3.4.1. Вводное замечание
Уже в XVI в. начинает зарождаться членение истории человечества на
стадии дикости, варварства и цивилизации, окончательно оформившееся в XVIII
в. Все в большей степени становится ясным, что у разных народов и в разных
странах могут существовать разные общественные порядки. И перед мыслителями
встает вопрос о причинах этого социально-исторического многообразия.
Одно из решений этого вопроса: объяснение разнообразия общественных
порядков, при которых живут люди, различием природных условий их
существования. Так возникает географический детерминизм. Этот термин
нуждается в пояснении.
Влияние географического фактора на общество и на его развитие бесспорно.
Его никто и никогда не отрицал. И само по себе признание этого факта никак
не может быть названо географическим детерминизмом. О географическом
детерминизме речь может идти только тогда, когда природная среда
принимается за главный, основной фактор, определяющий характер социальной
жизни. В ранних концепциях географического детерминизма природная среда
выступала отнюдь не в качестве движущей силы исторического процесса. Она
рассматривалась главным образом в качестве фактора, определяющего характер
социальных порядков в том или ином конкретном обществе, а также фактора,
влиявшего на его развитие.
3.4.2. Предтечи (Гиппократ, Аристотель,
Полибий)
Идея географического детерминизма в зачаточной форме присутствовала в
рассуждении знаменитого античного ученого и врача Гиппократа (ок. 460
— ок. 370 до н.э.) «О воздухах, водах и местностях» (русск. перевод:
Избранные книги. М., 1936; 1994). Обозревая различные местности и народы,
Гиппократ неоднократно подчеркивал, что от природных условий зависит не
только физический облик людей, но и их нравы и тем самым общественные
порядки. Общий его вывод состоит в том, что «большей частью формы людей и
нравы отражают природу страны».[11]
Эта идея была подхвачена Аристотелем, который писал в «Политике»:
«Племена, обитающие в странах с холодным климатом, притом в Европе,
преисполнены мужества, но недостаточно наделены умом и способностями к
ремеслам. Поэтому они дольше сохраняют свою свободу, но не способны к
государственной жизни и не могут господствовать над своими соседями.
Населяющие же Азию в духовном отношении обладают умом и отличаются
способностями к ремеслам, но им не хватают мужества; поэтому они живут в
подчинении и рабском состоянии».[12]
Большое значение придавал влиянию климата уже известный нам историк
Полибий (ок. 200 — 120 до н.э.). «...Природные свойства всех народов,
— писал он, -неизбежно складываются в зависимости от климата. По
этой, а не по какой-либо иной причине народы представляют столь резкие
отличия в характере, строении тела и в цвете кожи, а также в большинстве
занятий».[13]
3.4.3. Снова Ж. Боден
Но первая концепция географического детерминизма была создана только в
XVI в. Ее творцом был уже известный нам Жан Боден. Он развивал и
обосновывал эту идею как в «Методе легкого познания» (1566), так и в «Шести
книгах о государстве» (1576). По его мнению, главную роль среди природных
факторов играет климат той или иной страны. Он выделяет три основные
климатические зоны: южную, умеренную и северную. Одновременно он вводит
также деление на Восток и Запад, приравнивая первый к югу, а второй —
к северу. Помимо климата оказывают влияние также и такие природные факторы,
как характер местности: она может быть горной, болотистой или пустынной,
ветренной и безветренной, и, наконец, качество почвы — ее плодородие
или бесплодие. Но главным является, конечно, климат.
По мере движения к северу количество тепла постепенно уменьшается. Южане
имеют больше тепла от солнца, но меньше внутреннего тепла. Северяне
поддерживаются своим внутренним жаром, что делает их более сильными и
активными, чем южане. Южане более склонны к размышлению, северяне — к
ручным ремеслам и изобретениям, люди среднего района — к устройству
различного рода общественных дел.
Жители плодородных земель словно предназначены для роскоши. Люди,
населяющие бесплодные места, — доблестные солдаты и умелые работники.
Так, например, бесплодная равнина Аттики заставила афинян изобрести
искусство.
3.4.4. Ф. Бэкон, У. Темпл, Б. Фонтенель
Вслед за Ж. Боденом к идее географического детерминизма склонялся
великий английский философ Фрэнсис Бэкон (1561 —1626), что видно из
его работы «Опыты или наставления нравственные и политические»
(окончательный вариант - 1625; русск. перевод: Соч. в 2-х т., Т. 2. М.,
1972). Более детально она разрабатывалась уже известным нам Уильямом
Темплем в работе «Очерки происхождения и природы власти» (1672).
Во Франции к этой идее обратился Бернар Ле Бовье де Фонтанель (1657
— 1757). В работе «Отступление по поводу древних и новых» (1688;
послед. русск. перевод: Фонтенель Б. Рассуждения о религии, природе и
разуме. М., 1979) он говорит о влиянии климата на склад ума людей и тем
самым на их идеи.
3.4.5. Ж.-Б. Дюбо
Широкое развитие географический детерминизм получил в эпоху Просвещения.
Эта идея была разработана Жаном-Батистом Дюбо (1670-1742), перу которого
принадлежит несколько исторических работ, в частности знаменитая в свое
время книга «Критическая история установления французской монархии в
Галлии» (1734). Свои взгляды на роль географической среды он изложил в
труде «Критические размышления о поэзии и живописи» (1719; русск. перевод:
М., 1976).
В этой книге он рассматривает не историю человечества вообще, а историю
искусства. Как указывает он, в истории искусства были периоды расцвета и
периоды упадка. Всего он насчитывает четыре великие эпохи в истории
искусства: 1) век, начавшийся за десять лет до воцарения Филиппа, отца
Александра Великого; 2) век Юлия Цезаря и Августа; 3) век Юлия II и Льва X
и 4) век Людовика XIV.
В поисках причин расцвета и упадка искусства Ж.-Б. Дюбо обращается к
природным факторам. Как пишет он, есть страны, в которых никогда не родятся
ни великие живописцы, ни великие поэты. Таковы страны Крайнего Севера.
«Давно уже подмечено, — пишет Ж.-Б, Дюбо, — что некоторые
местности славятся своими дарованиями, тогда как сопредельные вовсе не
разделяют этой славы».[14]
И главная причина — в климате этих мест, прежде всего в качестве
воздуха. «Поскольку, — пишет Ж.-Б. Дюбо, — в продолжении всей
человеческой жизни душа пребывает связанной с телом, то характер нашего
духа и наших склонностей во многом обуславливается качествами крови,
питающей наши органы и поставляющей им в течение детства и юности материал,
нужный для их роста. А качества крови в свою очередь во многом зависят от
воздуха, которым мы дышим. В еще большей степени зависят они от качества
того воздуха, которым мы дышали в детские годы, ибо именно он определил
особенности нашей крови. А эти особенности повлияли на строение наших
органов, которое в силу обратной взаимосвязи уже в зрелые годы сказывается
на качествах нашей крови. Вот почему народы, обитающие в разных климатах,
столь разняться между собой по своему духу и наклонностям. Сами же качества
воздуха зависят от испарения почвы, которую обволакивает этот воздух. При
разных составах почвы разным бывает и омывающий ее воздух».[15]
Введение в качестве главного фактора, определяющего дух и склонности
народов, качества воздуха, которым дышат люди, позволяет Ж.-Б. Дюбо
объяснить, почему жители одних и тех же стран в разные времена отличаются
разными правами и разной степенью одаренности. Все дело в том, что воздух
не остается одним и тем же, он подвержен многочисленным изменениям. А
результатом изменения воздуха является изменение нравов народов.
Подводя итоги своим рассуждениям, Ж.-Б. Дюбо пишет: «Из всего
вышеизложенного я заключаю: что причины перемен, происходящих в нравах и
одаренности жителей разных стран, следует искать в изменениях,
затрагивающих свойства тамошнего воздуха, подобного тому как отличия между
характерами разных народов принято объяснять разницей между свойствами
воздуха их стран. Подобно тому, как разницу, которая замечается между
Итальянцами и Французами, приписывают различию между воздухом Италии и
воздухом Франции, так и существенное различие, которое ощущается между
нравами и одаренностью Французов в разные эпохи, следует приписать
изменению свойств воздуха Франции».[16]
3.4.6. Ш. Монтескье
Самая известная в эпоху Просвещения концепция географического
детерминизма изложена в знаменитом труде Шарля Луи де Секонда, барона де ля
Бред и де Монтескье (1689 — 1755) «О духе законов» (1748; русск.
