительная, сложная операция, включавшая мобилизацию противостоящих Народному единству сил, экономическую, политическую, психологическую войны и прямые военные действия.
Путчисты получили как раз то, что им обещали, — поддержку. Сенатская комиссия по деятельности разведорганов констатирует: «Цель тайных акций, немедленно последовавших за переворотом, — помочь хунте обрести более благообразный вид как в Чили, так и за ее пределами... Другая цель... помочь новому правительству разработать и приступить к осуществлению новой политики. Архивные материалы свидетельствуют о том, что сотрудники ЦРУ причастны к подготовке первоначального экономического плана, который послужил основой для самых важных решений хунты в области экономики... Два сотрудника ЦРУ помогли хунте подготовить “Белую книгу об изменении правительства в Чили...”. ЦРУ восстановило связи с силами безопасности и разведкой чилийского правительства... Официальные лица подтвердили: наряду со значительной помощью, предоставленной ЦРУ различным чилийским силам для предотвращения подрывных действий из-за границы, аналогичная помощь могла быть оказана и в установлении контроля над подрывными действиями внутри страны»[276]. /263/
Почему империалисты и их местные союзники установили открытую террористическую диктатуру в Чили? Потому что это был единственный для них способ сохранить свое господство. В Чили произошел переворот не против горстки людей, стоявших у власти, а против большинства чилийского народа. Установить свое господство наперекор воле народных масс можно только с помощью репрессий и террора. К таким методам империалисты относились хладнокровно, о чем свидетельствуют показания директора ЦРУ Уильяма Колби в подкомиссии конгресса. «В своих показаниях, — писал Тад Зульк, — Колби нарисовал мрачную картину репрессий хунты и фактически предсказал их дальнейшее усиление из-за сохраняющейся силы чилийских левых... Колби сказал подкомиссии, что “забота о безопасности требует применения хунтой жестоких мер к диссидентам. Военные лидеры, очевидно, готовы отказаться от некоторой поддержки у себя дома и выдержать тяжкое давление из-за рубежа ради того, чтобы укрепить свою власть в стране и закончить выкорчевывание марксистского влияния”. Когда член палаты представителей республиканец Роберт X. Стил заявил, что совершаемые хунтой убийства “не принесли никому никакой пользы”, Колби ответил: “Думаю, по нашей оценке, это приносит им некоторую пользу... Хунта была обеспокоена тем, чтобы предпринять акцию по захвату власти и не вызвать настоящую гражданскую войну, что вполне могло случиться, поскольку сторонники Альенде проявляли большую активность”»[277].
Эта проблема выходит за рамки Чили. Господство империализма оказалось под угрозой в ряде развивающихся стран, поэтому империализм вынужден прибегать к установлению фашизма. ЦРУ, вероятно, взвешивает, стоит ли устанавливать фашизм для применения репрессий, пыток и убийств в том или другом случае точно так же, как это делалось в Чили.
У развитых капиталистических стран, включая и те, которые имеют давние демократические традиции, нет иммунитета против фашистской чумы. В течение более тридцати лет после второй мировой войны этим странам удавалось улаживать свои экономические проблемы. Но сейчас начался период экономического кризиса, а экономические кризисы влекут за собой политические последствия.
То, что империализм вынужден все чаше и чаще прибегать к фашистским методам, свидетельствует о его разложении — он уже не в состоянии по-прежнему господствовать на огромных территориях земного шара. Чрезвычайно важное влияние оказывает также соотношение сил на мировой арене; оно меняется не в пользу империализма. Поражению в Чили следует /264/ противопоставить великие победы народов Кубы, Вьетнама, Анголы и трудности, с которыми во всевозрастающей степени сталкивается империализм в других районах мира. Даже там, где ему удается приостановить наступление народа путем насаждения фашизма, его победа — это временная победа отступающей и разваливающейся системы.
Фашизм в Чили объединил против себя весь народ. Фашистский режим вынужден отчаянно бороться с международной изоляцией. События, происшедшие в Чили, говорят о том, что есть дополнительные силы, которые со всех уголков земного шара обрушиваются на империалистов, когда они прибегают к помощи фашизма ради сохранения своего господства.
***
Говорит ли чилийский опыт, что «парламентский путь к социализму» следует отвергнуть и что единственный путь для революционных социалистов — прямая вооруженная борьба? Ответ: нет!
Проблема не в том, можно ли осуществить социалистическую революцию лишь путем выборов, а в том, может ли этот путь сыграть свою роль в революционном процессе, возможно ли успешно завершить начатый выборами революционный процесс. Согласно разработанной Марксом и Лениным теории, чтобы совершить социалистическую революцию, народ должен завоевать государственную власть и уничтожить буржуазную государственную машину. Это глубоко верное и важное положение. Но революция требует гораздо большего, чем просто применения марксистско-ленинской теории о государстве. Прежде всего возникает проблема: каким образом народ должен развернуть борьбу и накопить силы, чтобы получить возможность завоевать государственную власть и ликвидировать буржуазную государственную машину.
Борьба, происходящая в различных странах, в разных условиях и в разное время, требует и различных путей для решения этой проблемы. Но у всех этих путей есть одно общее: революционеры должны привлечь на свою сторону народ, ибо народ — главная сила в революции. Чтобы привлечь народ, необходимо понимать его, бороться за него, идти рука об руку с ним в битвах, которые он сам ведет. Чтобы завоевать на свою сторону народ в странах с буржуазной демократической системой, необходимо использовать различные пути, включая парламентский.
Энгельс писал об избирательном праве: «Во время предвыборной агитации это право дало нам наилучшее средство войти в соприкосновение с народными массами там, где они еще были далеки от нас...»[278] /265/
Ленин писал: «Чтобы... завоевать симпатии, сочувствие, поддержку “массы”, надо... обязательно работать там, где есть масса»[279]. Говоря о «левых» коммунистах в Германии, утверждавших, что парламентские формы борьбы исторически и политически изжиты, Ленин указывал: «Явно, что “левые” в Германии приняли свое пожелание, свое идейно-политическое отношение за объективную действительность... но дело как раз в том, чтобы не принять изжитого для нас за изжитое для класса, за изжитое для масс...
Если не только “миллионы” и “легионы”, но хотя бы просто довольно значительное меньшинство промышленных рабочих идет за католическими попами... то отсюда уже с несомненностью вытекает, что парламентаризм в Германии еще не изжит политически, что участие в парламентских выборах и в борьбе на парламентской трибуне обязательно для партии революционного пролетариата именно в целях воспитания отсталых слоев своего класса, именно в целях пробуждения и просвещения неразвитой, забитой, темной деревенской массы. Пока вы не в силах разогнать буржуазного парламента и каких угодно реакционных учреждений иного типа, вы обязаны работать внутри них...»[280]
Но если революционные партии участвуют в выборах и работе парламентов, то существует и возможность завоевания ими права взять руководство правительством в свои руки. Разве не следует бороться за это? Завоевание путем выборов права на руководство правительством не равнозначно завоеванию государственной власти, но все же представляет большой шаг вперед. И дело не столько в государственной власти, сколько в том, содействует ли развитию революционного процесса завоевание права на руководство правительством.
Возможность использовать парламентский путь может открыться в другой стране при обстоятельствах, отличных от чилийских. Вместо 36% голосов другая революционная партия или коалиция могут получить 55 или 60% голосов избирателей. Революционеры могут получить возможность контролировать не только исполнительную власть в лице правительства, но и законодательную власть в лице парламента. Вооруженные силы не стоят над классами, но ситуация в какой-либо другой стране может сложиться по-иному: часть войск и офицеров, например, может оказаться радикально настроена в связи с колониальной войной или острым экономическим кризисом. Все эти различные обстоятельства способны расширить возможности достижения победы.
Несколько слов об экономике. Далеко не одно и то же управлять экономикой страны, когда государственная власть /266/ принадлежит социалистическому правительству или когда она не принадлежит ему; причем дело это вообще чрезвычайно трудное. И все же было бы ошибкой утверждать, что это всегда будет так же трудно, как в Чили, и что последствия будут одинаковы. Экономические проблемы для какого-нибудь другого законно избранного правительства могут оказаться совсем иными, то есть экономика конкретной страны может быть менее зависимой от внешних факторов, менее уязвимой по отношению к возможной экономической войне, ведущейся из-за границы.
Гёте сказал:
Теория, мой друг, суха,
Но зеленеет жизни древо.
К чилийскому опыту следует подходить не догматически, а творчески.
Социалистические революции совершились уже во многих странах при различных условиях. Каждая новая социалистическая революция расширяет наше видение и понимание того, как такие революции могут происходить. Они совершались в разгар мировой войны, как в царской России, и в мирное время, как на Кубе, где борьба против кровавого диктатора переросла в революцию; они имели характер восстаний в городах, как в России, и затяжной партизанской войны, как в Китае и Вьетнаме. Пока еще не было успешных социалистических революций ни в одной стране, имеющей давние традиции буржуазной демократии. Как будут происходить социалистические революции в таких странах? Общий кризис капитализма многогранен, поэтому и путей может быть множество. Один из них — приход к власти через парламентские выборы, то есть это путь, вытекающий из демократических традиций и политической системы ряда стран. Чили — первая такая страна. По этому пути, возможно, пойдут другие страны, независимо от скепсиса догматиков.
Руководителям и деятелям Народного единства принадлежит великая историческая честь — они первыми начали пробивать новую дорогу. Только задумавшись над тем, как трудно и важно прокладывать новый путь, можно по-настоящему оценить чилийский опыт.
Чилийская революция — составная часть длительного исторического процесса, имеющего как свое прошлое, так и будущее. Бессмертный Неруда в произведении «Всеобщая песнь», написанном за несколько десятков лет до переворота, рассуждает об опыте Чили со времени, когда рабочее движение страны возглавил первый революционный лидер-социалист: /267/
Сколько лет прошло уже с тех пор.
Сколько крови пролилось на кровь,
сколько битв увидела земля.
Случались дни блистательных побед,
обретенных капля по капле,
а иногда наставала пора
мглы, чернее, чем потемки тоннелей,
пора черных предательств,
пора неистовых репрессий,
увенчанных кровавыми расстрелами.
Казалось, земля уходит из-под ног.
И все же борьба продолжалась.
В преддверии будущих битв чилийская революция оставила нам память о правительстве, боровшемся во имя интересов народа и за социализм, память о выдающемся, несгибаемом революционере-президенте, руководителях и членах партий Народного единства, которые сражались с фашизмом, жертвуя жизнью, идя на пытки, в тюрьмы.
Битва Чили против фашизма будет тяжкой и жестокой. Но чилийский народ будет бороться против фашизма с не меньшим упорством и стойкостью, чем неукротимые арауканы сражались против господства испанских завоевателей. И хунта не сможет уничтожить марксизм в Чили — он слишком глубоко пустил там свои корни. Марксизм способен сделать то, что империалисты, несмотря на свои богатства, хитрость и опыт в организации переворотов, никогда не смогут сделать — решить проблемы народа.
Последние политические акции Альенде рассчитаны на продолжение борьбы. Он знал, что фашизм породит сопротивление, объединит против него большинство народа. Он отправил несколько своих соратников из осажденной резиденции, поручив им организовать сопротивление; он настоятельно подчеркивал необходимость единого политического руководства таким сопротивлением. Его последние слова, обращенные к чилийскому народу, звучат пророчески:
Я верю в Чили и в судьбу нашей страны. Другие чилийцы переживут этот мрачный и горький час, когда к власти рвется предательство. Знайте же, что не далек, близок тот день, когда вновь откроется широкая дорога, по которой пойдет достойный человек, чтобы строить лучшее общество. /268/
Примечания
