Энтузиаст, взявшийся всерьез анализировать нашу «образовательную реформу», попадает в нелепое положение. Согласно многовековой научной традиции, бремя доказательства возлагается на того, кто утверждает и предлагает. Иными словами, никто не обязан опровергать безосновательные заявления.

Если понимать под «реформой» структурные преобразования, предложенные в самом конце минувшего столетия и реализуемые сегодня (март 2002) Министерством образования во главе с В.М. Филипповым, общий список будет выглядеть так:

1. «единый экзамен» на аттестат о среднем образовании и в ВУЗ

2. 12-летняя средняя школа

3. тестирование вместо традиционных экзаменов

4. государственные именные финансовые обязательства (ГИФО), поначалу названные «образовательными ваучерами».

Пятым пунктом можно было бы поставить «изменение правового статуса образовательного учреждения», но в последнее время этот лозунг не афишируется.

Наверное, я кого-то удивлю, а кого-то сильно обижу, если сообщу, что ни одна из этих «реформ» не получила не то что научного, а вообще сколько-нибудь внятного обоснования.

«Общество обсуждает» непонятно что

Возьмем в руки источник — сборник «Общество обсуждает стратегию образования»[1]. Название не должно обманывать. Из представленных в сборнике материалов 38 (в том числе большие статьи журнального формата) отражали позицию «реформаторов», З отрывка — критические, и еще 2 — беспартийно-информационные. Персонально «разработчику реформы» ректору Высшей школы экономики Ярославу Кузьминову слово предоставлено 5 раз, министру Владимиру Филиппову — 4 раза. Вот такое «обсуждение».

Если называть вещи своими именами, перед нами издание, посредством которого «реформаторы», объединившиеся вокруг Министерства образования и некоторых других заинтересованных организаций (как то: Центр стратегических разработок; Национальный Фонд подготовки кадров; Высшая школа экономики; Всероссийский центр тестирования) хотели бы довести до коллег-профессионалов (тираж 1000 экз.) свою программу и объяснить, чем она полезна и хороша.

Имели полное право. А мы вправе оценивать авторов.

Первый же большой материал: «Модернизация образования» почему-то не подписан: об авторстве т.н. «команды Грефа» можно догадаться спустя 40 страниц, по цитате в интервью еще одного «разработчика» А. Пинского. Документ содержит много общих слов про «информационное общество» и кое-какие данные о состоянии отрасли. Общие слова правильные. Конкретные данные — подозрительные. Статистика того типа, о котором академик С.Б. Веселовский писал:

«неоспоримым доказательством научной истины стали считаться цифры, таблицы и проценты, независимо от их происхождения и степени достоверности»[2].

Например, «число студентов возросло почти в полтора раза (до 4 млн. чел.), что связано, как с ростом численности молодежи студенческого возраста, так и с увеличением на 75% числа ВУЗов…»[3] Это, кстати, едва ли не единственный положительный показатель в отрасли за все 90-е годы. Но откуда он взялся? Что за «увеличение числа ВУЗов»? В вагоне метро наклеили рекламу: новый «ВУЗ» за деньги обучает на «шоумена» и дает отсрочку от армии. Потом «шоуменов» приплюсовали к Физтеху и получили рост высшего образования. Так? На следующей странице зафиксировано наше «отставание от мировой науки в стандартах и качестве преподавания социальных наук, в первую очередь экономики, менеджмента и права». Во-первых, кем и как установлено «отставание» и от какой «мировой», если право (как и экономика) в разных государствах разное? Во-вторых, «менеджмент» — это что, общественная наука?

Но самое замечательное, — что от отчета о состоянии отрасли (какого ни есть) к предлагаемым мерам («реформам») нет логического перехода. Они не выведены из сложившейся ситуации и не обоснованы, они провозглашены.

