Великолепное это дело – быть художником, и лучше всего, что он работает на свой страх и риск, не старается и не должен стараться угодить кому-нибудь. Но как раз это и накладывает на него бремя ответственности. Вся жизнь художника – это поиски самого себя. Он выбрал опасную стезю; слишком многое зависит от его внутренней честности, от цельности его натуры и от его отношения к миру. Он все решает сам. Если он хоть в малой степени представляет, сколь велика роль искусства в прогрессе или упадке общества, его обязательства перед миром и перед людьми – современниками и потомками – весьма реальны. Если с первых же шагов он не взвалит на себя это бремя, он может в конце концов, прикрываясь искусством, превратиться в беспечного повесу, или в язвительного дилетанта, или в заносчивого анархиста и разрушителя. На свете было и есть немало самозванных гениев любой из этих категорий.

Один из величайших умов в истории человечества, великий первооткрыватель, великий человек и тончайший мастер, прокладывавший новые пути в изобразительном искусстве, Леонардо да Винчи, сказал однажды, что истинно великий художник непременно сохраняет в себе некоторые свойства любителя. Он имел в виду, что художник не подвластен духу торгашества, по-детски восприимчив, безоглядно наслаждается самим процессом работы и презирает академическую рутину, общепринятые технические приемы и методы, но отнюдь не традицию, иными словами, приемлет славные, великие произведения прошлого и, отталкиваясь от них, идет вперед.

Позднее судьбы других художников не менее убедительно доказали, что иные идеалы ярче и реальнее самой жизни. Такие художники, как Домье, Курбэ, Тулуз-Лотрек, Ван-Гог, Гоген, Модильяни, являют нам пример могущественного, неодолимого стремления выразить на свой собственный лад свободные и непредубежденные наблюдения. В жгучем стремлении показать жизнь такой, какой они ее видели, выразить свой свежий, новый взгляд на нее, не стесненный никакими догмами, ничем, кроме их собственного восприятия, их чести и совести, они одолевали недуг, душевное смятение, страх и угнетенное состояние духа.

За последние шестьдесят лет у нас на глазах изменились материальные условия жизни и ее темп. Те, кто подобно мне пришел в наш мир до 1904 года, были свидетелями замечательных открытий – радио, рентгеновских лучей и радия, электричества, обезболивающих средств и иных чудесных лекарств. Мы видели ужасы, которые несет миру ядерное оружие. Сидя у себя дома, мы наблюдали на телевизионных экранах запуск космических кораблей, летящих вокруг земного шара.

Насколько более размеренной представляется нам жизнь наших предков, которой словно бы ничто не угрожало; как тихо и без тревог, кажется нам, существовало добропорядочное буржуазное общество викторианской эпохи...

Был ли мир в ту пору скучнее, чем сегодня? Смотря по тому, в чем искать развлечения. Презанятный вид английской фауны – «жуки» (битлы) – с их стонущими электрическими гитарами и свисающими на глаза, как у шотландской овчарки, космами, неизменно разжигают страсти: стоит им выйти из шикарного отеля или свалиться с неба в любом аэропорту, как собирается толпа, и в суматохе и давке неистовые поклонницы рвутся к ним, пренебрегая увечьями. Говорят, на венецианских бьеннале 1964 года преобладало развлекательное искусство. Допустим, там, в Венеции, рядом с площадью святого Марка и дворцом дожей выставили изображение американской аптеки и перед ним обнаженную женскую фигуру. Допустим, эта нагая красотка лакает кока-колу. Возможно, компания Дюпон выставила гигантскую бутылку шипучки, сделанную из новейшего прозрачного пластика, а в бутылке сидит резиновая русалка в натуральную величину и рыбья чешуя ее хвоста сделана из полиэфро... (и называется все это «Гомункулус»). Это забавно, препотешно. Но искусство ли это? Скрипка устарела – да здравствует электрическая гитара! Художник, которого влечет к себе то, что дорого человеческому сердцу: люди, деревья, небо, – устарел – да здравствуют картоны Хейнца, кукурузные хлопья Келлога, втулки Форда! Долой традиции, отрастим длинные бороды, выкрасим их в розовый цвет и станем свирепыми людоедами вроде марсиан.

Меня забавляют и на какое-то мгновение завладевают мной буйные ритмы и веселый вздор битлов, но стоит мне поглядеть и послушать их раза два, и я начинаю скучать. А вот когда я смотрю старые фильмы Чарли Чаплина, их глубина и красота совершенно покоряют меня. Чаплин веселит, потому что он опирается на подлинно человеческие чувства и в искусстве его есть и сострадание, и самоотверженность, и грубый юмор живой жизни. Точные копии почтовых ящиков, электрических пробок и выключателей, словно в каталоге электрофирмы, меня не удовлетворяют. Мы живем в эпоху, когда небезопасно вечером в темноте пройтись по парку; когда наука изо дня в день настойчиво твердит, что жизнь на Земле не долговечна; когда мы понимаем, что сама Земля и, в сущности, вся солнечная система обречены погибнуть всего через каких-нибудь несколько миллионов лет (так что нам следует поскорей отыскать какое-нибудь солнце помоложе, возле которого род людской найдет себе новое прибежище); когда страховые компании готовы в любой день по сходной цене застраховать вашу жизнь, чтобы было на что справить похороны, ибо смерть подстерегает вас на каждом шагу, – такова наша цивилизация, и существование наше в этих условиях непрочно и неосновательно, словно мы наспех собрались на загородную прогулку.

Неустойчивость бытия – вот лейтмотив наших дней, звучащий везде и во всем, включая искусство. В средние века подмастерья, мастера и зодчие объединялись в одну артель, где каждый – от ученика до гениального художника – делал свое строго определенное дело, и все вместе они строили на века – собор, ратушу. Всех этих мастеровых людей духовно и нравственно возвышало стремление воздвигнуть нечто непреходящее, по крайней мере им их создание представлялось прекрасным и долговечным памятником, ибо вложили они в него все свои силы и все умение. В двенадцатом, тринадцатом, четырнадцатом веках эти памятники устояли под каменным градом, что обрушивали на них вражеские катапульты, под дождем стрел. Даже ядра первых пушек почти не повредили их стен.

А потом началась первая мировая война. Милое развлечение с цеппелинами, французскими семидесятипятимиллиметровками, «большими Бертами». Стены стали рушиться, но еще не так оглушителен был этот грохот, чтобы все человечество почувствовало себя бродягой, которому придется вот-вот сорваться с насиженного места, – так чувствуют себя люди в наши дни, когда мир уже узнал Гитлера, Хиросиму и водородную бомбу. Эта троица вселила в человека страх перед новыми сатанинскими силами. И искусство, которое во все времена отражало свой век, самую его суть, проникало в его душу критическим взором, – искусство тоже начинает чувствовать себя всего лишь прохожим, и чем больше оно осваивается с этой новой ролью, тем более механическим и бездушным оно становится, тем больше появляется у нас дешевых поделок, не способных глубоко и надолго затронуть нас.

Танганьика, Золотой Берег, Либерия, Конго, как ни примитивна там жизнь, если судить по асбестовым крышам, фаянсовым раковинам, ваннам и кондиционированному воздуху, – страны куда более цивилизованные, чем мы, ибо они куда лучше владеют богатствами своей исторически сложившейся культуры. Столетиями технические приемы и секреты ремесла, воплотившиеся в изумительных скульптурах и творениях декоративного искусства, передавались здесь от отца к сыну, от поколения к поколению. В сегодняшней Америке, где можно купить и продать все что угодно и где страховое общество тебя за твои же деньги и похоронит, художник-трюкач, воинствующий недоросль, битник, «жук» (битл) покорили воображение крупнейших коллекционеров, крупнейших музеев, крупнейших маклеров с Уолл-стрита и крупнейших зазывал с ярмарки искусств.

Чтобы играть на скрипке, надо уважать традиции и очень любить стройный и прекрасный инструмент, тонко сработанный из старого дерева. Надо брать в руки «страдивариус» так же уважительно и бережно, как новорожденного младенца или вазу времен династии Мин.

Чтобы стать великим живописцем или скульптором, надо с уважением подходить к куску холста, глыбе камней или комку глины – к тем простым средствам, при помощи которых ты берешься выразить жизнь.

Мне кажется, художники, как муравьи, должны в меру своих сил созидать в расчете на вечность. Пока человек жив, лучшее, что ему доступно, это совершенствовать и увековечивать себя в своих трудах. И пусть он не теряет веру в непреходящую силу красоты, как бы его ни расхолаживали военные, ученые и политики. Но в наши дни мы ежечасно ощущаем мимолетность и непрочность бытия. Ничто теперь не создается в расчете на вечность, как Микеланджелов Давид, все делается для минутного развлечения, взять хотя бы хлопушку или диснеевского Динозавра. И даже леденцового петушка на палочке, которого раньше можно было сосать целый день, хватает теперь лишь на какой-нибудь час.

Главная причина всего этого в достаточной степени устрашающая и мрачная. Всему виной стремление делать как можно больше денег и как можно быстрее. По крайней мере, так кажется на первый взгляд. Когда мы сегодня строим небоскреб или завод, мы рассчитываем, что они просуществуют двадцать лет, и, проектируя здание, уже предвидим, как оно развалится.

Но чтобы быть уверенным в себе, человек непременно должен надеяться, что построенное им просуществует долго. Иными словами, человечеству нужно больше надежды, нужно воскресить оптимизм, освободиться от вошедших за полвека в привычку страха и безнравственной покорности, с какой люди признают себя побежденными. Молодость обладает силой и мужеством, чтобы создавать новые творения, способные внушить человечеству бодрость и надежду. Таков, к примеру, здоровый гуманистический реализм. Искусству это необходимо. Подобный восторг и надежду воплощали в своем искусстве художники Возрождения и такие люди, как Брейгель и Ренуар.

Мы с восторгом приняли электрическую зубную щетку, а теперь многие говорят, что эти игрушки, придуманные для экономии сил, разрушают наши десны. Мы тратим миллиарды, изобретая межпланетные корабли, которые доставят нас на Луну. Почему бы нам сперва не направить все силы на то, чтобы решить наши важнейшие задачи: дать хорошую работу всем, белым и черным, сделать так, чтобы в нашей великой стране стали свободными все люди, какого бы цвета ни была у них кожа? Что ни месяц, у нас, точно пузыри в дождь, выскакивают новые направления в искусстве, и критики хлопают в ладоши от радости, что мы поставляем им все новый материал для их писаний. И каждый день растут как грибы выставочные залы, потому что торгаши жаждут нажиться, обращая в золото кровь еще одного только что открытого художника.

Когда молодые выступают с чем-нибудь смехотворно-нелепым, с очередной сенсацией недели, их благосклонно похлопывают по плечу. А иным художникам постарше, кто год назад сделал подлинное открытие в своем искусстве, но чья кровь еще не обратилась в жидкое золото, сегодня дают пинка, заявляя, что они уже стоят одной ногой в могиле, что им пора убраться со сцены или уйти на покой. Стоит какому-нибудь юнцу едва со школьной скамьи, без всякого жизненного опыта, наткнуться на какой-нибудь броский удачный трюк – и вспыхивает всеобщее помешательство, и его провозглашают великим мастером, пока другой такой же мальчишка не вырвется вперед с трюком, еще поновее.

Да, сегодня у нас немало блестящих молодых дарований, владеющих изумительной, потрясающей, поистине виртуозной техникой, наделенных редкостной изобретательностью, – однако лишь немногие способны не только на минуту развлечь нас хитроумным техническим приемом, но и высказать сколько-нибудь определенную, ясно выраженную, простую и покоряющую умы мысль о человеке или какую-нибудь значительную истину, которая могла бы послужить нам пищей духовной.

Подводя итоги, я хочу сказать несколько слов о том главном, без чего невозможно большое искусство. Художнику необходимо быть в постоянном общении с природой – замечать ее настроение, ее ошеломляющую огромность, ее сложное многообразие, ее вечный круговорот, ее внезапные перемены, ее разрушительную и устрашающую мощь, ее кроткую нежность. Выше всего то искусство, которое выражает высочайшую из всех известных нам форм жизни – Мужчину, Женщину, Человечество.

Сила искусства, его право на существование – в том, что оно способно вдохновлять человека, будить его воображение, окрылять мысль, отражать жизнь, быть созидающей силой своего времени.

По этой теме читайте также: