Уведомление из Хельсинки сеньору Даниэлю Ивасета

Палачам не пишут открытых писем. Было бы недостойно человека обращаться с увещеванием к коменданту Освенцима, взывать к совести тех, кто открывал баллоны с газом в Майданеке, требовать милосердия у тех, кто сжигал детей в печах Дахау.

И мы не пишем письма сеньору Даниэлю Ивасета. Пусть этот документ, который, мы уверены, дойдет до него из Хельсинки, он считает уведомлением.

Уведомлением о том, что нам известно, сеньор Ивасета, как вы допрашивали и пытали Анну Алисиа Флорес — 25-летнюю преподавательницу физического воспитания в Сантьяго, чилийку, жену Мануэля Матамороса, который был управляющим банка при правительстве президента Альенде в Чили[1].

Вначале вы допрашивали ее в бывшем кабинете ее мужа, Вы хотели узнать, где он. Она молчала. Тогда вы отвезли ее в полицейский участок Саньарту. Там вы продолжали допрос в присутствии нескольких солдат. Видимо, эти солдаты, по вашему расчету, должны были испугать молодую женщину. Но она продолжала молчать. Тогда вы придумали забавную игру, задавали один и тот же вопрос: «Где твой муж?» Выжидали несколько секунд и, не слыша от нее ответа, снимали с нее какую-нибудь часть ее одежды. Вы били ее по голове, по груди, вы наматывали волосы на кулак, откидывали ей голову назад и били по лицу.

Она не отвечала вам, Один раз только не выдержала, попросила не бить по голове, потому что за несколько месяцев до этого перенесла сложную хирургическую операцию глаз. Сказала и тут же поняла, какую сделала глупость,— с этого момента вы, сеньор Даниэль Ивасета, стали особенно старательно бить именно по голове.

Затем вдруг вы и солдаты вышли из комнаты, и она осталась одна, думая, что ее мучения кончились. Но снова ошиблась. Вы оставили ее в покое только на 10 минут, а затем перевели в другую комнату, этажом или двумя этажами ниже — она точно не помнит. Ее привели туда в одной рубашке и в туфлях — вся остальная одежда осталась наверху.

В комнате ее встретили вы, сеньор Даниэль Ивасета, и пятеро офицеров. Все пятеро были немолодые, седые люди, приблизительно того же возраста, что и вы.

Прежде чем продолжать допрос, вы и ваши приятели заставили молодую женщину раздеться донага и в таком виде приказали ходить вокруг вас — пожилых, грязных, отвратительных существ. Затем бегать и потом танцевать. Анна Алисиа Флорес не могла танцевать, конечно. Вы приказали ей лечь на пол. Потом положили ее на стол перед собой, и вы, сеньор Ивасета, стали раздеваться первым.

Она нашла в себе силы вскочить со стола, отбежать в угол комнаты и оттуда крикнуть в ваши лоснящиеся грязные рожи все, что она о вас думала, все, чего вы били достойны. Вы не ожидали такого. Вы бросились на нее гурьбой и били долго и злобно, тяжело дыша и отталкивая друг друга, каждый старался ударить сильней.

Затем вы снова положили ее на стол, и трое из вас изнасиловали ее. Она помнит троих. Среди них и вас, сеньор Даниэль Ивасета. Что было потом, она не знает — потеряла сознание.

Она очнулась только на другой день утром и увидела себя в той же комнате. Ей не давали пить. Никто не слышал ее стонов. У нее не хватало сил добраться до двери, чтобы постучать.

Через некоторое время снова пришли вы, сеньор Даниэль Ивасета. Вы приказали женщине подняться с пола. Она поднялась, но тут же упала — не было сил стоять. Вы все-таки заставили ее встать и принялись показывать ей фотографии разных людей, каждый раз задавая вопросы: «Знаешь ли ты этого человека?», «Был ли он в вашем доме?», «Не был ли он другом твоего компаньеро?»

На все ваши вопросы женщина отвечала отрицательно. Каждый раз, получая отрицательный ответ, вы били ее, стараясь попасть по голове и по глазам,— у вас оказалась хорошая память, и вы помнили об операции. Но вы, не добились ничего. Кроме того, вы устали. Вы вышли и затем вернулись с тремя из ваших вчерашних приятелей.

Вместе вы снова били ее, а потом снова изнасиловали, и она снова потеряла сознание.

Но воля женщины оказалась сильнее вашей, сеньор Ивасета. И на другой день, поняв, что ничего не добьетесь, вы выгнали ее из полицейского участка. Ее бросили в машину, полуголую, окровавленную, отвезли по вашему приказанию за несколько кварталов, чтобы она не валялась на тротуаре возле входа в участок, и выбросили из машины. Ей помогли добраться до дома незнакомые люди.

Вот и все, сеньор Ивасета, что нам известно. Вполне возможно, вы удивитесь, почему мы уведомляем вас именно об этом вашем двухдневном зверстве, хотя эти два дня лишь крошечная часть всех этих месяцев насилия и мучений.

Вполне возможно, что вы даже не очень хорошо помните этот эпизод.

Но мы помним, сеньор Ивасета. Помним и уведомляем вас о том, что будем помнить всегда. Это ваше преступление включено в документы Международной комиссии, которая расследует преступления фашистской хунты в Чили.

Там, у себя в Сантьяго, вы, может быть, попытаетесь найти успокоение в хилой мысли, что Хельсинки — это слишком далеко от вас, что оттуда вам ничего не грозит. Да, у Международной комиссии пока нет возможности вызвать вас, ваших приятелей и ваших хозяев на свои заседания в качестве ответчиков. Международная ко миссия — это не суд. Это лишь расследование преступлений против чилийского народа, в том числе и ваших преступлений, сеньор. Это лишь моральное уведомление от лица человечества.

Но придет время...

Нет, мы не пугаем вас, сеньор. Не грозим. Нет, было бы глупо грозить. Мы просто уведомляем вас о том, что ваше имя числится в документах. Это значит, что рано или поздно вам не уйти от расплаты.

И уже сейчас вас будут проклинать и стыдиться ваши дети, те из ваших друзей, которые не знали до сих пор о ваших преступлениях. Мы не знаем сегодня вашего домашнего адреса, сеньор Ивасета. Поэтому мы адресуем это уведомление в полицейский участок Саньарту. Но одновременно мы обращаемся с просьбой к дикторам свободных радиостанций, голос которых слышен над землей Чили, ко всем, кто прочтет эти строки и кто сможет передать эти слова в Чили, сделать это.

И даже если вы, сеньор Даниэль Ивасета, откажетесь принять в Сантьяго конверт с обратным адресом Хельсинки, если будете выключать радиоприемники, все равно вы неизбежно узнаете от соседей, от приятелей-палачей, от своих жертв, узнаете, что ваше имя произносилось здесь, в Хельсинки, и что оно включено в список преступников.