После «финансово-хозяйственной самостоятельности школ» вдруг появляется, как японский самолет над Перл-Харбором, заголовок: «Система качества и единый экзамен». Дальше — типовое бюрократическое пустословие, неизменное с брежневских времен:

«Для эффективного управления качеством образования необходимо создание государственной федеральной системы управления качеством образования, оценивающей соответствие достигаемого качества образования утвержденным требованиям и нормативным показателям…»[4]

В других материалах сборника «единый экзамен» все-таки «мотивируется» поконкретнее. Чем? Ужасами коррупции в ВУЗах. Они расписаны на многих страницах разными авторами (с. 82 — 94 и в др. местах). Между тем, то, что газеты называют европейским словом «коррупция», стало для номенклатуры ельцинского призыва вполне легальным и общераспространенным правом конвертировать властные полномочия и связи в твердую валюту[5]. Если следовать логике «реформаторов», нужно и футбол переводить на «единый счет», и суды на «единый приговор» — ведь судьи тоже берут взятки, и побольше университетских профессоров. Наконец, та «государственная независимая комиссия»[6], которая будет проводить единый экзамен, хоть в форме тестов, хоть в форме лотереи — она что, с Марса прилетит? Какие основания предполагать, что она окажется честнее, чем, например, госкомитет по приватизации?

«Моя мама учится в 17-м «Б»…»

«12 — летка» мотивируется, во-первых, неким отставанием от «развитых стран», которые «дают своим гражданам 12-13 летнее среднее образование»[7].

На самом деле, индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП — показатель, применяемый ООН для оценки качества жизни) в СССР в 1987 г. составлял — 0,920, в США — 0,961, и

«если при использовании чисто экономического показателя — объема валового внутреннего продукта на душу населения — у СССР было 30 место, и он существенно отставал от США, которые занимали второе место в мире, то высокий уровень образования, а по нему наша страна делила лидирующие показатели с рядом стран Европы, Японией и Канадой, давал возможность существенно повысить значение ИРЧП» (В.Т. Рязанов)[8].

Иными словами, советское 10-летнее образование было конкурентоспособным по сравнению с американским. Может быть, качество последнего существенно выросло? Это ни из чего не следуeт. Эксперты утверждают как раз обратное[9].

Второй мотив «12-летки» — исключительно благородный, забота о школьниках, страдающих от перегрузок. Правда, не очень понятно, почему эта проблема решается не через рационализацию учебного процесса, а через его механическое растягивание по принципу: 12, 13, 14, кто больше? Но если бы она действительно так решалась, в действиях Министерства наличествовала бы хоть какая-то логика, пусть логика первоклассника. В действительности же, повторяя третий год как заклинание: «главная задача — разгрузить содержание образования»[10], министр В.М. Филиппов последовательно и целеустремленно запихивает в школу новые предметы, в лучшем случае — не имеющие к ней отношения, ВУЗовские (философия), в худшем — высосанные из пальца, несуществующие «науки», вроде «Граждановедения», «Семейной экономики» или какого-нибудь «сложного Естествознания» (что это такое, см. ниже).

После чего «независимая государственная комиссия проводит все экзамены в форме тестов (сочинение отменяется, так как, по мнению авторов стратегии, трудно найти объективные критерии для его оценки)»[11].

В качестве «объективного критерия» рекомендуем тест для 9 класса:

«Роман Пушкина «Евгений Онегин» рассказывает: а) о жизни русского дворянства; б) о лишних людях; в) о любви Онегина и Татьяны. Правильный ответ подчеркнуть»[12].

Дискуссии о тестах шли в 20 — 30-е годы, и тогда же А.Б. Залкинд (которого как раз обвиняли в излишне либеральном отношении к этой «капиталистической» методике), писал:

«Было бы совсем хорошо, если бы подобные тесты адресовались машинам (на предмет определения их годности, грузоподъемности и пр.) или людям для использования их в качестве машин. Однако люди… представляют собою необычайно динамические живые существа…(Выделено И.С.)[13].

Сравните с тем, что пишут специалисты 70 лет спустя:

«Идею объективизации знаний бездарные педагоги истолковали, как всегда, по-своему… Чтобы уравнять спрос с учеников и избавить себя от неприятной необходимости неумелого общения, достаточно составить тест… Завораживающе простым становится критерий оценки — нужно лишь сосчитать количество совпадающих крестиков, а если тест получается слишком легким — накинуть еще десяток бессодержательных вопросов…» (Валерий Долотин)[14].

Заметьте, что здесь речь идет о математике, то есть о самом формализуемом предмете! А ведь тесты пытаются пропихнуть в историю и литературу. Ни одного нового аргумента в поддержку механизированной «угадайки» за те же 70 лет не поступало, нет их и в сборнике «Общество обсуждает...» Просто г-н Кузьминов предписал: «единый экзамен» — «это тесты»[15].

Наконец, «ГИФО».

«"Стоимость" каждого обязательства решено увязать с набранными школьниками (на «едином экзамене» — И.С.) баллами, по 100-балльной системе… Абитуриент за свое ГИФО сможет «купить» себе высшее образование в любом ВУЗе страны. Подобная система, кстати, уже действует в США, других развитых странах, из наших ближайших соседей — реализована в Казахстане»[16].

Выбор образцов для подражания симптоматичен. ГИФО поначалу обозвали «образовательным ваучером», но быстро поправились. Мы тоже не станем «дразнить многочисленных противников реформ» и отметим, что у нового проекта финансирования есть гораздо более прямой и очевидный аналог, и не за океаном, а в России. Это так называемая «страховая медицина». Тоже якобы деньги, которые «ходят» по поликлиникам и больницам вместе с пациентом…

«Той системы, в которой я начинал работать, больше нет. Но при этом старое здравоохранение живет. Те же поликлиники, те же больницы в основном живут старой жизнью. Большая часть руководителей буквально зубами стараются удержать его на плаву, по старым законам. Системы нет. Есть расчет на то, что оставшиеся «дети» Мишкина еще живы, и они что-то восстановят. Медицинские научные центры функционируют благодаря тому, что существует президентский указ от 26.09.1992 о дорогостоящих видах лечения — по нему все медицинские центры федерального подчинения финансируются отдельной строкой в бюджете. Это позволило сохранить ВНЦ хирургии Петровского, Бакулевский институт, Институт нейрохирургии и наш гематологический центр» (академик А.И. Воробьев)[17].

Кто сказал, что в результате аналогичных преобразований образовательной отрасли получится что-то другое, более путное?

«Заграница нам поможет»

Методы освоения мирового опыта (как, впрочем, и многое другое в этой истории) напоминают о бессмертном произведении Ильфа и Петрова. «Это существует в 60 процентах стран и там успешно работает…»[18], «абсолютное большинство развитых и развивающихся стран…»[19]; «в США и в Казахстане…» и т.д. Между тем, системы образования в разных странах разные, даже в Швейцарии и Германии они не похожи друг на друга. Сильно отличаются и результаты. Если бы «реформаторы» действительно хотели обогатить нас зарубежным опытом, они исследовали бы каждую модель в связи с историей страны, ее социально-экономическим и политическим строем, оценили достижения — по предметам и по типам учебных заведений, — а потом выбрали бы то, что более эффективно и соответствует нашим условиям…

Но открываешь статью профессионального китаиста, изучавшего страну не по «стратегическим разработкам» Г. Грефа, а по источникам — и видишь, что в КНР, на которую ссылаются в обоснование «единого экзамена… выпускной — он же вступительный»[19], экзаменационная система имеет ну очень мало общего с той, которую навязывают нам:

«В зависимости от числа баллов, полученных на выпускном школьном экзамене (проводимом в Китае одновременно по всей стране), будущий абитуриент может претендовать на допуск к вступительным экзаменам лишь в ВУЗ соответствующей набранным баллам категории (или более низкой категории, что, разумеется, не возбраняется)» (Салицкий А.И.)[20], (Выделено — И.С.).

И главное: как вообще можно вырвать отдельный элемент из целостной системы? Ведь традиция «госэкзаменов» в Китае уходит корнями чуть ли не в чжоускую эпоху. А за коррупцию государственного служащего расстреливают.

«Злые люди бедной киске не дают украсть сосиски…»

Нельзя сказать, что «реформаторы» отгорожены от реальных проблем образования. Они охотно вспоминают и про сельские школы, и про недостаток компьютеров, и про зарплаты учителей.

Но каким образом из сетований на недостаточное финансирования школы и низкие учительские зарплаты вытекает увеличение сроков обучения еще на год? Отчего школу нельзя было обеспечивать компьютерами и автобусами для перевозки деревенских детей в рамках традиционной 10-летки? Чем сложившаяся система экзаменов мешает «вариативности», то есть специализации в старших классах? Или это будет такая специализация, в результате которой выпускник-гуманитарий не напишет грамотного сочинения?

Автор этих строк закончил московскую школу № 182, специализированную с 9 класса. Один поток — математический, другой — медико-биологический. Мы всерьез изучали высшую математику. В 11-х, тем более 12-х классах после 10-го не было никакой нужды. Кто хотел, продолжил специализацию в ВУЗе. Что в этом опыте не устраивает гг. Филиппова и Кузьминова?

Или они сами не ведают, чего хотят и что творят?

До сих пор выходят работы коллег-историков, в которых результаты «экономических реформ» Гайдара-Чубайса объясняются «ошибками реформаторов». Надо понимать так: доктора экономических наук искренне рассчитывали, что предприятия обогатят бюджет, заплатив 80%-ные налоги, а инвалиды и ветераны оздоровятся импортом алкогольного суррогата. Да вот беда — ошиблись. Просчитались.

Но поскольку господа не очень похожи на городских сумасшедших, логичнее предположить, что они действовали адекватно. А о результатах надо судить с точки зрения реальных целей, а не развешанных вокруг рекламных лозунгов.

То же самое — с «образовательной реформой». Причем догадаться о реальных целях не так уж трудно. Порою достаточно навыков внимательного чтения (кстати, их вырабатывают уроки литературы, и может быть, именно поэтому курс литературы предложено сократить, а экзамены заменить тестами).

К примеру, чем статус образовательного учреждения мешает школе осуществлять ее уставную деятельность — учить детей?

Ответ «члена группы разработчиков правительственной стратегии реформирования образования» Анатолия Пинского:

«Сегодня по закону «Об образовании» мы имеем образовательные учреждения. Учреждение — это некоторая форма, предусмотренная Гражданским Кодексом, со своими особенностями, крайне несамостоятельная. В частности, все то имущество, которое учредитель передает учреждению, не передается в собственность, оно передается в оперативное управление. Права учредителя по отношению к учреждению огромны, учреждение перед ним практически бесправно. С другой стороны, учредитель несет субсидиарную ответственность. Если у школы или вуза нет денег заплатить за электричество, то учредитель должен платить. Дискутируется вопрос о придании образовательным организациям другого статуса, например, по форме автономных некоммерческих организаций. По отношению к ней учредитель не имеет такой полноты власти, она в значительной степени самоуправляема. Она имеет имущество в полной собственности, но при этом учредитель не несет субсидиарной ответственности»[22].

Если не догадались, перечитайте еще раз.

Зачем крепостному фехтование?

Чтобы разобраться с «реформами» в целом, следовало бы подвести некоторую историческую базу.

То, что происходит в образовании, определяется не умозрительными проектами, а ситуацией, объективно складывающейся в обществе.

Вопрос о всеобщем образовании в Европе всерьез был поставлен в ходе Реформации. Основоположником современной педагогики почитается наставник протестантской общины «чешских братьев» Ян Амос Коменский. И такое совмещение профессий — не случайно. «Спор о том, могут ли миряне быть судьями клириков, — коренной вопрос всего реформационного движения», - писал наш замечательный историк В.Б. Кобрин[23]. Мирянам предоставили право голоса в решении религиозных вопросов, которые для человека того времени были наиважнейшими. Социальные последствия трудно переоценить. Политическая демократия вырастает из самоуправляющегося прихода. Оттуда же вышла и массовая школа. Ведь если человек вправе рассуждать о Священном Писании, он должен уметь это Писание прочесть.

Всеобщее образование в России зарождается в схожих обстоятельствах — в самоуправляющихся общинах казаков-староверов. Старообрядчество, «крупное явление народного умственного прогресса» (Н.И. Костомаров)[24] справедливо сопоставляется с западной Реформацией. В конце концов, Кальвин и Иоанн Лейденский тоже были своего рода «староверами»: пытались восстановить раннее, «апостольское» христианство. Важно то, что последователи Аввакума быстро пришли к фактической выборности священнослужителей. И в общине некрасовцев, где религиозные вопросы, как и все прочие, решались «кругом», неграмотный казак неизбежно оказался бы человеком второго сорта. Отсюда — обязательное посещение школы мальчиками с 8 до 12 лет, а с 12 до 18 — обучение военному делу[25].

Понятно, что крепостному крестьянину на барщине начитанность в Писании («а что там говорил пророк Амос об эксплуататорах?»), тем более владение оружием были как-то ни к чему.

Исторический парадокс: Петр Великий учил немногих, но по высшим европейским стандартам. Его смертельные враги старообрядцы учили немногому, но всех.

Впрочем, «всех» требует существенного уточнения. За дверью вплоть до начала ХХ века оставалась ровно половина человечества: женщины, которые рассматривались как говорящий кухонный инвентарь, агрегаты для деторождения, в либеральнейшем варианте — «украшение» супруга. Отсюда — специфические формы женского образования, известные нам из классики ХIХ в., и ученые дискуссии о том, справится ли нежный девичий организм с нагрузкой от прослушивания пары лекций в университете.

Причины — опять-таки не педагогические, а социальные: представление о способности (или неспособности) женщины к обучению четко соотносятся с ее общественным статусом. Современная система образования (бесплатная массовая школа для всех с формально равным доступом на высшие ступени) обязана своим существованием либерально-просветительскому и социалистическому движениям. Если смотреть из школьного класса, то их довольно трудно разделить.

Преобразования совершались не сами собой, как таяние снега по весне. Очень часто просвещение приходилось именно насаждать сверху, проявляя политическую волю. В здоровом обществе интересы элиты в основном соответствуют направлению прогресса.

«Только в конце ХIХ в. после длительного сопротивления родителей-крестьян (и родителей — надомных рабочих) в большинстве стран Центральной Европы удалось ввести регулярное посещение школы сельскими детьми». (Райнхард Зидер)[26]

Особенно интересен опыт советской школы, которая «в стране, где большинство населения было неграмотным, первой в мире перешла на полное среднее образование подрастающей молодежи» (М.А. Прокофьев)[27] «Тысячелетиями косневшая в невежестве («биологическая мозговая отсталость») трудовая рабоче-крестьянская «чернь», завоевав власть, быстро выделяет тысячи политических, военных, хозяйственных творцов», — отмечал А.Б. Залкинд еще в начале этого пути[28]. «Первый учитель», которого воспели Чингиз Айтматов и Андрон Кончаловский, — такой же герой советского пантеона, как большевик-подпольщик или фронтовой комиссар.

Просветительские установки, унаследованные советской номенклатурой у романтических марксистов, еще очень долго — до 1991 г. — сохраняли силу.

Право на разум

Не все просветители были демократами, но современный демократ не может быть противником просвещения.

Впрочем, за мнения теперь на костре не сжигают, и демократом быть не обязательно, кто хочет, вправе делить род людской на «продвинутое» меньшинство (к которому обычно относят себя любимого) и большинство («толпа», «плебс», «быдло»), от природы неспособное усваивать высокие ценности, а потому обреченное на невежество и потребление суррогатов.

Но эту позицию следовало бы, во-первых, честно сформулировать. Во-вторых, обосновать. Между тем, как ни старались некоторые политики (например, А. Гитлер) сориентировать науку в этом направлении, заказ так и остался неудовлетворенным. За исключением нескольких процентов клинической патологии, подавляющее большинство homo sapiens не имеют никаких «объективных» противопоказаний для интеллектуального и культурного развития. Исторический опыт показывает, что как только та или иная «неполноценная» категория населения добивается равноправия, ей становятся доступны все те виды деятельности, которые традиционно закреплялись за высшим сословием, расой или, например, за «сильным полом». С точки зрения светского общества XIX века Кондолиза Райс могла освоить в лучшем случае азбуку…

Личность не рождается и не выдается в готовом виде. Она формируется. Конечно, не все одинаково способны к астрономии или музыке, но на астрологию и Бориса Моисеева никто не обречен. А право на разум, то есть право человека на ценности, накопленные цивилизацией к моменту его «выхода в свет», — одно из фундаментальных гражданских прав, которое не может быть изъято ни силой, ни жульнической подменой.

Уроки «вариативности».

«Реформы» стартовали не при В.М. Филиппове, а еще при первом ельцинском министре образования — Э.Д. Днепрове, когда начал меняться строй. Преобразование советской модели в то, что мы имеем сегодня, рассматривается в работе автора этих строк «Министерство будущего от Прокофьева до Филиппова» (Русский журнал, 26.04.2001). Здесь мы отметим основные направления.

1. легализация того, что и без министерского разрешения происходило явочным порядком. А поскольку стихийные процессы в наукоемких отраслях (к каковым относится образование) носили в основном разрушительный и гнилостный характер, их-то и заверили гербовой печатью. В некоторые ВУЗы и раньше поступали за деньги, теперь это называется «коммерческим приемом». Бардак и самоуправство — «вариативностью». Конечно, здесь я несколько огрубляю. Поначалу эта самая «вариативность» открыла путь в школу целому ряду хороших учебников, которым трудно было преодолеть бюрократические инстанции. Но запасы качественной литературы быстро исчерпались — и началась «дезориентация учителей, которым просто не нужна та 1000 (!) учебников, которая им предлагается...» (академик РАО В. Максаковский)[29]. Чрезвычайно «вариативны» «негосударственные ВУЗы». Там учит кто угодно и чему угодно. Высшее достижение на пути «вариативности» — начисление учителям зарплаты в зависимости от «пятого пункта». Додумались в Татарстане, а в Москве и Брюсселе умилились:

«Позитивный процесс удовлетворения национально-культурных запросов населения в условиях многонационального региона требует дополнительного финансирования (учителя, преподающие на татарском языке, получают 15%-ную надбавку к зарплате)»[30].

