§1. Общероссийские причины повстанчества

Непосредственный участник борьбы с повстанческим движением и историк Н. Какурин в феврале 1922 г. писал: «Упускалось из вида, что бандитизм - следствие целого ряда причин, а борясь со следствием, не затрагивая причин, мы рискуем всю нашу борьбу вести впустую... Впервые правильность этой точки зрения была проверена на опыте борьбы с бандитизмом летом 1921 г. в Тамбовской губернии, давшем блестящие результаты» [1].

Для «изучения войны с марксисткой точки зрения» в октябре 1921 г. при Академии Генерального штаба было создано Военно-Научное общество (ВНО). Председателем его 20 октября 1921 г. был избран М.Н. Тухаческий. В этот же день правление ВНО к уже имевшимся 5 отделам «сочло необходимым организовать» еще 3, в том числе «отдел бандитизма», который «имеет задачей исследование повстанческого движения и бандитизма на всей территории РСФСР с целью выявления его классовой природы, подведения итогов и суммирования опыта борьбы с бандитизмом». Возглавил отдел А. Казаков. Отдел был разбит на «секции по изучению отдельных видов бандитизма на Украине, в Белоруссии, Туркестане, Сибири, на Кавказе и Великороссии». Северо-Кавказскую секцию возглавил Стройло.

На страницах своего вестника «Красная Армия» ВНО стало помещать статьи под общей рубрикой «Бандитизм на территории РСФСР» [2].Статьи этого и других периодических изданий 20-х годов, наряду со многими проблемами повстанчества, довольно основательно анализируют и причины движения, как общие, характерные для всей страны, так и специфические, которые были присущи отдельным регионам, в частности, Северному Кавказу.

В числе общих причин повстанчества Н. Какурин называет революцию, произошедшую в России. В процессе революции-ломки старых форм и отношений «образуется значительное количество обломков и осколков, которые, оторвавшись от своей привычной среды, не могут или не желают найти себе /71/ места в новых образованиях общества и органически слиться с ним.» Н. Какурин считает «бандитизм» «попутчиком» всех революций, в том числе революции во Франции, где, по его словам, «бандитизм получил большее, чем у нас, развитие»: во время Французской буржуазной революции «на юге власть правительства ограничивалась лишь стенами городов и укрепленных пунктов».

«Слово бандитизм, бандит, - пишет Н. Какурин, - не русское, но великолепно передает сущность этого явления; оно является испорченным французским словом banny, что означает изгнанник (по древнерусскому изгой), т.е. человек, в силу тех или иных причин отколовшийся от известного социального слоя».

«Этот беспокойный и частично бездомный элемент», по словам Какурина, явился «первыми основными кадрами бандитских образований, их вожаками», а «местные паразитические элементы охотно пополняют ряды этих шаек, увеличивая их численность».

Отмечая, что «в зависимости от условий места, среды», «бандитизм принимает крайне разнообразные формы и лозунги», Какурин призывал «детально и тщательно изучить обстановку», «хорошенько уяснить характер и природу, причины возникновения бандитизма..., классовый состав населения..., отношения различных группировок к бандитизму» [3].

А. Казаков в числе причин повстанчества назвал нарушение союза между рабочим классом и крестьянством в период «военного коммунизма»: «...союз не только дал трещину, но и распадался»; «распад происходил болезненно, с социальными потрясениями в виде ряда крестьянских восстаний и бандитизма, прокатившихся волною осенью 1920 г. и весной 1921 г.»

К причинам «второго порядка» А. Казаков относит «дезертирство и незаконные действия представителей власти на местах.» Уклонившиеся от мобилизации граждане, сознавая, что они являются нарушителями закона, опасаясь, что в любое время могут быть подвергнуты аресту, вынуждены были скрываться в лесах, отрываться от производительного труда, заниматься своим хозяйством лишь урывками, тайком от власти. А. Казаков считал, что к осени 1920 г. в одной только Тамбовской губернии числилось около 250 тыс. дезертиров. /72/ Из «непростительных ошибок», допускаемых работника-ми, «присланными из центра для работы на окраинах и не знающих местных бытовых условий» им отмечены «колонизаторские тенденции», вызывавшие среди населения «широкое недовольство и даже целые восстания».

Говорит А. Казаков и о таких причинах повстанчества, как слабость советских и партийных органов на местах, малочисленность рабочего класса в России («слаб количественно и качественно пролетариат»), скопление на окраинах «массы всяких авантюристических элементов», хлынувших сюда после победы советской власти в центре страны.

В заключении статьи автор вновь возвращается к главной причине движения: «...напор на диктатуру пролетариата мелкобуржуазной стихии», который грозил всем завоеваниям Октябрьской революции, перерастал «в новую форму гражданской войны между бывшими союзниками» - пролетариатом и крестьянством.

«Искрой», вызвавшей взрыв, «толчком», приведшем в действие «всю эту мелко-буржуазную стихию», «центром», который придал движению организованный характер, Казаков называет «международный империализм, который, отказавшись от открытой помощи, скрытно поддерживает всякие контрреволюционные выступления» [4].

В работах М.Н. Тухачевского, помимо уже перечисленных причин, названы специфические, характерные для национальных окраин. Так он писал в 1926 г., что в Фергане «Советская власть нажила себе врагов в лице мусульманского духовенства», лишив его права занимать административные должности, что они прежде делали по законам шариата.

Тухачевский относит к числу причин, «разжигавших страсти басмачей», «жестокие репрессии» по отношению к ним; «неосторожные мероприятия советских органов, не сумевших учесть сложного национального вопроса и проводивших старую экономическую политику с такой же прямолинейностью, что и в РСФСР». Автор утверждает, что советские органы «влили в туземное население уверенность, что Советская власть - такая же хищница, как и царская», вследствие чего, восстания «окрашивались лозунгами национального освобождения, к чему позже примешался и религиозный панисламистский лозунг» [5]. /73/

Стройло видит в числе причин северо-кавказского повстанческого движения и общие («объявление продразверстки и начало в связи с ней репрессий», отсутствие товаров, тяжелый экономический кризис, хозяйственная разруха, несовершенство госаппарата и неумелый подход со стороны местных советских работников к населению, объявление трудовой и других повинностей, широкая мобилизация в связи с русско-польской войной, «давшая огромное количество дезертиров, перешедших на нелегальное положение»), и «чисто северокавказские». В числе последних Стройло считает наличие в регионе остатков деникинской армии. «Деникин далеко не все свои силы смог эвакуировать в Крым, значительная часть их осталась рассеянной по степям и горам Кубанской области». Они-то и создавали «на первых порах» повстанческие отряды различной политической ориентации. Способствовало усилению повстанчества, по мнению Стройло, и «аннулирование деникинских денег без замены их советскими». Это весьма интересное замечание, свидетельствующее о том, что на Северном Кавказе торговля имела место и в период «военного коммунизма» [6].

Все авторы работ 20-х годов разделяли ленинскую точку зрения на повстанчество и его причины, изложенную им в многочисленных заметках, телеграммах, выступлениях. Ленинские работы содержат глубокий анализ истоков «политического бандитизма», но нигде им не высказано мнение о том, что он порожден революцией. Ленин ни разу не усомнился в необходимости революции, породившей это явление.

Переход от войны к миру, демобилизация армии обнаружили всю глубину разорения и нищеты страны, измученной Первой мировой и гражданской войнами, которые порождали «неизбежный ряд кризисов экономического и социального характера» [7]. Голод, неурожай, недостаток топлива, в значительной степени приостановивший транспорт, вызвали большие трудности при демобилизации армии.

Семь лет война отрывала армию от производства, отучала от регулярного мирного труда, превращалась для людей в основное занятие, в своего рода профессию. «Война приучала нас всю нашу страну, сотни тысяч людей только к военным задачам», - говорил В.И. Ленин. Тысячи демобилизованных, привыкших заниматься только войной, возвращаясь домой, вместо селений видели развалины и пепелища и, не находя себе /74/ занятий, поставляли повстанческий элемент в невероятном количестве» [8].

После войны на почве обострившегося кризиса крестьянского хозяйства, истощения, усталости от разверстки, неурожая, бескормицы, падежа скота усилились колебания среди крестьянства. Одновременно росло недовольство рабочих, которые в связи с закрытием предприятий, спасаясь от голода, уходили в деревню. На некоторых заводах происходили забастовки, наблюдались случаи ухода рабочих в повстанческие отряды [9].

Источником «целого ряда кризисов: и хозяйственного, и социального, и политического» Ленин считал ошибки, допущенные партией на заключительном этапе гражданской войны, которая не могла учесть всех сложностей переходного периода от войны к миру, представляла его «как простой переход на тех же рельсах политики», тогда как он был сложным: «иные отношения к крестьянству, иной темп, иная обстановка. Демобилизация армии. Бандитизм. (Разорение, 7-летняя война)» [10]. Переход от войны к миру сопровождался потрясениями, «которые далеко и далеко не были учтены...Демобилизация поставила нас...перед задачами, далеко и далеко нами недооцененными» [11].

К числу причин, обострявших кризис и способствовавших развитию «бандитизма», В.И. Ленин относил бюрократизм государственного аппарата, ошибки в планировании, в распределении хлеба («не рассчитали ресурсов, не оставили на черный день»), много ошибок и не совершенств в Красной Армии, которая к тому же еще не имела опыта ведения «малой войны» с повстанцами. «Наше военное командование позорно провалилось, выпустив Махно (несмотря на гигантский перевес сил и строгие приказы поймать)... И хлеб, и дрова, все гибнет из-за банд, а мы имеем миллионную армию», - писал Ленин Э.М. Склянскому 6 ноября 1921 г. [12]

Содействовали развитию «бандитизма» разногласия внутри партии большевиков, выражавшиеся в наличии двух уклонов, в дискуссии о профсоюзах.

В стране, где гигантское преобладание крестьянства, недовольство которого пролетарской диктатурой растет, когда «кризис крестьянского хозяйства доходит до грани», а «демобилизация крестьянской армии выкидывает сотни и тысячи /75/

разбитых, не находящих себе занятий людей, привыкших заниматься только войной, как ремеслом, и порождающих бандитизм, не время спорить о теоретических уклонах», - говорил Ленин на Х съезде партии [13]. Делегат этого съезда от юго-восточных губерний И.И. Скворцов (Степанов) разделял мнение Ленина. Он прямо сказал, что, допуская дискуссию, ЦК РКП(б) «проморгал развитие бандитизма» [14].

Важной причиной повстанчества Ленин считал темноту, распыленность и озлобленность отдельных крестьян - неизбежное наследие капитализма, с которым нужно было бороться годами. Большую роль в искоренении этих недостатков он отводил агитационно-политической работе среди масс, разъяснению им сущности политики Советской власти, разверстки. «До тех пор, пока мы не добьемся полного освещения всех этих вопросов, мы не перестанем получать известия о беспорядках, бандах, восстаниях» [15].

В числе причин, позволивших «бандитизму» принять широкий размах, Ленин назвал действия «реакционных партий и международного империализма». «В бандитизме чувствуется влияние эсеров. Главные силы их за границей, они мечтают каждую весну свергнуть Советскую власть», - говорил Ленин 24 февраля 1921 г., характеризуя «политический бандитизм» Cибири. Действия правительств Польши, Финляндии, Румынии, помогавших повстанцам, он называл «авантюристическими шалостями с бандитами» [16].

§2. Социальная структура населения региона Земельный вопрос в крае до 1917 года

Повстанческое движение Северного Кавказа имело, наряду с общероссийскими, свои специфические причины, которые были порождены сложными социально - экономическими и политическими условиями этого региона.

К 1917 г. Cеверный Кавказ был одним из самых мощных аграрно-промышленных районов и своеобразных социально-классовых комплексов страны, одним из главных производителей продовольствия и сельскохозяйственного сырья в России. Экспорт отборного зерна из региона равнялся 40% вывоза всей страны. На рынки Западной Европы поступало более 200 млн. пудов донского, кубанского, ставропольского и терского /76/ хлеба.

Регион располагал богатыми природными ресурсами, довольно густой сетью коммуникаций. Все это способствовало формированию на его территории многоотраслевой промышленности. Возникнув как продолжение и дополнение центрального промышленного района, этот комплекс стал неотъемлемой частью экономического потенциала страны. Регион давал России 75% угля, 100% серебра, 20% нефти [17].

Население региона в 1917 г. делилось на казаков, коренных крестьян и иногородних. Здесь было сосредоточено 70% всего казачества России (оно занимало 36,6% казачьей территории страны). Самым старым (его так и звали - «старший брат») и самым крупным казачьим войском было войско Донское (1,5 млн. чел.), вторым по величине было Кубанское (1,3 млн.), численность Терского равнялась примерно 260 тыс. человек [18].

Кроме казаков, самыми многочисленными группами-сословиями в крае являлись так называемые иногородние и коренные крестьяне. Иногородними считались переселенцы, не получившие земельного надела и жившие на арендованной или купленной земле (оседлые) или существовавшие почти исключительно за счет сдачи в наем своих рук (неоседлые).

Коренными крестьянами считались потомки переселенцев до 1861 г., крестьяне горских народов, переселенцы начального периода пореформенного времени, успевшие получить земельный надел. Все коренные крестьяне были членами сельской общины.

Ни в одной из казачьих областей края казачество не составляло большинства населения. В Донской области на долю казаков приходилось около 39% населения, в Кубанской казаки составляли около 46%, в Терской - чуть более 20%. Тем не менее, казачество считалось до революции главным сословием, а области именовались казачьими. Коренные крестьяне и иногородние в казачьих областях были лишены многих прав и являлись, по сравнению с казаками, низшим сословием.

На долю пролетариата региона приходилось 8,6% населения. В целом по России пролетариат составлял 14,8% по одним данным, 19,6% - по другим. При любом сопоставлении разница получалась значительная.

Помещичье хозяйство на Северном Кавказе занимало /77/ незначительное место. «Буржуазно - помещичьи классы» в регионе состояли на 86% из кулаков (в России - на 11,6%).

По проблеме дифференциации всего крестьянского населения региона у историков не сложилось единого мнения. В.Е. Щетнев, Б.И. Степаненко считают, что накануне революции в крае преобладали бедняки, А.И. Козлов называет преобладающей фигурой Юго-восточной деревни середняка [19]. Таким же дискуссионным вопросом является вопрос о расслоении внутри казачества.

По мнению северо-кавказских исследователей, крестьянство региона (в среднем), было обеспечено землей лучше, чем крестьяне России в целом. На одно хозяйство здесь приходи-лось 6,9 десятин посева (в России - 4,2 дес.), на душу населения (в среднем) засевалось по 1,2 дес.,(в России - 0,7 дес.) [20].

Так выглядела среднестатистическая обеспеченность землей крестьянской массы региона. Если же ее дифференцировать, то окажется, что львиная доля земли находилась у казаков. Земельный казачий пай (в среднем) на Дону составлял 12 десятин, на Кубани 12,5 дес., на Тереке - 18,8 дес. [21].

Иногородние крестьяне находились в наиболее бедственном положении. На Дону безземельных среди них было 95%, на Кубани - около 98%. Они вынуждены были прибегать к аренде земли [22].

Поистине микроскопическими были пахотные участки коренных крестьян горских народов. В среднем, они равнялись 0,57 дес. на 1 душу горца. Вопрос о безземелье горцев Северного Кавказа не раз поднимался еще до революции.

В 1906 г. была создана специальная комиссия для исследования в горной полосе Терской области. В 1908 г. была закончена работа этой комиссии. В 1911 г. официальный проект кавказской администрации об остром аграрном голоде у горцев «добрался до Санкт - Петербурга». А. Авторханов пишет, что до 1914 г. он «пролежал под сукном Его Величества», а вспыхнувшая в 1914 г. Первая мировая война окончательно похоронила все «внутренние проблемы».

По сведениям упомянутой комиссии, приводимым Г. Цаголовым в газете «Терские ведомости» за 1912 г. (ими пользуются и современные историки), на одну мужскую душу в нагорной полосе (в среднем) приходилось десятин: /78/

«Приводимая таблица, - пишет Г. Цаголов, - подтверждает отзывы исследователей Нагорной полосы о том, что на развитие хлебопашества здесь нет никакой надежды: на долю пахотной земли приходится самый незначительный процент имеющейся у горцев земли» [23].

Наибольший процент всей земельной площади горца приходился на выгоны и пастбища, т.е. на поверхность, годную только для скотоводства. Но и ее было слишком мало. По подсчетам специалистов, для организации рентабельного скотоводства выгоны и пастбища должны были составлять не менее 50 десятин на одну мужскую душу, у горца же (в среднем) они составляли 4,9 дес.

Средний земельный пай горца (7,5 дес.), как полагал Г.А. Цаголов, мог прокормить только 14 % проживавшего в горах населения, остальные 86 % должны были переселиться оттуда или медленно вымирать от голода и болезней. «Из каждых 7 душ мужского пола Нагорной полосы за убогим столом при-роды имеется прибор только для одного человека, остальные 6 должны встать из-за стола».

67 % населения в горах Кабарды, 88 % населения Осетии, 89 % - Ингушетии, 90 % населения Чечни было «избыточным», т.е. «лишними ртами». Земельный голод у них был, действительно, вопиющим, о чем говорили на заседаниях Государственной думы в 1906 г., в 1907 г. избранные от Терской области А.П. Маслов и Т.Э. Эльдарханов. Это тогда было сказано, что у чеченца столько земли, сколько помещается под его буркой, а кусок земли под одной коровой стоит столько, сколько сама корова [24]. По поводу речи Т. Эльдарханова в 1907 г. в Государственной думе В.И. Ленин заметил: «От имени своих /79/ избирателей-туземцев Терской области Эльдарханов ходатайствует, чтобы расхищение природных богатств было бы приостановлено впредь до разрешения аграрного вопроса» [25].

Чтобы существовать, горцы арендовали земли у своих соплеменников в плоскостных аулах или у казачьих обществ, за что ежегодно выплачивали: Кабарда - 65,5 тыс. руб., Осетия -230,6 тыс. руб., Ингушетия - 49,5 тыс., Чечня - 400 тыс.руб. [26].

Земельный вопрос на Тереке, который не решили ни царское, ни Временное правительства, продолжал оставаться основной сутью главного клубка противоречий не только на стыке горских и казачьих земель, но и по всему краю. Им предстояло теперь заняться советской власти, установившейся на Северном Кавказе в 1918 г.

§3. Аграрная политика советской власти на Северном Кавказе. Причины участия в повстанчестве казачества

4 марта 1918 г. на II съезде народов Терека в Пятигорске (с 5 марта съезд переехал во Владикавказ) на Тереке «был совершен Октябрь»: съезд большинством голосов (220-за, 22-против, 44-воздержалось) признал власть СНК РСФСР. Он провозгласил образование на территории Терской области Терской народной республики, объявив ее составной частью РСФСР, принял ее конституцию, создал высшие органы - Терский народный совет и СНК.

По конституции Терской республики в национальных округах и казачьих отделах органами власти объявлялись не Советы рабочих, крестьянских, казачьих и горских депутатов, а народные советы и их исполкомы, в которые имели право избирать и избираться имущие классы. Сохранялись думы и управы. Таким образом, на Тереке установились не советская, а «народная» власть, высшим органом которой являлись съезды народов Терека. Признание власти советов в центре, но пока без организации советской власти на местах - так можно характеризовать специфику народной Терской республики с марта до конца 1918 г. Процесс советизации происходил здесь постепенно. Особенно усилился он после V съезда народов Терека (ноябрь 1918 г.), когда началась активная ликвидация народных советов. Только в середине января 1919 г. ВЦИК РСФСР санкционировал переход власти в области в руки Советов /80/ и утвердил наименование высшего органа власти в области - «Терский областной комитет Советов рабочих, горских, крестьянских и красноармейских депутатов» [27].

Съезды народов Терека (до прихода в Терскую область армии Деникина в начале 1919 г. их прошло 5) поэтому нельзя называть, как это делает П. Полян [28] съездами Советов: на съездах были представлены самые различные организации: Советы, городские думы, сельские самоуправления, военно-революционные комитеты, делегаты, избранные на сельских и станичных сходах [29].

Земельный вопрос, который «всегда делал политику Терской области», горячо обсуждался на всех съездах народов Те-река. На II съезде горские делегаты выступили с требованием вернуть их исконные земли, что вызвало недовольство казачества. После того, как съезд проголосовал за решение III Всероссийского съезда Советов о социализации земли, часть казачьих делегатов ушла со съезда, заявив что только Учреди-тельное собрание имеет право решать земельный вопрос. Никаких конкретных мер по практическому осуществлению советских земельных законов съезд не принял.

III съезд народов Терека (22-28 мая 1918 г., г. Грозный) подтвердил решение II съезда о конфискации помещичьих и крупных частновладельческих земель, отменил частную собственность на землю, запретил куплю-продажу земли, установил сроки перераспределения земли с тем, чтобы наделить прежде всего безземельных горцев и беднейшее казачество.

На такие решения, безусловно, повлияли и сложнейшая политическая обстановка в области, и наступление турецкой армии на Кавказ, и выступления представителей горских фракций на съезде. 23 мая делегат ингушской фракции Эльдиев, назвав земельный вопрос «альфой и омегой всех кровавых столкновений, какие были в области и какие могут быть», сказал , что он для горцев - «вопрос жизни и смерти» [30].

С большой речью на съезде выступил делегат чеченской фракции А. Шерипов. Он заявил, что «от способов решения земельного вопроса «зависит «исход революции в Терской области».

«У нас, горцев, нет фабрик и заводов, все благополучие нашего существования зависит от разрешения земельного вопроса. На справедливое разрешение земельного вопроса мы /81/ проса. На справедливое разрешение земельного вопроса мы имеем право историческое, политическое и право революции...

60 лет назад царские генералы, кумыкские князья с казачеством ограбили у горцев ту землю, которую занимают они сей-час и на часть которой претендуют обездоленные горцы...

Армия безземельных горцев не может оставаться более в рабском состоянии покоя и, если она поднимается, то ничто не в состоянии будет ее удержать. Если эта армия не получит удовлетворения своих законных нужд и требований, она может стать страшной силой в руках контрреволюционеров..., удовлетворите наши справедливые требования, дайте нам ро-дину, и вы найдете в ней достойных товарищей, которые честно и самоотверженно вместе с вами пойдут сражаться против всяких нашествий».

На крики казачьих депутатов: «Не боимся, не запугаете! Это ультиматум!» Шерипов ответил: «Мы сказали вам объективно о настроении наших масс, никакого ультиматума тут с нашей стороны не было» [31].

Для наделения безземельных (в резолюции III съезда было записано: «В первую очередь удовлетворяются безземельные горные жители Ингушетии, Осетии, Чечни, Балкарии и иногородние из запасного земельного фонда области») образовывался запасный земельный фонд. Резолюция называет 3 источника его формирования: земли, полученные «путем уничтожения чересполосицы»; избытки «после распределения земли по установленной уравнительной норме»; частновладельческие земли.

Заметим, что уничтожению чересполосицы в резолюции отведено первое место. Провести ее предполагалось путем «безболезненного переселения» казаков на новые земли, а горцев - в казачьи станицы, «чтобы установить, наконец, мир между ними».

За резолюцию по земельному вопросу («немедленно приступить к урегулированию чересполосицы путем переселения для уравнивания национальных границ применительно к закону о социализации земли») проголосовало 303 делегата, ни одного - против, 127 воздержались.

Участники III съезда народов Терека постановили, что «переселение должно производиться так, чтобы переселяемый попадал по возможности в однородные с прежними привычными /82/ ему сельскохозяйственными и климатическими условиями».

Для обустройства на новом месте казакам должна была быть выдана беспроцентная ссуда. За оставленное ими в станицах имущество те, кто вселялся в станицы, должен был за-платить «по справедливой оценке». Вопрос о времени и способе удовлетворения выселяемых решали органы народной власти.

Территория, куда должны были переселить станицы, отводились заранее и там «создавались условия для населения». До переселения власть и соседствующие с предполагаемыми к переселению станицами горцы должны были принять все меры «к ограждению мирной жизни и имущества названных станиц».

Резолюция назвала проведение земельной реформы первоочередной задачей Народного Совета и СНК Терской республики, объяснив причины этого: «ввиду серьезности момента и зависимости стойкости общего фронта защиты области от решения земельного вопроса».

III съезд народов Терека наметил к выселению 4 станицы: Тарскую, Сунженскую, Воронцово-Дашковскую и Фельдмаршальскую, а затем их передать ингушам [32]. Следует уточнить: станица Сунженская не переименовывалась в аул Акки-Юрт, как утверждает П. Полян [33]. Переименована в Аки-Юртовскую (другие написания Акки-Юртовская, Акхи-Юртовская) была станица Воронцово-Дашковская.

О том, как переселяли эти станицы в 1918 г., подробно говорится в докладе делегации казаков и крестьян Терской области во ВЦИК от 22 декабря 1920 г. [34]

Вину за переселение авторы доклада возлагают не на советскую власть, а на горцев, в частности, на А. Шерипова, который на III съезде народов Терека в мае 1918 г. предъявил «чуть ли не ультиматум Советской власти» в трудный для нее момент, когда «турки заняли Елисаветполь и двигались на Ба-ку», заявив: «Если вопрос об уничтожении чересполосицы путем переселения не будет разрешен на данном съезде в положительном смысле, то чеченский народ с оружием в руках сам разрешит этот вопрос». Выступление А. Шерипова авторы доклада считают главным основанием для выселения станиц.

Из доклада следует, что в 1918 г. были выселены 3 станицы: /83/ Сунженская, Тарская с хутором и Аки-Юрт (бывшая Воронцово-Дашковская). Cтаница Фельдмаршальская, предназначенная к выселению решением III съезда народов Терека, как и другая станица Кохановская, по словам авторов доклада, в конце 1917 г. «были сожжены ингушами, скот угнан ими, а казаки скитались по соседним станицам».

Как и следовало ожидать, переселение казаков отнюдь не было «безболезненным». Во время выселения станицы Тарской, писали авторы доклада, ее жители «отбивались от ингушей и красноармейцев, в чем им помогали осетины».

Следует пояснить, что в 1918 г. Осетия была против выселения казаков. 5 декабря 1918 г. на V съезде народов Терека делегат Осетинской фракции С.А. Такоев говорил: «Несомненный факт, что горцы малоземельны, но разве для того, чтобы наделить их землей, необходимо лишить земли других трудовых землеробов?...Осетинская фракция поручила мне заявить следующее: раз мы в пятый раз собираемся на съезде трудового народа, то земельный вопрос мы должны разрешить в интересах всех трудящихся элементов.

Чем же виновато трудовое казачье население, что его, хотя бы и в стратегических целях, поместили здесь? Я полагаю, что выселением казачьих станиц мы добьемся не пролетарского решения вопроса, разрешения его не на трудовых началах, а на буржуазных».

С.А. Такоев, который был председателем II и III съездов народов Терека, призывал к единению: «Мы все - и горцы, и казаки одна - трудовая семья и нам необходимо жить в мире и братстве. Но уничтожая чересполосицу, мы снова подойдем к гражданской войне. Осетинская фракция поручила мне заявить, что она с уничтожением чересполосицы не согласна». Делегат высказал подозрение: «Тот, кто требует уничтожения чересполосицы, тот, несомненно, имеет какую-то заднюю мысль [35].

Н.Ф. Бугай и А.М. Гонов явно ошибочно приписали речь С.А. Такоева Г.К. Орджоникидзе, из чего последовал безосновательный вывод о якобы неоднозначной позиции Орджоникидзе по вопросу о переселении станиц и о его сомнениях в правильности этой меры [36].

Факты помощи осетин казакам при выселении их в 1918 г. подтвердил 25 сентября 1920 г. член осетинского ревкома в /84/ Наркомнаце: «Вопрос об уничтожении этой чересполосицы еще в 1918 г. остро стоял перед мусульманскими народами Северного Кавказа. В то время лишь Осетия стояла против выселения». В 1920 г., пишет автор доклада, «и Осетинский ревком стоит за уничтожение казачьего клина, разделяющего Осетию на две части» [37].

Авторы письма во ВЦИК в декабре 1920 г. сообщали о том, что казаков станицы Тарской, сопротивлявшихся переселению «в спешном порядке выселили в Пятигорский отдел». Казаки писали, что «многие мужчины были расстреляны».

К началу V съезда народов Терека (ноябрь 1918 г.) три станицы были выселены, а ингуши были «удовлетворены в отношении земельного фонда», как с удовлетворением отметил в своем выступлением представитель горцев Цаликов.

Но, похоже, проведение «безболезненной» акции удручающе подействовало на многих делегатов съезда. Тот же Цаликов даже выразил сочувствие казакам: «Я знаю, что трудно перейти из своего гнезда, где человек жил десятки лет, на другое новое место». Он осудил способ переселения казаков: «Тот метод, по которому недавно был разрешен этот вопрос, то есть с оружием в руках, нельзя принять...Я не являюсь непременным сторонником переселения».

В то же время делегат заявил: «Мы должны дать землю горцам. Откуда ее взять? У казаков». Проводить земельную «реформу» оратор предлагал так, чтобы «не было недоразумений» [38].

Фракция левых эсеров признала «незакономерным полное уничтожение чересполосицы и связанное с этим выселение казачье-крестьянского элемента из давно насиженных мест». Свое решение левые эсеры обосновывали многими доводами, в том числе тем, что уничтожение чересполосицы «отстраняет возможность в настоящем и будущем тесного и братского единения народностей, населяющих Терскую область», «ведет к разрушению народного хозяйства» [39].

Как уже было сказано выше, делегат осетинской фракции С.А. Такоев заявил, что его фракция «с уничтожением чересполосицы не согласна». После речи Такоева один из чеченцев с места сказал: «Если социализация земли будет проведена без уничтожения станиц, против этого мы ничего не имеем, но мы должны все же получить землю» [40]. /85/

Фракция большевиков предложила считать, что «разрешение земельного вопроса в области отнюдь не стоит в плоскости исключительной необходимости переселения аулов, станиц и селений, а стоит в плоскости равномерного распределения всего областного фонда между трудящимися всех народов области».

V съезд принял эту резолюцию с добавлением слов: «...не исключая частного устранения чересполосицы по мере надобности и с соглашения заинтересованных сторон».

Съезд решил «немедленно наделить безземельных и малоземельных горцев, крестьян и казаков землею из областного фонда в нижеследующем размере (в десятинах):

1. Горским обществам Балкар 24384

2. Горным чеченцам Веденского округа 46000

3. Горным чеченцам Грозненского округа 44000

4. Горным осетинам Владикавказского округа 30000 Всего (вместе с другими) 2000000»

Все «трудовое население» выселенных станиц Тарской, Сунженской и Аки-Юрт, а также беженцы разоренных слобод и хуторов тоже немедленно наделялись из того же областного фонда в местах, определяемых областной властью [41].

Из доклада «О земельном довольствии трудового населения Терской республики, с которым выступил на заседании съезда 5 декабря 1918 г. П.Н. Раджаев, следовало, что частно-владельческих земель в Терской области было 336000 десятин, казенной-236000 десятин.

По расчетам Раждаева, нуждающимся горцам из частно-владельческих земель было «необходимо отыскать» 72.492 дес., остальную недостающую землю надо было изыскивать у казаков. V съезд принял решение о передаче части земель, занимаемых казачьими станицами (которые пока еще не переселялись), «трудящимся ингушам, чеченцам и осетинам» [42]. По этому переделу Чечня получила 15 тыс. десятин [43].

По сельскохозяйственной переписи 1917 г. в Терской области, по словам П.Н. Раждаева, было «70 казачьих станиц с населением 277891 душ обоего пола.

В Кизлярском отделе 21 станица 60846 чел.

в Моздокском отделе 15 станиц 68675 чел.

в Пятигорском отделе 14 станиц 82234 чел.

в Сунженском отделе 20 станиц 66136 чел.» [44] /86/

Из 70 казачьих станиц Терской обл. советская власть намеревалась переселить 18 с населением в 60 тыс. чел. [45] Успели до прихода в область армии Деникина выселить 3. Результатом начавшегося переселения и «черного передела» земли остававшихся в области казаков было то, что горская беднота защищала советскую власть, большевиков от деникинцев, как говорил А. Авторханов, «не по обычаям горского гостеприимства, а по соображениям классового порядка» [46]. В то же время аграрная политика большевиков привела к вооруженному сопротивлению со стороны казаков и способствовала утрате советской власти в области.

А.И. Деникин, армия которого заняла Терскую область в феврале 1919 г., возвращал казаков в их станицы, поэтому в 1920 г., после разгрома деникинцев, станицы пришлось выселять вторично.

Авторитет большевиков среди горцев был так высок, что горцы не только воевали вместе с ними против Деникина, скрывали их от него, но делились всем, что имели сами. Н.Ф. Гикало, возглавлявший Группу повстанческих войск в горах Чечни, не хотел ничего брать у чеченцев бесплатно, но поскольку денег у него не было, он выдавал горцам расписки, в которых обязывался вернуть плату за услуги «после победы Советской власти».

Одна из «комиссий по расследованию долговых обязательств Повстанческого отряда т. Гикало» 9 октября 1920 г. постановила «признать долг по удостоверениям и другим распискам», выданным Н.Ф. Гикало за февраль-май 1920 г. на сумму 1109437 руб. Этим же актом комиссия утверждала список владельцев подвод, которые давали их Красной Армии, даже плату за кувшин, за медный чайник для Штаба Группы повстанческих войск. (Комиссия оценила чайник в 3000 руб.) [47]

Г.К. Орджоникидзе не без основания докладывал в СНК РСФСР 10 июля 1919 г. о том, что при приближении Красной Армии к Северному Кавказу горцы «как один человек восстанут против Деникина». «Можно сказать без всякого преувеличения, что нигде Советская власть не популярна так, как среди угнетенного горского населения Северного Кавказа», - писал Орджоникидзе в этом докладе.[48]

На партийной конференции 27 октября 1920 г. он продолжал говорить о том, на чем настаивал всегда: «Партийная работа /87/ нигде не требует такой чистоты, как у горцев. Коммунист по ихнему святой».[49]

Нет ничего удивительного в том, что Чечня (не вся, конечно) так восторженно встретила Красную Армию в марте 1920 г. Заведующий инспекторско-консультантского отдела Северо-Кавказского ревкома Банквицер, который прибыл на Северный Кавказ еще до прихода сюда Красной Армии для создания органов советской власти на местах, свидетельствует, что ингуши, чеченцы, осетины «встречали нас с еще большей радостью, чем ставропольские крестьяне», а когда он «вместе с Мдивани и Лактионовым» приехал в столицу Ингушетии Назрань, «весь ингушский народ, начиная от 16-летних мальчиков до седобородых стариков с красными и зелеными знаменами во главе со своими муллами верхом и в полном вооружении устроили нам торжественную встречу» [50].

Американский историк Г. Дерлугьян почему-то находит союз «чеченских исламистов и северо-кавказских большевиков», сложившийся во время гражданской войны, «странным», хотя сам признает, что «значительная часть чеченцев готова была принять советскую власть на идейном уровне».[51] Горцам близка была политика большевиков по возвращению им их бывших земель. Не только, но во многом поэтому горцы поддержали коммунистов. В период гражданской войны часть духовенства, так называемые «бедные муллы» вместе с горской беднотой боролись за советскую власть, проявляя даже желание «записаться в Коммунистическую партию». В своем выступлении в с. Назрани 16 марта 1924 г. мулла ингушского аула Шалги Магомет Мистоев с гордостью сказал, что «21 ингушский мулла пал в борьбе за Советскую власть».[52]

Намереваясь обустроить все народы Северного Кавказа, советская власть не смогла защитить интересы казаков, которые не могли не противиться крестьянской революции как привилегированные землевладельцы [53]. В том, что они довольно долгое время оставались «вандейскими войсками» и после революции, немалую роль сыграла политика советской власти по отношению к ним.

У В.И. Ленина, несомненно, были основания говорить в сентябре 1917 г. о том, что на казачьей окраине России «можно усмотреть социально экономическую основу для русской Вандеи» [54]: казачество оставалось «таким же /88/ монархическим» [55], казаки так же боролись «за свои привилегии» [56]; уповая на казаков, император Николай II затягивал с отречением от престола; Временное правительство с их помощью покончило с двоевластием; их широко привлекали для карательных экспедиций против крестьянских выступлений в августе-октябре 1917 г.; они усмиряли вышедшие из повиновения большевизированные воинские части; они разгоняли и расстреливали Советы после июля 1917 г.

После установления своей власти большевики стремились «изжить» этот феномен, это своеобразное «войско-сословие», «народ-помещик», прекрасно отдавая себе отчет в том, что среди него есть и союзник пролетариата - бедняк, и колеблющийся середняк, которых надо было оторвать от верхов казачества, казачьего чиновничества офицерства и привлечь на свою сторону.

Меры, которыми большевики пытались решить казачий вопрос, «унифицировать» казачество, были весьма своеобразны и противоречивы.

Конкретным выражением политики власти явились: пятый пункт декрета о земле («земля рядовых крестьян и рядовых казаков не конфискуется»); «Обращение II Всероссийского съезда Советов к казакам» («Вам говорят, что Советы хотят отнять у казаков землю. Это ложь. Только у казаков-помещиков революция отнимет земли и передаст их народу»); воззвание ВЦИК к казакам от 1(14) ноября 1917 г. («Казаки! Переходите на сторону победившего народа!»); обращения СНК от 25 ноября (8 декабря) 1918 г. «Ко всему трудовому населению о борьбе с восстаниями Каледина и Дутова (контр-революционеры «превращают трудовое казачество в орудие для своих преступных целей») и «К трудовым казакам», разъяснявшее политику советской власти по отношению к казакам; обращение, подписанное В.И. Лениным от 9(22) декабря 1917 г. «Ко всему трудовому казачеству» с постановлением об отмене обязательной воинской повинности и других льготах казакам. [57] Результаты такой активной политики изучены историками, хотя дискуссии о том, «когда и насколько» бедняки и середня-ки казачества «отошли от лагеря контрреволюции» и заняли «позицию нейтралитета» или «поддержали Советскую власть «вряд ли когда-нибудь закончатся. /89/

С начала социалистической революции в деревне, когда весной 1918 г. беднейшее крестьянство решительно поставило вопрос об уравнительном переделе земли, который в условиях Северного Кавказа поворачивался сразу же против казачества, в том числе его средних слоев, как наиболее массового земельного собственника - с весны 1918 г. «на волне возникшей тревоги за судьбу сословных привилегий заполыхали антисоветские мятежи» [58].

А.И. Козлов справедливо считает «далеко не бесспорны-ми» (в отношении казачества Дона, Кубани, Терека) положения о том, что:

1) основная масса казачества перешла на сторону совет-ской власти с конца 1918 г. по январь 1919 г.;

2) основная масса середняцкого казачества с лета 1918 г. по осень 1919 г. была нейтральной; 3) в ноябре-декабре 1919 г. в рядах РККА казаков было уже больше, чем у белых.[59] В нашу задачу входит поиск при-чин того, почему на заключительном этапе гражданской войны казачество, вернее часть его, все еще находилось в антисоветском лагере, какова была доля его участия в повстанческих отрядах 1920-1925 гг.

Помимо довольно взвешенных мер, проводимых совет-ской властью в отношении казачества, были и другие. В директиве Оргбюро ЦК РКП(б) от 24 января 1919 г. наряду с за-дачами нейтрализации среднего казачества главный упор делался на репрессивные меры. Это циркулярное письмо к местным партийным организациям за подписью Я.М. Свердлова признавало «единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления - никакие компромиссы, никакая половинчатость недопустимы» [60]. Ответом на директиву было восстание донских казаков. 16 марта 1919 г. Пленум ЦК РКП(б) вынужден был приостановить действие директивы.

По отношению ко всем казакам без разбору проводились массовые репрессии, были приказы местных властей об упразднении названия «станица», «казак», о запрете казакам но-сить лампасы, были реквизиции в том числе и у трудового казачества конской упряжи с телегами, отменялись местные ярмарки и пр. Ленину пришлось призвать РВС Кавказского фронта телеграммой от 3 июня 1919 г. «быть особенно /90/ осторожными в ломке таких бытовых мелочей», даже делать «поблажки в привычных населению архаических пережитках», поскольку они в общей политике «совершенно не имеют значения», а «ломка» их только «раздражает население» [61].

После освобождения в марте 1920 г. Северного Кавказа от деникинской армии, кажется, ни у кого не было сомнения в том, что опорой советской власти в крае являются горцы, среди которых подавляющую часть составлял бедняк, ее союзник. По отношению к казачеству такой твердой и однозначной позиции, похоже, у центральных и местных властей не было. В конце февраля- начале марта 1920 г. в Москве состоялся Первый Всероссийский съезд трудового казачества. На основе его решений СНК 25 марта 1920 г. принял декрет «О строительстве Советской власти в казачьих областях». Для проведения декрета и решений съезда в жизнь на места были направлены агитпоезда Казачьего отдела ВЦИК «Красный казак» и агитпоезд ВЦИК «Октябрьская революция», которые побывали во многих городах и на станциях, где проводили митинги, инструктировали работников местных исполкомов о создании казачьих секций при исполкомах и их функциях.

27 апреля 1920 г. Северо-Кавказский ревком намеревался для стабилизации обстановки на Тереке разоружить и казаков, и пограничные с казачьими станицами горские аулы. Г.К. Орджоникидзе предложил на этом заседании ревкома вопрос о разоружении горцев снять с повестки дня: «...несмотря на разбойничий дух, они являются угнетенным элементом на Северном Кавказе и единственно верным оплотом Советской власти», - сказал он [62].

В мае 1920 г. на совещании казаков в Пятигорске (оно со-бралось вместо несостоявшегося казачьего съезда) Орджоникидзе на жалобы казаков о грабежах их чеченцами и ингушами ответил: для урегулирования взаимоотношений русского населения с горцами необходимо устранить чересполосицу путем переселения всех станиц, территориально прилегающих к горскому населению [63].

К 15 мая 1920 г., как сообщает в своем отчете Терский облземотдел, он временно (чтобы не оставить поля незасеянными) распределил между нуждающимися горцами и иногородними «все частновладельческие земли, земли некоторых казачьих станиц и так называемые оброчные земли». Только /91/ во Владикавказском и Назрановском округах «было распределено между горцами до 30 тыс. дес. земли» [64].

1 июня 1920 г. на заседании северо-кавказского ревкома Мдивани в своем докладе заявил, что «политика Севкавревкома опирается на горцев», что «единственная наша реальная опора - это горцы», что «надо уничтожить чересполосицу и дать горцам землю - переселить казаков на левый берег Терека, а горцам (ингушам, осетинам, чеченцам) - дать правый» [65].

Не столь однозначной позиции на вопрос о переселении терских казаков и вообще на казачий вопрос придерживался В.И.Ленин.

Выселение терских станиц, возобновленное весной 1920г., вызвало массовое недовольство казачества. В условиях политической ситуации того времени, когда гражданская война не была еще закончена, когда советская власть в регионе еще не окрепла, а значительная часть казаков переходила в лагерь контрреволюции и, к тому же, переселение не могло полностью покрыть нужду горцев в земле, а вело к обиде не только контрреволюционного, но трудового казачества и не вносило успокоения в отношения между горцами и казаками - в такой обстановке в конце июня 1920 г. В.И. Ленин подписал телеграмму Владикавказскому ревкому с предписанием немедленно приостановить принудительное расселение казаков станиц Тарской, Сунженской, Воронцово-Дашковской и отчуждения у них пахотный земель.

Биографическая хроника В.И. Ленина показывает, как напряженно и тщательно работал Ленин над изучением казачьего вопроса в эти месяцы. Он выслушивает выступления казачьих делегатов на съезде трудовых казаков в Москве в марте 1920 г., сам выступает на нем, сопоставляет различные точки зрения, обсуждает казачий вопрос в разных инстанциях - и только 19 октября 1920 г. подписывает декрет о землепользовании и землеустройстве в бывших казачьих областях для внесения его во ВЦИК. 18 ноября 1920 г. декрет был узаконен. Он фактически не затронул казачье землепользование.

Вполне обосновано мнение В.В. Щетнева о том, что в условиях политической ситуации конца 1920 г. идти на ломку казачьего землевладения было нецелесообразно, в то время была необходима осторожная земельная политика.

В это время Ленин продолжал считать союзниками /92/ советской власти на Северном Кавказе горцев. 28 сентября 1920 г. после продолжительной беседы с ним С.М. Киров писал Г.К. Орджоникидзе о ленинский указаниях: «Общая линия поведения - опора на горцев. Землю надо дать чеченцам» [66]. Вместе с тем, он, вероятно, еще в июне 1920 г. пришел к выводу о необходимости отмены выселения терских казаков, поскольку послал об этом телеграмму во Владикавказ, ориентируя работников, посланных на Северный Кавказ из центра, на поиск других путей решения вопроса о наделении горцев землей.

Такие противоречивые указания центра выполнить было невозможно. Из уже упоминавшегося декабрьского 1920 г. доклада делегатов от казаков и крестьян Терской области во ВЦИК [67] следует, что горцы только весной 1920 г. получили 80 тыс. дес. земли: 40 тыс. дес были отрезаны «весной 1920 г. от юртовых станичных наделов» и 40 тыс. дес., оставшихся «после выселения станиц Сунженской, Тарской, Аки-Юрт, Фельдмаршальской». В этом докладе описано, как началось восстание терских и сунженских станиц в сентябре-октябре 1920 г. Складывается впечатление, что станицы поднимались на него неохотно, почти вопреки своему желанию, и во время восстания далеко не все «поддерживали затею бело-зеленых». Как доклад, так и другие источники не оставляют сомнений в том, что восстание было вызвано, в основном, земельной политикой советской власти по отношению к казакам, тем более, что до этих событий терские казаки резко враждебным отношением к советской власти не отличались.

Хотя выселенным казакам выделялись земельные наделы в других районах Северного Кавказа и для устройства на новых землях они получали денежные субсидии, переселение вызвало массовое недовольство казачества. Под воздействием верхов усилились колебания рядовых казаков. Реквизиция хлеба, скота для армии, сокращение в связи с этим запашки до 3-3,5 дес. на двор в 1920 г., неурожай зерновых, гибель виноградников из-за отсутствия медного купороса, самозахват горцами земель казаков - все это порождало контрреволюционное настроение казачества, которое в сентябре-октябре 1920 г. вылилось в вооруженное выступление его против советской власти.

О мятеже терских и сунженских станиц осенью 1920 г. подробно будет сказано в главе, посвященной действиям /93/ повстанцев.

Г.К. Орджоникидзе приказал восставшие станицы Ермоловскую, Закан-Юрт (Романовскую), Самашкинскую и Михайловскую выселить, а Калиновскую - сжечь, руководствуясь уже не решениями съездов народов Терека 1918 года об уничтожении чересполосицы, а согласно приказу РВС Кавказского фронта от 29 июля 1920 г. о «приведении в повиновение» станиц, восставших против советской власти, «самыми решительными мерами вплоть до полного их разорения и уничтожения» [68].

В 1987 г. на встрече со студентами МГУ им. М.В. Ломоносова И.Я. Врачев, который в 1920 г. был помощником командарма Кавтрудовой И.В. Косиора по политической части и не-посредственно участвовал в выселении станиц, вспоминал, как это было.

«И вот когда восстала группа надтеречных станиц, и одна была особенно злостной, поголовно все население, Орджоникидзе, как член Реввоенсовета Кавказского фронта и как полномочный представитель Центрального комитета часто разъезжал, давал директивы, указания. И вот он нам приказал: «Станицу Калитвинскую (И.Я. Врачев ошибочно называет станицу Калиновскую Калитвинской - Е.Ж.) сжечь!». Говорит: «Издай приказ и поставь мою подпись!». А в практике были такие случаи. Он остановился в Грозном, а едет в Баку и говорит вот так вот: «Пошли телеграмму в Ростов и поставь мою подпись». Доверие было полное.

Был издан соответствующий приказ и крупным шрифтом, типографским отпечатал: «Станицу Калитвинскую сжечь!».

Приезжает Сталин с Орджоникидзе. Я иду на доклад. И вот когда я показываю этот самый, большим листом, черным шрифтом, этот приказ, Георгий Константинович говорит: «Ты зачем поставил мою подпись?!» Я был поражен, я говорю: «Товарищ Серго, Вы же мне поручили поставить подпись!»

И создался напряженный момент. И вдруг Сталин: «Ха-ха-ха! Попался Серго, проклянут тэпэр тэбя казаки, проклянут!». Напряжение спало, и мы перешли к очередным делам. Вот такой эпизод» [69].

Комиссия по выселению, возглавляемая начальником Особого отдела Кавтрудовой Пипиковым, с помощью пяти комиссий на местах разделила все население станиц на две /94/ категории. В первую входили семьи «бело-зеленых» и принимавших участие в восстании. Таковых оказалось в 4-х станицах 7004 чел. (1691 семья). У этих людей реквизировали все имущество и продовольствие, им выдавался только двухмесячный паек. Вторую категорию составляли семьи сочувствующие советской власти лиц, семьи советских работников и красноармейцев. У населения этой категории изымались «лишь предметы общегосударственной продразверстки». Их насчитывалось 6346 человек (1409 семейств) [70].

4 декабря 1920 г. выселение было закончено. Казаков сунженских станиц (Ермоловской, Закан-Юрт, Самашкинской) по железной дороге вывезли в станицы Теречной линии, а тер-скую станицу Калиновскую (ее решили не сжигать) выселили в хутора в 50 км севернее станицы.

Это было не окончательное место высылки. Председатель ВЦИК и председатель комиссии по установлению границ Горской АССР Муромцев докладывал 28 сентября 1921 г. во ВЦИК о том, что он «расселил до 15000 казаков Сунженской линии, выселенный из станиц Михайловской, Самашкинской, Закан-Юрт, Ермоловской и др. по Ставропольской, Терской губерниям, по Кубанской и Донской областям» [71]. В оставленные казаками станицы, докладывал начальник особого отдела Кавтрудовой Пипиков в РВС Кавказского фронта 21 декабря 1920 г., «никакого вселения по сей момент чеченцев не происходит», оставшееся в станицах имущество расхищается «вплоть до окон и дверей» чеченцами. Поджигаются лучшие дома, чтобы они не достались чеченцам». Вселенческие комиссии, как писал Пипиков, «бездействуют», а Чеченский исполком, которому были переданы станицы, на неоднократные обращения к нему «отмалчивается», продовольствие и фураж «гниют в тысячах пудов» [72].

Начавшееся в 1918 г., продолжившееся в 1920 г. выселение поголовно всего населения (включая даже семьи красноармейцев) нескольких станиц нанесло страшную обиду людям, разорило их налаженное хозяйство, не решило земельного вопроса горцев и , конечно, не установило мир на Тереке, а, напротив, разжигало войну в области. Оно буквально загоняло казаков в повстанческие отряды.

Опомнились власти довольно быстро. 27 января 1921 г. Президиум ВЦИК приостановил, а 14 апреля 1921 г. запретил /95/ переселение, признав его ошибочной мерой.

Многие современные исследователи называют выселение терских казаков 1918-1920 гг. первой в советской России депортацией. Слово «депортация» означает изгнание или ссылку как меру уголовного или административного наказания. Поэтому, строго говоря, депортацией можно назвать выселение терских казаков лишь в ноябре-декабре 1920 г.: их выселяли за участие в восстании.

Что же касается переселения станиц в 1918 г. и весной 1920 г., проводившегося во исполнение решений III съезда на-родов Терека, то вряд ли правомерно считать его депортацией: это была попытка советской власти провести «черный передел « в Терской области, решить как она предполагала, земельный вопрос « по справедливости».

Внимательное изучение вопроса переселения терского казачества в 1918-1920 гг. не позволяет увидеть в нем проявление «русофобии», как считает И. Пыхалов [73]. Большевики не боролись «с русскими». Они действительно хотели с помощью «безболезненного переселения» части казаков обеспечить землей безземельных и малоземельных и горцев, и русских иногородних, и казаков. Уничтожение чересполосицы было одним из источников формирования земельного фонда области, из которого наделялись землей и горцы, и русские. Выселили как уже говорилось не 70 тыс. терских казаков, как считают А. Петрович, А. Ливен, И.В. Яблочкина, И. Пыхалов [74], не 45 тыс., как считает Т. Полян [75].

Из 70 станиц терских казаков с населением 277891 чел. [76] советская власть предполагала переселить 18 станиц (60 тыс. чел.) [77] из Сунженского отдела (в нем было 20 станиц), по-скольку именно в этом отделе казачьи земли клином вдавались в горские.

К 14 апреля 1921 г. (когда переселение было запрещено) было выселено 8 станиц. Еще 3 станицы были разграблены, выселять их не пришлось, но их тоже причислили к выселенным. Так что население 11 станиц покинуло свои дома.

Эти цифры названы в докладе уполномоченного ВЦИК (1921 г.): «Начиная с 1918 г. разорено ингушами и чеченцами и выселено Советской властью 11 станиц, имевших в общем 6681 двор с надворными постройками, обсаженными усадьбами, садами, посевами на полях». Автора доклада интересовало, /96/ прежде всего, сколько горцев вселилось в выселенные станицы: «...вселилось же ингушей и чеченцев за все время - 750 хозяйств».

В докладе не указана численность выселенных, но приведено количество хозяйств в каждой из выселенных станиц, и количество вселившихся хозяйств горцев. Название одной станицы пропущено, но, наверное, это станица Кохановская, из которой, как можно высчитать, выселился 441 двор, вселилось - 180.

Ст. Ильинская было 151 хоз-в - не вселилось ни одного,

Фельдмаршальская 238, - //-

Акки-Юртовскя 180, - // -

(Станица не названа) 441 - вселилось - 180

Тарская с хутором 537 - // - - 160

Самашкинская 561 - // - - 150

Закан-Юрт 697 - // - - 120

Михайловская 706 - // - - 80

Ермоловская 768 не вселилось ни одного

Сунженская 890 вселилось - 160

Калиновская 1382 не вселилось ни одного

«Даже такое ничтожное вселение, писал автор, - не может быть прочным, ибо хозяйства не поддерживаются, а разрушаются. Здания разрушаются. Инвентарь, рамы, стекла увозятся в аул, портят фруктовые деревья. В станице Михайловской на площади против исполкома - кладбище развалин локомобилей, жаток, сеялок. Земля не распахивается, посевы частью только убраны, частью потравлены или птицам оставлены. При малоземелье и нужде в земле такого явления быть не может» [78].

Представители терского казачества в Казачьем отделе ВЦИК Шабунин и Гришин в своем докладе во ВЦИК от 31 марта 1921 г. сообщают, что терских казаков, покинувших свои станицы, было 34637 человек: «разорено нападением чеченцев и ингушей 3 станицы, выселено распоряжением Совет-ской власти 8 станиц с числом хозяйств 6661 и числом душ 34637» [79]. Из доклада следует, что в 11 станицах (из них 8 выселялись, 3 были разорены до выселения) проживало около 35 тыс. чел.

В докладе председателя комиссии ВЦИК по наделению /97/ горцев землей сказано: «Выселено более 25 тыс. трудового населения» [80].

С.М. Киров в разговоре с членом Кавказского бюро ЦК РКП(б) А.М. Назаретяном сказал: «За Терек выселено 22 тыс. казаков» [81].

Сопоставив эти источники, можно уверенно говорить, что не 70 и не 45 тыс. терских казаков было выселено из области, а примерно 25 тыс. человек, 8 станиц, всего же покинуло свои станицы около 35 тыс.

Эта же цифра получается из сопоставления других источников. А.И. Деникин сообщал о «примерно 10 тыс. человек», выселенных из 3 терских станиц в мае 1920 г. [82] (весной 1920 г. их выселяли, как уже говорилось, вторично, первый раз их выселили в 1918 г. - Е.Ж.) А в докладе председателя комиссии по установлению границ Горской АССР Муромцева во ВЦИК от 28 сентября 1921 г., в котором речь идет о казаках станиц, выселенных в ноябре-декабре 1920 г. восставших станицах, сказано, что он «расселил до 15 тыс. казаков Сунженской линии» [83].

Вероятно, цифра выселенных из Терской области казаков «примерно 25 тыс. чел.» наиболее близка к истине. Она составляла примерно 1/10 часть терского казачества. Вполне возможно, что всего покинуло свои станицы около 34,5 тыс. человек.

Ошибаются некоторые исследователи в определении времени депортации. Например, английский историк А. Ливен ошибочно считает, что она проходила «в первые месяцы 1921 года, вслед за окончательной победой коммунистов над белой армией генерала Врангеля». Как уже говорилось, выселение мятежных станиц началось весной (май) 1920 г., а 14 апреля 1921 г. решением Президиума ВЦИК РСФСР переселение бы-ло запрещено [84].

Многие авторы неверно называют места, в которые были переселены казаки (Казахстан, Север, Донбасс и т.д.) Из приведенных выше документов ясно, что казаков вывозили «при-мерно за 50 км севернее станиц», расселяли «по Ставрополь-ской, Терской губерниям, по Кубанской и Донской областям. На Север и на шахты Донбасса отправляли отдельных казаков-мужчин, активно участвовавших в антисоветских восстаниях.

Вне всякого сомнения, на активизацию повстанчества /98/ среди казаков влиял союз, заключённый 22 июля (4 августа) 1920 г. Врангелем с атаманами и правительствами Дона, Ку-бани, Терека и Астрахани «ввиду совместно предпринятой борьбы за освобождение России от большевиков» [85]. Подробнее о влиянии Врангеля на повстанцев-казаков Северного Кавказа будет сказано в специальной главе.

§4. Причины повстанчества в горских округах Северного Кавказа

1 сентября 1920 г. помощник командующего Кавказской трудовой армией по политической части И.Я. Врачёв телеграфировал в РВС Кавказского фронта и Совтрударм Кавтрудовой: «На днях закончился чеченский съезд, который в отличие от предыдущих в смысле настроения весьма неудачен, так как можно смело утверждать, что в настроении чеченцев наступил перелом от дружелюбия и сочувствия Советской власти к позиции, которая грозит вылиться во враждебные действия. На-пример, вчера на рассвете чеченцами был совершён вооружённый налёт на Старые промысла, правда с целью грабежа, но всё же этот случай является первым враждебным актом в истории наших отношений с чеченцами, не считая центоройских событий (о последних будет сказано особо в главе о действиях горских повстанцев - ЕЖ)» [86].

Врачёв сообщал о том, что «впервые приходится прибегать к оружию против чеченцев», призывал соблюдать по от-ношению к чеченцам « в высшей степени осторожный такт». «А между тем делается совершенно обратное. Например, в ночь на 31/8-20 г. местная ЧК расстреляла 7 чел. чеченцев. Приговорённые оказали сопротивление, завязалась перестрелка, в результате которой 7 чеченцев были убиты и ранены 1-2 надзирателя. Всё это произошло около тюрьмы и на следующий день стало достоянием гласности».

Врачёв сообщал, что «случай этот произвёл убийственное впечатление на массы не успевших разъехаться после съезда чеченцев», которые требовали выдачи трупов «для погребения по мусульманским обрядам». «Кроме того, местными исполкомами почему-то до сих пор задерживается уплата чеченцам денег по старым квитанциям 1918 г.», - пишет Врачёв и сам же объясняет, что деньги «разворовали и в /99/ исполкомах - вредители».

Он «полагает», что «местным гражданским и военным органам необходимо дать соответствующие указания», чтобы те приняли «конкретные меры»:

1) В самом срочном порядке произвести среди чеченцев выплату за прошлую реквизицию.

2) Временно воздержаться от проведения продразвёрстки в Чечне.

3) Гражданским и военным судебным органам расстрелов чеченцев не производить, а все серьёзные дела отправлять в Ростов».

Врачёв обращал внимание Совтрударма и РВС Кавказского фронта ещё на одно событие в Чечне. За подписью командующего войсками Терской области Давыдова по Чечне распространялись печатные листовки, в которых чеченцы призывались на службу в Чеченскую кавалерийскую бригаду. В них перечислялись условия поступления на службу, и в пункте 7 было обещано: «первая казачья станица, восставшая против Советской власти, подавленная частями чеченской бригады, отдаётся в распоряжение Чечокрисполкома для населения таковой трудовым народом Чечни. Все земли и сады этой станицы отдаются чеченскому трудовому народу».

Врачёв был «принципиально согласен на такую меру борьбы с контрреволюцией». В то же время он возражал: «Я вместе с Вридкомандармом Медведевым не могу не признать глубоко ошибочным и недопустимым превращать подобные тактическое действие в условие поступления в Чеченскую кавбригаду, притом публиковать эти условия». (Несколько позднее «Командтеробласти было сделано внушение за листовку» - ЕЖ) [87].

Почему уже летом 1920 г. в настроении горцев «наступил перелом от дружелюбия и сочувствия Советской власти» к враждебным действиям по отношению к ней?

Прежде всего потому, что советская власть, серьёзно взявшаяся за разрешение земельного вопроса, не могла сразу и резко улучшить экономическое положение горцев из-за край-ней осложнённости экономического и политического положения всей республики. У советской власти не было возможности закрепить и углубить возникшую у горцев веру в силу и способность власти решить все наболевшие вопросы, в первую /100/ очередь, экономический. Хозяйство Чечни, Ингушетии, Грозного, казачьих районов после окончания здесь гражданской войны представляло из себя мрачную картину. Новогрозненские нефтяные промыслы, горевшие с 16 ноября 1917 г. в течение 17 месяцев, были превращены в руины: здания сожжены, скважины запущены, заводнены, непригодны для эксплуатации. За этот период сгорело 90 млн. пудов нефти (годовая добыча). Количество эксплуатировавшихся скважин в Грозном в мае 1920 г., по сравнению с 1917 г., уменьшилось в 5 раз, добыча нефти сократилась в 6 раз. В городе были разрушены лесопильный завод и многие дома. Требовали срочного ремонта завод Бур, снабжавший весь Грозненский округ котлами и резервуарами для нефти; завод Гауф, обеспечивавший город и промыслы гвоздями, завод быв. Чубоксарова, выполнявший заказы Нефтеуправления по выпуску подшипников, фонарей, болтов, кувалд и проч. Необходим был ремонт кирпичному заводу, мельницам Баширова и Мордовцева, электростанции, городскому водопроводу, зданиям Кавказского банка, тюрьмы, учебным заведениям, баням города.

