Борьба европейских монархий с революцией лишь на время отвлекла их от восточных дел. Задушив совместными усилиями революцию 1848—1849 гг., державы Священного союза вновь обратились к восточному вопросу — этому «яблоку раздора» между ними, — и сразу бывшие союзники стали врагами.
Царизм, памятуя о том, что он сыграл в подавлении революции главную роль, хотел и на Востоке преуспеть больше всех. Выступая против Турции, он надеялся на договоренность с Англией, правительство которой с 1852 г. возглавлял личный друг Николая I Д. Эбердин, и на изоляцию Франции, где в том же 1852 г. провозгласил себя императором Наполеоном III племянник Наполеона I (во всяком случае, Николай был уверен, что с Англией Франция на сближение не пойдет, ибо племянник никогда не простит англичанам заточения своего дяди). Сам Наполеон III довольно униженно домогался тогда, чтобы европейские правительства хотя бы признали его императором. С этой целью в Берлин, Вену и Петербург был командирован его специальный уполномоченный барон Ж. Дантес де Геккерен (убийца А.С. Пушкина, доживший, кстати сказать, до 1895 г.). Николай I принял Дантеса милостиво и даже пригласил его покататься вместе верхом. Далее царизм рассчитывал на лояльность Пруссии, где король Фридрих Вильгельм IV, брат жены Николая, привык повиноваться своему могущественному зятю, и на признательность Австрии, которая с 1849 г. была обязана России своим спасением от революции.
Все эти расчеты оказались битыми. Англия и Франция объединились и вместе выступили против России, а Пруссия и Австрия предпочли враждебный к России нейтралитет.
Крах внешнеполитических расчетов царизма накануне Крымской войны во многом объяснялся личными качествами царя и его первого министра. Николай I как дипломат отличался, по компетентному мнению Е.В. Тарле, «глубокой, поистине непроходимой, всесторонней невежественностью». Между тем он решал дипломатические задачи самонадеянно и опрометчиво, а предостеречь и отрезвить его было некому. Его министром иностранных Дел бессменно был граф Карл Васильевич Нессельроде (с 1845 г. канцлер империи) — человек не только без роду и племени, личность которого могла служить, как выразился А.И. Герцен, /155/ «кратким руководством по географии», поскольку он родился в португальском порту, на английском корабле, от еврейки и немца, принявшего русское подданство; главное, это был человек без собственного лица. С.Б. Окунь верно заметил, что упомянутый в сказке Н.С. Лескова «Левша» среди министров Николая I граф Кисельвроде — не просто намек, а убийственный шарж на николаевского министра иностранных дел: «Лишенный индивидуальности, Нессельроде — Кисельвроде, подобно студенистой массе, всегда принимал форму того сосуда, в котором ему в данный момент приходилось помещаться».
Весь смысл своей жизни и деятельности Нессельроде видел в том, чтобы угадывать, куда склоняется воля царя, и спешно забегать вперед в требуемом направлении. Зато он и просидел в кресле министра иностранных дел последние 10 лет царствования Александра I и все 30 лет царствования Николая I. «Николай застал его там, всходя на престол, и оставил на том же месте, сходя в могилу»[1]. Безликий приспособленец, Нессельроде дожил до того, что известие о его смерти было встречено с удивлением, так как все считали, что он давно умер. Разумеется, такой министр не мог ни подсказать царю свое, ни разумно повлиять на царское решение.
Итак, царизм не разобрался в хитросплетениях европейской политики. Но главное было не в этом. Главное заключалось в том, что ни царю, ни его дипломатам и генералам недоступно было понимание тех экономических сдвигов, которые произошли в Европе за 30—40-е годы. Все это время не только в Англии, но и во Франции, и даже в Австрии и Пруссии капитализм неуклонно развивался и, усиливая экономический потенциал держав, подогревал их аппетиты к новым рынкам, источникам сырья, сферам влияния. При таких условиях западные державы, которые охотно сотрудничали с царизмом в борьбе с революцией, не хотели ни сотрудничать с ним, ни тем более понести ущерб от него в дележе рынков. Наоборот, растущая активность царизма в районах, где они сами надеялись поживиться, усиливала их противодействие России.
Причины Крымской войны коренились главным образом именно в столкновении колониальных интересов России и Англии, а также России и Франции и, отчасти, России и Австрии на Ближнем Востоке и на Балканах. И Англия в союзе с Францией, и Россия стремились в Крымской войне к одинаковой цели, т. е. к господству в указанных районах, хотя и разными путями: Англия и Франция, которым выгодно было иметь в лице Турции постоянный противовес и угрозу России, предпочитали закабалить Османскую империю, тогда как Россия хотела уничтожить ее. Турция, в свою очередь, преследовала давнюю цель — отторгнуть /156/ от России Крым и Кавказ. При этом каждое из правительств стран— участниц войны надеялось одерживать победы и отвлекать ими свой народ от внутренних затруднений. Правители Англии и Франции умело использовали всеобщую ненависть европейской демократии к царизму как жандарму Европы. Война с царизмом могла стать популярной и не только прославить внешне заправил Англии и Франции, но и примирить их с внутренней оппозицией. Английские дипломаты еще до начала войны стали говорить о ней как о «битве цивилизации против варварства».
Итак, по своему происхождению Крымская война была захватнической, грабительской со стороны всех ее участников. Ближайшим поводом к войне послужил спор между католическим и православным духовенством о так называемых святых местах в Иерусалиме, т. е. о том, в чьем ведении должен находиться «гроб Господень» и кому чинить (знак величайшей чести!) купол Вифлеемского храма, где по преданию родился Иисус Христос. Поскольку право решать этот вопрос принадлежало султану, Николай I и Наполеон III, оба искавшие поводов для нажима на Турцию, вмешались в спор: первый, естественно, на стороне православной церкви, второй — на стороне католической. Религиозная распря вылилась в дипломатический конфликт. Россия и Франция начали бряцать оружием.
Царизм, будучи уверен в том, что Англия, Австрия и Пруссия останутся по меньшей мере нейтральны в русско-французском конфликте, а Франция не решится воевать с Россией один на один, действовал напролом. В феврале 1853 г. по высочайшему повелению в Константинополь отплыл с чрезвычайными полномочиями князь Александр Сергеевич Меншиков — правнук знаменитого временщика, генералиссимуса А.Д. Меншикова, один из трех главных фаворитов Николая I, который уступал по влиянию на царя фельдмаршалу И.Ф. Паскевичу, но с третьим фаворитом, шефом жандармов А.Ф. Орловым, соперничал не без успеха. Ему было велено потребовать, чтобы султан не только решил спор о «святых местах» в пользу православной церкви, но и заключил особую конвенцию, которая сделала бы царя покровителем всех православных подданных султана. В этом случае Николай I становился, как говорили тогда дипломаты, «вторым турецким султаном»: 9 млн. турецких христиан приобрели бы «двух государей, из которых одному они могли бы жаловаться на другого». Такое положение М.Н. Покровский приравнивал к тому, как если бы казанские татары получили право жаловаться на Николая I турецкому султану.
Турки отказались от заключения такой конвенции, но, чтобы смягчить отказ, «утешили» Меншикова тем, что султан запретил в своих владениях называть христиан собаками. «Это очень важно, — съязвил Меншиков, — и в благодарность я буду просить своего государя, чтобы он запретил в России называть собак султанами». /157/
Меншиков держался в Константинополе нарочито грубо, вызывающе. Он приплыл с громадной свитой на военном корабле под названием «Громоносец», а свои визиты властителям Турции обставил с кричащей дерзостью: к великому визирю явился без мундира, в домашнем сюртуке (что было вопиющим нарушением дипломатического этикета); от визита к министру иностранных дел отказался, заявив, что не желает иметь дело «с этим лживым субъектом», поскольку тот «за французов»; к самому султану вломился в апартаменты, не пожелав сделать предусмотренного этикетом поклона у порога двери (при следующем посещении султана Меншиков нашел дверь специально укороченной так, что в нее нельзя было войти, не согнувшись; однако он лишь присел в коленях — довольно неприлично, — но не пригнул головы).
В том же резком, бесцеремонном духе вел Меншиков и переговоры. Английский посол в Константинополе лорд Ч. Стрэтфорд-Рэдклиф посоветовал дивану (правительству Турции) признать контроль православной церкви в «святых местах», но не соглашаться на подписание конвенции. Расчет Англии был таков: разжечь русско-турецкую войну, а затем превратить ее — под видом «защиты Турции» — в коалиционную и повергнуть Россию. Английский посол понимал, что России нужны не «святые места» в Иерусалиме, а господство на Балканах, поэтому царизм будет добиваться заключения конвенции о покровительстве турецким христианам. Англия и стремилась это доказать европейской общественности, т. е. что суть дела не в религиозном споре, а в русской агрессии против Турции.
Все вышло так, как спланировало правительство Англии. 21 мая Меншиков, не добившись заключения конвенции, уведомил султана о разрыве русско-турецких отношений (хотя султан отдавал «святые места» под контроль России!) и отбыл из Константинополя восвояси. «Диван здесь на английских пружинах», — заявил он перед отъездом. Вслед за тем русская армия вторглась в Дунайские княжества (Молдавию и Валахию). После долгой дипломатической перебранки 4 (16) октября 1853 г. Турция объявила России войну.
Предыдущая |
Содержание |
Следующая
