Основная функция социологии — социальная диагностика и социальная терапия. Социология, на основании социального симптома и синдрома, должна поставить точный диагноз социальных болезней, социальной патологии и, уже на его основании, наметить пути и методы исцеления, вследствие чего станет возможным преодоление социальной патологии.

Человек — социальное существо и живет в социуме. В социуме реализует он свои сущностные силы. Именно в здоровом обществе обретает человек такое существование, которое соответствует его сущности. Именно несовместимость сущности и существования и есть основной показатель отчуждения человека, его болезненного состояния. Человек тогда является действительным, когда он имеет соответствующее своей сущности существование. Категория действительности именно и есть «непосредственное единство сущности и существования» (Гегель).

Социум — сложная структура. Эту структуру создают люди. Со своей стороны, структуры социума воздействуют на человека. Социальные структуры определяют положение человека в социуме, но какими они должны быть? Какими должны быть параметры структуры, чтобы стала возможной максимальная реализация /250/ разумных существенных сил человека? Основной задачей социологии должны стать ответы на эти вопросы, и именно в этом должна быть выявлена гуманистическая функция социологии.

Одной из форм социальной патологии является социальная аномия. В современной социологии большое значение придается понятию аномии, корни которого отыскиваются в глубине 25-векового прошлого. В древнегреческом языке anomos означает «незаконный», «вне нормы», «неуправляемый». (Этот термин встречается у Еврипида, Платона, в XVI веке — у французского философа и социолога Жана Мари Гюйо и в трудах других мыслителей). В социологии считается, что этот термин ввел Э. Дюркгейм. Поэтому необходимо хотя бы вкратце представить его взгляды и место указанного понятия в категориальной системе учения Дюркгейма. Рассматривая проблему взаимоотношения общества и личности, он утверждает, что человек является двойственным существом, так как в нем физический человек сочетается с социальным человеком. Последнему же с необходимостью требуется общество, выразителем которого является он сам, и служить которому он обязан. Поведение личности полностью зависит от сплоченности и прочности общества, поэтому, если общество находится в состоянии кризиса, социальные регламентации утрачивают значение для личности, что имеет следствием необузданность желаний и страстей. Дюркгейм именует такое состояние общества аномией. Он считал современное ему капиталистическое общество находящимся в состоянии аномии. «Кризис и состояние аномии в промышленном мире не только постоянные явления, но даже, можно сказать, нормальные».

Взгляды Дюркгейма на аномию существенно развил и модернизировал Р. Мертон. Причину возникновения аномических ситуаций Мертон усматривает и в определенных условиях человеческой среды, которую он понимает, с одной стороны как общественную, с другой — как культурную структуру. Культурная структура представляет собой комплекс тех ценностей и норм, которые указывают на поведенческую ориентацию определенных членов общества или групп; а под социальной структурой подразумевается /251/ тот комплекс общественных взаимоотношений, в котором существуют члены общества или группы. По мнению Мертона, аномия — это результат несогласия и конфликта между «культурой» и «социальными структурами». Аномия выражает такую социальную ситуацию, когда люди не могут достичь своих целей законными средствами, и, в силу этого, они игнорируют указанные средства, пытаясь достичь цели незаконными средствами. Соответствующий этому процесс называется девиационным отклонением, т.е. это не процесс, возникающий в результате конфликта социально признанных целей и средств их достижения. Аномическую ситуацию обостряет и падение уважения личности к правовым и нравственным нормам.

Мертон классифицирует основные ответные реакции на воздействие аномии — принятие или непринятие людьми целей общества, способов их реализации или же одновременно обоих.

Согласно схеме Мертона, тотальное подчинение — конформизм — подразумевает согласие с общественными целями и законными средствами их достижения. Хорошо образованный молодой человек находит престижную работу и поднимается вверх по служебной лестнице; он является олицетворением этой модели поведения, так как ставит своей целью финансовый успех и достигает этого законными путями и средствами. Необходимо учесть, что конформизм представляет собой единственный путь недевиационного поведения. Р. Мертон также, наверное, хорошо чувствует, что конформизм — это не выражение отклонения от нормы и закона, а наоборот, приспособление к ним и, как он сам отмечает, действие во имя осуществления собственных целей на основе приспособления к существующим нормам и законам. Можно предположить, что Мертон внес конформизм в формы девиации именно потому, что «упрочение», «окаменение» и т.д. официальных норм и законов создает в обществе ситуацию застоя. В таких условиях ограничивается и индивидуальная свобода. Ситуация застоя не может продолжаться долго, так как множество иных факторов все же вызовет движение общества в естественно-историческом направлении, в том числе и другие формы девиации. В ходе этого процесса происходит отбрасывание /252/ и разрушение окаменелых или стандартизованных норм и законов. Иначе говоря, разрушающиеся законы и правила сами становятся одной из сил, изменяющих общественную ситуацию. (Здесь же можно отметить, что Эрих Фромм фактически исключает конформизм из форм девиации, но более подробно об этом мы будем говорить ниже).

Вторая возможная реакция называется инновацией, что подразумевает согласие с общественными целями, но отрицание социально признанных правил их достижения. «Инноватор» использует новые незаконные средства достижения благосостояния — шантаж, рэкет или совершает т.н. «преступление «белых воротничков» в виде растраты чужих денег.

Третья реакция, именуемая ритуализмом, подразумевает отрицание общественных целей, но согласие (иногда абсурдное) на использование социально признанных средств. Фанатично преданный своему делу бюрократ настойчиво требует, чтобы каждый бланк был тщательно проверен и подшит в четырех экземплярах. В конце-концов, он становится жертвой беспощадной бюрократической системы и обычно кончает жизнь в полном отчаянии, подавляемом лишь алкоголем. В результате он отказывается от первоначально намеченной цели — материального благосостояния.

Названная ретреатизмом четвертая реакция наблюдается тогда, когда человек отбрасывает социально признанные и цели, и средства одновременно. Самым явным подтверждением ретреатизма являются люди, оказавшиеся вне общества, — бродяги, алкоголики, наркоманы, душевнобольные и др.

И, наконец, мятеж, подобно ретреатизму, связан с одновременным отрицанием социально признанных целей и средств. Но, в то же время, он вызывает формирование новых, социально признанных средств и целей. На основе мятежа формируется новая идеология (она может быть революционной), которая создает новые цели и средства, например, систему социалистической собственности, изгоняющую частных собственников и считающуюся мятежниками более законной, чем существовавшие ранее цели и средства.

/253/ В связи с мятежом интересна точка зрения Э. Фромма. Он выделяет авторитарный тип людей, характеризующийся тенденцией к противостоянию всякой власти и влиянию. «Иногда это противостояние так затемняет всю картину, что тенденция подчинения становится незаметной. Такой человек постоянно восстает против всякой власти, даже против той, которая действует в его интересах и совершенно не применяет репрессивных мер». Фромм считает мятежность людей такого типа наследственным свойством. Он выделяет находящийся в двойственном отношении к власти тип. Это люди, которые борются с одной системой власти и, в то же время, подчиняются второй системе (хотя бы только в собственном сознании), которая, за счет своей мощи и обещаний, возможно, и удовлетворяет их мазохистские склонности. «Наконец, существует такой тип, в котором мятежные тенденции полностью подавлены и проявляются лишь во время ослабления сознательного контроля».

Следует отметить, что концепция Мертона имеет большое значение еще и потому, что она «рассматривает конформизм и девиацию в виде двух чаш одних и тех же весов, а не как отдельные категории» (Н. Смелзер). В ней также указывается на то, что девиация не есть результат абсолютно негативного отношения к общепринятым стандартам, как уверяют многие. Вор не будет игнорировать социально признанное средство достижения финансового успеха. Бюрократ, практикующий ритуализм, не отказывается от применения общепринятых правил работы; он выполняет их чересчур детально, доводя до абсурда. Однако поведение этих двух людей девиантно.

Мертон сформулировал эти формы девиации не неожиданно. Предварительно он односторонне разрушил категориально-понятийный аппарат структурно-функционального анализа: в отличие от своих коллег, он противопоставил понятию функции понятие дисфункции, чем подготовил основу для перехода к понятию аномии. Мертон считал, что функционализм должен сосредоточить внимание на динамической, а не статической стороне социальной действительности; поэтому он должен исследовать и функцию, и дисфункцию, т.е. и источники стабильности, и основы социальных перемен.

/254/ В социологии мертоновская формулировка понятия аномии не является последним словом. Парсонс расширил мертоновскую типологию приспособления, использовав три переменные вместо двух и описав восемь типов девиантного поведения. Парсонс объясняет возникновение девиантных мотиваций неисполнением ожидания. Ориентация может быть «приспособленческой» или «отчужденной». «Приспособленно активная» ориентация ведет к инновации, «приспособленно пассивная» — к ритуализму, «отчужденно активная» ориентация порождает мятеж, «отчужденно пассивная» — ретратизм. Третьей переменной у Парсонса является отношение к «социальным целям» (людям и коллективам).

Американский социолог Роберт Дубин также модифицировал концепцию Мертона. Он противопоставил друг другу институционализированные нормы и действительное поведение индивидов и групп. Дубин расширил типологию девиантных адаптаций до четырнадцатичленной схемы сферы ритуализма.

Существует и т.н. индивидуально-психологистическое направление аномии, согласно которому аномическое положение индивидов непосредственно связано с аномическим положением социальной системы, хотя в аналитических целях они разделены. Это отразилось и в терминологии: для обозначения «социальной» аномии используется дюркгеймовский вариант этого слова (anomie); для «психологической» — термин «anomia», предложенный американским социологом Лео Сроулом.

Роберт Маккайвер, Дэвид Рисмен и Лео Сроул развили психологическую концепцию аномии. Согласно Маккайверу, «социальная аномия» — это «состояние сознания», при котором чувство социальной сплоченности — движущая сила морали индивида — ослабевает или полностью разрушается; аномия есть «разрушение чувства причастности индивида к обществу». «Человек не является сдержанным в силу своих нравственных норм, для него более не существует никаких нравственных норм. Он утратил чувство наследственности и долга, способность ощущения существования других людей. Аномический человек становится духовно стерильным, он ответственен лишь перед собой. Он скептически относится /255/ к жизненным ценностям других. Его единственная религия — философия отрицания. Он живет лишь непосредственными ощущениями, у него нет ни будущего, ни прошлого». Маккайвер связывает это явление «с тремя проблемными характеристиками современного демократического общества» — конфликтом культур, капиталистической конкуренцией и быстрым темпом социальных перемен. Соответственно он выделяет три типа аномии как состояния сознания индивидов. Индивиды аномичны:

1. Когда их жизнь бесцельна из-за отсутствия ценностей, что, со своей стороны, является результатом конфликтных столкновений различных культур и систем ценностей: «Теряя указывающий путь в будущее компас, они утрачивают будущее».
2. Когда они используют собственные силы и возможности лишь для себя — это результат потери моральной ориентации в обществе капиталистической конкуренции.
3. Когда они изолированы от значимых человеческих взаимоотношений и связей, «лишившись почвы прежних ценностей».

Дэвид Римсен рассматривает аномию как синоним неприятия. Он делит не соответствующих характеру эпохи индивидов на «автономный» и «аномический» типы. Первый обладает способностью приспособления к поведенческим нормам собственного общества; аномические индивиды же соответствуют отличным от господствующих поведенческим нормам.

Лео Сроул предлагает измерять психологическое чувство аномии индивидуально. Он выделяет пять параметров аномии и представляет их на пятипунктной шкале, которая включает сферы политики, культуры, экономики, интернализованных социальных норм и ценностей, а также «первичного» отношения к окружающим. Вопросы касаются:

1. ощущения индивидом того, что общественные лидеры далеки от него и равнодушны к его нуждам;
2. пессимистического восприятия индивидом социального строя как преимущественно непрочного и непредсказуемого;
3. такого взгляда индивида, согласно которому он и ему подобные отступают назад от уже достигнутых целей;
/256/
4. ощущения индивидом бесцельности жизни;
5. ощущения, что сеть отношений личности не подлежит предвидению и не имеет поддержки.

Сроул признает, что индивидуально-психологическая аномия определяется социальной аномией, но, наряду с этим, он указывает на значение причинно-обратных связей.

Также обращают на себя внимание попытки т.н. эмпирического измерения аномии, которые, главным образом, связаны с именами Бернарда Лендера и Лео Сроула. Лендер установил, что «аномическим фактором являются районы «сравнительного ненормирования» и социальной нестабильности». Майер и Белл рассмотрели воздействие на аномию социально-экономического статуса, пола, этнической принадлежности и других факторов и заключили, что аномия зависит от «возможности достижения жизненных целей».

