Строго говоря, само словосочетание «исторический фильм» («…роман») нелогично, как «комсомольская правда». Ведь личность — «точка пересечения общественных отношений»[1], и художник в любом случае выражает собственную эпоху. Тем не менее, жанр существует, и его нужно как-то оценивать. Если не брать те случаи, когда прошлое используется просто как некий условный фон — балет «Дочь фараона», «средневековые» романы К. Саймака etc., — то к нормальному историческому произведению применим критерий, выработанный еще в сталинские времена академиком С.Б. Веселовским. Положительно оценивая «Князя Серебряного», он пояснял, что по отношению к тому уровню научных знаний, который был писателю доступен, А.К. Толстой работал грамотно и понимал, что пишет. Напротив, в «Иване Грозном» В.И. Костылева XVI в. был приспособлен к политической конъюнктуре века ХХ, причем не в каких-то деталях, а в принципиальных вопросах, определяющих логику развития событий[2]. Сталинская бюрократия испытывала родственные чувства к опричному двору. И заказывала такую историю, в которой опричники выглядели бы героями.

Политический заказ выполняют и создатели «Империи под ударом» (ОРТ). Серия под названием «Великая княгиня» художественно воссоздает известный эпизод первой русской революции: убийство великого князя Сергея Александровича. С.А. Романов без малого полтора десятилетия (1891–1905) был московским генерал-губернатором. Его убийца Иван Каляев принадлежал к Боевой организации Партии социалистов-революционеров. «Великая княгиня» — Елизавета Федоровна, сестра императрицы и жена Сергея Александровича.

Ассортимент на экране хорошо знаком каждому «дорогому россиянину» конца тысячелетия. «Россия, которую мы потеряли». Купола-колокола. Иконописные Романовы. Но, поскольку действие происходит в Первопрестольной, главу фамилии замещает родной дядя. Сергей Александрович в «Империи» — это клонированный Николай из последнего произведения Глеба Панфилова. Любящая супруга помогает любимому мужу наряжать елку. А выходя из Большого театра после спектакля, сокрушается: «Мы даже не зашли к Карсавиной, неловко…» Настоящие чеховские интеллигенты, как сказали бы в газете «Известия»: им, великим князьям, неловко перед танцовщицей! Елей с рождественской открытки сочится во все стороны так, что за съемочной группой впору ходить с бутылочкой «Фэйри». Жирные пятна подтирать. А чтобы хоть как-то объяснить общеизвестные итоги правления столь добродетельной фамилии — вот она, паутина зловещих заговоров!

С точки зрения самих Романовых, заговоры были, конечно же, еврейскими. Николай II: «Везде видна направляющая и разрушающая рука еврейства». Но заказ на такого рода уточнения пока через бухгалтерию ЦТ не проходил (поступит заказ — воплотят). А пока что революционеры — без уточнения национальности — решены в замечательной манере, в какой у нас раньше изображали белогвардейцев и… кстати, тех же самых эсеров. Им, бедным, не повезло. У власти продержались недолго, не успели заказать мастерам искусств историю своей партии в героической редакции. Так и остались врагами народа.

Гадюка-фанатичка с папиросой в длинном мундштуке (привет от Каплан и пр.) Уголовный психопат: то грозит всех порешить, включая малых детей, то бьется в рыданиях. Студент, который на допросе говорит полицейскому: «Ваше высокоблагородие, никак нет…» Главарь банды — Савинков, что ли? — знакомая по голливудским «стрелялкам» маска деловитого профессионала (наемный «киллер»). Каляев — патологический гибрид Мышкина с Рогожиным, убивает князя, оказывается, из-за любви к вышеупомянутой особе с папироской. А вокруг заговорщиков вьется Азеф с повадками Попандопуло.

Но вспомним: мастера советского кинематографа, создавая карикатурные образы «врагов», делали это старательно и профессионально. Нынешние творят наспех.

Поэтому в центре произведения, претендующего на детективную интригу, оказывается конфликт хорошего с еще лучшим. Жертвенной отваги Сергея Александровича («я офицер, а не барышня!») со стремлением честного полицейского (Путиловского) оградить высочайшую безопасность.

Будучи не в состоянии изобразить мало-мальски достоверные характеры, создатели фильма сопровождают появление персонажа на экране пояснительными текстами типа: «Набожна, прямодушна, женственна…» Узнаете? «Характер нордический, стойкий…» Но в «17 мгновениях весны» характеристики выдавал отдел кадров СС. И результаты его работы не рассматривались как истина в последней инстанции. А где размещаются загадочные кадровики ОРТ? И откуда им известно, что великий князь Сергей Александрович вошел в историю именно тем, что был «образован и религиозен»?

А может быть, чем-то другим?

Организаторские способности (проявившиеся на Ходынском поле) и антисемитизм (начал правление в Москве с чистки города от евреев) никак не выделяли Сергея Александровича среди великих князей. Но ведь было в личности этого человека нечто и впрямь оригинальное, то, что сделало его героем анекдотов и даже поговорок…

Предлагаю читателям самим ответить на этот вопрос. Заодно приобщиться к техническому прогрессу. Набрать в поисковой системе «великий князь Сергей Александрович» и посмотреть, какие сайты, кроме монархических, украшает его светлый образ и какое движение числит этого «религиозного» деятеля в провозвестниках.

Конечно, эсеры убили великого князя совсем по другим причинам. Последним аргументом, заставившим Боевую организацию пересмотреть «мораторий» на пролитие царской крови, и именно в отношении Сергея Александровича, стал некстати отданный генерал-губернатором приказ о разгоне демонстрации учащейся молодежи: разгоняли в конном строю, шашками, и кое-каких молоденьких девушек при этом изувечили.

Мстителем должен был стать Иван Каляев по кличке «Поэт». Сын полицейского (до последнего дня хранивший уважение к отцу, которого называл «порядочным человеком»); был исключен из университета и попал в тюрьму за социал-демократическую пропаганду, не имевшую никакого отношения к террору. Конспирация, вынуждавшая нелегалов перевоплощаться в ремесленников, привлекала Каляева вовсе не опасной игрой в сверхчеловека. «Ходить в шкуре барина для меня несравненно труднее, — говорил он, — там нужно много тратить на себя. Противно, стыдно. А здесь живешь, как народ живет».

(Ср. характеристику анонимного кадровика: «…психически не приспособлен к мирной работе».)

Покушение было тщательно подготовлено. 2 февраля Каляев с бомбой вышел на позицию, но, увидев в княжеской карете женщину — великую княгиню — и детей, отступился (в фильме этот эпизод решен через истерику). И повторил попытку спустя два дня в ситуации, которая не оставляла самому террористу шансов на спасение.

Великая княгиня, судя по источникам, была искренне верующим человеком и от своей родни отличалась тем, что верила в Христа, а не в уваровскую триаду. «Она представляла христианство, очищенное от влияния казенной церкви», — вспоминал адвокат Каляева.

«Зачем вы это сделали?» — спросила княгиня у арестованного убийцы. «Поэт» стал описывать ей жизнь народа, тяжкий труд за нищенскую плату — рядом с произволом и демонстративной роскошью верхов. «Почему же вы не рассказали нам этого раньше?» — «Так ведь 9 января к вам и шли, чтобы рассказать!»

Отдельное мерси господам кинематографистам за то, что опошлили и окарикатурили эту сцену в тюрьме. Драматизм ее в том-то и состоит, что она не укладывается ни в одну из плоских схем. Здесь у каждого своя правда. И свой мученический венец.

Елизавета Федоровна просила императора помиловать террориста. Но Каляев написал письмо, в котором заранее от помилования отказывался. Он пришел к выводу, что его поступок получает нравственное оправдание только в том случае, если будет оплачен собственной жизнью. За это его при Сталине объявят «мелкобуржуазным индивидуалистом». А теперь — психопатом…

Впрочем, все, что здесь написано — глас вопиющего в пустыне. Или на собственной кухне?

Недавно заметка с возражениями против канонизации Николая II была снята с полосы вполне либеральной газеты. В последний момент, как в добрые сусловские времена[3].

Страна с непредсказуемым прошлым очередной раз переписывает свою историю.

Помните, из кого состоял «Союз меча и орала»?

Закрепив за собой госсобственность, герои оффшоров и финансовых пирамид всерьез почувствовали себя наследниками великих князей.

Примечания