перевод: Избранные произведения. М., 1955;. О духе законов. М., 1999).
Ш. Монтескье, вслед за Ж. Боденом и Ж.-Б. Дюбо, к числу важнейших сил,
определяющих характер общественного строя, относит прежде всего климат.
«Есть страны, — писал он, — жаркий климат которых настолько
истощает тело и до того обессиливает дух, что люди исполняют там всякую
трудную обязанность только из страха наказания. В таких странах рабство
менее противно разуму; и так как там господин столь же малодушен по
отношению к своему государю, как его раб по отношению к нему самому, то
гражданское рабство сопровождается в этих странах политическим
рабством».[17]
Другой важный фактор — рельеф местности. «В Азии, — читаем
мы у Монтескье, — всегда были обширные империи; в Европе же они
никогда не могли удержаться. Дело в том, что в известной нам Азии равнины
гораздо обширнее и она разрезана горами и морями на более крупные области;
а поскольку она расположена южнее, то ее источники скорее иссякают, горы
менее покрыты снегом и не очень многоводные реки составляют более легкие
преграды. Поэтому власть в Азии должна быть всегда деспотической, и если бы
там не было такого крайнего рабства, то в ней очень скоро произошло бы
разделение на более мелкие государства, несовместимое, однако, с
естественным разделением страны».[18]
И, наконец, большое значение имеет характер почвы. «Бесплодная почва
Аттики, — утверждал Ш. Монтескье, — породила там народное
правление, а на плодородной почве Лакедемона возникло аристократическое
правление, как более близкое к правлению одного — правлению, которого
в те времена совсем не желала Греция».[19]
Доктрине провиденциализма деятели эпохи Просвещения противопоставили
положение о том, что при изучении истории нужно искать естественные и
только естественные причины происходивших событий, что в истории, как и в
природе, действуют естественные и никакие другие закономерности. Однако
общими положениями о объективных законах истории ограничиться было нельзя.
Нужно было искать реальные естественные факторы, определявшие жизнь
общества. С этим и связано обращение Ш. Монтескье к природным условиям, в
которых существовали конкретные человеческие общества. Но если влиянием
географической среды еще как-то можно было объяснить особенности
социального строя той или иной страны, то для понимания причин развития
общества географический детерминизм в том его варианте, в каком он был
изложен у Ш. Монтескье, не давал по существу ничего. Мало что давала в этом
отношении и концепция Ж.-Б. Дюбо.
И это еще тогда было подмечено целым рядом мыслителей, выступивших с
аргументированной критикой географического детерминизма. Ее мы находим в
работе К.А. Гельвеция «Об уме» (1758; русск. перевод: Соч. в 2-х т. Т. 1.
М., 1973) и труде Дж. Миллар «Происхождении различия рангов» (1771, 1781).
«Как много наций может быть найдено, — писал последний, — где
ситуация с точки зрения климата совершенно одинакова, а характер и
политические институты, однако, полностью противоположны? Сравните, в этом
отношении мягкость и умеренность китайцев с грубыми правами и нетерпимыми
принципами их соседей в Японии. Что за контраст проявляют народы, жившие
рядом, такие как афиняне и лакедемонцы? Может ли быть принято, что различие
между климатом Франции и Испании, между Грецией и соседними провинциями
Турецкой империи ответственны за различные обычаи и нравы их нынешних
обитателей? Как возможно объяснить национальные особенности, которые
отличают англичан, ирландцев и шотландцев, различной природной
температурой, при которой они живут? Различные правы народа в той же самой
стране, но в различные периоды не менее знаменательны, и дают
свидетельства, еще более убедительные, что национальный характер мало
зависит от непосредственного воздействия климата. Нынешние обитатели Спарты
живут под влиянием тех же самых физических условий, что и во время Леонида.
Современные итальянцы живут в стране древних римлян».[20]