Как мы видели, на сегодня нет единого определения понятия «аномии». Это объясняется многоуровневым характером социального феномена аномии:

1. микро-, макро- и средний (мезоуровень);
2. когнитивный, аффективный («субъективный» аспект) и конативный («объективный» аспект) уровни.

Только их пересечение дает восемь значений, а неоднородность социальных процессов удваивает это число.

Главное внимание следует обратить не столько на попытки модификации понятия аномии, сколько на коренные изменения в его содержании. Эти изменения не всегда вытекают из теоретического диалога. Например, мы не можем утверждать, что Э. Фромм знаком с мертоновским вариантом понятия аномии и стремится уточнить его содержание, но в ряде случаев его взгляды на такое аналогичное конформизму понятие, как, например, бюрократизм, заставляет думать, что признание Мертоном конформизма формой девиации, т.е. источником аномического обстоятельства, не совсем убедительно. Это подтверждается и мнением Фромма о т.н. «стадном конформизме». Фромм полагает, что, пока человек не отклоняется от нормы, он такой же, как и другие, признан другими как один /257/ из них и ощущает себя как «я». Чувство собственной «самотоджественности» человека в таком положении приравнивается к чувству конформизма.

Большую ценность имеет анализ, согласно которому индивидуальная аномия обусловлена социальной аномией, хотя она не исключает роли несовершенства нравственных или правовых норм и законов в возникновении аномии. Наоборот, это отмечали Жан Мари Гюйо, Герберт Спенсер и др. Например, Спенсер настолько критически настроен по отношению к законодателям и государству, что, по существу, исключает их роль в прогрессе социальной организации и общества в целом. Взгляды Спенсера имеют большое значение не только для теоретического решения проблемы аномии, но и для практического решения проблемы углубления аномических процессов современности. И, действительно, довольно болезненно, с точки зрения нравственной или правовой прочности общества, игнорирование со стороны самих законодателей и моралистов норм и законов даже на уровне парламента. Это создает и распространяет массовое неуважение к нормам и законам, потворствует отклонению от них, порождая переход от фактов индивидуальной аномии к системе социальной аномии, или, в масштабе всего общества, — к единству многочисленных выражений социальной аномии.

Аномия в виде феномена, отражающего социальные пороки, вызывает серьезную озабоченность мыслителей-несоциологов. Например, К. Вольф отмечает: «Идеи Дюркгейма об аномии… лишь незначительная, но зловещая прелюдия». Согласно Р. Гильберту, «аномия есть тенденция социальной смерти; в своих обостренных формах она означает смерть общества».

Фромм в своих взглядах на «больное общество» указывает на глобальную опасность аномии. Идея основного гуманистического труда Фромма заключается в том, что главнейшим показателем болезни общества является равнодушие к человеческой личности. В связи с этим можно оценить и аномические результаты, представленные Фроммом в понятиях «нарциссизма», «некрофилии», «садизма», «мазохизма» и др. Ясно, что основы этих психопатологических /258/ отклонений находятся не в самих людях, а в общественных структурах. (Здесь же надо отметить, что основания отклонений не следует искать в нарушениях психических, нравственных или юридических норм, их недостатках или несовершенстве. Например, основанием воровства как аномического явления является не слабость действующего против него закона, а те социальные условия, которые порождают воровство).

Можно заметить, что поклонники учения Р. Мертона, сравнивая взгляды этих двух мыслителей, отдают явное преимущество Мертону (например, Н. Покровский), но Фромм не с меньшей силой, чем Г. Спенсер и тот же Мертон, обличает античеловеческую порочность больного общества.

Наконец, вкладом, внесенным Фроммом в расширение понятия аномии, можно считать разработку его психопатологического аспекта, благодаря чему он продолжил дюркгеймскую традицию поиска психологического аспекта понятия аномии, что, по существу, было Р. Мертоном отвергнуто.

Если этот взгляд приемлем, то можно заключить, что Э. Фромм обратил внимание на естественный аспект аномии, в то время как Мертон и его единомышленники больше заостряли внимание на факте существования аномических отклонений, обусловленных субъективной активностью, т.е. на отклонениях от нравственных и юридических норм. Нравственные и юридические нормы, как известно, являются не только продуктом реализации объективной потребности общества, но и результатом творчества субъектов — законодателей и моралистов.

По этой теме читайте также: