За: «Психология забыла человека»

Борис Сергеевич, сформулируйте, пожалуйста, основные принципы «христианской психологии».

Всякое направление в психологии имеет то или иное отношение к концепции человека, к тому или иному пониманию человека. Психология не существует вообще, сама по себе, это всегда психология человека. Следовательно, для того чтобы изучать психологию человека, мы должны иметь образ самого человека, должны понимать, в чем его суть, в чем заключается его природа. Каждое направление в психологии по-своему соотносится с этим вопросом – прямо или косвенно.

Таким образом, когда мы говорим о христианской психологии, мы прежде всего говорим об определенной концепции человека. В христианской психологии человек — это образ и подобие Божие, человек имеет бессмертную душу и целый ряд других оснований. Психология в этом свете рассматривается не как существующая сама по себе, а как существующая для служения человеку. Дело в том, что психика — это, в известной степени, инструмент. С помощью этого инструмента мы мыслим, запоминаем, принимаем решения и так далее. Но есть такое известное высказывание: «мыслит не мышление». То есть само по себе ваше мышление мыслить не может, и ваша память сама по себе, ради интереса, ничего не запоминает. Вы запоминаете и мыслите потому, что это входит в ваши задачи как человека. В этом плане изучение психики не является прерогативой христианина или психолога, который придерживается какого-либо другого направления в психологии. Законы психики вполне инвариантны, они у всех одни и те же. Не существует какой-то особой психики запоминания или психики восприятия человека христианского вероисповедания. Законы психики — это общие законы, другое дело, к чему они отнесены и в каких рамках они находятся.

Собственно говоря, христианская психология как некое новое направление пытается соотнести корпус психологических знаний, как уже существующих, так и новых, с христианской концепцией человека. В этом и заключается простое, но важное отличие ее от других направлений психологии. Это отличие проявляет себя прежде всего в тех областях, которые связаны с личностью, психотерапией, в общем, с человеком. В исследованиях, скажем, особенностей симультанного восприятия или в чем-то подобном вряд ли можно найти какие-то специальные вещи, взгляд на которые христианского психолога отличался бы от взгляда представителей других направлений психологии. Но, кроме этого, есть все-таки разница в отношении к испытуемому. Здесь можно привести в пример христианскую медицину. Христианская медицина не подразумевает, что врач не использует новейшие медицинские средства, не использует хирургию, — конечно, использует, но там другое отношение к пациентам, основанное на принципах доброго и милосердного отношения к человеку.

Христианскую психологию от традиционных психологических направлений отличает другое отношение к человеку?

Да, и не просто другое отношение, а другое понимание человека. На мой взгляд, в этом суть христианской психологии.

Как применяется на практике теория христианской психологии?

Если брать все поле психологии, то выясняется, что христианских психологов не так уж много. Но некоторые все же применяют теорию христианской психологии в своей работе. Скажем, Ф.Е. Василюк занимается психотерапией, и в его концепцию психотерапии входят некоторые постулаты христианской психологии. Христианская психология ставит перед психотерапевтом другие задачи, и, соответственно, отсюда вытекают и другие способы их выполнения, которые не подразумеваются традиционными направлениями психотерапии. Возьмем для примера такое течение, как бихевиоризм. Вот ситуация: человек приходит с какой-то проблемой, что-то его волнует, он смущается, он не может выполнить задачу, связанную с публичным действием. И психолог может ему помочь, то есть научить его действовать определенным образом, но на этом его задача как психолога обрывается. Кроме того, не ставится вопрос о том, что, возможно, способ, которым психолог научил чему-то пациента, на самом деле приносит ему вред. А терапевт, который исповедует направление христианской психологии, всегда будет помнить об этом и будет стараться не совершить ошибки. Да, у нас есть люди, которые занимаются врачебной деятельностью с таких позиций, но нельзя сказать, что это какое-то сильное направление, у которого есть много сторонников. Их не много. Внутри науки — это направление, которое только обозначило себя. Но в науке правильное или успешное направление не определяется голосованием. Те направления, которые сейчас являются главенствующими в психологии, когда-то были на периферии, и когда-то на них смотрели как на недоразумение.

Не вступает ли христианская психология в противоречие с традиционными психологическими направлениями?

На мой взгляд, здесь нет конфронтации. Новая позиция в науке не отметает все уже накопленные к ее появлению знания. Действительно, так получилось, что психология долгое время находилась в конфронтации с теологией, эта конфронтация с точки зрения, так сказать, подросткового возраста была неизбежна и необходима. Как науке, психологии нужно было становиться на ноги. И образцом научности для психологии были естественные науки. Но сейчас становится очевидно, что за всем этим мы потеряли человека. И не потому, что мы были такие плохие, а потому, что становящаяся наука требовала максимальной конкретизации рамок исследования и не могла себе позволить заниматься общими вопросами, имеющими моральную и этическую сторону. Другими словами, был накоплен огромный материал, проведено множество специальных исследований, которые сделали психологию равноправной с другими науками, но вдруг оказалось, что мы упустили человека.

И когда сейчас встает проблема целостного человека, то, естественно, встает проблема той теории, с позиций которой мы будем говорить об этой целостности. Если же мы, напротив, будем пренебрегать накопленным в науке опытом, мы впадем в ошибку. Поскольку христианский врач не может себя оправдать (если он упустил больного) тем, что он басурманской фармакологии не доверяет, — он должен быть хорошим врачом. Другое дело, что он по-другому смотрит на пациента, он представляет себе, что он может молиться за его душу. Поэтому, когда меня спрашивают, кто такой христианский психолог, где он может работать (со студентами мы это обсуждали), ответ простой: это хороший психолог, он может работать где угодно, но при этом у него есть еще некое представление о человеке.

«Человека в целом психология раньше не изучала»

Зачем, с Вашей точки зрения, классическую психологию нужно дополнять «христианской психологией»?

«Христианская психология» — словосочетание, удобное в произнесении, но несколько неточное. Дело в том, что христианская психология как научная дисциплина когда-то была в недрах философии, была составной частью религиозной практики, в меньшей степени богословия, но в большей — практической веры. Однако это не психология христианина, и нельзя говорить, что вот, мол, христиане люди особые и у них своя психология, — нет, это не так. Поэтому более точный термин, обозначающий данное направление, — это «христиански ориентированная психология» или «православно ориентированная психология».

