«Империя Чингис-хана»

Процесс образования классов и государства у кочевых народов нелегко проследить и осмыслить. Из диких степей вдруг врываются в историю правители с гордыми титулами и многочисленными армиями, наводят страх на соседей, а потом это великолепие рассыпается в ничто, в первобытное прозябание на задворках цивилизации. Чтобы спустя несколько столетий оттуда появился очередной «бич божий». Авторы книги обращают внимание на два обстоятельства. Во-первых, на противоречивый облик этих кочевых империй. «Снаружи они смотрятся как настоящие завоевательные государства (наличие военно-иерархической структуры, международного суверенитета, специфический церемониал во внешнеполитических отношениях). Однако изнутри представляются как конфедерации (союзы), основанные на непрочном балансе племенных связей». И второе обстоятельство: «полупериферийный», зависимый характер: «империи кочевников являлись милитаристскими «двойниками» аграрных цивилизаций, поскольку зависели от поступающей оттуда продукции».

Монография Татьяны Дмитриевны Скрынниковой и Николая Николаевича Крадина – это, конечно, не Великая Монгольская энциклопедия, и не последовательная история крупнейшей кочевой империи, скорее очерки, в которых показаны факторы её формирования и характерные черты, как то: рабство у монголов, механизмы наследования власти, порядок мобилизации на военную службу, облик столицы – Каракорума. Несомненное достоинство исследования – то, что оно начинается с экономики и экологии. Сколько держали коз и овец, в чём преимущества и недостатки верблюда по сравнению с лошадью, что ели в разное время года, как распределялись обязанности мужчин и женщин. В результате история кочевников предстаёт не более загадочной и иррациональной, чем у прочих народов: например, данные о численности армии Чингис-хана (141 тыс. чел.) «примерно сопоставимы с экологической продуктивностью монгольских степей, способных прокормить без дополнительных источников существования максимально 800 тыс. человек».

Не полагаясь на традиционные переводы, авторы доискиваются тех значений, которые имели в жизни кочевников монгольские и тюркские слова, обозначавшие родство, господство, подчинение. Выявляют оттенки и разночтения. Надо сказать, что, при всей экзотичности воссоздаваемой таким образом социальной системы, она имеет явные параллели в истории других народов, например, ранней – подчёркиваю, домонгольской! – Руси, где люди, формально считавшиеся рабами, активно выдвигались в ряды правящего класса.

Обычно учёные проникаются симпатией к тому, что долго изучают. Мы уже отмечали этот феномен в связи с биографиями Петра Первого и Ленина. Случай с Чингис-ханом – наверное, особый, потому что говорить о каком-то положительном влиянии этого, бесспорно, гениального политика и полководца на мировую историю всё-таки не приходится. Главный памятник ему и его соратникам – развалины и горы трупов по всей Евразии (плюс законсервированная на века отсталость его родной Монголии). Ну, а в русской истории, пожалуй, просто не было ничего страшнее, чем знакомство с его империей. Учреждение ямской службы по восточному образцу вряд ли может служить компенсацией. Как отмечается в книге, глобализация по-чингисхановски способствовала проникновению в Европу китайских изобретений: «первые пушки удивительно напоминают китайские тыквообразные орудия». Однако «высокие технологии» могли попасть на Запад и другими путями. Или их изобрели бы заново (и не исключено, что действительно изобрели) учёные монахи. Слава Богу (или Высокому Небу), авторы книги стараются быть объективными к своему герою. Отмечая в нём симпатичные и дурные качества, показывают, что это всё – качества человека, выросшего в определённой среде на определённой (весьма низкой даже по меркам 12 века) стадии развития.

А в определении самой этой стадии проявляют разумную осторожность: по их выкладкам, при самом Чингис-хане Империя больше напоминает «сверхсложное вождество», а при его сыне Угедее – раннее государство. В принципе – цитирую – «мы не видим смысла в однозначных заключениях…, что в таком-то году Монгольский улус…, не был государством, а вот в таком-то году барьер государственности преодолён».

Предприняв весьма убедительное и поучительное исследование, авторы временами, словно в испуге – как бы не обвинили в историческом материализме! – переходят на птичий язык, знакомый по «учёным» аннотациям к выставкам т.н. «актуального искусства». «Эксплицируются» «манифестации» «идентификационных дискурсов» и пр., вместо чего, на мой взгляд, стоило бы включить в книгу очерк происхождения монгольских и тюркских народов по последним данным археологии и лингвистики. Может быть, в будущем, если у авторов возникнет желание развернуть монографию в последовательную историю Империи Чингис-хана, эти замечания-предложения будут учтены.