После внимательного прочтения рекомендованной нам работы Ю.И. Семенова, опровергшей, по мнению команды Скепсиса, труды Л.Н. Гумилева, у нас возникло много вопросов к автору по форме и содержанию его статьи, а также методам исследования.

Во-первых, в этой работе Ю.И. Семенов, известный специалист по первобытным обществам, не проводит самостоятельного критического анализа трудов Л.Н. Гумилева, а верит на слово другим критикам (Клейн, 1992; Крюков, Малявин, Сафронов, 1979; Рыбаков, 1970; Лурье, 1994; 1997; Khazanov, 1994). В связи с этим возник наш первый вопрос: если всем верить на слово, тогда где же научной скепсис, который был продекларирован автором? Ведь на этом основании сам Ю.И. Семенов может быть обвинен в том, с чем он борется в своей статье? Либо, в лучшем случае, его работу следует признать вторичной, не вносящей содержательно ничего нового в ансамбль критических научных работ, посвященных творческому наследию Л.Н. Гумилева.

Во-вторых, из приведенного Ю.И. Семеновым списка критических работ, 2 опубликованы в художественно-публицистических журналах Нева и Звезда (Клейн, 1992; Лурье, 1994), известных своей тенденциозностью, наиболее ярко проявившейся именно в 90-е годы. В связи с этим у нас возник другой вопрос: «Неужели Ю.И. Семенову не известны общепринятые правила научной критики, в соответствии с которым в работе, претендующей на научность, не принято ссылаться на публикации в масс-медиа?».

В-третьих, приведенный список критических работ, заслуживающих научного внимания, достаточно устаревший (Крюков, Малявин, Сафронов, 1979; Рыбаков, 1970; Лурье, 1997; Khazanov, 1994). Между тем основной теоретический труд Л.Н. Гумилева «Этногенез и биосфера Земли» был впервые издан в 1990 году (Л.: Гидрометеоиздат). Поэтому многие из указанных авторов не читали еще данного труда в полном систематизированном виде (за исключение, возможно, репринтных изданий ВИНИТИ). Так лишь один из указанных Семеновым авторов (Клейн, 1992) сделал легковесное заявление в легковесном издании по этому по поводу: «изумляет, но … не убеждает», «лукавый мифотворец», «оружие дилетантов» и т.п. Признавая, что указанные критические работы имеют отношение лишь к отдельным фрагментам и элементам творческого наследия Л.Н. Гумилева, мы отмечаем, что все же они не затрагивают его во всей полноте. Подбор критических работ односторонний (только против) и неполный. Не проанализированы ответы Гумилева его критикам. Например, Б.А. Рыбаков (1970) получил ответ на свою критику от Л.Н. Гумилева (1972), что было проигнорировано Ю.И. Семеновым.

Поскольку Ю.И. Семенов не соизволил провести самостоятельный и надлежащий критический анализ всех указанных в своей статье «критиков» Л.Н. Гумилева, постольку это придется сделать нам, но уже в следующих статьях из данной серии. На выводы данной статьи это не повлияет, поскольку в анализируемой работе речь идет не о творческом наследии Гумилева, а о типе «лжеученого», «мифотворца от науки», «пустых научных авторитетах», «культовых фигур», причинах их появления и способах «борьбы» с ними.

Работа в целом имеет и другие очевидные признаки, которые ставят под вопрос ее научность.

Много лирических и «красивых» цитат поэтов И.Л. Сельвинского, А.К. Толстого, писателей А.И.Солженицына, В.Н.Войновича, журналистов В.М. Дорошевича и заведомо тенденциозных личностей (П.Я. Чаадаева, Л.Д. Троцкого, народника П.Н.Ткачева и т.п.).

Между тем, в науке принят иной стиль: в научной публикации стараются «не давить на психику читателей» всякими лирическими красивостями, а убеждать читателя «суховатой» логикой научных аргументов. Наука - не риторический диспут. В ней любовь к филологии не должна уводить от трудного движения к научной истине, которое не возможно без надлежащего исполнения подлинно научной критики оппонентов.

