История того, как шахтёры спасали шахтёров

Среди самой засушливой пустыни мира, которая, как предполагается, не допускает никакой жизни, мы видим игуану, наполовину подавившуюся своей гигантской жертвой — кузнечиком, красками и величиной напоминающим скорее попугайчика. Вокруг игуаны стоит группа чилийских полицейских-карабинеров. Зеркала их начищенных ботинок отражают ее открытый рот. Игуана занята своим делом и безразлична к пятерым телеоператорам, снимающим её одновременно. Карабинеры понимающе улыбаются и пытаются погладить ее полицейской дубинкой. Мы на въезде на шахту Сан-Хосе в пустыне Атакама, в 40 км от города Копьяпо, расположенного примерно в 800 км к северу от Сантьяго-де-Чили.

В течение ближайших дней здесь ожидается подъём на поверхность тридцати трёх шахтёров, заваленных больше двух месяцев назад на глубине почти 700 метров. Помимо трёх полицейских кордонов, родственников шахтёров сопровождают около 1700 журналистов, прибывших освещать хронику этого чуда, о котором известно заранее.

Одна из характерных черт мероприятия  — то, что все многочисленные слухи подтверждаются. Подъем шахтёров состоится значительно раньше планировавшихся сроков, потому что президент Чили Себастьян Пиньера должен отправиться с визитом в Европу и до этого ему необходимо успеть лично поучаствовать в спасательной операции... Но вспомним, как всё это начиналось.

Днем 5-го августа 2010 года на медной шахте Сан-Хосе, принадлежащей горнорудной компании Сан-Эстебан, где работают больше 300 шахтёров, происходит обвал, в результате которого оказываются заживо погребены 33 человека — 32 чилийца и один боливиец. Информация об аварии доходит до прессы только через несколько часов. Родственники шахтёров узнают об этом по телевидению. У хозяев шахты — чилийских предпринимателей Марсело Кемени и Алехандро Бон — по сегодняшний день не нашлось ни одной минуты, ни одного слова для родственников шахтёров.

Средства массовой информации говорят о «48-ми критических часах». Это подразумевает, что если в течение этого времени не удастся добраться до шахтёров, вероятность их выживания станет крайне низкой и продолжение спасательной операции практически потеряет смысл. 7-го августа из-за нового обвала в вентиляционной системе шахты срывается первый план спасения, предполагавший попытку добраться до горняков через вентиляционную трубу. Сообщая эту новость родственникам шахтёров, министр горнорудной промышленности Лоуренс Гольборн плачет перед камерами.

 

После этого спасатели начинают покидать шахту. На их пути встают жены засыпанных шахтёров. Десятки родственников прибывают на шахту со всей Чили и требуют от властей продолжить спасательную операцию. С самого начала их поддерживают остальные шахтёры. Благодаря этому давлению 9-го августа начинается работа 10-ти бурильных установок, которые должны добраться на 700-метровую глубину — до места, где находятся шахтёры. Пока это ещё не спасательная операция, а предварительный зондаж, чтобы выяснить, живы ли они и имеет ли смысл использование более сложного бурильного оборудования. Только через две недели после аварии, 19-го августа, первый зонд добирается до глубины 760-ти метров, не встретив в горной породе искомой полости, — и становится ясно, что его траектория была ошибочной, он просто прошёл мимо цели. Но в воскресенье 22-го августа около 7 утра другой зонд пробивает потолок туннеля на глубине 688-ми метров и в 20-ти метрах от убежища, где находятся шахтёры. Наконечник зонда возвращается с глубины, отмеченный свежей красной краской и с запиской «С нами всё в порядке, мы в убежище, все тридцать три». Власти задерживают эту новость в ожидании президента Пиньеры, который немедленно вылетает на шахту, чтобы лично достать и  зачитать миру сенсационную записку. Но один из рабочих-бурильщиков не выдерживает, и с криками: «Они живы! Они живы!» — бежит в палаточный лагерь родственников.

Так заканчивается самая драматическая часть этой истории и начинается реалити-шоу, которое, по оценкам главной газеты страны «Эль-Меркурио», по телевизионному рейтингу находится где-то между последним чилийским землетрясением и первой высадкой человека на Луне.

 

На маленькую шахту Сан-Хосе, затерянную среди лунного пейзажа пустыни, начинают прибывать сначала десятки, а потом и сотни журналистов. И не только они. Готовится мега-шоу, и, по законам жанра, должны появиться клоуны. И они не заставляют себя ждать.

Марио Кройцбергер, более известный как дон Франсиско, — ведущий популярнейшего в Латинской Америке субботнего телешоу «Sábado Gigante», транслируемого из Майами, и автор не менее знаменитого чилийского благотворительного телемарафона «Teletón», с любезным высокомерием жителя Олимпа открывает себе путь внутри липкого многоголового существа, именуемого международной прессой.

Мигель Пиньера, младший брат президента, неудавшийся бард и  выдающийся тусовщик, с гримасами капризной дивы отвечает на любые журналистские вопросы одни и те же три вызубренные фразы.

Когда он для фотографии обнимает присутствующих, можно вблизи рассмотреть его пальцы, нежные и пухлые, как у барышни. Всего неделю займет написание его новой песни о 33 шахтёрах с примерно таким припевом: «И с неба Бог спустился и к шахтёрам обратился. И в беде их не оставил и  куда нужно зонд направил». В песне есть звон колоколов, хоровое сопровождение, и заканчивается она словами: «Браво, Чили!», — что в видеоклипе усиливается улыбающимся лицом его брата президента, демонстрирующего знаменитую записку. Кто хочет насладиться оригиналом, вот ссылка: http://www.youtube.com/watch?v=KhTWi_qPQLY...

33 флага на холме и сотни в лагере, древки среди камней, разноцветные камни с крестами и надписями, куклы, шарики и  ленты, развевающиеся на ветру, делают лагерь «Надежда» похожим на кладбище, где проходит какая-то важная встреча могильных холмиков.

 

На тему извлечения шахтёров из-под земли в эти дни журналисты придумывают множество метафор на любой вкус. Этот «процесс их второго рождения» сравнивают с детородным, когда «они явятся на свет из темного и  горячего туннеля после многих месяцев ожидания». Зонд, через который подавали им пищу, — это «пуповина, которая за 12 часов до подъема первого из них будет перерезана».

   

На площадке видна группа шахтёрских детей. В определенный момент официальный клоун Ролли удаляется и уступает место карабинеру с еще одним карабинером и шахтёром, свисающими с жердочки. Последние двое — марионетки, а первый наверняка получил приказ развлекать скучающих детей. Карабинер-кукольник подчиняется, пытаясь распутать нитки, и  предлагает интервью журналистам. Через пару часов его сменяют другие карабинеры, организующие катание детей на мотоциклах. Потом их катают на лошадях. Сначала журналисты реагируют, но затем, сделав необходимое число снимков счастливой и единой чилийской детско-карабинерской семьи, пресса опять начинает скучать.

 

По пустыне к благословенной богом шахте Сан-Хосе мчатся велосипедисты с флагами, катятся инвалидные коляски с флагами, едут фургоны с логотипами, с агитацией пожертвований и снова с флагами. На этом Вудстоке международной прессы во время вынужденной новостной паузы любая выходка или эксцентричность моментально подбрасывает к вершинам мировой славы. НЛО, столь обычные на этих широтах, кажется, решают отказаться от столь массовой рекламы и не появляются.

Но есть и другая важная новость, оказавшаяся практически вне внимания СМИ. За пять дней до поднятия шахтёров Гаспар Ривас Санчес, депутат президентской партии «Национальное возрождение», направляет на рассмотрение чилийского конгресса проект конституционной реформы, позволяющей повторное переизбрание президента. Телезрители не узнают и о том, что президент Пиньера отказался от встреч с профсоюзами, потому что его «не интересуют разговоры с верхушками» и он предпочитает «быть вместе с семьями». С семьями он встречается, зачесав волосы вперед, как это делают чилийцы из «средне-низких социальных слоев». Если не верите, сравните его фотографии на шахте с остальными.

Прибывает первая леди. На пресс-конференции она говорит нам, что «до нее дошли слухи... Ну настолько-настолько непорядочные люди распускают сплетни: дескать, шахтёров спасают, потому что это президенту политически выгодно... А президент в последние месяцы спать не может, думая о шахтёрах... Потому что все они для него как дети... Потому что все мы в Чили — одна семья...» Говоря всё это, она смотрит нам в глаза, видимо, проверяя нас на порядочность... Супруга президента заканчивает свою развеивающую сомнения речь, и мы с ужасом ждём, что сейчас она пойдёт к палаткам шахтёрских жён мыть им посуду. К счастью, этого не происходит.

 

Мне звонят из одного из российских СМИ и просят прокомментировать события на шахте. А после комментария спрашивают, можно ли представить меня как левого журналиста. На вопрос, почему, отвечают: «Потому что нам кажется, что вы сочувствуете шахтёрам».

Говоря о 33 чилийских шахтёрах, здесь не говорят, что всего в стране около 10 000 шахтёров, что в течение первого семестра этого года на горнорудных работах уже погиб 31 человек, что между 1990 и 2005 гг. в результате приблизительно 650 подземных аварий потеряли жизнь 742 шахтёра. Для контроля над 4500 шахтами есть всего 16 государственных инспекторов. В регионе Атакама, где находится шахта Сан-Хосе, на 844 шахты приходится три инспектора. Проверка соблюдения норм безопасности средней шахты, такой, как Сан-Хосе, занимает в среднем неделю. Экономически для хозяев шахт намного выгоднее не выполнять нормы безопасности с риском попасть под маловероятную проверку и, если нужно, заплатить штраф. Это намного дешевле, чем приведение всего предприятия к требуемым стандартам. Штрафы составляют менее 2500 долларов.

Благодаря наблюдаемому в последние годы быстрому росту цен на медь, вступают в действие шахты, простоявшие много лет в законсервированом состоянии из-за низких цен на продукцию. Именно они особенно опасны.

Самые мелкие из шахт, несмотря на примитивность работы и  рудиментарность оборудования, достаточно безопасны. Работающие в них шахтёры обычно создают семейные подряды или маленькие кооперативы из нескольких семей и, как правило, являются владельцами этих шахт. Большинство из них происходят из шахтёрских династий, занимаются этим примерно с 8-летнего возраста, очень хорошо знают свою работу, знают, как себя обезопасить, и несчастные случаи здесь — редкость. Мы были на одной из таких шахт... Трудно описать ощущения от спуска в выдолбленную в скале черную щель, уходящую под землю метров на 15. Отношение такого шахтёра к шахте сродни отношению крестьянина к земле. Он ее знает, любит, чувствует, скучает по ней... Эти шахтёры зарабатывают примерно по 500 долларов в месяц, для работника чилийской горнорудной промышленности это совсем немного, но они ценят независимость и действительно гордятся своей работой и образом жизни. Большинство таких мелких шахтёров, с которыми мы познакомились, — коммунисты.

Крупные горнорудные предприятия Чили тоже довольно безопасны. Государственная медная корпорация «Коделко» и транснациональные медные гиганты, действующие в Чили, используют новейшие технологии, привлекают лучших специалистов, уровень зарплат занятых там рабочих и инженеров не имеет ничего общего с трудовыми реалиями остальной части страны, и,  поскольку эти предприятия — витрина чилийской экономики, требования к безопасности там очень высоки, и обычно они выполняются.

Шахты средней величины, такие как «Сан-Хосе», где работают от 80 до 400 человек — самые опасные. На эти шахты, оборудованные часто устаревшей и  ненадежной техникой, набирается персонал как из среды шахтёров, так и людей без какого-либо опыта в этой сфере. Средние зарплаты размером около тысячи долларов в месяц делают эту работу привлекательной для множества чилийцев, которые ради этих денег готовы рисковать жизнью и не требовать от хозяев соблюдения мер безопасности из страха быть уволенными. Эта категория трудящихся — наиболее частые жертвы несчастных случаев. В течение последнего десятилетия на шахте «Сан-Хосе» официально зарегистрировано 80 аварий. В 2004 году погиб один шахтёр, а в 2006 г. — другой. В том же году в результате ещё одного обвала было ранено 182 человека. После третьего погибшего в 2008 г. власти закрыли шахту. Хозяева были обвинены в непреднамеренном убийстве. Дело было закрыто в результате внесудебного соглашения и выплаты компенсации семье погибшего. После того, как хозяева взяли на себя обязательство срочно выкопать спасательный выход из убежища на поверхность, Национальная служба Геологии и Шахт (Сернахеомин) — разрешила возобновить работу на шахте. Спасательный выход выкопан не был. Когда после обвала 5 августа шахтёры попытались выбраться через вентиляционный туннель, выяснилось, что спасательный выход был сделан всего до трети туннеля и не имел ступеней.

Но на эти темы говорится мало. Телевидению куда важнее выяснить, есть ли у шахтёра Джонни Барриоса любовница. Тем временем более 300 человек, потерявших работу из-за обвала шахты, получают предложение о выплате 25-ти процентов от расчета за работу в декабре, а остальное — в 11 выплат в течение года.

Президент Себастьян Пиньера и министр горнорудной промышленности Лоуренс Гольборн в кругу родственников шахтёров поют дуэтом одну из самых красивых чилийских песен — песню «Arriba en la Cordillera». Президент немного путается в словах, но уверенная игра на гитаре министра спасает песню. В недавнем прошлом её автор Патрисио Маннс был политическим заключенным, потом лишен чилийского гражданства и выслан из страны. Его песни были запрещены в Чили диктатурой Пиночета, идеологическим наследником которой является нынешнее правительство.

Когда несколько месяцев назад Лоуренса Гольборна назначили министром, в стране его не знал никто, кроме узкого предпринимательского круга, из которого он и вышел. Благодаря его роли в шахтёрской драме, сегодняшние опросы общественного мнения выделяют его как самого перспективного политика Чили. В общении с родственниками шахтёров он очень внимателен, харизматичен и прост, однако говорят, что на встречах с профсоюзными руководителями его лицо полностью меняется. Но его поведение в лагере «Надежда» можно признать безукоризненным.

Говоря об истории чилийской горнорудной промышленности нельзя не вспомнить о Сальвадоре Альенде. Это его правительство, национализировав в 1971 г. медь, вернуло стране ее главное богатство и в то же время подписало себе смертный приговор. Иностранные хозяева чилийской меди никогда не простили этого Альенде и вместе с национальной олигархией и  фашизмом организовали его свержение. Они привели к власти диктатора Аугусто Пиночета, который приватизировал всю страну, но не тронул главное экономическое наследие Альенде — Государственную медную корпорацию «Коделко». Разгадка проста — по закону «Коделко» передает 10% своей прибыли вооруженным силам, и диктатура не желала остаться без этого изобильного источника для финансирования репрессий и зарплат для палачей.

На шахте «Сан-Хосе» — дочь Сальвадора Альенде, сенатор-социалист Исабель Альенде (не путать с одноименной писательницей) — обнимает жен шахтёров, смеётся и поёт вместе со всеми, говорит в интервью, что вся страна сегодня едина в поддержке своих шахтёров... А на встречах с руководителями шахтёрских профсоюзов она говорит им о благоразумии и  прагматизме, потому что система сильнее и ничего против неё не поделаешь...

Сохранив государственный контроль над шахтами «Коделко», диктатура призвала вкладывать инвестиции в чилийскую горнорудную промышленность.

 

Чили производит почти 45% мировой меди. При этом 45 из 47 крупных горнодобывающих иностранных фирм, действующих в Чили, не платят налоги. Опираясь на мощное политическое лобби и услуги ведущих адвокатов страны, эти фирмы каждый год заявляют в налоговые службы об операционных потерях. За три последних года эти предприятия получили больше 60 миллиардов долларов прибыли.

 

Бывший сенатор от христианско-демократической партии Хорхе Лавандеро боролся против диктатуры и после возвращения демократии оказался одним из немногих, кто решился бросить вызов власти транснациональных горнорудных предприятий, требуя от них выплаты стране “роялти”. Ответом были журналистский монтаж, закончившийся обвинением в педофилии, лишение парламентской неприкосновенности и тюрьма.

12 октября, за несколько часов до поднятия первого из 33 шахтёров, чилийский Сенат утвердил правительственный проект горнорудного «роялти», опирающийся на «налоговую неизменность». Смысл проекта — увеличить рояли от 5% минимум до 14% максимум, в зависимости от прибыли (реальная прибыль, как правило, скрывается), без права любого правительства на пересмотр и изменение этих цифр до 2023 года.

В интервью, опубликованном в чилийской газете “Diario Uno”, Хорхе Лавандеро утверждает, что Чили —

«седьмая страна планеты по потенциальному богатству, но мы, к сожалению, передали наши богатства транснациональным корпорациям, которые ничего здесь не оставляют... В результате 20-ти лет правления этого альянса мы пришли к тому, что только треть нашей меди остается в Чили... И “Коделко” передало Чили более, чем в 5 раз больше прибыли, чем все иностранные компании, вместе взятые... Частные шахты не платят соответствующих налогов, потому что для них существует множество льгот. Не платят даже НДС... Поскольку медь, согласно Конституции, является собственностью чилийского государства, все её добывающие обязаны платить “роялти”. Что такое “роялти”? Цена. Каждая тонна добываемой меди — это на тонну меньше того, что остается стране. “Роялти” — оплата, которая должна компенсировать эту потерю. Другой налог связан с прибылью, получаемой медной промышленностью. Но это разные вещи. Сколько платит “Коделко”, будучи государственной фирмой? 10% от продаж. На это не влияет ни себестоимость добычи, ни конечная прибыль. Строго говоря, это концессия для эксплуатации меди от имени государства. Транснациональные компании должны платить 35% налогов, а вместо этого с них требуют всего 16%, которые, кроме того, они не платят и не собираются. Тем временем, как “Коделко выплачивает бюджету 40% налогов и в 2010 году это составит 10 миллиардов долларов, транснациональные корпорации, добывающие две трети чилийской меди, выплатят в этом году меньше двух с половиной миллиардов. Ни в одной другой стране мира не существует такой «налоговой неизменности», как та, что только что была здесь ратифицирована. Это не настоящий “роялти”, это просто дополнительный налог. Понятие “роялти” происходит из времен, когда король Испании был хозяином американских колоний. И каждая колония должна была платить короне каждый пятый реал, пятую часть от сельскохозяйственного производства и горной добычи. И когда приходит независимость, новые правительства оставляют себе этот пятый реал... “Роялти” — это стоимость, и поэтому должен быть местным, региональным, чтобы не повторилось то, что случилось с селитрой. Поэтому, когда закончится полезное ископаемое, “роялти” позволит накопить в районах или местах, которые пострадают от этого, некую экономическую подушку, позволяющую смягчить этот удар и переориентировать промышленность на что-то другое. “Роялти” должен сыграть эту роль, когда закончится медь. Иначе нас ждёт безработица, миграция, нищета...»

   

Чилийский предприниматель Себастьян Пиньера был настойчив в своей мечте стать президентом. И чутьё не подводило его не только в бизнесе. Это был единственный из правых, кто после референдума 1988 г. сказал, что проголосовал против продолжения диктатуры. Он был одним из первых правых, признавших «нарушения прав человека». В качестве культурологической справки можно добавить, что здешние «нарушения прав человека» пиночетизмом — эвфемизм-близнец «незаконных репресий» сталинизма, а «враги народа» назывались здесь «плохими чилийцами»...

Христианский гуманист Пиньера обеспечил генсеку компартии Чили безбожнице Гладис Марин бесплатные перелёты самолётами своей компании «ЛАН» для лечения раковой опухоли за границей... Потом он неоднократно напомнит об этом во время двух президентских кампаний.

Сегодня Себастьян Пиньера и его правительство, как и все правые нашего времени, стараются убедить нас в том, что говорить о правых и  левых — это вчерашний день. Как и все правые, они очень хотят, чтобы мы забыли, что они правые и что значит быть правым. И ещё, разумеется, чтобы не было левых.

После успешной операции по спасению шахтёров и за несколько часов до начала турне по Европе в интервью британской газете «Таймс» президент Пиньера заявляет: «о Чили будут говорить и помнить не из-за Пиночета, а благодаря этому примеру единства, лидерства и мужества, веры и успеха». Согласно многим из его единоверцев, с которыми на этот раз нельзя не согласиться, он — человек неблагодарный.

Всего через неделю после этого, в конце поездки по Европе, Пиньера записал по-немецки в Золотой книге гостей федерального президента ФРГ нацистскую фразу «Германия превыше всего». Правда, это не значит, что он  — убежденный фашист, просто его невежество, смешанное с неудержимым стремлением впечатлять и оригинальничать, заставило чилийский МИД принести правительству Германии официальные извинения. Забавно, что находившийся в тот момент рядом с ним только что назначенный посол Чили в ФРГ, вместо того, чтобы объяснить президенту, почему эту фразу упоминать не стоит, подсказал ему, как правильно пишется «Deutschland über alles».

Это короткий политический контекст успешного спасения шахтёров. Интерес к этому событию со стороны СМИ намного превосходит его реальный масштаб. Операция по спасению 33 человеческих жизней, профессионализм спасателей и высочайшие технологии, применённые с этой целью впервые в истории... — всё это, несомненно, заслуживает восхищения. Но представлять это как главную мировую новость 2010 года, на освещение которой было направлено рекордное в истории число журналистов... Зачем и почему?

Чтобы попробовать ответить на эти вопросы, обратимся к последним десятилетиям истории Чили. Как известно, в 1970 году Чили стала первой капиталистической страной в мире, где было демократически избрано правительство, провозглашавшее своей целью построение социализма. Эта победа являлась результатом почти целого века организованной борьбы чилийских трудящихся и начинался весь процесс как раз в этих местах — на шахтах Атакамы. И эта чилийская попытка мирного перехода к социализму была воспринята правительством США и транснациональными корпорациями, контролировавшими практически всю экономику региона, как непосредственная угроза их интересам. И именно поэтому изнутри и снаружи Чили были сплетены сети заговора, приведшего к военному перевороту 1973 года и 16 годам диктатуры, одновременно с уничтожением левых партий и профсоюзов осуществления первого опыта неолиберальной экономической модели. Он заключается в сведении государства к минимуму в управлении экономическими процессами — по сути, в его превращении в административный придаток международных финансовых групп, приватизации всей социальной сферы и замещении производительного капитала спекулятивным. По убеждению неолиберальных фундаменталистов, «свободный» рынок является главным гарантом личных свобод и экономического прогресса. Наверное, это самый устойчивый из мифов постперестроечной пропаганды в бывшем СССР.

Эта новейшая мутация современного капитализма в период 80-х и 90-х была представлена как единственный рецепт экономических чудес планетарного масштаба. Фирма Чили, ставшая мировым авангардом и первой лабораторией неолиберальных реформ, показала прекрасный макроэкономический результат, который неотделим от тысяч «пропавших без вести», массовых пыток, тотальной приватизации сферы образования и  здравоохранения, разрушения культуры и исторической памяти, огромного роста социального неравенства. Когда необратимость неолиберальных реформ в Чили была закреплена юридически в новой Конституции, принятой по результатам референдума под прицелами автоматов в 1980 г., в стране была осуществлена экономически «оздоравливающая» «шоковая терапия», в результате которой осталась без работы и голодала почти треть чилийцев. Избирательные политические убийства и «исчезновения» рабочих и  профсоюзных лидеров поэт Пиночет называл «хирургическим удалением рака марксизма».

Но в начале 80-х в Чили подрастало новое поколение, преодолевшее страх родителей и перед лицом экономической драмы и репрессий. Оно провело первые после переворота массовые акции протеста. Политическая ситуация в стране с каждым месяцем становилась всё более напряжённой, и  часть местной экономической элиты и её влиятельные зарубежные союзники впервые подумали о то́м, что в течение последующих десятилетий станет навязчивой идеей чилийских правительств и называется «имиджем страны».

В 80-е годы главные экономические группы Чили, стремившиеся к росту и  расширению, понимали следующее: диктатура Пиночета, защитившая в 1973 г. их интересы от социалистической угрозы Альенде, теперь превращалась в помеху для выхода на мировой рынок. Чилийская военная хунта являлась одним из одиознейших режимов мира, ни одно демократическое правительство ни разу не приняло Пиночета с государственным визитом, политическая изоляция страны была почти полной. Чтобы улучшить никудышний «имидж страны» и при этом избежать реальных экономических изменений, чилийские экономические группы вместе с их североамериканскими партнерами поддержали создание союза оппозиционных левоцентристских партий, при условии исключения из этой организации более последовательных и  радикально настроенных левых. Этот союз, названный Объединением партий за Демократию, при помощи местных и иностранных посредников начал переговоры с диктатурой об условиях постепенного перехода к демократической системе. Вскоре после этого, под давлением как изнутри чилийского общества, так и из-за рубежа, Пиночета вынудили пойти на референдум, на котором чилийцы должны были ответить «да» или «нет» продолжению диктатуры. 5 октября 1988 г., несмотря на кампанию террора и  правительственный контроль над всеми СМИ страны, 56% ответило «нет». После этого с 1989 г. до начала 2010 г. у власти сменяли друг друга различные правительства «Объединения партий за Демократию». Правые пиночетисты, представленные оппозиционным блоком «Альянс ради Чили» до января 2010 года неизменно проигрывали. Правительства «Объединения», опиравшиеся на союз христианских демократов и социалистов, называли себя «левоцентристскими», и их работа заключалась в сохранении, администрировании и, по возможности, «гуманизации», унаследованной от диктатуры неолиберальной модели. Основное противоречие этих правительств состояло в попытке совместить прогрессивные общественные идеи со стопроцентно капиталистическим базисом чилийской экономики, не допускающим никакой «гуманизации». Участники этих правительств, в большинстве своем, — представители образованной части среднего класса, люди с несомненными личными заслугами, многие друзья и родственники которых стали жертвами Пиночета, превратились в идеальных администраторов экономического наследия диктатуры, никогда не пытаясь предпринять никаких структурных изменений и всегда приводя для этого множество оправданий.

Таким образом, политическая сцена Чили была поделена между двумя правыми политическими блоками: «левоцентристским» «Объединением», представлявшим собой современных, образованных демократических правых с левыми культурными вкусами и «правоценристским» «Альянсом» — организацией скорее ультраправой, часто открыто ностальгирующей по пиночетистскому прошлому и близкой к олигархическим кругам и  консервативной части Католической церкви. Имея несомненные расхождения в культурной и гражданской сфере, оба политических блока совпадали в главном: в необходимости сохранения экономической модели и создания международного имиджа страны, главными ценностями которой должны быть эффективность, возможности для бизнеса, экономический рост и прочие предпринимательские заклинания. И так все четыре правительства «Объединения за демократию», избегая открытого обсуждения основных проблем, не опираясь в принятии решений на реальное участие гражданского общества, в целях «общественного спокойствия», уходя от острых дискуссий, постепенно теряли социальную базу... разноцветная радуга — их изначальный символ времен борьбы за «нет диктатуре!» — становилась всё более тусклой, и в январе 2010 года кандидат от «Альянса», удачливый магнат-миллионер Себастьян Пиньера, брат бывшего министра диктатора Пиночета, выиграл президентские выборы.

В последние годы правления противоречивых «левоцентристских» правительств Чили, новые левые власти Венесуэлы, Боливии и Эквадора, только что демократически избранные большинством населения этих стран, собственной практикой каждый раз все более ясно показывали, что глубокие социальные и экономические изменения в Латинской Америке реальны и это вопрос не возможности, а политической воли.

Первые месяцы правления Пиньеры для многих оказались сюрпризом. В министерствах не было ни идеологических чисток, ни массовых увольнений. Большинство новых министров происходят из предпринимательской среды и  многие из них довольно слабо представляют себе свои новые обязанности, поэтому сегодня им совершено необходим опыт «среднего звена» чиновников предыдущих правительств. А президент, в свою очередь, старается показать, что не является традиционным правым, поэтому многие из его последних речей и действий мало похожи на логику стоящих за этим правительством политических сил. Например, в области информационного освещения конфликта между чилийским государством и индейцами мапуче, и  данных индейцам обещаний, правительство Пиньеры оказалось эффективнее, чем «Объединение за демократию» за 22 года правления. На шахте «Сан-Хосе» Пиньера заявил, что, начиная с этого момента, отношение власти ко всем чилийским трудящимся станет совсем другим. Сегодня он готов сказать и  сделать практически все, что миллионы чилийцев хотят увидеть и услышать. Многие не устоят перед искушением поверить в чудо. В чудо не столько 33 спасенных шахтёров, сколько в чудо правых, переставших быть правыми.

 

Весь мир опять смотрит на Чили. Мировая телепрезентация новой разновидности правых — энергичных, без идеологических предрассудков и  озабоченных социальными проблемами — состоялась на сцене шахты «Сан-Хосе». Чили и мир встают и аплодируют.

 

Владельцы «Сан-Хосе» чилийские бизнесмены Бон и Кемени в течение первого месяца просто скрывались. Когда произошла авария, они не только не появились на шахте, но и задержали на 5 часов информацию о том, что случилось, потом они долго не хотели передавать спасателям схемы шахты, надеясь скрыть невыполнение обязательств по обеспечению безопасности. Большинство чилийских предпринимателей рассержены на них из-за того, что их поведение может повредить имиджу страны.

   

Рассказывает Хавьер Кастильо

Хавьер Кастильо — руководитель профсоюза шахтёров «Сан-Хосе», которого во время спасательной операции, по распоряжению властей, не допускали к шахте.

— Здесь есть до, сейчас и потом. Что мы видим сейчас? Берётся жизнь шахтёров, которые сейчас завалены в шахте, что само по себе является результатом накопления обстоятельств, определённой формой восприятия работы и достоинства трудящихся и нулевого к ним уважения... И во что это превращают? В теледраму, где трудящиеся перестают быть собой и  превращаются в персонажей, подогнанных под формат и дизайн, где постоянно говорится о вере, о силе, и приоритет отдается другим интересам — классическим интересам капитализма, — где с одной стороны предлагается как спаситель Бог, а с другой — власть, которая всё за тебя решает, думает за тебя и помогает тебе. А трудящихся превращают в актеров, отводя им эту заранее подготовленную пассивную роль. Только что я тебе показывал электронное письмо, где в рамках всего этого цирка, этой буффонады, именуемой «33 шахтёра», президент Пиньера говорит: «Я так хорошо всё делаю, что заслуживаю переизбрания, причём немедленно, и  поэтому мы произведем изменения в Конституции». И весь этот цирк — тому цена. Деньги вкладываются, и вкладываются правыми, именно в это. Это наше настоящее.

Но есть ещё наше прошлое. Каково оно? Это государственный переворот, уничтожение профсоюзного движения, истребление наших главных профсоюзных руководителей, воспитателей того, что мы называем рабочим сознанием... И после этого — навязание политической конституции, основного закона, из которого оказываются удалены трудящиеся как участники исторического процесса и их место занимает фирма, предпринимательство и  рынок, как основные движущие силы нашей истории. И в этом смысле, история шахты «Сан-Хосе» начинается со свободы предпринимательства, свободы в том смысле, что не требуй соблюдения никаких правил, не утверждай никаких норм, не контролируй, оставь их в покое, пусть развиваются, пусть приносят прибыль, пусть приносят богатство. Но что делать с требованиями трудящихся? Кто лучше шахтёра знает, что гора вот-вот провалится, что шахта опасна? Но опасна или нет шахта, определяет Сернагеомин, являющийся отделом Министерства горнорудной промышленности, а это министерство, как и все остальные, зависит от политической и экономической ориентации правительства, которое подчиняется пиночетистской конституции, конституции, навязанной нам силой оружия... Исходя из этой логики, учесть требования трудящихся — это значит закрыть фирму, а Чили не готова закрывать фирмы. Здесь всем известно, что шахтёру всегда нужна работа, а работать на шахте всегда опасно для жизни... это совершенно нормально и смерть шахтёра здесь — это норма... просто так бывает, и всё... уважение к жизни здесь нулевое. Об этом мы говорили в аппеляционном суде в 2004  г., настаивая на том, что здесь регулярно нарушается право на жизнь и физическую неприкосновенность трудящихся и государством не соблюдаются его обязанности по контролю над мерами безопасности. Мы проиграли со счетом пять-ноль. Нас просто разгромили. В конце концов инвестиции, рынок и его интересы для страны куда важнее, и законодательные структуры ставят эти интересы выше интересов трудящихся. И последствие этого — наши 33 шахтёра.

Здесь все говорят о «чуде», о чём угодно, но только не о том, что именно благодаря профсоюзам, организации трудящихся, их настойчивости и  борьбе за создание минимальных условий безопасности наши товарищи выжили. Убежище было требованием профсоюзов, запасной выход был требованием профсоюзов, опора, удержавшая шахту от полного завала, — это тоже результат наших требований с 1999 по 2007 гг. Все минимальные условия, благодаря которым нашим товарищам удалось спастись, — результат борьбы профсоюзов. Потому что по собственной инициативе владельцы шахты не вложили бы в нашу безопасность ни одного песо. И с самого момента аварии, с 5 августа, мы это говорили властям: «Нет, наши товарищи живы, учитывая время и характеристики аварии, они все должны быть сейчас в убежище...» И мы встречаемся с тем, что министр плачет из-за очередного обвала, который сделал невозможным план А... Что мы на это ответили? Что здесь собираются повторить то, что случилось в Мексике, когда несколько лет назад там завалило десятки шахтёров, и единственное, что сделали власти — установили над шахтой мемориальную плиту и даже не попытались никого достать... И мы видели все признаки того, что здесь собираются сделать то же самое... Но реакция шахтёрских семей... потому что в нас ещё есть классовое сознание... когда первые пятеро родственников прибывают, создают лагерь «Надежда» и остаются жить возле шахты, несмотря на то, что их пытаются прогнать. И когда министр плачет и разводит руками, они говорят: «Нет, надо продолжить — план Б, план В и все остальные планы, — надо бурить и убедиться в том, что они живы. И мы спрашивали: почему не началась подготовка зондов с самого первого дня аварии? И когда начали бурить скважину для первого зонда, почему сюда не направили тяжёлую технику для подготовки самой спасательной операции?.. Потому что единственное, что в тот момент интересовало власти — это убедиться в том, живы ли наши товарищи, и если нет — их бы там и оставили... в этом сомнений нет. Для нас эта ситуация была самой болезненной. Сначала тебя и  страну пытаются убедить в том, что всё кончено, они не могут быть живы, хотя при этом ты знаешь, что они живы, потому что ты прекрасно знаком с этой шахтой, ты сам её копал. И потом — «Чудо! Они живы! Есть на свете бог!» Но дело не в этом. Они живы, потому что мы обеспечили в этой шахте минимальные условия для выживания в подобных ситуациях. А все говорили: «Какое чудо, что они живы, как будто они вот-вот встанут из удобных кроватей, пойдут в душ, и после завтрака при свете дня отправятся на работу». Нет, они были живы, но на глубине 700 метров, где влажность достигает 70%, где температура не опускается ниже 30 градусов, где нет ни кровати, ни матраца, где нет удобств, где можно пить только грязную техническую воду... Да, они живы, но в ужасных, критических условиях, и  самое страшное — что они оказались в заключении, не совершив никакого преступления и в единственной в мире тюрьме, откуда бежать совершенно невозможно. Об этой ситуации никто в теледебатах не упоминает. Что же делается со всем этим журналистским бумом и последующим контролем над информацией? Тебе хотят показать этих героев, этих персонажей, придуманных правым правительством, которое показывает это несчастье как огромный шанс, вызывая во многих чувство зависти, заставляющее других спросить себя: «Почему мне не повезло оказаться одним из этих 33 мужиков и изменить навсегда свою жизнь? Занять место на рынке, попасть на телевидение, полететь в Испанию смотреть матч с Реал-Мадридом...» И когда тебе начинают всё это внушать, когда ты начинаешь завидовать товарищам, оказавшимся в таком несчастье, ты можешь заметить, что всё это результат беспощадной системы, для которой рынок и прибыль куда важнее человеческой жизни... Потому что если такое положение дел ненормально, что-то делается неправильно...

И в этот момент мы задумывается над тем, что кроме прошлого и  настоящего должно быть ещё и будущее. Будущее, на которое бы трудящиеся имели влияние, которое зависит от того, сможем ли мы преодолеть в себе нашу мелочность и эгоизм и понять, что мы, трудящиеся, должны быть между собой солидарны. И сделать так, чтобы этот такой болезненный опыт тоже пошёл нам на пользу, чтобы он научил нас чему-то. 176-е соглашение МТО, возникшее из договоренности между трудящимися, предпринимателями и  правительством, — хотя и очень малый, но всё же первый шаг в возвращении достоинства нашему труду, шаг в нашем объединении вокруг общих целей, в строительстве нашего единства для создания инстанций, благодаря которым трудящиеся станут не только производителями материальных благ, но и  строителями достоинства и уважения к человеческой жизни... В такой богатой стране, как Чили... потому что Чили — главный в мире производитель меди, в сфере меди у Чили та же власть, что и у 11 главных государств ОПН в сфере нефти, и эта Чили не в состоянии дать 19-летнему Джимми Санчесу возможность учиться в университете вместо того, чтобы быть сейчас на дне этой шахты... Или неспособна отпустить на пенсию наших стариков, которые в 60-65 лет, больные силикозом, продолжают долбить эти камни... дать им возможность по-другому дожить оставшиеся годы... Потому что в нашей стране достаточно ресурсов, чтобы сделать это... чтобы обеспечить бесплатную медицину для всех, кто в этом нуждается, и бесплатное образование для всех, кто хочет учиться... Для того, чтобы действительно начать уважать человеческую жизнь. Есть европейские страны, такие вот маленькие, без тысячной доли богатств, имеющихся в Чили, которые обеспечили своему населению нормальную достойную жизнь. И на нас, как на трудящихся, лежит ответственность потребовать и добиться необходимых общественных изменений, избавиться от этой мелочности, пустопорожних споров, которые ни к чему не ведут... В 1973 году нам навязали как норму поведения индивидуализм, страх ближнего, недоверие, одиночество... Мы думаем, что нам необходимо научиться думать и действовать категориями коллектива...

К сожалению, главные ошибки нынешних рабочих или близких к рабочим партий заключаются в том, что они разучились слушать самих рабочих. А трудящийся класс очень умён. Но реальность научила его быть осторожным... Например, Нельда Бугеньо, мама Виктора, который сейчас в шахте, понимает всё это лучше любого историка... пару дней назад она говорила об этом в интервью для CNN... она называет всё своими словами... в 73-м году к её груди приставили автоматный ствол. Она знает, что любой намёк на организацию — синоним смертного приговора. Это смерть. Здесь, среди шахтёров севера, это не ссылка и не тюрьма... это смерть. 1907 год. Расстрел 7000 шахтёров с семьями в порту Икике — смерть. 1958 г. «Проклятый закон», запретивший компартию и поставивший всех коммунистов вне закона — смерть. 1973 год — смерть... Нас убивают, нас уничтожают, нас громят... И поэтому, когда тебе всё это известно, естественно, стоит попытаться избежать этого, потому что это уже вопрос выживания. Как это сделать, как объединиться и создать эту рабочую организацию, которая бы тебя реально представляла?

Семьи шахтёров, находящихся сейчас под землей, рассуждают так: если бы смена была другой, я была бы женой шахтёра, который остался на поверхности и сейчас он без работы и без средств к существованию. И мне этого не хотелось бы. И исходя из этой логики, одни шахтёрские семьи поддерживают другие, они пишут письмо и передают его 19 сентября президенту Пиньере. И Пиньера был возмущён, потому что они нарушили всю запланированную им схему встречи с шахтёрскими семьями. В письме говорилось: «Мы озабочены происходящим с нашими товарищами по работе и их семьями и просим вас выполнить взятые на себя обещания и не забыть о семьях наших товарищей...» Ты думаешь, в своей речи 19 сентября он упоминает об этом письме? Пиньера говорит только о силе и о вере. О государстве и о боге. А солидарность? Признание того, что твоя проблема — это моя проблема, потому что мы — часть единого целого, мы — товарищи? Нет, конечно. Эти вещи не соответствуют его формату.

Что же делать? Здесь есть понимание того, что пути назад нет. И когда ты знаешь, что это так, принятие тобой решения занимает гораздо больше времени. Я вижу это таким образом... Потому что надо оставить всё. Надо избавиться ото всех иллюзий, которые внушали тебе с детства. Когда тебе сначала говорили, что коммунисты едят детей, потом говорили, что профсоюзная деятельность — это что-то неприличное, что все они — бездельники, и единственное, чего хотят — это использовать людей и  вытащить из них побольше денег... Когда тебе говорят: позабудь обо всём и  заботься о себе, все остальное неважно... Ты ничего не изменишь, а жизнь у тебя одна... И если ты будешь благоразумен, ты сможешь кое-чего добиться...

Я могу говорить тебе об этом, исходя из моего собственного опыта. Я родился в шахтёрском поселке и моей первой детской игрушкой был жестяной грузовик, перевозивший железки. Всё мое воображение ограничивалось этим и вся моя жизнь была запрограммирована на работу на шахте. Мой дедушка был шахтёром... однажды он спустился в шахту и не вернулся. Если ты шахтёр — это твоя судьба... Со временем я превратился в настоящего шахтёра, включая всё, что это предполагает... то есть ты должен курить, пить и иметь побольше женщин... то есть быть настоящим мачо... И конечно же, в рамках всей этой шахтёрской традиции, тебе не стать образованным, читающим человеком... твоя задача — побольше работать, работать — и всё... Потом я начал работать в одной фирме, и вскоре меня оттуда выгнали, несмотря на то, что я научился работать с бурильными установками, стал механиком и знал, что являюсь хорошим работником... но меня выгнали за то, что я ударил управляющего за то, что он до этого уволил моего отца, потому что заподозрил, что мой отец участвует в создании профсоюза. В общем, я очень разозлился, не выдержал, слово за слово, и в конце концов я набил ему морду. Меня уволили. Очень долго я был без работы. И тогда я понял, что не столь важно, что ты действительно умеешь делать, здесь важно иметь диплом. И когда я снова нашёл работу на шахте, я начал параллельно учиться в университете и в конце концов получил диплом техника по промышленной гидравлике. Когда у меня появился диплом, в течение одного года мне в три раза подняли зарплату. То есть это возможно. Система щедра по отношению к тем, кто прилагает усилия, к тем, кто ее поддерживает. Но эта щедрая система даёт тебе статус и приучает тебя не обращать внимания на твоих бывших товарищей, которые попадают в аварии, гибнут...

А на самом деле этот путь был непрост... Чтобы оплачивать учёбу в университете, после смены на шахте я подрабатывал на строительстве дома для одного гринго. В течение двух лет я спал примерно по 4 часа в день. За это время я практически не видел семьи... И все эти усилия вознаграждаются дипломом, диплом улучшает моё экономическое положение, и  система действует... Но только для тебя. Для других — нет. И тогда ты видишь, что ты лично можешь кое-чего добиться, но зачем тебе это, если почти всё, что тебя окружает, устроено неправильно? И тогда ты говоришь другим: а давайте попробуем организоваться, а вдруг нам удастся добиться большей безопасности, а вдруг мы сможем сместить этого управляющего, который озабочен только тем, как повысить экономическую эффективность и, готов платить за это нашим здоровьем и жизнями? И так рождается профсоюз... и мы начинаем формировать у наших рабочих классовое сознание... До того, как в одном обвале породы мне перебило этот палец, единственное, что меня волновало, — это доказать другим мою нужность и  эффективность... неважно, что у нас не было подходящего оборудования, неважно, что не было никаких условий для безопасной работы... все мы всё могли, потому что каждый из нас чувствовал себя «суперменом»... После этого случая и после первого опыта профсоюзной и партийной работы я начал думать по-другому... сознание начинает меняться... И это сознание заставляет нас постоянно встречаться и беседовать на эти темы с другими. Потому что поодиночке нам не спастись. Только всем вместе и поддерживая друг друга... Зачем мне моё индивидуальное спасение, если всё равно каждый из нас смертен — и мне стыдно жить в этом мире, который так устроен? И я думаю, что мы в силах хоть чуточку изменить его. Такая вот у нас страна, такова Чили. И как это ни печально, пока что мы такие...

---

По этой теме читайте также: