Победа вооруженного восстания в Петрограде, образование Совета Народных Комиссаров во главе с В.И. Лениным, установление Советской власти в крупнейших городах страны положили начало перелому в положении всех классов и партий России. Пролетариат и его политический авангард – большевики стали господствующей и правящей силой. Класс буржуазии, ее российские и национальные партии были отброшены от кормила власти и обречены на ликвидацию. Разумеется, что речь шла не о личностях, входивших в партии, а о самих политических объединениях. Специалистов в области науки, военного дела, хозяйственного строительства предполагалось использовать по назначению.
Мелкобуржуазные партии, входившие во Временное правительство и поддерживавшие его, также были отстранены от власти. Но положение их нельзя было считать безнадежным. Перед ними открылся реальный путь: оценив обстановку, признать переход власти к Советам, не уходить со II Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, признать его /244/ декреты, дать согласие войти в Совет Народных Комиссаров, работать вместе с большевиками (оставаясь, разумеется, в меньшинстве со всеми вытекающими отсюда последствиями). Плодотворность их дальнейшего сотрудничества всецело зависела от того, признают ли они социалистический характер революции и руководящую роль коммунистов как партии.
Большевики поддержали бы такую позицию эсеров и меньшевиков. Ленин говорил об этом. Он категорически выступил против «однородного социалистического правительства» (затея левых эсеров, с которой солидаризировались Каменев и Зиновьев) из-за опасения, что вчерашние соглашатели, получив посты в правительстве, похоронят завоевания социалистической революции. Взяв власть, коммунисты должны идти на то, чтобы затем растворить ее в государственных органах или общественных органах. Они неуклонно и последовательно проводят свой главный принцип – для упрочения победы революции, для строительства социализма, для предохранения от всяких случайностей необходимо иметь на своей стороне как минимум 51% состава законодательных и исполнительных органов при занятии ведущих постов. Взяв власть, большевики не исключали многопартийной ее формы (многопартийного правительства, многопартийных законодательных органов).
Однако многие мелкобуржуазные партии России избрали другой путь. Они не признали Советской власти и руководства большевиков, а объявили им войну, в которой и погибли.
На этом фоне выделялись левые отряды мелкобуржуазной демократии. Приняв участие в свержении буржуазного Временного правительства, значительная часть их стала сотрудничать с Советской властью. Представитель самого крупного такого отряда – партия левых эсеров-интернационалистов вступила в Советское правительство и стала правящей партией. Это был политический компромисс между большевиками и левой мелкобуржуазной партией. В.И. Ленин подчеркивал, что такая честная коалиция могла бы существовать долго, если бы левые эсеры признали социалистический характер Октябрьской революции. Но их колебания в этом вопросе так и не закончились[56].
Как же конкретно реагировали политические партии на свержение буржуазного Временного правительства и приход к власти большевиков? Их политика всегда определялась интересами тех классов, которые они представляли и защищали. В революции, когда свергались /245/ одни классы и к власти приходили другие, особенно рельефно проявлялось ленинское положение о том, что политика – это концентрированная экономика. Политика класса (а значит, и его партии) определялась вначале сознанием неизбежности изменения своего бытия, а затем реальным его изменением.
Разумеется, что социалистическая революция больше всего и прежде всего наносила урон буржуазии и ее партиям.
«После первого серьезного поражения, –
отмечал Ленин, –
свергнутые эксплуататоры, которые не ожидали своего свержения, не верили в него, не допускали мысли о нем, с удесятеренной энергией, с бешеной страстью, с ненавистью, возросшей во сто крат, бросаются в бой за возвращение отнятого «рая», за их семьи, которые жили так сладко и которые теперь «простонародная сволочь» осуждает на разорение и нищету (или на “простой” труд…). А за эксплуататорами-капиталистами тянется широкая масса мелкой буржуазии, про которую десятки лет исторического опыта всех стран свидетельствуют, что она шатается и колеблется, сегодня идет за пролетариатом, завтра пугается трудностей переворота, впадает в панику от первого поражения или полупоражения рабочих, нервничает, мечется, хныкает, перебегает из лагеря в лагерь... как наши меньшевики и эсеры»[57].
Это в полной мере скажется несколько позже, когда свергнутые, но еще окончательно не побежденные классы и остатки их партий развяжут при помощи мирового империализма гражданскую войну. Но началось это сразу после победы пролетарской революции.
Российские и национальные буржуазные партии, и прежде всего кадеты, затаившиеся до поры до времени монархисты видели свою главную цель в свержении любыми средствами власти рабочих и крестьян. Остальные партии эксплуататорских классов, прекратив свое существование вскоре после Октябрьской революции, полностью примкнули к кадетам. Если раньше те порой еще маскировались остатками либерализма, то теперь решительно отбросили все прочь, до конца открыв свое классовое лицо.
В воззвании к населению, опубликованном 27 октября, ЦК кадетской партии, обвинив большевиков в мятеже, призвал всех не признавать нового правительства и выступить против него.
«Мы, – говорилось в воззвании, – приветствуем все учреждения и организации, объединяющиеся в борьбе против большевистского захвата, и призываем членов партии всеми силами содействовать этой борьбе»[58]. /246/
Кадеты решили использовать против большевиков военные и невоенные, мирные и немирные средства, отдавая предпочтение вооруженной борьбе. Такая тактика была определена 26 октября на заседании их Центрального комитета. «Гражданская война, – писал позже член ЦК Н.И. Астров, – казалась некоторым из них единственно возможным курсом»[59]. Пример подали Милюков, Родзянко и Гучков, бежав под защиту казачества для формирования военных сил контрреволюции (Добровольческой армии). Кадеты располагали там сильными позициями, имели своих представителей, пытались даже выдвинуть единый список с казаками для выборов в Учредительное собрание. Однако этот трюк не прошел.
Кадеты оказывали большое влияние на донское казачье войсковое правительство, глава которого атаман Каледин являлся в то время главной военной силой контрреволюции. В.И. Ленин ставил кадетов и калединцев на одну доску. Любопытный разговор по телеграфу произошел в первые дни мятежа казачьих верхов между представителем Каледина на казачьем съезде в Киеве и одним из членов совета Союза казачьих войск в Петрограде.
Из Киева передавали:
«Войсковое правительство всю власть взяло в свои руки. Атаман Каледин орудует вовсю для подавления большевистского восстания. Тихий Дон таковым и остался; на Дону все благополучно, порядок полный… Передайте сию же минуту… Войсковое правительство требует от Керенского, чтобы он немедленно прибыл в Новочеркасск для организации государственной власти на Дону. Дон предлагает все услуги для сконструирования этой власти…»
Петроград отвечал:
«…при капитуляции Зимнего дворца среди арестованного правительства Керенского не оказалось. Он выбыл в критический момент в неизвестном направлении. Пусть казачество не связывает свою судьбу с этим проходимцем, в тылу он потерял всякое влияние. Взять его, конечно, к себе надо как наживу на удочку для известного сорта рыбы. Правительство должно быть организовано в Новочеркасске в контакте с московскими общественными деятелями. Это объективная логика событий и обстановки. Продолжайте пока быть верным Временному правительству»[60].
Как говорится, комментарии излишни.
Везде, где в первые месяцы существования Совета Народных Комиссаров образовывались очаги военного сопротивления, кадеты в той или иной мере прикладывали руку. Так было кроме Дона в Оренбурге, где /247/ против Советской власти поднял мятеж бежавший сюда из Петрограда Дутов; в Забайкалье, где действовал Семенов; в Могилеве, в Ставке Верховного главнокомандующего, где сосредоточилась военная элита. Так было и в других местах, где военная контрреволюция при активном участии буржуазных партий подняла голову в первые месяцы после победы Великого Октября[61].
Но в России не нашлось ни военной, ни политической силы, которая могла бы остановить триумфальное шествие Советской власти по стране.
«Казачьи полки, возвращающиеся с фронта, –
писал генерал Алексеев во французскую миссию в Киеве, –
находятся в полном нравственном разложении. Идеи большевизма нашли подтверждение среди широких масс казаков. Они не желают сражаться даже для защиты собственной территории, ради спасения своего достояния. Они глубоко убеждены, что большевизм направлен только против богатых классов – буржуазии и интеллигенции, а не против области, где сохранился порядок, где есть хлеб, уголь, железо, нефть»[62].
«…Враги народа империалисты, помещики, банкиры и их союзники казачьи генералы, –
говорилось в обращении Совета Народных Комиссаров к населению 25 ноября 1917 г., –
предприняли последнюю отчаянную попытку сорвать дело мира, вырвать власть из рук Советов, землю из рук крестьян и заставить солдат, матросов и казаков истекать кровью за барыши русских и союзных империалистов. Каледин на Дону, Дутов на Урале подняли знамя восстания… Политическим штабом этого восстания является Центральный комитет кадетской партии»[63].
На окраинах России, в национальных районах вместе с кадетами или самостоятельно выступили против Советской власти буржуазные националистические партии. В союзе с Дутовым действовали буржуазные националисты из казахской партии Алаш. Состоявшийся 5–13 декабря в Оренбурге под их руководством общеказахский (общекиргизский) съезд образовал свое автономное правительство – антисоветский временный народный совет – Алаш-орда. Во главе его встал бывший кадет, а теперь один из лидеров партии, Алаш Алихан Букейхан.
Буржуазные националисты Башкирии в декабре 1917 г. объявили о создании «Башкирской автономной республики», буржуазного правительства во главе с Ахметом-Захи Валидовым.
Азербайджанские буржуазные националисты, руководимые /248/ председателем Бакинского ЦК объединенной партии Мусават Мамедом Эмином Расулзаде, сразу же после победы Октябрьской революции стали образовывать свои местные мусаватистские управления, войдя одновременно в антисоветский Закавказский комиссариат.
Лидеры буржуазно-националистической партии Шуроисламия в конце 1917 г. возглавили провозглашенный в Коканде (Ферганская обл.) Совет министров автономного Туркестана в противовес существовавшему уже в Ташкенте Советскому правительству. Кокандские автономисты, создав свои вооруженные силы, использовали их для борьбы с Советской властью.
Учитывая все это, Совет Народных Комиссаров 28 ноября 1917 г. объявил кадетов партией врагов народа и постановил арестовать их лидеров. Несколько десятков наиболее видных контрреволюционеров были взяты под стражу. Однако ввиду быстрого подавления военных мятежей они были освобождены, но использовали свою свободу во вред Советской власти.
Наряду с военно-политической контрреволюцией кадеты и их национальные собратья непосредственно возглавили экономический саботаж мероприятий Советской власти и политические диверсии. Действовали враги прежде всего через городские думы, общественные организации, а также через специально созданные для борьбы с Советской властью органы (Комитет спасения родины и революции, местные комитеты общественного спасения), через национальные «правительства», о которых уже упоминалось, периодическую печать. В своих газетах и листовках они открыли бешеную травлю большевиков, науськивая на них все классы и партии, обвиняя их во всех бедствиях, настоящих и особенно будущих (в «распаде России», в «повсеместных грабежах», в «насилиях» и т.п.).
В состав подпольного Временного правительства входили члены ЦК кадетской партии Д.Д. Гримм, графиня С.В. Панина, А.Г. Хрущев. Они координировали деятельность саботажников, готовились к переводу государственных средств в иностранные банки. Они финансировали саботажников и военных, дезорганизуя политическую и хозяйственную жизнь.
Рабоче-крестьянское правительство решительно выступает против саботажников. Были временно закрыты буржуазные газеты. С 26 октября по 7 ноября ни в Петрограде, ни в Москве они не выходили.
10 декабря состоялся один из первых открытых судов по пресечению саботажных действий. Он проходил /249/ в бывшем дворце великого князя Николая Николаевича над графиней Паниной. Судебный процесс собрал самую разнообразную публику. Кроме трудового люда в зале заседаний присутствовали и буржуазные адвокаты, и чиновники, и корреспонденты российских и заграничных газет, и просто обыватели. Шумели и кричали. Хмуро смотрели на них рабочие. Заседание открыл председатель Петроградского революционного трибунала рабочий, большевик, участник первой российской революции И.П. Жуков. Ему помогали шесть заседателей. Панина (бывший товарищ министра просвещения свергнутого правительства) обвинялась в утаивании 93 тыс. руб. народных денег, отчет о которых, как заявила подсудимая, она даст только Учредительному собранию.
К величайшему удивлению буржуазной публики, суд приговорил саботажницу к заключению, до возврата удержанных ею денег, а за противодействие народной власти «ограничивается преданием гр-ки Паниной общественному порицанию». Через восемь дней деньги были внесены, и Панина оказалась на свободе. Советская власть проявила гуманность. Враги, не поняв, расценили это как слабость.
Поражение мятежа войск Керенского – Краснова, в подготовке которого эсеры и меньшевики принимали активное участие, крах деятельности возглавляемого эсером Авксентьевым Комитета спасения родины и революции по организации сопротивления Советской власти внесли хаос в правые мелкобуржуазные партии. Усилилось бегство из них рядовых членов. В конце 1917 г. эти партии еще легально устраивали съезды, конференции, заседания ЦК, но процесс их распада уже шел вовсю. Несбыточные свои надежды они связывали с Учредительным собранием. Многие лидеры эсеров и меньшевиков еще оставались в Советах, особенно крестьянских, некоторые вошли во ВЦИК. Однако серьезного значения это уже не имело.
26 ноября 1917 г. в Петрограде начал работу IV (и последний) съезд самой большой мелкобуржуазной партии – социалистов-революционеров, получившей на выборах в Учредительное собрание, главным образом за счет крестьян, 40% всех голосов, т.е. намного больше, чем какая-либо другая партия[viii]. Эсеры по-разному /250/ объясняли свое поражение. Больше всего винили ЦК, его неумелое руководство, нерешительность, недальновидность, неспособность предотвратить раскол в партии (перед съездом ЦК исключил из партии левых эсеров).
«Если бы была взята правильная линия поведения после «корниловского» восстания, –
сетовал главный докладчик Чернов, –
и мы бы сделали все для сохранения единства партийного и демократического фронта, если бы не получилось натянутого решения, никого не удовлетворившего, за которое не было фактического большинства в партии социалистов-революционеров, может быть, мы дожили бы теперь до Учредительного собрания без гражданской войны»[64].
Откровеннее высказался член ЦК партии эсеров И.А. Прилежаев:
«…когда жизнь потребовала ответа в области рабочего, аграрного вопроса и разрешения войны и мира, партия не могла дать ничего, имея лишь резолюцию и пустые карманы по вопросам социальным… Теперь мы переживаем, – резюмировал он, – крах съезда и крах партии»[65].
Но соответствующих выводов не последовало. Эсеры, уповая на Учредительное собрание, приняли открытые антисоветские резолюции по всем вопросам, грозили применить к большевикам террор.
После невероятных колебаний в выборе форм и методов борьбы с завоевавшими власть большевиками меньшевики (они, как и все другие непролетарские партии, не признали социалистической революции) собрали экстренный съезд партии (проходил в Петрограде с 30 ноября по 7 декабря 1917 г.). Он показал полную растерянность меньшевиков, которые, по словам М.И. Либера,
«еще недостаточно освоились с мыслью, что большевики не являются партией, которая подлежит расстрелу, а, наоборот, властью, которая имеет силу расстреливать».
И добавил, обращаясь к делегатам съезда:
«Ведь не только на выборах в Учредительное собрание, но и в Петроградском Совете еще до переворота никто не голосовал за вас. К чему, в самом деле, большевики второго сорта, когда есть первосортные»[66].
Такие мысли высказывали почти все ораторы. Между тем меньшевики были одной из немногих непролетарских партий, которые в первые месяцы после установления Советской власти сохраняли большую общую численность. Несоответствия здесь не существовало. В промышленных районах меньшевистские организации ввиду ухода из них рабочих сильно поредели, но в других местах они даже выросли за счет мелкобуржуазных /251/ элементов. Вот почему на этом съезде были представлены делегаты от 143 тыс. членов партии (без Закавказья, где в Грузии их насчитывалось около 50 тыс.)[67].
Однако суть дела состояла не в численности партии, а в том, что массы ее уже не поддерживали. На выборах в Учредительное собрание меньшевики всех оттенков получили в двух столицах по 3% голосов, а во всей стране – 2,5%. Правда, в Закавказье за меньшевиков голосовало 37% избирателей.
Что касается тактики меньшевиков по отношению к большевикам, Советской власти, то по этому поводу высказывались самые разные точки зрения. Правый Потресов требовал немедленного свержения большевиков.
«И неосновательна надежда, – возражал он центру и левым меньшевикам, – что большевизм можно причесать. Большевизм тем и характерен, что он никогда не позволял себя причесывать. Он непоколебим. Его можно сломить, но согнуть нельзя»[68].
Большинство высказывалось за то, чтобы ждать Учредительного собрания, которое «может организовать приемлемую страной власть»[69]. После съезда раздоры в партии и распад ее усилились.
Почти одновременно со съездами правых эсеров и меньшевиков проходил I съезд вновь образовавшейся партии левых социалистов-революционеров (интернационалистов) (с 19 по 28 ноября, в Петрограде). Лидерами ее были М.А. Спиридонова, Б.Д. Камков, П.П. Прошьян, А.Л. Колегаев, В.А. Карелин; центральный печатный орган – газета «Знамя труда». Левые эсеры заявили о поддержке Советской власти. По их мнению, Учредительное собрание обязано было одобрить декреты II съезда Советов. В главном документе съезда говорилось, что трудящиеся классы должны держать в своих руках государственную власть, не разделяя ее ни с каким другим классом, что «переходные эпохи требуют диктатуры того класса, который хочет победить»[70]. Однако ни в одной резолюции съезда не упоминалось о диктатуре пролетариата, она заменялась «диктатурой демократии». Это означало, что левые эсеры не признавали пролетарского руководства крестьянами. Они, не выработав программы, продолжали колебаться между большевиками и правыми мелкобуржуазными партиями.
Положение, сложившееся в партиях эсеров и меньшевиков в первые месяцы Октябрьской революции, было характерным и для многих национальных партий тех районов, где победила Советская власть. /252/ В ряде мест борьбу против установления власти рабочих и крестьян возглавили не буржуазные партии, которые были слабы, а прежде всего национальные собратья эсеров и меньшевиков, нажившие политический капитал на конфронтации с Временным правительством. Так было, например, на Правобережной Украине и в значительной мере в Закавказье.
Мелкобуржуазные националисты, ставя задачу отделения от России, создают в противовес Советской власти свои органы управления. Украинские меньшевики во главе с С. Петлюрой, В. Винниченко, эсеры, предводимые М. Грушевским, добились передачи власти Центральной раде, провозгласившей «независимую» Украинскую народную республику, которая повела тайные переговоры с кайзеровской Германией. В Белоруссии антисоветское знамя подняли националистические мелкобуржуазные партии – Белорусская социалистическая громада (И. Вороненко, Ф. Гриб), Бунд (Р. Абрамович, Ф. Вайнштейн, Э. Фрумкина), Объединенная еврейская социалистическая рабочая партия (Е.С. и С.С.)[71]. В Закавказье верховодили грузинские меньшевики, создав с другими партиями контрреволюционный Закавказский комиссариат. Характерно, что в развитии мелкобуржуазных националистических партий, как и в центре России, происходил (правда, с некоторым опозданием) процесс выделения левых течений, оформившихся затем в ряде мест в самостоятельные партии. Националистические партии, как и общероссийские, ждали созыва Всероссийского учредительного собрания, которое будто бы все решит.
И вот наконец 5 января 1918 г. в 4 часа дня в Таврическом дворце открылось первое заседание Учредительного собрания. Большевики пошли на это для того, чтобы народ, значительная часть которого еще продолжала верить в Учредительное собрание, воочию убедился в огромном преимуществе советской формы правления над буржуазно-парламентарной, что российский парламент изжил себя и представляет вчерашний день в политическом развитии страны. Если Учредительное собрание примет декреты Советской власти, что было маловероятно, то его представители займут соответствующее место в управлении страной, если нет, то оно полностью разоблачит себя как антинародное.
На заседании должны были присутствовать 715 избранных делегатов (из них 370 эсеров, 175 большевиков, 86 от национальных групп, 40 левых эсеров, 17 кадетов, 15 меньшевиков, 2 представителя Трудовой народно-социалистической партии, 1 не назвал своей /253/ партийной принадлежности)[72]. Со времени выборов к январю 1918 г. в стране произошли колоссальные изменения. Советская власть установилась на огромной территории. Декреты ее стали известны в самых отдаленных уголках. Была принята «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа», изложившая программу Советской власти. Накануне открытия Учредительного собрания ВЦИК опубликовал постановление, в котором предупреждал, что всякая попытка присвоить власть, принадлежащую Советам, «будет рассматриваема как контрреволюционное действие» и всемерно подавляться. Буржуазные и мелкобуржуазные партии в день открытия Учредительного собрания организовали в Петрограде и других городах демонстрации, но производили они жалкое впечатление.
Собрание открыл старейший эсер С.П. Швецов. Появившийся в это время на трибуне председатель ВЦИКа Я.М. Свердлов, отстранив его, вместо эсеровской повестки дня предложил Учредительному собранию одобрить декреты Советской власти. (Кроме Свердлова в зале присутствовали избранные делегатами большевики, среди которых был и В.И. Ленин.) Однако предложение Свердлова было отклонено. И председатель В.М. Чернов повел собрание по заранее разработанному плану (обсуждались заготовленные антинародные законопроекты). В ответ большевики зачитали написанную В.И. Лениным декларацию: «Не желая ни минуты прикрывать преступления врагов народа, мы заявляем, что покидаем Учредительное собрание с тем, чтобы передать Советской власти окончательное решение вопроса об отношении к контрреволюционной части Учредительного собрания»[73]. Они покинули заседание. Вскоре ушли и левые эсеры.
12 часов оставшиеся зачитывали и обсуждали подготовленные проекты законов. В 4 часа утра начальник караула анархист А.Г. Железняков объявил, что караул устал, и предложил прекратить заседание. «Работа» Учредительного собрания была перенесена на другой день. Но, когда утром контрреволюционная его часть пришла к Таврическому дворцу, на дверях его «висел замок». Никто не поднялся на защиту буржуазного парламента.
С роспуском Учредительного собрания кончился важный этап в развитии социалистической революции, в истории всех политических партий России. В стране полностью и окончательно установилось государство диктатуры пролетариата. /254/
Источники и литература
Предыдущая |
Содержание |
Следующая
