По пути в Басру оператор компании ITV снимал на камеру, как дикие собаки растаскивали на куски трупы иракцев. Почти каждую минуту какая-нибудь из этих
голодных тварей прямо на наших глазах вцеплялась зубами в полуразложившуюся руку,
вырывала ее и, сломя голову, уносилась вдаль по пустыне: мертвые пальцы
прочерчивали на песке бороздки, а остатки обожженной ткани рукава развевались по
ветру.
«Просто чтобы заснять это», - прокомментировал свои действия оператор. Конечно.
Компания ITV ни за что бы не стала показывать эти кадры. То, что стояло у нас
перед глазами - всю эту грязь и скверну трупов, показывать нельзя. В первую
очередь потому, что подобная реальность не «подходит» для просмотра во время
завтрака. А во-вторых, если подобные кадры покажут по телевидению, больше уже
никто и никогда не станет поддерживать войну.
Это произошло в 1991 году. Тогда эту дорогу называли «дорогой смерти». Но была и
другая, параллельная этой, «дорога смерти» - гораздо хуже, проложенная в
нескольких километрах к востоку, благодаря любезной предусмотрительности
американских военно-воздушных сил, но ту дорогу так никто и не заснял.
Единственной фотографией с изображением тех ужасов был снимок одного иракца,
заживо сгоревшего в своей машине. Когда ее опубликовали, она стала для всех чем-то
вроде иконы, потому как на ней было изображено именно то, что мы видели своими
глазами.
Иракцев, погибших на той войне в Персидском заливе - так как к тому времени уже
закончился предыдущий конфликт 1980-1988 гг., а теперь вот-вот должен начаться
третий, показывали по телевидению лишь в случае, когда они романтично
заваливались на спину, прикрывая рукой изуродованные лица. Как на тех картинках
времен первой мировой войны с изображением смерти британских солдат на полях
сражений. Если иракцы хотели появиться в утренних новостях, они должны были умирать
легкой смертью, без явных ранений, чтобы не было никаких следов страданий, дерьма, соплей, подтеков крови.
Подобные уловки приводят меня в бешенство. В 1996 году, когда израильтяне на
протяжении 17 минут обстреливали беженцев, скрывавшихся в комплексе Организации
Объединенных Наций, погибло 106 человек, больше половины из них были дети. Там я
увидел молоденькую девушку, обнимавшую мужчину средних лет. Он был мертв. «Отец,
отец», - рыдала она, гладя руками его лицо. У него не было одной руки и обеих ног.
При обстреле израильтяне пользовались снарядами ближнего действия, которые при
взрыве отрывали руки и ноги.
Когда эти кадры попали на экраны телевизоров европейцев и американцев, камера была
направлена лишь на лица девушки и её отца. Пустоту на месте оторванных рук и ног
не показали. Причины той смерти были стерты во имя хорошего вкуса. Это выглядело
так, словно человек просто умер от усталости: преклонил голову на плечо своей
дочери и отошел с миром.
Сегодня, когда я слышу угрозы Джорджа Буша и раздражающие слух морализаторские
высказывания Тони Блэра, я задаюсь вопросом: что они знают о той страшной
действительности? Что, Джордж, отказавшийся служить во Вьетнаме, знает, как пахнут
трупы? Имеет ли Тони хотя бы намек на представление о том, как выглядят те мухи -
жирные синие насекомые, которые питаются трупами погибших на Ближнем Востоке, а
потом садятся тебе на лицо или на блокнот?
Вот солдаты это действительно знают. Я вспоминаю того британского офицера, что
попросил разрешения позвонить домой с радиотелефона ВВС после освобождения Кувейта
в 1991 году. Пока я внимательно его рассматривал, он разговаривал со своей семьей,
живущей в Англии. «Я видел по-настоящему страшные вещи», - сказал он, а потом у
него случилось что-то вроде нервной судороги: он начал рыдать и вздрагивать,
телефон вывалился у него из рук и так и повис на одном проводе. Поняла ли его
семья, о чем он говорил? Вряд ли они осознали, что он хотел сказать, еcли смотрели телевизор.
Именно это нас и ожидает на будущей войне. Наша победоносная и патриотическая
нация, хотя и поддерживающая сегодняшнее иракское безумство лишь на 20%, - всегда
будет защищена от сцен страшной насильственной смерти. Но меня крайне удивляет то
количество писем, которые я получаю от мужчин и женщин, переживших вторую мировую
войну: как и у меня, в их сознании прочно засели воспоминания о страданиях и
изуродованных телах.
Я вспоминаю одного раненого иранца: из его головы торчал кусок железа, и человек
дико выл, подобно зверю, - все мы перед смертью становимся именно животными. Я
видел палестинского мальчика, который просто рухнул прямо передо мной, когда в
него попала пуля израильского солдата, - тот выстрелил хладнокровно и
преднамеренно, собираясь убить мальчика ни за что, просто потому, что тот кинул
камень.
И я помню ту израильтянку, из живота которой торчала ножка от стола. Женщина
лежала вблизи пиццерии «Сбарро» в Иерусалиме: это произошло после того, как
какой-то палестинский смертник решил расправиться с израильскими семьями,
обедавшими в тот момент в кафе. В моих воспоминаниях остались и груды трупов
иракцев, погибших в ирано-иракской войне в битве при Дизфуле. Смрад от мертвых тел
исходил такой, что заполнил все пространство нашего самолета и вызывал у нас
приступы рвоты. Я помню, как в Алжире один человек показал мне черный жирный слeд, оставшийся после того, как вооруженные «исламисты» обезглавили его дочь.
Но Джордж Буш, Тони Блэр, Дик Чейни, Джек Стро и прочие солдатики, неуклюже
подталкивающие нас к войне, не должны заботиться об этих непристойных изображениях.
Для них война – это «хирургически точные удары», «сопутствующие потери» и прочая
лингвистическая ложь, которая служит у них для описания военных действий.
Мы боремся за правое дело, мы освободим иракский народ – и вполне очевидно, что
часть этого народа мы убьем; мы принесем им демократию и защитим их нефтяные
богатства. Мы притворимся, что проводим суды над теми, кто совершил на той войне
преступления, и всегда будем придерживаться высокой морали. Мы будем смотреть на
наших военных «экспертов», вещающих с экрана телевизоров из своих чистеньких, не
заляпанных кровью окопов, и поражаться их познаниям в оружии, способном отрывать
головы.
Сейчас, говоря об этом, я вспоминаю голову одного албанского беженца,
аккуратнейшим образом отсеченную американцами, когда те по чистой случайности – а
как же может быть иначе? – обстреляли в Косово в 1999 году конвой беженцев. Они
решили, что это какое-то вооруженное подразделение сербов. Голова лежала среди
зеленого пастбища, глаза были открыты, лицо окаймляла борода: казалось, словно ее
отрубил какой-нибудь палач эпохи Тюдоров.
Через несколько месяцев я узнал имя этого человека и разговаривал с девушкой, в
которую во время американского налета попала его отсеченная голова. Именно она
почтительно положила голову посреди пастбища, где я ее и нашел. Разумеется, НАТО
не извинилось ни перед семьей того человека, ни перед этой девушкой. После войны
никто не просит прощения. Никто не признает правды. Никто не показывает то, чему
мы были свидетелями. И потому наши лидеры и предводители по-прежнему могут убедить
нас отправиться на войну.
Перевод Анны Гонсалес
По этой теме читайте также: