(посвящается оренбургской молодежи)
Субъектом истории может стать лишь человек самосозидающий,
являющийся господином и обладателем собственного мира,
собственной истории, и осознающий правила своей игры
Ги-Эрнест Дебор «Общество спектакля»
Равнодушие — могучая сила, действующая в истории
Антонио Грамши «Ненавижу равнодушных»
Прошлое Оренбургского края плотно вплетено в историческое полотно освободительного движения в России. По его степям прокатывалась крестьянская война Емельяна Пугачева, революционно настроенные молодые люди — последователи декабристов — надеялись «поднять знамя бунта», к восстанию призывали крестьян члены народнического кружка.
Первая попытка революционного изменения государственного строя, предпринятая декабристами, отозвалась на окраине Российской Империи. Сложившееся в 20-е годы XIX века «Оренбургское тайное общество» рассчитывало поднять бунт в городе с целью «изменения монархического правления» и установления республики. В апреле 1827 г. «общество» было раскрыто, а его участники, оказавшиеся молодыми дворянами в возрасте от 18 до 33 лет, были сосланы на каторгу в Сибирь.
В 60-е годы XIX века Оренбург не оказался в стороне от революционного движения разночинцев. Народник М.Д. Муравский в 1861 году писал о городе: «Об Оренбурге я слышал много хорошего; там есть много людей образованных, там получается “Колокол”»[1]. «Колокол» и имевший в городе большое распространение журнал «Современник» читали местные народники, учащиеся гимназии. В 1871 году они образовали кружок, возглавил который сын начальника губернского жандармского управления Сергей Голоушев. В 1874 году участники кружка распространили прокламацию, в которой призывали оренбуржцев к восстанию. В этом же году они присоединились к хождению в народ, в ходе которого и были почти все арестованы.
С начала 80-х годов девятнадцатого столетия в России стал распространяться марксизм, появлялись первые кружки. В Оренбурге первый марксистский кружок был создан в 1897 году сосланными в город социал-демократами М.А. Багаевым и Я.Д. Драбкиным. В 1905 году возникла социал-демократическая и эсеровская группа. Местные революционеры приняли самое непосредственное участие в революциях 1905 и 1917 года, в установлении советской власти в Оренбурге.
Последнее столетие существования монархии для нашего края оказалось насыщенным общественно-политической жизнью, несмотря на его периферийное положение в империи. Правда, необходимо учитывать влияние того обстоятельства, что в XIX веке Оренбургская губерния оказалась одним из центров политической ссылки.
Участников «тайного общества», народнического кружка, марксистов и членов РСДРП, несмотря на разницу во времени и политических взглядах объединяло неприятие общества, которое прекрасно описал В.И. Ленин:
«Старое общество было основано на таком принципе, что либо ты грабишь другого, либо другой грабит тебя, либо ты работаешь на другого, либо он на тебя, либо ты рабовладелец, либо ты раб. И понятно, что воспитанные в этом обществе люди, можно сказать, с молоком матери воспринимают психологию, привычку, понятие — либо рабовладелец, либо раб, либо мелкий собственник, мелкий служащий, мелкий чиновник, интеллигент, словом, человек, который заботится только о том, чтобы иметь свое, а до другого ему дела нет»[2].
Молодые революционеры прошлого не были политическими маргиналами, наоборот, оказались носителями наиболее прогрессивных идей и ценностей. Воспитанные в обществе неравенства и угнетения, они отказались жить по его правилам, отказались от равнодушия обывателя, что только сильнее связало их с судьбой народа.
Выдающийся теоретик марксизма, один из основателей Итальянской коммунистической партии Антонио Грамши писал:
«Фатальность, которая кажется господствующей в истории, есть как раз не что иное, как обманчивая внешняя оболочка этого равнодушия, этого самоустранения. Подспудно назревают какие-то события. Руками немногих людей, находящихся вне всякого контроля, ткется ткань коллективной жизни. Судьбами эпохи манипулируют, исходя из узких представлений, ближайших целей, личных амбиций и страстей маленьких групп активно действующих людей, в то время как масса людей пребывает в неведении, так как все это ее не волнует»[3].
В очередной раз в истории равнодушие масс было обнажено при распаде Советского Союза и установлении новой власти в России. Вернувшись к отношениям, построенным на принципе «либо ты грабишь другого, либо другой грабит тебя», подавляющие большинство населения, в том числе и молодежь, продемонстрировало политическую апатию и равнодушие.
Россия вновь оказалась на капиталистическом пути развития после того, как капитализм исчерпал свое прогрессивное значение для человечества. «Мы достигли исторических пределов, за которыми кончается способность капитала управлять обществом», — утверждает известный европейский марксист Иштван Мессарош[4].
Благополучие западных стран, основанное на эксплуатации «третьего мира», потеряло свою былую устойчивость с началом нового витка мирового экономического кризиса. Страны периферийного капитализма, в том числе и Россия, в условиях неолиберальной экономики обречены на постоянное отставание от центра. Те проблемы, с которыми сталкивается наше общество, не явления какого-то частного заболевания, а диагноз для всей системы.
Существующий способ производства не оставляет попытки обывателю избежать отчуждения, вне зависимости от того, живет он на периферии или в центре капиталистического мира. Один из лидеров ситуационистского интернационала Ги Дебор писал:
«Первая стадия господства экономики над общественной жизнью привнесла в человеческое существование очевидную деградацию понятий “быть” в “иметь”. Нынешняя же фаза тотальной оккупации общественной жизни достижениями экономики приводит к следующему обескураживающему искажению: теперь человек уже не имеет, но ему кажется, что он имеет; иначе говоря, фиктивное “обладание” уже не влечёт за собой ни престижа, ни какой-либо иной функции. В то же время, всякая индивидуальная реальность начинает регламентироваться общественной, т.е. становится напрямую зависящей от общественной власти. Индивидуальная реальность отныне легко фабрикуется и управляется общественной властью, ей позволяют казаться лишь в той мере, в какой она не является»[5].
Другой ситуационист, Рауль Ванегейм, утверждал вслед за Дебором:
«Буржуазная революция принимает, по отношению к повседневной жизни, поступь контрреволюции. Редко, на пути человеческих ценностей, в концепции существования, подобная девальвация достигает такой степени очевидности. Обещание — брошенное подобно вызову Вселенной — установить царство свободы и благополучия, обострило ощущение посредственности жизни, которую аристократия обогащала страстями и приключениями и которая, в конце концов став доступной для всех, пережила судьбу дворца, разбитого на комнаты для прислуги»[6].
Казалось бы, что оказавшись в этих условиях, российская молодежь, как наиболее энергичная часть общества, должна была взять в руки флаг сопротивления. Но за два десятилетия капитализма в России мы так и не стали свидетелями «мая 1968 года». И если реформа образования и уничтожение социальных гарантий в середине 90-х годов сумели вызвать немногочисленные студенческие протесты, в том числе и в нашем городе, то сейчас молодежь проявляет тотальное равнодушие и безразличие к варварским действиям власти, соглашаясь на роль марионеток в театре карабаса-барабаса.
Прежде всего, критики заслуживает та молодежь, которая, считая себя новой интеллигенцией, отказавшись от гуманистического наследия, опустилась до уровня обывательщины и идеологической обслуги правящего класса.
Интеллигент —
«это творец, творческая личность, гений, человек, занимающийся поиском истины, рациональным (научным) или чувственным (художественным) познанием и освоением мира. Настоящий интеллигент понимает свою индивидуальную роль познающего субъекта — и общественную роль просветителя и освободителя. Настоящий интеллигент — носитель критического мышления. Настоящий интеллигент противостоит конформизму и мещанству»[7].
Что касается оренбургской молодой интеллигенции, то смешно сказать, кто это такие — филистеры, собирающиеся за чашечкой кофе и обсуждающие темы: «Маркетинг: На что мы ведёмся?», «Продавать просто, как раз, два, три…», «Стартап в модном бизнесе». И это интеллигенция? Место такой интеллигенции на рынке за прилавком. Справедливо назвал А. Н. Тарасов современных «интеллигентов» носителями психологии лавочников и проституток.
«“Интеллигенция” в 90-е не захотела творить, не захотела создавать шедевры (за это не платят, шедевры получают признание спустя десятилетия — часто после смерти творца, а успеха хочется сейчас). “Интеллигенты” 90-х отказались от критического мышления: за критическое мышление репрессируют (отодвигают от кормушки, как минимум, сажают в тюрьму или убивают, как максимум), а отсутствие критического мышления предполагало и отсутствие критического действия — то есть отсутствие творческого действия, революционного действия, действия, изменяющего мир, новаторского действия. Естественно, “интеллигент” 90-х утратил характер просветителя и освободителя. Взамен пришло ханжеское и лакейское презрение к собственному народу — как к “быдлу”. Духовные проститутки и духовные лавочники переняли (как это часто бывает у холопов и лакеев) взгляды и манеры своих хозяев»[8].
Особые отношения с буржуазной действительностью имеют ученые. Ж.-П. Сартр считал, что в самом их существовании a priori заложено противоречие:
«Ученые произведены господствующим классом с противоречием, которое их разрывает: с одной стороны, как наемные служащие и мелкие чиновники надстройки, они напрямую зависят от управляющих (“частных” организаций или государства) и представляют собой особую группу в сфере услуг, с другой стороны, они по-прежнему занимаются универсалиями, и они — живое отрицание личных интересов, которые вживлены в них самих и которые нельзя отрицать, не отрицая себя …если они отрицают средства, они будут отрицать и цели, которые поставлены доминирующим классом…»[9].
Выходом из имеющегося противоречия, по Сартру, для ученого может быть либо «принятие доминирующей идеологии…» и аполитичность, либо стать «выродком», т.е. интеллектуалом, который занимается своим делом, но о котором другие говорят, что он занимается тем, что «его не касается». Только разрыв с буржуазной действительностью не примиряет ученого с противоречием, а освобождает его от него, позволяя быть ему тем, кто он есть.
Поскольку буржуазия осуществляет контроль над учеными и специалистами, используя экономические инструменты еще на стадии обучения (контролируя их численность в зависимости от потребностей экономической конъюнктуры), вопрос преобразования капиталистического общества должен восприниматься студенчеством как насущный.
Однако реальное положение дел доказывает обратное — студенчество пропитано конформизмом и равнодушием. Если говорить конкретно об Оренбурге, то ни в одном из вузов не существует реальных студенческих органов самоуправления (официальные студенческие профсоюзы не более чем бутафория). Студенты и молодые ученые проявляют полное смирение перед уничтожением системы высшего образования, хотя еще в 1998 году на попытку проведения реформы образования отвечали перекрытием проспекта Победы. О леворадикальном студенческом профсоюзе «Студенческая защита», существующем в ряде городов России, местные студенты, видимо, и не подозревают.
В целом активной политизированной молодежи в городе не много. Оппозиционное либеральное молодежное движение неорганизованно (Движение Оренбургской Молодежи не оказалось массовым, не смогло предложить каких-либо интересных форм работы и, видимо, кануло в небытие), местные молодые коммунисты из числа зюгановского комсомола малочисленны — проскочив мимо всего теоретического и практического опыта западных левых, мимо опыта отечественных «новых левых», они продолжают радовать слух и взор электората исключительно пенсионного возраста. Других левых организаций и движений в городе нет.
Субкультурная молодежь, проявляющая вялые признаки заинтересованности политикой, дальше подросткового эскапизма и неформальной моды не уходит. Да и не могут панки и различные стрейтэйджеры быть иными. К словам лидера радикально-экологической организации «Хранители Радуги» Сергей Фомичева, что он не встречал еще ни одного панка, который бы прочитал Маркузе, я бы добавил, что не только Маркузе, но и Маркса, Бакунина, Ленина, Троцкого, Грамши, Фромма, Лукача, Негри, Ванегейма и др. Без теории практики быть не может.
Зимне-весенние события 2012 года оживили политическую жизнь не только в стране, но и в Оренбурге. Однако для большинства новоявленных оппозиционеров политика оказалась не чем иным, как модой — никто не собирался становиться по-нечаевски «человеком обреченным». Вернись из прошлого местные молодые борцы за свободу — залились бы багряной краской ненависти и стыда за своих земляков.
Причины равнодушия, настигшего российское общество, можно искать во многом: разрыв революционной традиции, совершенный в период сталинского термидора; этатистская политика послевоенной советской власти, которая только на словах оставалась социалистической (в итоге дискредитировав коммунистическую идею); вторжение стандартов общества потребления; следствия неолиберальной политики — деградация образования и культуры.
Сейчас перед молодыми людьми, как и сто лет назад, стоит проблема выбора: проявить равнодушие и отказаться от непосредственного переживания действительности, или стать подлинным субъектом истории. Это проблема альтернативы: капитализм (с перспективой его вырождения в фашизм) или коммунизм.
Анри Барбюс, писатель, член Французской коммунистической партии, обращаясь к студентам и представителям молодого поколения, давал следующий совет:
«Ты молод, значит, у тебя есть силы. Твои силы — это твое единственное богатство в наши дни. Употреби же их на что-то стоящее. И прежде всего на то, чтобы разобраться в окружающей действительности и понять, как ты должен поступать, чтобы возродить себя»[10].
Опубликовано в Журнале популярной социологии «ОРБит» 27 апреля 2013 г.
[Оригинал статьи]
По этой теме читайте также:
Примечания