В чем здесь проблема? Я бы разделил классическую психологию и ту психологию, которая существует сейчас на Западе. С того момента как психология стала выстраивать себя в качестве научной дисциплины, она, естественно, делала это по нормам классической науки. Неслучайно долгое время психология была физиологически ориентированной и одним из требований в ней была «объективность», «общезначимость» постулатов. И понятно, что в этом случае проблемная область психологии сузилась до изучения психики, до изучения исключительно психических явлений. Ведь классическая психология — это наука не о душе, как это понималось в древности, а о психике как о сложных свойствах человека. В этом ключе, например, развивалась материалистическая психология. Но все-таки в психологии возникало достаточно много сюжетов, связанных с проблемами личности и сознания, которые без остатка никак не сводились к мозговым явлениям. И проблемы совести, верований, мировоззрения, личности, ценностей — все эти чисто человеческие проблемы были как бы незаконными сюжетами психологии, потому что это не психические явления – это явления человека в целом, а не только его психики. А человека в целом психология не изучала, поскольку считалось, что проблема человека — это философская или богословская проблема. Но суть в том, что без внятного представления, что есть человек, психология не может трактовать его психические явления.

Если психика — это свойство чего-то, то нам надо понять, свойством чего она является. Если психика — это производное от образа жизни человека, то психология должна иметь свое представление о сущности человека. Поэтому рассогласование между нормами классической науки и тем, что на самом деле требовала жизнь от психологии, все больше увеличивалось.

Дело в том, что, например, педагогу нужны не просто знания о психике, о восприятии и мышлении: из этих разрозненных кусочков целой картины не составишь. Психолог на практике все равно будет опираться на свой житейский или профессиональный опыт. Точно так же и медики могут поступать, ведь медицина уже давно лечит только болезни, а не самого человека, медицина в этом смысле очень механистична.

Надо сказать, что и сама психология уже довольно продолжительное время накапливала в себе большой багаж знаний именно о человеке, о необходимости целостного восприятия человека. Особенно здесь выделяется гуманистическое направление в западной психологии, у нас же это детская, возрастная психология, школа Выготского.

И сейчас у нас впервые поднимается этот вопрос. Нельзя же не обращать внимания на религиозное понимание человека. Но и не все можно понять, не все можно объяснить с точки зрения богословия. С точки зрения богословия, болезнь — результат греха, а с точки зрения более или менее приземленной, для лечения болезней человек должен обращаться к врачу. Где кончается компетенция священника, а где начинается компетенция психотерапевта — это и есть проблемное поле. Нельзя говорить, что здесь расставлены все точки над «i», но знаменательно, что было издано постановление Синода о введении в религиозные учебные заведения курса психологии. Хотя психология вызывает большое подозрение со стороны священства. Оно и понятно, поскольку здесь области науки и религии пересекаются: психолог может быть неверующим человеком, а область, в которую он вторгается, принадлежит духовному охранению. Кроме того, классическая психология наработала много всяких техник манипулирования другими людьми. Возьмите для примера хоть рекламу, она вся построена на элементарных психологических эффектах.

В чем конкретно заключаются недостатки обычной психологии? Какие аспекты она не учитывает, в отличие от «христиански ориентированной психологии»?

Христиански ориентированная психология — это не общая психология. Общая психология — это учение о психических состояниях, процессах, которые имеют свои качества. Я настаиваю на том, что для гуманитарной сферы — от управления и образования до религиозной практики — нужна именно психология человека. В образовании, таким образом, в центре стоит психология развития личности и понимание личности, и что важно – не античное, не философское, а христианское. Именно в христианстве ценность личности наиболее полно выражена, именно в христианстве человеку дана возможность вечной жизни, ему дана возможность встречи с Богом, и для того, чтобы этого достичь, естественно, необходимо подняться на определенный уровень личностного развития. Способ личностного бытия — это самый высший способ бытия в мире. В противном случае встречи с Богом не произойдет, но это не значит, конечно, что человек выпадает из Божьего охранения.

Совершенно очевидно, что христианская психология должна включать в себя огромный массив знаний, ранее не привлекавшихся психологами, — это и опыт исповедничества, подвижничества, святых, и само богословское учение о природе человека. Уже ни у кого не вызывает сомнений, что человек — это триипостасное существо: мы должны говорить о его телесной ипостаси, о душевной и духовной. Вот эта духовная ипостась в классической психологии была вообще отсечена, ее заменяла идеология, в советской психологии существовало такое понятие, как «дух советского человека». Материалистическое понимание личности — это все оттуда. Когда коммунистическая идеология рухнула, психология оказалась в состоянии неполноты, что приводило ее подчас на ложные пути. Поэтому в психологии человека нужна христианская (в частности православная) составляющая. Кроме того, священству, верующим людям тоже нужна психология, которая ориентирована на духовность.

Еще один момент — это кардинальное отличие дочеловеческой психики от собственно человеческой. Человек — это другое существо. Да, конечно, есть некое сродство между человеком и животными. Как говорится, Господь создал мир, тут и камни – родственники наши, и животные, но тут есть качественные различия, переступив которые мы попадаем в иное пространство, в иные способы бытия. Необходимо определить принципиальное отличие человеческого бытия от дочеловеческого. Если мы эту границу не определим, то всегда будем натыкаться на похожесть – у человека огромное количество сходных с животными черт. Когда сравнивают человека со свиньей, слоном или обезьяной — это не просто метафора, это значит, что есть нечто общее у человека с этими животными. Однако у человека есть и нечто такое, что его отличает от животных. Пьер Тейяр де Шарден, один из западных религиозных антропологов, предложил единственное качество, которое проводит границу между дочеловеческим способом существования и собственно человеческим: человек способен отдавать себе отчет в том, что он делает: «Я не просто знаю, но я еще и знаю, что я знаю». То есть человек способен, еще ничего не сделав, обсуждать свой будущий способ действий. Это способность к рефлексии.

Тут возникает еще одна важная проблема. Когда мы обсуждаем человека, мы не можем говорить о человеке вообще. Есть вещи, которые задают специфику жизни людей, но не присущи всем людям без исключения. Например, человек западной культуры будет отличаться от человека восточной культуры. Следовательно, если мы понимаем, что развитие человека во многом обусловлено культурой, то мы должны эту культуру изучать. Если наша культура — христианская, православная, то мы должны понимать, что именно здесь лежит специфика человека. И тогда уже психология должна сознательно ориентироваться на эти культурные матрицы. Здесь мы вправе ставить вопрос о христиански ориентированной психологии. И не только потому, что это требование верующего человека, но и вследствие несовершенства нашей современной психологии, где не различаются, скажем, психология дождевого червя и моя психология. Мне такая психология не нужна, я точно знаю, что у меня божественное происхождение, меня Господь Бог создал, и я вовсе не являюсь фрагментом эволюции. Тем более что эволюционная теория в последнее время все больше оспаривается и многие ученые, занимающиеся естественными науками, ставят ее под сомнение.

Поэтому появление направления христиански ориентированной психологии — это не дань времени, не дань тому, что сейчас модно демонстрировать свою религиозность, чем занимаются наши политики, бизнесмены, бандиты. Коммунистическая идеология исчезла; естественно, ее место должно быть чем-то заполнено: одни обращаются к магии, оккультизму, другие серьезно приходят в церковь. Третьи стараются сохранить себя в атеизме, но атеизм – это тоже форма религии: атеист верит в то, что Бога нет. Христиански ориентированная психология сейчас нужна везде, в ней действительно есть потребность во всех сферах жизни.

Особая проблема сейчас – это то, что священники теперь сталкиваются с неоязычеством. То есть с язычниками нового времени, которые выросли из этого безумного атеизма. Язычник древних времен был, конечно, суеверен, но он все же был верующим человеком, богобоязненным. Апостол Павел, когда пришел к грекам, в одном из городов сказал жителям, что пришел сообщить о «неведомом боге», – в этом городе был алтарь, посвященный «неведомому богу». А неоязычник — не верующий, а «суеверующий». Он верит и в черных кошек, и во всякие символы, при этом он достаточно агрессивен и хотел бы овладеть этими силами для того, чтобы их использовать. Как устроено сознание этих людей — об этом сейчас ни богословская, ни психологическая литература не говорит ничего. Вот на стыке всех этих проблем и складывается христиански ориентированная психология.

Про православную педагогику говорить проще, поскольку там есть практика построения реальных взаимоотношений, и они ценностно и духовно уже освящены.

В психологии есть такие пласты, куда свет православия еще не проник. Скажем, вот этот душевный пласт, о котором я говорил. Есть множество предрассудков, стереотипов, ложных ориентаций, здесь нужен особый тип практик, чтобы при лечении не навредить человеку, а помочь ему, но не разрушить при этом его собственную индивидуальность, не навязать ему свои представления о мире. Именно поэтому сейчас серьезные психотерапевты все чаще обращаются к опыту христианской психологии. Они даже получают благословение у своего духовного наставника и только после этого занимаются своей практикой. Верующий психолог прекрасно чувствует ту границу, где его компетенция заканчивается и человеку уже может помочь только священник, если, конечно, человек желает получить от него помощь.

Насколько велико число людей, которых можно назвать «христианскими психологами»?

Две трети сотрудников нашего института в качестве теоретической основы взяли мои разработки. Психологическая антропология (более общее наименование христиански ориентированной психологии) сейчас выделена как особое направление в психологии. Это психологический взгляд на человека, его видение в целом. Мы сотрудничаем, например, с военными; они берут за основу наши разработки. Вы знаете, раньше были политические комиссары, а сейчас это офицеры, которые работают с солдатами как психологи.

На практике теоретические постулаты христианской психологии, я думаю, используются уже довольно широко. В Координационном совете по взаимодействию Министерства образования и Московской патриархии обсуждается вопрос о возможном введении в духовных училищах курса христианской психологии. На мой взгляд, уже сделан даже более существенный шаг — это утверждение государственного стандарта по теологии для вузов. Это означает открытие отделений и кафедр теологии при факультетах, где люди получают светское профессиональное образование. Сейчас, мы надеемся, будет окончательно принято решение о введении курса «Основы православной культуры» в общеобразовательной школе начиная с первого класса, правда, как региональный компонент. И это все не самодеятельность отдельных священников, это инициатива Министерства образования. В Координационный совет входят самые разные люди на общественных началах, там есть и противники сотрудничества Министерства образования и Патриархии, но это в основном люди с бывших кафедр научного атеизма, которые теперь занимаются просто религиоведением, – из Петербургского государственного университета, из МГУ. Но в то же время, например, ректор МГУ Садовничий, являясь членом совета, активно поддерживает взаимодействие Церкви и Министерства образования.

Скажите, где будут готовить преподавателей курса «основы православной культуры»?

Если введение курса будет окончательно узаконено, то тогда на базе институтов повышения квалификации будут созданы соответствующие кафедры. Вообще же этот курс может быть построен по-разному: он может идти как еще один дополнительный курс, что должно быть предусмотрено законом, но он также может реализовываться и учителем истории, литературы, биологии – кем угодно – в рамках их собственных курсов. Это не в ущерб фактологии, научно ориентированная фактология остается, но акцент учитель может ставить на других вещах. Можно, скажем, не тратить силы на горячие споры с тем, что человек произошел от обезьяны, но попытаться в конкретном курсе это проблематизировать, выявить возникающие здесь коллизии; показать, действительно ли он произошел от обезьяны? Необъяснимой здесь остается одна-единственная вещь: биологи никак не могут найти переходное звено. Кого бы они не находили — это либо обезьяна, либо человек. Есть какая-то трещина, которую никакими останками заполнить нельзя. И вообще, по останкам здесь ни о чем судить нельзя, поскольку в органической системе функция возникает раньше органа, а не орган возникает сначала и потом что-то продуцирует. Появляется сначала функция, то есть, другими словами, ум появился раньше, чем мозг, это ум сформировал мозг, а не наоборот. Ну, и много еще других вещей. Самое главное, сейчас сняты страхи и запреты. Если преподаватель уважительно относится к религиозным взглядам своих учеников и их родителей, он будет их учитывать. В конце концов, я как верующий человек и человек, ответственный за своих детей, могу школе предъявить претензию: я налогоплательщик, а вы моему верующему ребенку забиваете голову мусором всяким, притом нечистоплотным. Да, у нас светское образование, но это не означает, что оно внеконфессиональное, это означает только одно: вы не готовите работников церкви, вы не проводите профессиональное духовное образование. Светское — значит нецерковное, но это не означает, что оно обездушенное, бездуховное.

«Теоретический багаж наших выпускников будет христианским»

Расскажите, пожалуйста, какова концепция обучения на факультете, какие программы используются на вашем факультете, кем и где они разрабатываются?

Пока у нас нет педагогических новшеств или изобретений. Мы пошли по прагматическому пути. Мы исходили из того, что создать совершенно новую психологию, которая бы называлась «христианская психология», мы не сможем. Наверное, это дело будущего. Но это наше христианское дело, и мы этим уже занимаемся. Пока мы движемся, с одной стороны, путем приближения научной психологии к христианскому богословию, а с другой стороны – путем формулирования христианских основ психологии, которые имплицитно свойственны святоотеческому богословию. На этой основе и строится наша программа в этом году. У нас есть программы, которые построены на лучших отечественных традициях психологии. Это и МГУ, и Московский городской психолого-педагогический университет, отсюда и состав преподавателей. С другой стороны — программы Московской духовной академии и нашего Православного университета. У нас есть преподаватели и из государственных вузов.

Та программа, которую мы составили, действительно уникальна, поскольку нигде больше не реализуется, однако это еще не программа по христианской психологии. Мы исходим из государственного стандарта по психологии, к которому добавлены (в той степени, в какой это возможно) предметы по нашему усмотрению. Естественно, тот региональный и вузовский компонент, который позволяет изменить общую программу в зависимости от вузовской концепции, мы изменили с точки зрения богословия. Но факультет только что организован, поэтому говорить о том, что у нас уже есть опыт, рано.

Ваш университет государственный?

Нет. Университет церковно-общественный. Он имеет, конечно, государственную регистрацию и аккредитацию. Государство нам никаким образом не помогает, мы существуем только на те средства, которые выделяются нашими учредителями, плюс пожертвования, в том числе от фонда Потанина.

Кем будут ваши студенты после окончания факультета? Где они смогут работать?

Наши студенты могут быть обычными психологами, т.е. они могут работать в психотерапии, могут пойти в психологическое консультирование, пойти работать психологами – в общем, где угодно. Но надо понимать, и это общая проблема, что психолог после академического вузовского образования нуждается еще и в практическом образовании. То есть, как правило, это курсы психотерапии, психоанализа или еще чего-нибудь.

Наши психологи будут пользоваться всеми возможностями, которые существуют у традиционных психологов, но их теоретический багаж будет иным. Он будет не материалистическим, а христианским по мировоззрению. Их отношение к человеку будет обогащено учением о бессмертной духовной сущности человека.

И, естественно, наш выпускник будет критически относиться к некоторым психологическим методикам, например к гипнозу и таким формам психологического воздействия на сознание, как медикаменты, нейро-лингвистический метод, психоанализ. Но это и не является проблемой, поскольку многие нехристианские психологи также критически относятся к этим методам.

Критически в каком смысле? Возможен ли христианский психолог-психоаналитик?

В принципе, да, хотя это будет уклонением от богословия. Но если он изберет этот метод, то это возможно. Другое дело, что тут для психолога-христианина при таком выборе будут возникать серьезные противоречия. Многое несовместимо с христианством. Но своих выпускников мы не будем насильно удерживать в одной психологической школе, они дальше будут сами выбирать свой путь, который, я допускаю, может оказаться нехристианским. Разумеется, это для нас будет горько и обидно, но мы же даем образование. Конечно, мы даем христианское образование, но тем не менее мы не можем ограничить человека, он всегда остается свободным.

Скажите, христианский психолог может помочь только православному верующему человеку?

Нет, любому человеку. Если психолог ставит перед своим клиентом конфессиональную преграду, то такому психологу вообще не место в психологии. Христианский психолог должен помогать всем, безотносительно национальной и религиозной принадлежности человека.

Не могут ли возникнуть здесь трудности, когда к христианскому психологу обратиться человек с другими религиозными взглядами? Ведь возможна ситуация, когда нехристианину не к кому больше обратиться, когда не оказалось рядом ни мусульманских, ни буддийских, ни обычных психологов.

Дело в том, что психолог о своих убеждениях клиенту никогда не говорит. Это просто не психологическое поведение. Бывает так, что клиент заговаривает о каких-то религиозных проблемах, но чаще всего в таком случае психолог направляет человека к священнику. Например, я работаю в содружестве с несколькими психологами, которые иногда рекомендуют своим пациентам отправиться ко мне с тем, чтобы попытаться решить религиозные проблемы. То есть сам психолог за это не берется. Это профессиональная позиция психолога.

Психолог не должен говорить о своих убеждениях, но рекомендации психолога и его методы будут обоснованы его мировоззрением. Христианский психолог никогда не будет говорить своему клиенту, что он христианин, но он от каких-то методов откажется, и его советы будут иметь духовную составляющую. Он никогда не будет применять методы, которые позволяют работать с измененными состояниями сознания. Он не будет использовать методы, которые совершают насилие над человеческой душой. Здесь христианская подготовка психолога будет обозначена четко, но вовсе не в вопросах религиозной принадлежности.

Против: «Никакой христианской психологии как науки нет»

Считаете ли Вы, что существует необходимость психологии «вернуться к человеку», как это утверждают сторонники «христианской психологии»? Насколько серьезен этот аргумент, с точки зрения психологической науки?

Я думаю, что внимание к человеку можно восстанавливать, используя самые разнообразные приемы, в том числе и педагогические. Дело в том, что психология во всех ее разделах: общая, социальная, педагогическая, клиническая — в центре внимания все равно имеет все-таки не ящеров, а человека. Поэтому этот аргумент ничего не дает. Ныне заметнее попытка ориентировать педагогику на развивающегося человека, на человека как предмет образования, обучения и воспитания. Это входящая сейчас в силу педагогическая антропология. Я бы назвал целый ряд других предметов, которые полностью отвечают той задаче, которую ставят Виктор Иванович Слободчиков и Борис Сергеевич Братусь, без всякого обращения к какой-то дополнительной, особой «христианской» психологии. Строго говоря, человек находится в центре внимания всех гуманитарных наук. Так что этот аргумент, на мой взгляд, не выдерживает критики.

При этом я хочу сказать, что у меня добрые отношения и с Виктором Ивановичем, и с Борисом Сергеевичем и я ценю многие их работы. Но это не мешает мне занимать позицию, которая не совпадает с их подходом, — это научная полемика.

А как Вы считаете, с чем связано увеличение внимания к религии и даже тенденция к привнесению в науку каких-то религиозных сюжетов, в данном случае христианских?

Здесь надо четко разделить две стороны проблемы: одна является собственно теологической, вторая является культурологической. Если иметь в виду культурологический аспект, то, с моей точки зрения, образованный человек должен знать основные сюжеты Библии – как Ветхого, так и Нового заветов, поскольку это стало фундаментом развития европейской культуры на протяжении почти двух тысячелетий. Причем эта культура была одновременно и светской, потому что в течение долгого времени границу между светским и собственно религиозным провести было очень трудно. Если имеется в виду необходимость такого знания, то надо различать знание и веру. Одно дело — формировать знания, а другое дело — воспитывать веру. Это две разные задачи. Одна из них лежит полностью в пределах школы, это культурологический момент, о котором я говорил, другая — полностью в правах церкви. При этом ни одна из них не страдает, каждая может действовать в своей епархии.

Второй вопрос, который возникает в связи с этим, — сама идея христианской психологии. Дело заключается в том, что термин «психология» употребляется в двух значениях. Во-первых, психология — это наука, а во-вторых, есть и психология людей. Мы говорим: «Какая-то очень удивительная психология у этого человека!» Очевидно, здесь имеется в виду совокупность его психических процессов и состояний. Эти два значения надо разделять, и если речь идет о христианской психологии, то речь идет именно о том, что это — психология людей. И здесь, конечно, мы можем говорить о христианской психологии, которая не позволяет, скажем, во время Великого поста смотреть в сторону целого ряда продуктов питания. И с такой христианской психологией, конечно, нужно считаться.

Я, в бытность мою президентом Российской академии образования, пригласил в состав академии Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, поскольку он крупный авторитет в области религиозного образования (религиозное образование — всевозможные семинарии и духовные академии — имеет полное право на существование, конечно, согласно Конституции, за рамками государственной системы образования). И помню, как я считался с психологией христианина. Когда он был приглашен ко мне в кабинет, в комнату отдыха, где было подготовлено угощение, я посмотрел на стол (в это время был пост) и сказал: «Немедленно уберите это, это и это». Потому что некоторые продукты не соответствовали его представлениям о том, что можно, а что нельзя. Это было совершенно нормально — я считался с его христианской психологией.

Другое дело — психология как наука. Психология, как и всякая наука, не может перекрещиваться с верой, с религией. Моя позиция такова: наука и религия существуют в параллельных, непересекающихся плоскостях, а если они и пересекаются, то только в области этики. Иного пересечения науки и религии быть не может, и всякая попытка совместить их, сделать так, чтобы одно влияло на другое, – это глубоко ошибочная позиция, более того – кощунственная. Я считаю, что религия не имеет права опровергать те или иные научные постулаты, как и наука не имеет права отвергать то, что утверждает религия. Религия утверждает, что Бог сотворил мир за семь дней, мы не имеем права с научной точки зрения это опровергать, так как это — предмет веры. С другой стороны, если наука говорит, что, например, по данным генетического анализа, перед нами останки именно царя Николая II и его близких, и это подтверждается с точностью, где вероятность ошибки ничтожна, религия не может опровергать науку. Они, повторяю, существуют в разных плоскостях. Таково философское решение вопроса, а когда мы обращаемся к решению конкретных задач, то это оборачивается необходимостью иметь светское образование, которое включает необходимый культурологический аспект, связанный с историей христианства, и религиозное образование, которое имеет такие же права на существование, но за пределами школы. Государство у нас отделено от церкви, школа отделена от церкви тоже. Поэтому для меня преподавание какой-то «христианской психологии», которая пытается превратить религию в науку, — нонсенс.

В таком случае, позвольте несколько выходящий за рамки темы вопрос. Попытки введения «Основ православной культуры» в школе Вы тоже оцениваете как нарушение этой демаркационной линии между светской школой и религией?

Введение новых предметов и стандартов образования сразу натыкается на сложнейшую проблему учебного времени. Если у нас все-таки есть это время, то надо вводить историю религий, причем такую, где есть история ислама, иудаизма и буддизма. Конечно, определенный акцент должен быть поставлен на истории христианства и православия, потому что эта конфессия сыграла ведущую роль в истории нашей страны по сравнению с остальными.

В этой связи, возвращаясь к проблемам «христианской психологии», хочу привести аргумент одного из ее сторонников. Виктор Иванович Слободчиков считает, что раз культура России является христианской, православной и большинство населения страны воспитано в рамках христианской традиции, то именно поэтому в науке необходима «христиански ориентированная психология».

Я уже говорил, что наука и религия находятся в разных плоскостях. И, естественно, воспитанные в христианской традиции должны таковыми оставаться и приумножать свое христианство в рамках религиозного образования, но ни в коей мере не светского. Для меня совершенно очевидно, что это не дает права вмешательства религии в науку, а мы в школе преподаем основы наук и ничто другое. Что касается идеи о воспитании в рамках христианской традиции, то все-таки мне уже 80 лет и что-то я не помню, чтобы за эти последние 80 лет кто-то в массовом порядке воспитывался в духе христианской традиции.

Затем, не надо забывать, что у нас не одна религия, что Россия — многоконфессиональная страна, и тут возникает целый ряд трудностей, которые могут привести к ненужной конфронтации. Ведь у нас в стране, наверное, не менее 20 — 25 миллионов мусульман. В какой традиции они воспитывались? Ведь если речь идет об образовании, то мы должны иметь в виду, что, сказав «а», мы должны сказать и «б». Значит, религиозное образование должно быть повсюду. Так что же это будет? В свое время, когда в гимназии начинался урок, дежурный командовал: «На молитву!» — но при этом иноверцев: магометан, иудеев, буддистов — выставляли из класса. Как же поступать сейчас? Я думаю, что надо усиливать духовное развитие людей всеми средствами, в том числе и с помощью религии. Она в этом отношении много может дать, но только в рамках своих возможностей и прав. Школа должна заниматься тем же самым: формировать духовность, но не в теологическом плане, а в плане высокой нравственности, высоких эстетических идеалов, отказа от бездуховности, которая действительно грозит решительно всем, которая выдвигает на первый план низменные чувства и интересы. Да, это надо делать и церкви, и школе. Я не вижу никакой необходимости конфронтации школы и церкви. Я считаю, что они должны решать одни и те же задачи, имея в виду нравственность людей, формирование, воспитание человека, достойного называться человеком, но каждая своими средствами и в пределах своих возможностей и прав.

Что же касается науки, то моя позиция такова: никакой христианской психологии как науки, я считаю, нет, это — натяжки, это — попытка сделать что-то такое, для чего нет никаких научных оснований. Наша главная задача — научить студента или школьника мыслить, критически относиться к разным подходам, сознательно занимать ту или иную позицию; хватит заучивать догмы.

Тот процесс, который сейчас происходит под названием «религиозного возрождения», выглядит как навязывание новых догм взамен старых, советских.

Совершенно верно. Всякого рода движение к фундаментализму — это грех, это беда. Нужно формировать человека разумного. Ведь понятие homo sapiens относится не только к тем, кто отделился от обезьяньего племени. Мы должны формировать человека разумного, думающего, сомневающегося, скептически относящегося к происходящему вокруг, но при этом не просто огульно отрицающего.

«Проникновение религиозного влияния в общеобразовательный процесс ведет к национальной розни»

Сторонники «христианской психологии» утверждают, что традиционная психология «забыла человека» и что именно этим вызвана необходимость пересмотра и внесения в нее «христианских оснований», которые призваны вернуть науке гуманистические ценности. Каково Ваше мнение?

Забыла человека не психология, забыли некоторые психологи, для которых вдруг человек открылся. Открылся почему-то через осознание того, что без религии, без помощи священников и религиозных представлений они сами не смогут разобраться в человеке; но мне кажется, что они не могут разобраться не столько в абстрактном человеке, сколько в себе.

В самом деле, в советской психологии личность оказалась выхолощена. Произошла двойная редукция. Во-первых, личность отождествили с психикой, во-вторых, исследование психики отождествили с исследованием познавательных процессов. Таким образом, личность оценивалась только по тому, каким образом эти познавательные процессы протекают в том или ином возрасте. Это было связано с отношениями психологии и педагогики и отражено в споре о том, что такое психология вообще и как она соотносится с педагогикой. Если говорить всерьез, то педагогика (теоретическая педагогика, я не беру дидактические и методические аспекты) — это дисциплина, которая должна отвечать на вопрос: «Как должно быть?», то есть создавать некие модели долженствования. Психология же отвечает на принципиально иной вопрос: «Как есть на самом деле?». Понятно, что в тоталитарном государстве, в котором мы жили, педагогика была не просто главнее психологии, а была ее антагонистом, так как было страшно знать, «как на самом деле». Важнее было знать, «как должно быть», потому что это было декларативно прописано, а потом говорить: «А так и есть!» А все, что этому мешало и могло показать, что того, как должно быть, на самом деле нет, считалось вредоносным. Результатом стало постановление, по которому психологию в 1936 г. закрыли. Вот это господство педагогики и привело к тому, что развитие науки, изучение личности происходили однобоко, – но причем здесь «христианская психология»?

Мне кажется, что поиск ответов в религиозной сфере на научно поставленные вопросы бессмыслен. Эти две сферы мироощущения находятся в непересекающихся плоскостях. Поэтому есть понятие, которое я бы изъял из многих психологических словарей и которое не имеет отношения к психологической науке, да и к науке вообще. Для меня странно выглядят те психологические словари, где присутствует понятие «душа». Но при этом для меня странно выглядел бы психологический словарь, в котором не было бы понятия «духовность». Для меня странно видеть словарь, где нет понятия «честь», где нет понятия «совесть», но если это привязано к какой-то религиозной схеме, то я не верю, что понятие «честь» для человека, исповедующего православие, католицизм, буддизм, — иное в его собственных переживаниях. А ведь именно этим занимается наука: тем, что можно измерить, тем, что может быть доказано, тем, к чему может быть приложена определенная методика.

«Христианские психологи» говорят о том, что эта дисциплина основывается не только на религиозных, но и на научных основаниях, на традициях отечественной психологии, в частности школе Выготского. Может ли «христианская психология» стать еще одним направлением в ряду других в рамках одной науки?

Психология, как и любая наука, развивалась сначала как некое одноствольное растение, поначалу и веток не было. Потом появились ветви, отрасли. На этих отраслях, на этих ветвях вырастали какие-то еще веточки, более мелкие. Это были школы, направления, отраслевые разделы и так далее. Какое-то направление становится отраслью. Какая-то школа приобретает статус направления, раздела. Где на этой ветви, на этом растении найти место «христианской психологии» или, как некоторые называют (в данном случае правильно), «христиански ориентированной» психологии? Ведь для того, чтобы сказать, что это — научная отрасль, надо еще решить две проблемы. Во-первых, необходимо определить специфику предмета, во-вторых — специфику методов исследования; и если это есть, то тогда можно говорить о самостоятельной и самоценной отрасли в психологии. Теперь давайте посмотрим, какой предмет есть у христианской или православной психологии? Это — душа. Какое отношение к науке это имеет, если нет методов ее измерения, нет особенностей, специфики предмета?

Затем, я хочу понять, а где другие религии? Где мусульманская психология, иудаистская психология, буддистская психология и так далее. Представьте себе, что будет кафедра христианской психологии. Какие кафедры еще должны быть на психологическом факультете и по каким специальностям будут присуждаться степени? Выходит, один станет кандидатом по специальности «христианская психология», другой — по «иудаистской психологии», а третий — по «мусульманской»? Абсурд!

Так что не надо паразитировать на психологии, именно паразитировать, потому что если хотите растить свое дерево, то сажайте его рядом. Не надо претендовать на корни того дерева, которое растили без вашей помощи и которое было выращено исключительно для того, чтобы преодолеть ненаучные способы обоснования мысли. Наука строилась и стала наукой именно в связи с тем, что нужно было что-то доказать и после доказательства это становилось научным фактом. Сложившиеся в систему научные факты, осмысленные и интерпретированные с доказательных позиций, выстраивались в теории; потом люди, работавшие в логике этих теорий, объединялись в школы; родственные школы складывались в направления; в свою очередь, направления, объединенные общим предметом и общим научным инструментарием, становились отраслями. Все это было выстроено без помощи, и не столько даже без помощи, сколько вопреки той логике, в которой развивалось другое, религиозное, знание, не имеющее к науке ни малейшего отношения. Более того, принципиально противостоящее ей в методе доказательства, принимающее, в отличие от науки, схему догматического утверждения.

И вдруг теперь сторонники «христиански ориентированной психологии» мне говорят: «Да нет, теперь мы это выращенное дерево будем ориентировать вот так». И выворачивают всю корневую систему и наклоняют дерево в сторону религии. В это время прибегают другие и говорят: «А вот это — мусульмански ориентированная психология». И поворачивают это же дерево туда. Своего-то дерева нет, но площади, где выращивать, полно — так растите свое! Выстройте фундамент, как положено в вашей, как вы ее называете, «науке» (в кавычках, потому что базой здесь является теологическое знание). Другое дело, что, на мой взгляд, ничего, кроме карликового деревца, вырасти на камне не может, сколько бы ни поливали. А вот заставлять работать на себя память, пот, труды тех людей, которые были верны определенным, именно научным, принципам и выстраивали это знание именно в научном плане, — это паразитирование. Не нужно под это здание, которое выстроено не вами, закладывать чужеродный фундамент.

В чем разница? Когда говорится, что атеизм тоже религия, то это чистая софистика и передергивание. Любая мысль, которая мне пришла в голову и которую я считаю верной, может тогда вызвать обвинения в том, что я в нее верю. Получается, что либо я должен говорить то, во что не верю, – и тогда я лицемер, либо, если я верю в то, что я говорю и делаю, тогда я «верующий». Это — софистика, игра словами, замазывание принципиальной разницы между наукой и религией.

Что Вы можете сказать о том влиянии, которое введение «христианской психологии» может оказать на систему образования? Возможно, стоит расширить вопрос: что можно сказать вообще о введении религиозно ориентированных дисциплин?

Не следует навязывать ни научного, ни религиозного знания тем, кому это не нужно: у науки и у религии разные сферы деятельности. Такое навязывание было бы странно, так же странно, если бы я выступил с материалистической статьей в «Вопросах богословия». Но тогда почему в научной психологической литературе появляются статьи на религиозные темы? Почему их должны читать студенты, а уж тем более — почему они должны изучать религиозно ориентированную дисциплину, если они пришли не на богословский факультет?

Если же говорить об отношении к религии в обществе в целом…

Мне не нравится Израиль так же, как мне не нравится Третий рейх, – по одной причине: потому что люди оцениваются по принадлежности или непринадлежности к одной национальности. Мне так же не нравится воинствующий атеизм, как и воинствующая религиозность, которая захлестнула страну. Причем под воинствующим атеизмом я понимаю не право человека отстаивать свою атеистическую позицию, а неприятие тех людей, которые эту позицию не разделяют (к счастью, у нас в обществе таких людей очень мало, и данный журнал ее также не поддерживает). Воинствующая позиция, логика неприятия другого порождает в психологическом плане то, что я называю «качеством окончательного выбора» или «окончательной оценки», когда наличие одного параметра закрывает возможность рассмотреть остальные. Например, в случае антисемитизма: если он еврей, то для меня «все понятно», качество окончательной оценки завершено. Тогда люди делятся на «мы» и «они» без всякой дальнейшей дифференциации.

Я сейчас занимаюсь проблемами этнокультурного, вернее, как сейчас наконец-то начали правильно называть, поликультурного компонента в образовании. И я вижу, как активно, настойчиво, я бы даже сказал — агрессивно, с нарушением всех божьих заповедей, насаждается не этнокультурное, уж тем более не поликультурное, а этноконфессиональное образование. В нашей стране, хотим мы этого или не хотим, это всегда связано с проблемами национальной политики. Поэтому, на мой взгляд, яростное проникновение церкви в образовательный процесс ведет к национальной розни. Возьмите любую школу, не школу с еврейским, татарским или каким-нибудь иным компонентом, а обычную среднюю школу. Разве нет там все-таки — на том уровне, до которого это общество вообще дозрело, — но все-таки поликультурного образования? Как только там появляется элемент этноконфессионального давления — люди разъединяются.

Да, верно – для того чтобы объединиться, нужно сначала разъединиться. Но мы уже давно разъединены, не нужно усиливать процесс дифференциации. Именно поэтому я страшно боюсь появления самых различных совместных комиссий Минобра и Патриархии, появления предметов вроде «основ православной культуры». И главный мой аргумент — это не то, что светское государство просто не должно подготавливать профессиональных священников и что у нас должно быть светское образование. Проблема и опасность заключаются в другом. Сколько бы у нас ни говорили о том, что эти занятия будут факультативными, но затронут они в любом случае всех. Когда дети сидят в одном классе и находятся рядом друг с другом — у них свои, подчас сложные, взаимоотношения и проблемы (как социальный психолог я знаю, что в любой, тем более детской, ученической группе есть искорки, из которых разгораются большие, серьезные пожары). Когда вдруг окажется, что кто-то выбрал этот факультатив, кто-то не выбрал, то дети будут стараться понять, почему этот выбор происходит… Плюс только один — этот мальчик или эта девочка, которые не пошли на факультатив, узнают что-то новое о своих предках в седьмом колене, потому что желающие доказать, почему ребенок туда не пошел, найдут и докопаются, приложив больше усилий, чем вся его семья. И тот, кто раньше хотел сказать слово «жид», но не имел на это оснований, узнав, что одноклассник не пошел на факультатив по христианской психологии или православной культуре, теперь эти основания получит.

С другой стороны, Вашими оппонентами заявляется, что христианский психолог будет иначе подходить к своим терапевтическим задачам, будет внимательнее, осторожнее относиться к пациенту...

А что – остальные психологи могут быть невнимательными и жестокими? Это вопрос не христианства или атеизма, а профессиональной пригодности. Но когда христианский психолог каким-то особым способом подходит к выполнению своих профессиональных обязанностей, то меня беспокоит другой момент.

Здесь, на мой взгляд, кроется проблема авторитарной личности. Мы на уровне обыденного сознания считаем, что авторитарная личность — это тот человек, который с большим удовольствием давит на нижестоящих. Но на самом деле это совершенно иное. Авторитарная личность как понятие собственно психологическое — это прежде всего личность, которая готова принять давление сверху, но только при наличии возможности самой давить вниз. На этом была построена вся иерархия фашизма, потому что не только на любви к великому фюреру строился порядок – вся жизнь в третьем рейхе строилась на маленьких фюрерах на каждом уровне.

Авторитарная личность готова терпеть давление, но только до тех пор, пока есть хоть немножечко пространства для давления вниз. «Над нами кто-то есть» – вот та рабская логика, которую исповедуют отцы-создатели современной христианской психологии. И она в обязательном порядке предполагает их полную уверенность в том, что у них есть право на кого-то давить. Более того, они готовы принять не только Господа Бога как вседержителя их мыслей и возможностей, но и любого священника, потому что он все равно оказывается начальствующим над той нравственной позицией, которую они реализуют в своей профессиональной деятельности. На мой взгляд, именно это — по-настоящему самое страшное.

Я очень уважаю искренне верящих людей. И среди них есть и психологи, и, более того, есть те, кто искренне считает необходимым, что нужно в образовательный процесс ввести целый ряд дисциплин с религиозным оттенком. Другое дело, что я, естественно, считаю их заблуждающимися. Но к ним не имеют отношения лидеры данного направления, которые прекрасно все понимают. Это люди, которые, на мой взгляд, покушаются на самое главное (и они великолепно это знают) — на личность, причем еще не полностью состоявшуюся личность. И именно поэтому самое опасное — это проникновение этих людей в сферу образования.

Еще меня очень настораживает в случае «христианской психологии», что верующий психолог якобы иначе, чем неверующий, подходит и к своей научной деятельности. Мы все знаем, что такое так называемый субъективный сдвиг в исследовательской практике: человек выдвигает определенную гипотезу, затем, используя, скажем, метод наблюдения, он наблюдает именно то, что он хотел бы видеть. Происходит сдвиг в пользу своей гипотезы.

Я совершенно уверен, что все гипотезы (я, правда, ни одной из них не слышал) в рамках собственно «христианской психологии» или какой-либо другой конфессиональной психологии будут доказаны в обязательном порядке. Справедливость этих гипотез будет доказана именно и только потому, что тот человек, который их высказывает, в них верит.

В этой связи пример: в интернете была помещена информация, что какие-то итальянские ученые провели эксперимент по поводу влияния молитвы на беременность. И оказалось, разумеется, что количество забеременевших женщин среди тех, о ком молились, больше.

А там указано, были ли эти женщины верующими? Или нет? И они знали, что молитва производилась?

Нет, они не знали, что молятся за их успешное зачатие.

А еще мне хотелось бы узнать некоторые другие переменные: возраст забеременевших и незабеременевших, наличие простатита у мужей забеременевших и незабеременевших и так далее, и так далее, — то есть весь набор переменных. Я совершенно уверен, что, введя одну переменную и не учитывая другие, я смогу доказать, что Карл Маркс был двоюродным братом Николая II, пусть и родившегося существенно позже. Но это именно то, чем, на мой взгляд, занимаются христианские и другие конфессиональные психологи. Ведь все, что они говорят, должно быть принято на веру. Представьте себе, как идет в институте экзамен и батюшка его принимает. Кто его будет лучше сдавать? Его лучше всего будет сдавать тот, кто докажет батюшке, что он — истинно верующий. Ни к науке, ни к образованию все это никакого отношения не имеет.

Мнения студентов

выпускники факультета психологии МГУ

Ксения Исаева

Я думаю, что религия не должна стремиться к классическому наукообразию. Если она берет на себя функции психологической помощи и если ей это удается, то это и есть тот максимум, в котором она должна чувствовать себя комфортно, и ей не нужно пытаться приводить себя к нормам классической науки и методологии.

В том случае, если христианский психолог, помогая своему пациенту, может не говорить, на чем основаны его методики, мне хотелось бы узнать, является ли для этого направления ключевым моментом то, что это именно христианская психология. Если эта психология использует методы, которые не предполагают четкого обозначения «верующий/неверующий», «принадлежу к православной церкви/не принадлежу», тогда, может быть, ее и «христианской психологией» называть не стоит, а надо назвать как-то по-другому?

Вера Михайлова

По моему мнению, между религией и психологией существует некий «зазор», поскольку это разные подходы и нельзя одно объяснить через другое. Религиозные переживания граничат, скорее, с парапсихологией, к которой вообще в науке отношение сложное, неоднозначное.

2 курс факультета социальной психологии МГППУ (Московского городского психолого-педагогического университета)

Наталья Артемьева

Я думаю, что такая дисциплина, как христианская психология, нужна, так как Россия — это православная христианская страна. Такая дисциплина, как мне кажется, была бы полезна и позволила бы лучше изучить особенности психики людей, принадлежащих к православным (и не только) христианам. Для студента-психолога эта дисциплина нужна в плане общего развития, а также она помогла бы, на мой взгляд, более объективно оценить процессы, происходившие и происходящие в обществе.

Мне кажется, что вводить дисциплину вполне правомерно, так как Россия является в основном православной христианской страной.

Екатерина Гарусова

Студентам будет полезно ознакомиться с этим направлением. Но, конечно, без навязывания.

Я считаю ненужным выделение христианской психологии в качестве отдельной отрасли. Как наука, психология сама подразумевает человеческие отношения между пациентом и специалистом. А собственно христианская психология, как мне кажется, будет иметь все равно какой-либо аспект навязывания. Ведь христианство подразумевает строгое подчинение своим законам. А так как не все являются верующими, то, соответственно, и христианская психология может быть им ненужной.

Екатерина Матюхина

Мне кажется, что вводить дисциплину «христианская психология» было бы странным. Нам предстоит работать с разными людьми, многие из которых могут либо вообще быть атеистами, либо принадлежать к другой вере. С другой стороны, вопрос веры может и не рассматриваться, если в «христианскую психологию» не входит изучение особенностей христианской веры. На мой взгляд, гораздо нужнее курс религиоведения, что могло бы способствовать умению психологов находить наилучший подход к людям, ревностно соблюдающим законы своей веры. Я пока смутно представляю, что собой представляет «христианская психология». Но мне кажется, что эта дисциплина в любом случае предполагает религиозные аспекты, а это может ущемить права некоторых студентов.

Инна Семененко

Сейчас все больше и больше людей обращаются к религии, делая это по разным причинам, достигая этим разные цели. Поэтому, как мне кажется, изучение предложенной дисциплины только расширит кругозор, поможет найти ответы на многие вопросы, даст новые пути решения старых проблем. Только насколько правомерно посвящать курс лекций только христианской психологии? Ведь нельзя забывать и другие религии, влияющие на психологию людей. В целом, я думаю, такой курс пошел бы мне на пользу, в особенности если он будет дополнен психологией других религий.

Алла Башкирова

Мне кажется, что такое направление не особенно правомерно, так как мировоззрение любых людей складывается в зависимости от того общества, в котором они живут, от той общественной среды, в которой они выросли. С таким же успехом можно изучать не христианскую психологию, а психологию людей среднего класса или психологию кого-нибудь еще. Кроме того, люди могут верить или не верить, приходить к вере или наоборот. Религия, безусловно, оставляет свой отпечаток, но все же он гораздо менее сильный, нежели просто общественное воспитание. В связи с этим я считаю, что вводить такой предмет в образовательную программу не стоит.

Заключительные замечания