Заявка на превращение XX века в «американский век» вышла в 1941 году из-под пера Генри Р. Люса, влиятельного советника президента; в ней обосновывалось, что текущее столетие — первое, в котором «Америка займет доминирующее положение в мире». Изображение Люсом в его программной статье Соединенных Штатов в образе «доброго самаритянина» не может никого ввести в заблуждение относительно того, что в ней, по сути дела, выражено притязание на мировое господство. И это притязание на гегемонию совершенно открыто противоречило прежде всего экспансионистской политике германского и японского империализма.

Но даже в условиях острого, объективно существовавшего антагонизма интересов с агрессивным блоком фашистских государств существенным элементом американской внешней политики оставался антисоветизм. В характерном в этом смысле документе госдепартамента США, датированном 1941 годом и посвященном возможности германо-советской войны, высказывалась следующая рекомендация: то, что Советский Союз борется против Германии, не означает, что он — защитник, сторонник или приверженец тех международных принципов, которые мы поддерживаем... Мы не должны давать Советскому Союзу каких-либо обещаний о помощи, которую предоставили бы ему в случае германо-советского конфликта, и нам не следует брать на себя никаких обязательств касательно нашей будущей политики по отношению к Советскому Союзу или России»[24].

Будущий президент Гарри Трумэн после нападения гитлеровской Германии на Советский Союз открыто выступил с заявлением:

«Если мы увидим, что выигрывает Германия, мы будем помогать России, если выигрывать будет Россия, мы будем помогать Германии. И пускай они возможно больше убивают друг друга»[25].

Но такая крайне антисоветская позиция не нашла тогда сторонников прежде всего потому, что она явно противоречила интересам господствующих кругов США. Если бы осуществились расчеты гитлеровских фашистов на поражение Советского Союза в 1941 году, то даже огромной экономической мощи Соединенных Штатов оказалось бы недостаточно для победы над державами оси.

Объединенный комитет начальников штабов США вполне отдавал себе в этом отчет, хотя ведущие американские военные деятели явно недооценивали советский оборонительный потенциал[26]. Например, в феврале 1942 года тогдашний начальник оперативного управления штаба сухопутных сил Эйзенхауэр констатировал, что «поражение Красной Армии... делает для Великобритании и США малоперспективной победу на северо-западе Европы»[27]. А в мае 1942 года преемник Эйзенхауэра на посту начальника оперативного управления Ведемейер обосновывал вопрос об оказании поддержки Советскому Союзу необходимостью «сковать немцев, пока наш собственный потенциал не сможет обеспечить решающее преимущество в воине[28].

Однако зависимость от СССР как партнера по коалиции ни на миг не могла скрыть глубочайшей вражды господствующих кругов США к социалистическому общественному строю. Сильный Советский Союз, который мог бы оказывать значительное влияние на послевоенное развитие в Европе и других частях света, вряд ли соответствовал представлениям Вашингтона об «американском веке».

Именно поэтому американская помощь Советскому Союзу во время войны была на уровне гораздо ниже возможного. Объем поставок западных держав составил немногим более 4% от объема советского промышленного производства[29]. Союзники намеренно тормозили открытие второго фронта в Европе, чтобы Советский Союз «истек кровью»[30]. До 1944 года Красная Армия сражалась, имея перед собой 60–70% немецких сухопутных войск, в то время как британские и американские войска — только 1–6%[31].

Этот политический курс нашел свое выражение и в том, что в 1943 году ведущие военные деятели и сотрудники секретной службы США задумывались над тем, как повернуть против Советского Союза «мощь все еще сильной Германии»[32]. Так, Аллен Даллес (будущий шеф ЦРУ) вел переговоры с представителями вермахта и СС в Швейцарии о возможности сепаратного мира на антисоветской основе[33]. И когда влиятельный военный деятель США адмирал Пеги в 1943 году требовал, чтобы все «цивилизованные христианские» нации объединились и совместно боролись против нового «агрессора»[34], то тем самым была четко определена антисоветская направленность американской послевоенной стратегии, разработка которой началась во время войны. Армия США определила в 1943 году свои цели как охватывающие весь мир[35].

Командование ВВС (которые до 1947 года формально входили в состав сухопутных сил)[36] было убеждено в том, что они будут задавать тон в будущей войне: один лишь факт существования флота бомбардировщиков в состоянии

«навязать свою волю противнику и дать США сильную власть, с тем чтобы наблюдать за миром в качестве полицейского»[37].

Руководители ВВС говорили о превентивной войне как средстве против будущей «агрессии» и вместе с представителями сухопутной армии и военно-морских сил начали разрабатывать планы создания баз вне американской территории и обеспечения «глобального присутствия» своих бомбардировщиков[38]. Командование ВМС также рекомендовало в 1943–1944 годах создание «мощностей первого удара», с тем чтобы США получили возможность вести превентивную войну[39].

Руководители армии, ВВС и ВМС исходили весной 1944 года из того, что следующая мировая война наверняка будет[40] войной с «тоталитарным государством-агрессором», стремящимся к мировому господству. Это будет «столкновение между добром и злом в борьбе не на жизнь, а на смерть»[41]. Американский адмирал Дж. Фирер высказал в ноябре 1944 года надежду, что американцы

«теперь готовы к тому, чтобы смотреть в глаза следующему факту: войны за окончание всех войн еще не было»[42].

В том же году американские генералы Арнольд и Эйзенхауэр обратились к своему начальнику Джорджу Маршаллу с предложением обеспечить оккупационные войска США в Германии мощными и тяжелыми бомбардировщиками — не только для того, чтобы произвести впечатление на терпящих поражение немцев, но и для того, чтобы «иметь возможность оперативно и эффективно совершать воздушные операции в любом направлении»[43]. Учитывая обстановку, не вызывало сомнения, какое направление имелось в виду.

И если союзнические отношения между США и СССР по антигитлеровской коалиции поддерживались по крайней мере до 1945 года, то это объяснялось главным образом следующими причинами.

Советская военная мощь была существенной предпосылкой для быстрого разгрома Японии.

«Компетентные органы полагают, что вступление России в войну позволило бы избежать потери сотен тысяч американцев... Невозможно было обеспечить высадку американских войскв Китае, для того чтобы прогнать японцев из Северного Китая, и мы с давних пор надеялись, что русские окажутся в состоянии... сделать это. Другой возможности тогда не существовало»,

— писал в своих мемуарах Гарри Трумэн, ставший в апреле 1945 года вместо умершего Франклина Д. Рузвельта президентом США[44].

Была и другая причина. Американский и английский народы выступили бы против разрыва антигитлеровского союза с СССР. Вскоре после окончания войны в Европе одна американская газета писала: «Ребята “дядюшки Джо” (то есть советские солдаты, “дядюшкой Джо” в те годы в США и Англии называли И.В. Сталина. — Прим. издателей) могут, вероятно, беспокоить некоторых стратегов из клубов, но для простых людей они “наши ребята”, а для сражающихся солдат они герои»[45].

Наконец, даже в Пентагоне отдавали себе отчет в том, что война с Советским Союзом не по силам Соединенным Штатам Америки. Это хорошо иллюстрируют выводы, сделанные Объединенным комитетом начальников штабов и переданные в мае 1944 года государственному секретарю США Хэллу:

«...Если учесть все военные факторы — источники помощи, людские резервы, географическое положение и в особенности наши способности перебросить свои силы через океан и применить их на континенте, — то мы могли бы успешно защитить Великобританию, но не смогли бы победить Россию. Другими словами, втянулись бы в войну, которую мы не в состоянии выиграть»[46].

В другом прогнозе на послевоенный период, который был подготовлен Объединенным комитетом начальников штабов для государственного секретаря США в августе 1944 года, говорилось:

«Первоклассными военными державами после поражения Японии останутся только Соединенные Штаты и Советский Союз: это объясняется сочетанием таких факторов, как их географическое положение, размеры и громадный военный потенциал. Хотя США могут направить свою военную мощь во многие отдаленные районы мира, тем не менее относительная мощь и географическое положение этих двух держав не позволяют одной из них нанести военное поражение другой, даже в союзе с Британской империей»[47].

Эти оценки определялись не в последнюю очередь курсом Франклина Д. Рузвельта. Кстати, и И.В. Сталин считал, что Рузвельт не разорвет союз с СССР. Но уже через год в Пентагоне отошли от реалистических позиций. Осенью 1945 года ведущие стратеги США начали высказывать «более оптимистичные» оценки международного соотношения сил и перспектив успешной войны с Советским Союзом.

Примечания