Критика критике рознь. Нет более страшных и серьезных вопросов для любого ученого как обвинения в научной бесплодности («голый король», «культовая фигура» и т.п. эпитеты). В критических научных работах подобного рода (как на суде), в особенности не должно быть наукообразия и тенденциозностей, ведь речь касается ВОПРОСОВ ОБВИНЕНИЯ И ЗАЩИТЫ ЧЕСТИ И ДОСТОИНСТВА УЧЕНЫХ, многие из которых ценой своей жизни заработали авторитет мирового уровня в науке и не могут за себя постоять сами. Научная критика - это не топтание на «гробах» авторитетных ученых. Чего стоит только одно заявление Ю.И Семенова: «ДУТЫМИ ЯВЛЯЮТСЯ ПОЧТИ ВСЕ (ЕСЛИ НЕ ВСЕ) КУЛЬТОВЫЕ ФИГУРЫ, ЦАРЯЩИЕ НА РОССИЙСКОМ ГУМАНИТАРНОМ НЕБОСКЛОНЕ». За исключением, видимо, Ю.И Семенова, поэтому и его оговорка «почти все». Видимо, «шаркнул по душе» (как сказал бы Василий Макарович Шукшин) автора совет народника П.Н.Ткачева: «Ведь уж во всяком случае, гораздо последовательнее отрицать авторитеты вообще, чем менять их чуть не ежедневно...».

Автор ставит в очень неудобное положение своих потенциальных критиков. Во-первых, уж очень многих он обвиняет, попробуй-ка, рассмотри «дело» против каждого из обвиняемых. Во-вторых, огульно обвиняя других, он не высказывает содержательно ничего конструктивного, за исключением декларации известного еще и до него научного скепсиса. НО ЕГО «СКЕПСИС» В ДЕЙСТВИИ - ЭТО НЕ ИЗВЕСТНЫЙ БОЛЬШИНСТВУ УЧЕНЫХ И НЕ ТРЕБУЮЩИЙ УЖЕ ДАЛЬНЕЙШЕГО ОБОСНОВАНИЯ МЕТОД НАУЧНОЙ КРИТИКИ, А ОДИОЗНОЕ «ТОПТАНИЕ». Автор без тени научной этики оглушает читателя отрицанием всех и вся, ставит их под сомнение, но не дает ответов на поставленные им же вопросы.

Как же все это похоже на подмеченные Георгием Гачевым (2003, с.211) особенности российского логоса, «НЕ ТО, А…(ЧТО?)…» и российской критики: «Мир удивляется: как это у нас критика и полемика такая жестокая и страстная между собой: западники и славянофилы, народники и марксисты, демократы и партократы… А я так понимаю - как необходимый разогрев…, чтобы не свалиться на обломовский диван…, все средства хороши - в том числе разогрев злостью. Да и работяга русский, когда хорошо работает? Когда разозлится, раззадорится…».

С эмпирическим обобщением Гачева можно согласить только лишь отчасти. Действительно разогрев злостью - иногда (но не всегда!) серьезное средство для ускорения своей работы. Но и злость бывает разная, иногда она помогает как «движитель» полезных деяний, а иногда она «материализуется», выплескиваясь как «грязь» на своего научного оппонента. Последние деяния находится в компетенции уже не науки, а суда. Да и делать это полагается судьям и не на страницах научных публикаций.

И потом, если Ю.И. Семенову все авторитеты - НЕ ТО, тогда ЧТО же ТО? Если автор уже «разозлился и разогрелся» в критики оппонентов, так пусть предлагает: А ВОТ ЧТО! А мы его предлагаемое ВОТ ТО подвергнем сомнению, как он этого жаждет. Нет этого.

Сюжетным каркасом его статьи является старая («как тришкин кафтан») идея о неких генетических (от рождения) пороках, присущих российской творческой элите. Вот что пишет автор об этом. «Но если обратиться от шутки к действительности, то легко выяснится, что традиция лежать на брюхе не перед теми, так перед другими кумирами существует у русской гуманитарной интеллигенции уже давно - по существу, со времени появления на свет этой самой интеллигенции. Столь же давно об этом писали самые различные деятели русской культуры: философы, политики, литераторы». Далее автор «легко» развивает этот тезис со ссылками на П.Я.Чаадаева, П.Н.Ткачева, В.О.Ключевского, Л.Д. Троцкого, В.М.Дорошевича, М.А.Осоргина (Ильина). А до этого тезиса, в качестве прелюдии к нему, он «легко» «шутил» на эту же тему со ссылками на поэта И.Л. Сельвинского и А.К. Толстого, сталинизм, приводя в примеры откровенных политиканов «перевертышей» от науки А.Н. Яковлева, Д.А. Волкогонова.

Аргументация автора случайная, сомнительная, с оттенком русофобии, односторонняя (приводятся аргументы в пользу его тезиса, но не рассматривается аргументация против). С таким же успехом можем привести примеры ученых-гуманитариев, не отказавшихся от диалектико-материалистического учения (Ю.И Семенов, А.А. Зиновьев, Л.Н. Гумилев и др.). Этот далеко не полный пример доказывает, что существует, как минимум, несколько классов ученых-гуманитариев («перевертыши» и «не перевертыши», и т.д.). Если уж классифицировать ученых, то это надо обосновать, ввести критерии классификации (которых множество), показать для чего это нужно, и что это дает. Этого нет. Да и дело даже не в «переворачивании» из одного лагеря в другой, это все малосущественно на пути к истине (сколько уж было этих «переворачиваний» в нашей стране, и Галилей когда-то «переворачивался»). Суть критики - в движение к истине (цели критической работы). А «переворачивание» и «движение к истине» - это все же разные явления. Их подмена (выпячивание, маскировка) - недопустима в научной критике.

Теперь по существу предъявленных обвинений «русской гуманитарной интеллигенции». Во-первых, заимствование русской (американской, японской и т.д.) интеллигенцией «чужих» идей, это черта, характерная не только для российского этноса в целом и ее интеллигенции в частности. Здесь Россия уж точно «не впереди планеты всей», если судить по тому в каких объемах происходило научное, культурное, техническое, идеологическое заимствование в США, Японии, КНР, Республике Корея, Турции, Мексике и многих других странах. Этим «грешат» или когда-то «грешили» все народы, контактирующие с другими народами. Почему возникает «грех» заимствования, что он несет народам, и куда он исчезает на финальных стадиях этногенеза, все эти вопросы убедительно раскрыты в работе Л.Н. Гумилева «Этногенез и биосфера Земли». С позиции его работ следует, что не может быть ни единой русской (американской, японской и т.д.) идеи, а также генетических (от рождения) «грехов» и «достоинств» того или иного народа, которые остаются стабильными во всех фазах его этногенеза. Вот что пишет Гумилев (2004, с.370) по этому вопросу: «…так называемый «национальный» характер - миф, ибо для каждой эпохи он будет другим, даже при ненарушенности последовательности смены фаз этногенеза. Например, Илья Ильич Обломов и его слуга Захар - лентяи. Однако его предки отбили от татар Заволжья богатые земли, завели на них доходное хозяйство и построили себе удобные красивые дома, наполнив их книгами и картинами. Предки Раневской развели вишневый сад, который она пустила на ветер. Купчики из пьес Островского тратят капиталы, сколоченные их дедами. Так что же характерно для «русского» психологического типа? Видимо, то и другое, но в зависимости от эпохи, т.е. фазы этногенеза». Таков оригинальный научный диалектический ответ Л.Н. Гумилева, не устраивающий ни левых и правых русофилов (сторонников особой русской идеи), ни левых и правых западников (сторонников западных - «общечеловеческих» - ценностей).

В этом споре, Ю.И. Семенов безоговорочно принимает сторону западников и пропагандирует русофобские мифы. Более того, эти мифы, без их проверки с помощью продекларированного скепсиса, он закладывает в фундамент своей статьи. Нам не понятно, как же можно было поверить известному и авторитетному ученому-гуманитарию в такой старый русофобский миф, который уже давно преодолен российской научной мыслью, тем же Л.Н. Гумилевым?

Если исходный фундамент и каркас статьи Ю.И. Семенова, как минимум спорный, то какова научная ценность всей его критической статьи в целом? Очевидно, что с учетом вышеизложенных замечаний, анализируемая работа Ю.И. Семенова могла бы на веских основаниях и не приниматься нами во внимание как вторичная, тенденциозная, ненаучная, т.е. явно не соответствующая критериям, предъявляемым к научной публикации.

Вместе с тем, эта работа вносит определенную новизну в ансамбль критических публикаций, посвященных основополагающим трудам всемирно известного историка-географа и этнолога Л.Н. Гумилева? И эта новизна (только не научная, а квазинаучная, идеологическая) состоит как раз в характере тенденциозности этой статьи. Ю.И. Семенов, пусть и с очевидными натяжками и ляпами, но все же изложил современное мироощущение и взгляды, господствующие в определенных кругах, имеющие отклик в душах и умах современных историков, обществоведов, этнологов и не только. Поэтому статью Ю.И. Семенова правомерно рассматривать лишь в контексте исследования особенностей общественного сознания определенной консорции - «группы людей, объединенных, часто эфемерно, одной исторической судьбой на короткое время» (Гумилев, 2004, с. 543) - российского этноса. Детальный анализ взглядов этой консорции оставим специалистам, пусть они разбираются насколько это мироощущение негативно или позитивно. Между тем, мы не можем не сказать следующие: пропагандируемые Ю.И. Семеновым взгляды, в потенциале (при условии их широкого распространения) они могут иметь последствия сопоставимые с деяниями святой инквизиции, «охоты на ведьм», идеологическими компаниями по «борьбе с буржуазными лженауками» (кибернетикой, генетикой и другими). Очевидно и то, что мода на борьбу с лженауками имеет тенденцию циклически повторяться: прежде в виде трагедии, а сейчас, пока еще, в виде фарса, который может стать прелюдией трагедии. Причины этой цикличности оставим пока без обсуждения.

А теперь, рассмотрим один из самых серьезных ключевых тезисов Ю.И. Семенова, изложенных в анализируемой статье, о существовании современных «мифотворцев от науки», «лжеученых», «дутых культовых фигур» и т.п. Оценка его неоднозначна по двум причинам.

Во-первых, «не бывает дыма, без огня». С этой стороны тезис Ю.И. Семенова как бы очевиден, и не требует доказательств, поскольку он относится к категории «эмпирических обобщений» (в понимании В.И. Вернадского), а не логических выводов. В тезисе обобщены эмпирических факты, что такие люди есть, что их немало, и, параллельно со снижением научной культуры, их становится все больше и больше, и что существует комиссия РАН по борьбе с этим феноменом. И история нам доказывает многочисленные факты данного «феномена».

С другой стороны, «не все то золото, что блестит», или «не всякий ученый, похожий (в чьих-то глазах!) на лжеученого, является лжеученым». Здесь без четких определений и описания критериев, по которым можно отделить ученого от «лжеученого» (дутой «культовой фигуру» и т.п.) не обойтись. С определениями и критериями по ключевому тезису своей статьи у Ю.И. Семенова дело обстоит плохо.

Во-первых, отмечаем избыточность терминологии для одной и той же сущности («лжеученый», «дутая культовая фигура от науки», «мифотворец от науки» и т.п.). Вспоминая правило Оккама, мы задаем вопрос о целесообразности такого преумножения? Во-вторых, отмечаем излишне эмоционально-негативную окраску этих терминов, по сравнению с имеющейся классической терминологической дихотомией: «ученый - неученый (неуч, невежа, и т.п.)». Такая окраска свидетельствует о том, что мы имеем дело скорее с очередными образчиками модных штампов («идолами сознания»), убийственными для научной критики. В-третьих, неясно положение исследуемого феномена в этой классической дихотомии: «лжеученый - это особая разновидность ученых или неученых?». Из-за этой неопределенности неясно, например, а кто П.Сорокин (и другие из списка «дутых культовых фигур» Семенова)? Если он неученый, то может ли «неученый» внести хотя бы такой мизерный вклад в науку, как создание особого направление в психологии. В общем, избыточность терминологии не уменьшила уровня неопределенности и не повысила степени понимания феномена, так и не дала ответа на ключевой вопрос: А ЧТО ЭТО ТАКОЕ?

Так автор в одном месте своей статьи утверждает, что «существует» специальный термин «культовая фигура» для обозначения тех авторитетов, которым, якобы, «надлежало безоговорочно поклоняться и которых, ни при каких условиях, нельзя было критиковать».

Во-первых. Тут автор лукавит и противоречит себе. Напомним автору его же слова: «Дутыми являются почти все (если не все) культовые фигуры, царящие на российском гуманитарном небосклоне». Значит можно критиковать, и никто не заставляет его поклоняться авторитетам. И еще как критикуют! Например, того же Л.Н. Гумилева (см. форум Скепсиса). Другое дело, что это чаще всего поверхностное критиканство, которое ни чего общего не имеет с подлинно научной критикой, основанной на глубоком понимании работ оппонента, знании и надлежащем применении методов, этики и стиля научной критики.

Во-вторых. Если термин «культовая фигура» (от науки) существует, так дайте же, пожалуйста, определение этого термина. Будьте добры указать ссылку на автора термина, провести его критический анализ с помощью декларируемого скептического метода. Где это все? Нет этого! Вместо этого читатель может лишь пофантазировать и угадать, что это такое, прочитав размытое описание этого феномена, данное методом перечисления образцов: «Такими культовыми фигурами для нынешних российских интеллектуалов стали О.Шпенглер, П.А.Сорокин, А.Дж.Тойнби, Л.Витгенштейн, К.Р.Поппер, Л.фон Мизес, Ф.А.фон Хайек, Н.А.Бердяев, П.А.Флоренский, Л.Н.Гумилев и многие другие».

Действительно, такой метод определения (путем предъявления образцов) существует в науке. Например, в энтомологии и т.д. Однако, позвольте спросить по этому списку: «А почему, например, не Ю.И. Семенов, а Л.Н. Гумилев (Тойнби и т.д.)»? Где указаны критерии соответствия перечисленных «авторитетов» заявленному «типу»? Их нет. Тогда все эти перечисления не более чем «грязь», а не научный скепсис. Если, к примеру, энтомолог заявил бы нечто подобное, что открыл новый вид насекомого, не имея в коллекции экземпляра «типа», не опубликовав его подробного и исчерпывающего описания и отличий, его бы просто приняли, в лучшем случае, за невежу. И не какие декларации о необходимость скепсиса его бы не спасли от научного позора!

Признаки «лжеученого» ни где не систематизированы, разбросаны по статье, размытые. Поэтому нам пришлось за автора провести их систематизацию. Основные черты «лжеученого и мифотворца», по Ю.И. Семенову примерно следующие (все цитаты, приведенные ниже, взяты из его статьи).

1. «Отрекшись от одних идолов, они тут же нашли новых, которым стали поклоняться так же истово, как раньше классикам марксизма. Поиски новых авторитетов осуществлялись старым известным способом - от противного».

2. «чем больше человек в старые времена восхвалял марксизм, чем больше он громил тех, кого он объявлял отступниками от марксизма, ревизионистами, тем больше он в новую пору изощрялся в проклятиях этому учению».

3. «…веруй, но не умствуй, …бояться мысли, как греха…, …когда мы встретились с чужой мыслью, мы ее принимали на веру. Вышло, что научные истины мы превращали в догматы, научные авторитеты становились для нас фетишами, храм наук сделался для нас капищем научных суеверий и предрассудков...» (цитата В.О.Ключевского).

4. «Менялось содержание мысли, но метод мышления оставался прежний» (цитата В.О.Ключевского).

5. «…штампуется наша мысль, отучают нас мыслить самостоятельно, по-своему, приучают думать по шаблону, думать, "как принято думать".. у нас только и думают, как бы написать, сказать "как все", повторить "что-нибудь хорошее", двадцать раз сказанное. Такая мыслебоязнь!» (цитата В.М.Дорошевича).

6. «В самом царстве мысли мировой… русская интеллигенция …жила на всем готовом, но своего ничего не внесла… постоянная возможность получить сразу и легко, почти без усилий, "идею" вместе с ее готовой критикой и вместе с критикой этой критики не могла не парализовать самостоятельное теоретическое творчество» (цитата Л.Д. Троцкого).

7. «Внутреннего развития, естественного прогресса у нас нет, прежние идеи выметаются новыми, потому что последние не вырастают из первых, а появляются у нас откуда-то извне…(цитата П.Я.Чаадаева).

8. «всё их знание на поверхности» (цитата П.Я.Чаадаева)

9. «И раньше люди, уверовавшие (пусть даже на время) в тот или иной авторитет, занимались вербовкой новых его приверженцев. Теперь это поставлено на поток. …<Раскручивание> той или иной персоны есть не что иное, как превращение ее в культовую фигуру, создание моды на нее и на ее творения». «Доказательство величия того или иного учения и неоспоримой гениальности его создателя <методом голого короля> сейчас получило самое широкое распространение».

10. «Раньше и философы, и специалисты в области общественных наук обычно стремились создать концепцию, более или менее законченную систему идей, а, если удавалось, и высшую форму концептуальных построений - теорию. Это требовало больших знаний и огромного труда. Сейчас многие из тех, кто объявляет себя философами и обществоведами, делать этого не хотят, да и не могут. А выражать себя хочется. И они действуют по принципу <мели Емеля - твоя неделя>. И именно для обозначения потока праздномыслия и пустословия было приспособлено слово <дискурс>, которое в своей исходной форме означало <рассуждение> (<размышление>)».

11. «чьи идеи и построения не представляли и не представляют особой, а нередко и вообще никакой ценности».

Мы можем согласиться даже с этим тенденциозным и неполным обобщенным портретом этих самых «мифотворцев» от науки или «лжеученых». Но вот уж ни как нельзя согласиться с тезисом о том, что Л.Н. Гумилев соответствует этому «обобщенному портрету», хотя бы по одному пункту. Таким образом, перед нами попытка «притянуть за уши» Л.Н. Гумилева в плеяду современных «лжеученых». А за одно с ним, и многих других, достойных уважения и научной критики, но не «топтания». Недопустимо и позорно для ученого-гуманитария в своей публикации обзывать академика Лихачева аббревиатурой «глист», ссылаясь на то, что это придумали студенты, и авторитет какого-то левого журналиста (Тарасов, 1999), который всего лишь «осмелился сказать, что король-то гол». Куда же поделись скепсис и честь авторитетного ученого-гуманитария?

Безусловно, не все из «униженных и оскорбленных» Ю.И. Семеновым заслуживают научной защиты. И не надо воспринимать нашу статью, что мы защищаем, в научном смысле этого слова, всех на кого он напал. Но все его оппоненты заслуживают защиты от «грязи», потому что научная защита (защита плодов творчества и созидания) и защита от «грязи» (защита от «материализованного» зла, разрушения) - это разные деяния.

Когда речь идет об интегральной оценке Ученого в целом (Лжеученый он или Гений), необходимо анализировать не столько отдельные его многочисленные научные ошибки и заблуждения, которые он совершает (и не может не совершить) за свою научную биографию, а по тем научным «плодам» и «наследию», которое он создал, ценой своей жизни. «Ошибок» всегда много, а «плодов» мало, да и они подвергаются (и при жизни, и посмертно) научной критики и критиканству, а также научной «инфляции» (обесцениванию) во времени. И в этом состоит трагедия любого ученого (в том числе и Ю.И. Семенова), в особенности выдающихся («авторитетов»).

Примеров в истории таких трагических судеб ученых множества. Напомню трагедию школы авторитетного математика Гильберта, крах которой произошел после опубликования в 1931 г. Гёделем своей знаменитой теоремы. Или смерть известного революционера, общественного деятеля, писателя, ученого А.А. Богданова (Малиновского) от неудачного опыта на себе по переливанию крови. Тем не менее, всех их оценили по достоинству не за ошибки, а за научное наследие в целом.

Вот пример такой оценки из речи Н.И. Бухарина на гражданской панихиде: «Я пришел сюда, не смотря на наши разногласия, что бы проститься с человеком, интеллектуальная фигура которого не может быть измерена обычными мерками… Да, он с нашей точки зрения был «еретиком». Но он не был ремесленником мысли. Он был ее крупным художником… Факт остается фактом: Богданов удалился от партии и перестал существовать как политик. Но он с той же страстью …отдался целиком научной деятельности…. «Фанатик» - слово страшное для филистеров. Для нас «фанатик» - это человек, непреклонно и сурово осуществляющий лучшие и прекрасные цели, которые он себе поставил….Трагическая и прекрасная смерть Александра Александровича может быть использована его противниками, чтобы придушить и прикончить самую идею переливания крови… Нельзя позволить тупицам мелкого калибра, мещанам от науки, трусливым и в теории, и в жизни,…людям, которые ни когда и ни при каких условиях не выдумают пороха…. умертвить и уничтожить значение его научного подвига» (по: Богданов, 1989, с 345-347).

Ошибка ученого стоила ему жизни, однако созданное им направление в российской науке и медицине по переливанию и изучению крови до сих пор до сих пор занимает ведущие позиции в мире. Кроме этого, А.Л. Тахтаджян (1989) отмечает, что А.А. Богданов создал основы «всеобщей организационной науки, или тектологии», «предвосхитил не только теорию систем Берталанфи, но и некоторые основные концепции кибернетики» («принцип обратной связи», «теория вето», которая «фактически представляет собой важнейший тектологический принцип наименьших»), а также «основные идеи теории катастроф», «ряд положений так называемой синергетики» (по: Богданов, 1989, с 348-351).

А теперь вернемся к основной теме и поставим следующие вопросы.

1. Действительно ли существует феномен «особо пристрастной российской научной критики», которую мы (российские ученые) уже и не замечаем (для нас это норма), и которая очевидна лишь в сравнении Россия-Запад, для взгляда на нас со стороны западноевропейцев? Прошу обратить внимание еще раз на эмпирическое обобщение Георгия Гачева (2003, с.211): «Мир удивляется: как это у нас критика и полемика такая жестокая и страстная между собой». И этот накал пристрастной критики характерен не только в гуманитарных науках сфере, но и для естествознания (например, в Геологии). Правда, там, все же, чаще всего это, не афишируемое на страницах печати, холодное игнорирование работ «одиозных» (в чьих-то глазах) оппонентов, нежелание даже читать их, а не то чтобы понять и оценить их значение. Критический анализ статьи Ю.И. Семенова, а также обсуждение гипотезы о существовании данного феномена с несколькими учеными из репрезентативной группы (которые сейчас чаще публикуется за рубежом, чем в России, и имеют возможность сравнивать уровень и качество научной критики) также подтверждает реальность данного феномена, подмеченного Гачевым.

2. В чем состоят причины и условия феномена «особо пристрастной российской научной критики»?

Существуют объективные условия, которые благоприятствуют критическим настроениям в независимости от национальности критиков.

Во-первых, критика обостряется, если тематика работ близка к «линии научного фронта» между знанием и незнанием, где высока неопределенность и существуют несколько неочевидных решений, т.е. базирующихся на одном и том же материале конкурирующих «эмпирически эквивалентных теорий», но «различного теоретического содержания» (в понимании: Мамчур, Овчинников, Уемов, 1989).

Во-вторых, особо острая критика - это удел авторитетов. Такая критика по-молодости не совместима с научной жизнью (такие, как правило, не защищаются и, следовательно, не воспринимаются научным сообществом). Этот тезис можно доказать, сравнивая характер критики в работах молодого Ю.И. Семенова (1966) и позднего. Именно авторитеты задают тон и характер критики у «линии передовой».

В третьих, А.А. Богданов в статье «Критика и критиканство», отвечая философу Кареву, указал на такое важное и необходимое объективное условие научной критики как «понимание объекта критики» (по: Богданов, 1989, с.284-285). Причин для такого «непонимания» - множество, у каждого критика они могут быть разными. Тем не менее, научный подход для комплексного анализа причин «непонимания» подсказывает нам «закон наименьших» Богданова (или экологический закон лимитируещего фактора, или закон вето У.Р.Эшби). Для «непонимания» работы оппонента достаточно, что бы у критика не было чего-то одного (min), из всего множества (max) - желания, знания, умения, навыки - необходимого для такого понимания. Перефразируя Л. Толстова, все «хорошие» критики в чем-то похожи на агронома, тогда как все «плохие» критики - индивидуальны в своем несчастье. В первом случае, критик действует как внимательный агроном, исследующий все участки растущего (может быть и искривленного, не вполне здорового) дерева, думает о том, где подвить и подрезать, от каких угроз (сорняки, вредители, соседский мальчишка в огороде и.д.) уберечь, как удобрить и окучить, укрепить дерево, сделать его полноценным для вызревания плодов. На другом (критиканском) полюсе, критик действует как незапланированная угроза: «бульдозер», который сметает до основания дерево или как наивный соседский мальчик, который пробрался в чужой огород, посмеялся над кривым деревом, сорвал недозрелый кислый плод и выбросил его за ненадобностью.

Но причина феномена особо пристрастной российской научной критики не в отмеченных выше условиях. И здесь без идейного наследия Л.Н. Гумилева и не обойтись. Из многочисленных эмпирических обобщений нам уже очевидно, что ведущие ученые России по «градусу» пассионарности (проявляемой в виде тщеславия, научного энтузиазма, экспрессии научных текстов и публичных выступлений и т.п.) превышают своих западноевропейских коллег, у которых, поэтому, больше «здравого смысла», умеренности, осторожности и такта в научной критике. И эти страсти не могут не действовать иной раз вопреки разуму оппонентов (тем более, если ослаблены этико-культурные вожжи, обуздывающие эти страсти) на субъективный характер критики, в том числе на ее перехлест у отдельных представителей российской науки сверх разумной меры. Сверхразумные усилия - это и есть критерий пассионарности, по Л.Н. Гумилеву, за эти природные «явления» критик вины не несет, в отличие от его неблаговидных «деяний» - критиканства.

Градус пассионарности российских ученых на коротком историческом отрезке может быть принят за постоянно действующий фоновый фактор (константу), а вот то, что обуздывает страсти - научно-методическая и этическая культура ученого - переменный, но трудно регулируемый фактор, связанный с изменениями социально-экономических и культурно-идеологических факторов в нашей стране. Поэтому для наблюдателя создается видимость того, что обсуждаемая «мода» - это не столько «продукт» страстей, сколько «зеркало» социально-экономических и культурных факторов. В действительности, видимо, подобного рода научная мода - «индикатор» и того, и другого, их отношения. В годы спада научно-методической культуры научного сообщества в нашей стране, верх берут страсти над разумом (появляются «лжеученые» и борцы с лженауками), а в годы усиления такой культуры, эти страсти обуздываются разумом и направляются в конструктивное русло. Отсюда и колебательный характер моды на «Идеологическую моду в науке» (проблематика, поднятая в статье Ю.И. Семенова, но так и не раскрытая в генетическом ее научном аспекте), а также моды «на топтание» (проблематика, обсуждаемая в нашей статье), которую мы отмечали выше по тексту. И этот волновой процесс, видимо, может быть более точно описан классом уравнений «хищник-жертва», а пока что приходится ограничиться качественным уровнем объяснения обсуждаемых феноменов «научной моды».

С позиции изложенного можно подвергнуть сомнению тезис Ю.А. Семенова о том, что существование культов и моды всегда было и остается серьезным препятствием для развития общественной мысли». Культы и мода - это (не смотря на смену «идолов сознания») все же относительно постоянный фоновый фактор (константа) развития науки в разных ее временных масштабах (макро-, мезо-, микроистории). Эти «идолы» размножаются, когда «волки» (науки) слабые. И если наука зародилась все же и достигла современно уровня, не взирая на засилье «идолов» даже в стародавние времена, значит дело не столько в «идолах», сколько в состоянии самой науки и научного сообщества.

Поэтому с этой точки работу критиков как «волков», рыскающих в научном «стаде», необходимо приветствовать. Но эту работу необходимо делать профессионально. Л.Н. Гумилев - это не больная «овечка» и не философ П.С.Гуревич, он способен ответить любому такому «волку» даже из могилы. Да и другие «авторитеты» требуют к себе более серьезного подхода (на то они и авторитеты), чем никакого. «Не буду разбирать собственную историософскую концепцию Л. фон Мизеса. Она очень не нова и до предела примитивна. Суть ее заключается в том, что мнения правят миром». А если подумать немного, то можно найти хотя бы малую долю истины и в идеях Мизеса. Например, задуматься над вопросами: «а на чем сейчас, если не на общественном мнении держится завышенный курс доллара?». Это вопрос не пустяк, а как минимум - предмет для серьезного научного исследования [11]. Недавно поделился в своей книге опытом о том, как делать деньги на «мнениях» людей известный финансовый спекулянт Сорос. Да и с марксисткой точки зрения от мнений (а также связанных с ним «рекламой», «пропагандой», и т.п.) как важным элементом «надстройки» над «базисом», ни куда не деться. Если бы это было примитивной ерундой, да кто бы финансировал такие исследования? А ведь финансирует!

Теперь от критики перейдем к заключительной и, больше, созидательной части нашей работы. Феномен существования особо пристрастных «мод» в науке, поднятый для обсуждения Ю.И. Семеновым, был нами критически проверен. Наш анализ подтверждает, уточняет и расширяет этот «феномен» (причем с иной методологической позиции, в рамках которой не обойтись без методологии Л.Н. Гумилева, которую отвергает Ю.И. Семенов), раскрывает его механизмы (пока что в виде качественной гипотезы, требующей количественной научной ее проверки на эмпирическом материале с использованием методов моделирования). Тем не менее, уже сейчас, хотя бы для предварительного обсуждения, мы просто обязаны перейти к рекомендациям по научной борьбе (противодействию, защите) с этим феноменом, который действительно опасен.

История показывает, что только лишь одной рекомендации ("Подвергай все сомнению"), которым следовал Р. Декарт, К. Маркс, Ю.И. Семенов и другие ученые - не достаточно, причем даже для полноценной научной критики работ оппонентов и авторитетов. Научная критика - это необходимый, но не достаточный элемент для достижения цели научного исследования и созидания (творчества) - научного понимания объекта исследования. А для любого созидания (в отличие от разрушения) действует тектологический «закон максимума» А.Богданова (суть его проста: для созидания необходимо иметь в наличии многое чего). В науке, как длительно развивающейся системе, уже многое из ей необходимого есть. Но, все же чего-то не хватает научному сообществу в России (кроме, разумеется, денег и оборудования). С нашей точки зрения, в век научной специализации многим ученым России остро не хватает широты научного кругозора, знания, развития и надлежащего применения общенаучных диалектических методов исследования, а также необходимых дополнительных знаний из других наук. Именно методы научного исследования (включая и метод научной критики), в соответствии с «законом наименьших» А. Богданова, накладывает «вето» на «понимание».

Итак, для борьбы с научным невежеством, а также модой «топтания» авторитетов нами рекомендовано более углубленное изучение научных методов, в целом, и методов и этических принципов научной критики, в частности. Научный метод и этика ученого - это давно известное и широко используемое средства для преодоления постоянно возникающих модных «идолов сознания», и в частности моды на «топтание», как опасного для науки паллиатива подлинно научной критики.

---

Имя
Email
URL
Отзыв