2. преобразования по методе Павла Первого: если при матушке Екатерине было направо — сделаем налево.

3. обслуживание запросов господствующего класса, который наконец освободился от пережитков советского эгалитаризма и радостно метил свою «эксклюзивную» территорию, куда нет доступа простым «совкам»

На практике три направляющие тесно переплетались. Например, «основным» с 1992 г. сделали неполное среднее образование, соответствующее прежней восьмилетке, после которой в ВУЗ не поступишь, а внутри средней школы, несмотря на сопротивление учителей-предметников, стали внедрять т.н. «концентры»[31]. Вроде бы, реформа «от противного»: ведь «тоталитарная» советская школа была единой, диплом училища или техникума давал точно такие же права на высшее образование, как и аттестат привилегированной спецшколы. Теперь в системе отчетливо выделяются тупиковые ветки. И таким образом фиксируется социальное расслоение, «кухаркины дети» отсеиваются от господских.

Интересно, что общая структура образовательной отрасли, — если смотреть на Россию из космоса — сравнительно мало изменилась. Но вблизи заметны радикальные изменения социальных функций привычного учреждения.

С отменой распределения «молодых специалистов» государственное образование потеряло даже формальную связь с «народным хозяйством», и трудно объяснить налогоплательщикам, почему они должны оплачивать обучение на агронома того, кто ни секунды не собирался работать агрономом (по официальной статистике таких 70%[32] или чью-то частную карьеру в сфере рекламного бизнеса. С таким же успехом можно оплатить ремонт чужой квартиры. Но существеннее другое. Под однотипными вывесками «Университетов» скрываются теперь два рода деятельности: реальное обучение специальности и торговля дипломами, причем с введением «коммерческого приема» этот второй род проникает и в нормальные ВУЗы, разлагая их изнутри (скупка медицинских дипломов «экстрасенсами» и т.п.) Все, вместе взятое, фигурирует в отчетности и нормативных актах как единая отрасль, хотя социальные функции — совершенно разные. Второй поток просто обеспечивает дипломы детям богатых родителей, как когда-то знатному недорослю автоматически присваивалось офицерское звание. Функции контроля «против всяких правил» перекладываются на работодателя: он должен отличать нормальный диплом от купленного методом проб и ошибок. Или на потребителя услуг, который будет подопытным кроликом.

Для общества небезразлично, кого, как и чему учат в МГУ или в медицинских институтах — простите, «академиях». Это и есть ВУЗы. Им нужно оказывать целевую, адресную поддержку (см. выше мнение академика А.И. Воробьева). А кого принимают в Международный Университет Эксклюзивного Менеджмента — хоть кошек и собак, хоть перепрофилировали в дискотеку — никому, кроме материально заинтересованных лиц, от этого ни жарко, ни холодно…

В последнее время Министерство немного отвлеклось от судьбоносных «12-леток» и пообещало направить в ВУЗы «специальные комиссии, «полицию качества». Сразу же честно предупредив, что никаких радикальных мер по результатам принять не может[33].

И понятно, почему. То, что произошло с высшим образованием, стало результатом не чьей-то личной некомпетентности или непорядочности, а политического решения, принятого в масштабе страны. Пересмотр его равносилен «пересмотру результатов приватизации» в отдельно взятой отрасли.

Инсталляция для прислуги

Но скоро все эти проблемы могут потерять актуальность, — если будет доведена до конца «модернизация» содержания среднего образования, его питомцев не переучат даже в Оксфорде.

Примерно до середины 90-х годов школьные учебники, — как и вообще книги для детей — резко выделялись из моря макулатуры, заполнившей книжные прилавки. Видимо, качество детской литературы оберегал тот же самый инстинкт, который удерживает взрослого, даже сильно пьющего, от того, чтобы налить сынишке-школьнику пару стаканов своего любимого напитка. Первой ласточкой — точнее, вороном — можно считать учебник А.П. Богданова «История России до петровских времен» (М, Дрофа, 1996), где сообщалось, что город Старая Руса основан в 2395 году до нашей эры, и приводилась переписка Александра Македонского с неким «славянорусским князем» Авесханом. Но это еще воспринималось как скандальное отклонение (фельетоны, протест известных ученых, уклончивые извинения чиновников). К концу 90-х такое качество учебной литературы стало «разновидностью нормы»[34] и распространилось из общественных на естественные науки. На критику специалистов Министерство не реагирует, авторам заведомой ахинеи заказывают новые «учебные подобия», а все вместе называется программой «Реформа учебного книгоиздания», под которую за границей уже заняли 19,7 млн. долларов.

Вот конкретный результат «реформы» — книга под названием «Естествознание, 10 класс» (М, Аст-пресс при содействии НФПК, 1999 и последующие издания), «победитель конкурса учебников нового поколения для средней школы проводимого НФПК и Министерством образования России». Из образцового «учебника нового поколения» мы узнаем, что крокодил — земноводное, что древние египтяне вычислили расстояние от Земли до Солнца и «зашифровали» его в пирамиде, и многое другое, открытия подстерегают на каждой странице[35]. Ведь авторам наконец-то удалось создать супернауку, объединяющую не только химию с историей, но и науку как таковую с изящными искусствами и религиями (тоже всеми сразу).

Случайно такие вещи не делаются. Я не верю, что при подготовке учебника к печати, по ходу конкурса и при написании россыпи рекламных рецензий никто ни разу не заглянул в энциклопедический словарь, чтобы уточнить, кто такой Орфей, относятся ли шумеры и аккадцы к индоевропейцам, да попросту сверить даты.

Впрочем, дело не в моей личной вере или неверии. В официальной методической литературе прямо поставлен вопрос о равноправном сосуществовании «научной картины мира» с «иными системообразующими началами», о поиске их «позитивного синтеза» — вот он! — «рекомендуется обязательно» изучать не сложившиеся дисциплины, а склеенные на скорую руку «инсталляции» из обрывков разных наук[36], а сам министр четко противопоставляет политику министерства проискам «предметников»[37]. То есть ученых, специалистов в своем деле.

Это сознательная позиция.

Отсюда, кстати, и тесты — дешевый и простой механизм формальной отчетности там, где реальное наличие знаний безразлично или даже нежелательно.

Вот как один из «предметников», редактор уникального образовательного сайта VIVOS VOCO А.М. Шкроб комментирует конференцию в Горбачев-фонде по проблемам образования:

«Чего и как добиваются реформаторы? Они констатируют деградацию нашей школы, которую квалифицируют как рудимент советской эпохи, и предсказывают ее полный крах в результате замены вымирающих старых учителей на малограмотных новых. Цель же, которую они преследуют, — не реанимировать школьное образование, а кардинально изменить его задачи. Их главное заклинание — школа должна отвечать требованиям пост-индустриального общества.

Что бы это значило? Ответ я получил от А.А. Пинского — директора московской школы, причастного к разработке реформ. Он пояснил, что львиная часть населения в таком обществе занята не в сфере производства, а в сфере обслуживания — зачем этой части знать про "амфотерные гидроксиды", "районирование по Баранскому" и т.п. — Помилуйте, а как же нам при таком образовании восстановить промышленность, да еще на более высоком технологическом уровне? — А зачем, — ответил мне г-н Пинский, — как ни старайся, все равно мы не будем конкурентоспособны, и следует исходить из международного разделения труда»[38].

Разделение труда: одни занимают, другим расплачиваться

Самое интересное, что претворение этой программы в жизнь финансируется очень специфическим образом — на иностранные займы. То есть, в конечном итоге, все равно за наш счет, потому что деньги берутся под государственные гарантии, и с каждым следующим миллионом новые поколения — те самые школьники, которые приходят с цветами в 1 класс — все глубже погружаются в долговую кабалу. Но опосредованная форма — через заграницу — обеспечивает заинтересованным лицам и организациям куда больше «вариативности» в расходовании средств[39].

Прошлогодняя хроника:

«Начался рабочий визит в Москву вице-президента Мирового банка Йоханнеса Линна. После того как переговоры с МВФ ни к чему не привели, его ждали в Москве с распростертыми объятиями… Виктор Христенко и Йоханнес Линн обсудили возможности выделения $600 млн на перестройку системы образования. В марте МБ уже согласился предоставить "пробный" заем в $50 млн на эти цели…»[40].

Отчет о расходовании:

«в Москве деньги МБ потратят более концептуально… 25 млн. долларов распределят между научными центрами и вузами, специализирующимися на разработке реформ. Особые шансы получить часть этих денег у Высшей школы экономики…»[41], (выделено — И.С.).

Все это происходит именно в тот момент, когда министр, не сумев обеспечить обещанное повышение зарплаты, в который раз объясняет надоедливым учителям, что «в стране нет денег»[42].

Особую роль в этом «нет денег» играет Национальный фонд подготовки кадров, пока что подготовивший нам земноводных рептилий. «Все займы Всемирного банка реализуются через определенные фонды. Такой фонд создан и у нас в стране — это Национальный фонд подготовки кадров» — похвастался как-то В.М. Филиппов[43]. Кое-что дополнила Счетная Палата в постановлении «О результатах проверки целевого использования средств займа МБРР RU-4183 "Инновационный проект развития образования" в Национальном фонде подготовки финансовых и управленческих кадров» (от 20.04.2001). Выделим только один фрагмент — о Федеральном экспертном совете при Министерстве образования. Он контролирует качество учебной литературы, и его, по логике вещей, должны были сформировать самые авторитетные научные учреждения страны…

«Подкомпонент 1: "Повышение качества учебников". В рамках этого подкомпонента заключено 8 контрактов на общую сумму 469897,65 доллара США, из них оплачено 458622,72 доллара США. Одной из наиболее дорогостоящих программ в рамках данного подкомпонента (стоимостью более 200,0 тыс. долларов США) является реализованная программа "Реорганизация Федерального экспертного совета". При проведении НФПК 27 октября 1998 г. тендера для отбора организаций в качестве консультанта для проведения работ по первому этапу программы реорганизации Федерального экспертного совета победителем стал издательский дом "Вита-Пресс", г. Москва, размер оплаты за выполнение услуг — 78000 долларов США… Впоследствии результаты тендера были пересмотрены в пользу ОАО "Корпорация "Федоров" (г. Самара), утвержденного победителем тендера с ценой контракта за выполнение услуг — 100000 долларов США…»[44]

Таким образом «реорганизацией Федерального экспертного совета» занялось «ОАО "Корпорация "Федоров" (г. Самара)» — крупнейший центр отечественной науки.

Время, назад.

Право на образование, наряду с избирательным правом и социальным страхованием — великое завоевание нескольких поколений, боровшихся в разных странах за справедливое устройство общества. Равный доступ к знаниям выравнивает шансы детей разного социального происхождения. Сегодня под демагогическими драпировками — «пост-индустриальное общество занято в сфере обслуживания…»; «рациональная научная парадигма себя исчерпала»; «учебный предмет устарел как конная тяга»; «свобода может быть целью образования»[45] и т.д., и т.п. — происходит пересмотр итогов трехсотлетней истории.

С теми, кто этим занимается, нужно вести не научные дискуссии, а политическую борьбу в интересах подавляющего большинства населения, включая и мало-мальски ответственную часть правящего класса.

«Подготавливается опасное преступление против традиционно высокого образовательного и культурного уровня России — реформа, осуществление которой нанесло бы долговременный и трудно поправимый вред могуществу нашей страны — и интеллектуальному, и индустриальному, и военному, т.е. оборонному; а наших потомков все это реформирование сделало бы несчастными (даже если бы им и разрешили, как это сейчас планируют, писать "вада")… Мне трудно понять, почему наша страна все это терпит, доверяя руководство своей образовательной системой сторонникам такого мракобесия, и почему наш министр до сих пор не подал в отставку…» (академик В.И. Арнольд)[46]

Мне тоже хотелось бы надеяться, что к моменту опубликования этой статьи не только министр, но и все окружающие его «реформаторы» будут отправлены в отставку, «учебные подобия нового поколения» изъяты из школ, переговоры об иностранных займах непонятно на что — раз и навсегда прекращены, а уже растраченные деньги — взысканы (хотя бы частично) с тех конкретных граждан, которые этим занимались.

Тогда можно будет всерьез заняться восстановлением образования в России. С учетом передового опыта тех стран, которые с большей пользой потратили минувшее десятилетие.

---

По этой теме читайте также:

---

Имя
Email
URL
Отзыв