Станция Грозный, как и вся Владикавказская железная до-рога на её протяжении от Ростова до Петровска, была загромождена разбитыми и сожжёнными паровозами, вагонами, цистернами. Нужно было расчистить пути от испорченного подвижного состава, расширить железнодорожные пути, по-строить ж. д. ветку к Новым промыслам, а затем провести там большие работы: связать промыслы с городом и станцией шоссейной дорогой, трамвайной линией, построить школы, детсады, клубы.

Представители комиссариатов РСФСР, объезжавшие Северный Кавказ весной и летом 1920 г., приводят многочисленные факты «хозяйничания» деникинцев в регионе. В Чечне было разорено 27 аулов, число человеческих жертв составляло 15 тыс. человек [88].

Ингушские аулы Сурхохи и Экажево с 6-тысячным насе-лением были дотла сожжены белогвардейцами. Наполовину были разрушены аулы Долаково, Базоркино, Кантышево, хутора, в которых деникинцы уничтожили семьи наиболее активных работников, отобрали скот, разграбили всё имущество, вплоть до постельных принадлежностей и белья. Деникинцы /101/ разорили в 8 аулах и 13 хуторах Ингушетии 5613 двора [89]. За годы Первой мировой и гражданской войн 1/4 хозяйств Ингушетии была полностью уничтожена, посевная площадь сократилась на 50% [90]. Отказ ингушей дать всадников в ряды деникинцев привёл к тому, что вся Ингушетия (единственная из всех горских народов) была обложена непосильной контрибуцией: с каждого двора ингуши были обязаны заплатить 2000 руб., 4 барана, 1 корову, 18 пудов хлеба, 1 винтовку с 2000 патронов, 1 револьвер системы «Наган» с 30 патронами. Кроме того, каждые 3 двора были обязаны дать одного коня с седлом. [91]

Эта контрибуция окончательно подорвала ингушское хозяйство и привела к полному обнищанию населения. Положение было таково, что образованный после изгнания деникинцев Ингушский ревком вынужден был издать приказ о запрещении мужчинам выходить из дома до 12 часов дня, чтобы лишённые одежды женщины могли произвести необходимые хозяйственные работы вне дома.[92]

Разорённое за годы войны сельское хозяйство не могло обеспечить продовольствием 45-тысячное население Грозного и войсковые части. Снабжение Владикавказа носило случайный характер. Требовали хлеба казачьи станицы. Население городов и войска по нескольку дней не получали хлеба. Рыночные цены на него росли ежедневно. Прожиточный минимум средней рабочей семьи из 3 человек в марте 1920 г. составлял 600-700 руб. в месяц, в апреле он определялся уже в 14 тыс. руб.[93] На зарплату рабочего можно было купить лишь 3 фунта кукурузы. Ни за какие деньги нельзя было достать мануфактуру, нитки, мыло. Катушка ниток на рынках Ингушетии в июне 1920 г. стоила 700-800 руб. [94], пуд муки - 2500 руб.[95]

В продовольственном отношении Северный Кавказ, обычно дававший около 150 млн. пудов хлеба для вывоза, В.И. Ленин называл в июне 1920 г. краем неслыханных богатств, который может накормить голодных рабочих и восстановить промышленность. «На Украине кормят пшеницей свиней, на Северном Кавказе, продавая молоко, бабы молоком всполаскивают посуду» [96]. Хлеб на Кавказе был, был он и в горских областях, о чём говорил его усиленный вывоз через Веденский район Чечни, Дагестан в Грузию в обмен на оружие, которое /102/ шло оттуда [97]. Но взять его можно было только силой.

Попытка проведения политики продразвёрстки среди горского населения с применением методов принуждения вызвала резкое ухудшение политической обстановки. Усилилась активность повстанческих отрядов, которые делали набеги на продовольственные пункты, на отряды, сопровождавшие скот и грузы, захватывали обозы с продовольствием. Терский областной комитет не мог успешно бороться с ними, т.к. в его распоряжении осенью 1920 г. было всего 3 батальона далеко не полного состава раздетых и разутых красноармейцев [98]. Станичные и сельские исполкомы, которыми руководили кулаки, явно не желали производить развёрстку среди населения, провоцировали его на выступление против советской власти. Повстанческое движение горцев сливалось с казачьим. Терская область превратилась к осени 1920 г. в сплошной очаг восстаний, которые носили уже организованный характер, по-этому область не дала за 1920 г. по продразверстке ни одной головы скота [99].

Отказ крестьян и казаков выполнять продразвёрстку, отсутствие кадров продработников, неналаженность продорганов, расстройство транспорта, нехватка продуктов не позволили обеспечить рабочих и служащих области продовольствием в централизованном порядке. В таких условиях большое значение приобретала частная торговля. Советская власть вынуждена была не только использовать, но расширять свободную торговлю, рынок, одновременно ведя, насколько это было возможно, борьбу со спекуляцией, вводя государственную монополию на продажу некоторых товаров, регулирование цен. 22 апреля 1920 г. продовольственное совещание при Северо-Кавказском ревкоме, а позднее ряд циркулярных распоряжений ревкома объявили свободу торговли на местах.[100]

Продовольственное дело осложнялось ещё и тем, что на территории Терской области проводили заготовки многочисленные организации и предприятия, военные и гражданские продовольственные органы, деятельность которых не была чётко разграничена. Фактически всё продовольственное дело находилось в ведении Опродкомарма Кавказского фронта и подведомственных ему опродкомармов. Они поделили между собой районы Северного Кавказа, но часто производили заготовки продуктов не в своих районах, что порождало /103/ неразбериху, вызывало враждебную настроенность населения.

Последствием продовольственной разрухи была тарифная неразбериха. Нормирование зарплаты, установление ставок зависело от рыночных цен на предметы первой необходимости. Так как цены росли неимоверно быстро, ставки нужно было повышать ежемесячно. В марте 1920 г. они были определены в 4-9 тыс. руб., в апреле доходили до 14 тыс. (в Черноморье до 24 тыс. руб.), в мае к апрельским ставкам вынуждены были на дороговизну добавлять по 250 руб. в день.[101] В результате ставки на Северном Кавказе были в 4-5 раз выше московских, в то время, как должны были быть на 40% ниже.[102] Советская власть была поставлена в очень трудное положение: фиксируя новые ставки, она фиксировала новые спекулятивные цены; отказывая в утверждении новых ставок, толкала на-селение на голодное существование.

Она прекрасно понимала, что горское население можно было вырвать из-под влияния антисоветских сил, лишь убедив его в экономической мощи власти, в способности её обеспечить горцев землёй, мануфактурой, восстановить разрушенные аулы.

В обстановке глубочайшей разрухи экономики всей страны советская власть не могла в полной мере решить ни одну из этих задач, но всё же нашла возможным выделить Терской об-ласти и Дагестану по 1 млн. аршин мануфактуры. Горцам, по-страдавшим во время войны с деникинской армией, было вы-дано 200 млн. руб. В Чечне вместо денежного пособия выдавали товары натурой. 18 мая Терский областной продкомитет отпустил Чеченскому исполкому 298588 аршин мануфактуры и 30141 катушку ниток [103] 29 октября 1920 г. Чечня получила ещё 1,5 млн. аршин мануфактуры, в декабре центр прислал 19 вагонов семенной пшеницы [104], хотя рабочие Питера, Москвы, Иваново-Вознесенска «получали хлеба не больше 7 пудов в год», в то время как крестьяне хлебных губерний (куда относился и Северный Кавказ) ели не менее 17 пудов [105].

Причиной организованного и развитого повстанческого движения было и то, что оно имело на Северном Кавказе опору в лице кулачества, духовенства, чиновников, находившихся на службе еще при царской власти, средних землевладельцев и промышленников, национальной интеллигенции, купечества, из которых после разгрома Деникина только небольшая часть /104/ уехала за границу. На местах остались даже те, кто активно сотрудничал с Деникиным.

Эти враждебные советской власти люди входили в состав её местных органов. Представители комиссариатов РСФСР, объезжавшие Северный Кавказ в 1920 г., свидетельствовали, что среди милиционеров Северного Кавказа бывшие чины прежней царской «наружной охраны» составляли 60% [106]. Офицеры царской армии, грузинские меньшевики, кулаки становились членами ревкомов и исполкомов Чечни, Дагестана, Ингушетии [107]. Большую помощь повстанцам оказывали переводчики, которые, извращая смысл речей советских представителей на митингах и собраниях, восстанавливали горцев против советской власти [108].

Вопрос об организации краевого органа советской власти для Северного Кавказа был поставлен и разрешён по окончании VII съезда Советов в декабре 1919 г. в связи с приближением Красной Армии к Северному Кавказу. Оторванность Кавказа от центра в течение 2 лет затрудняла точное определение задач и форм строения краевого органа.

Сначала он был утверждён под названием «Кавказский революционный комитет» (с районом действия на Северном Кавказе и в Закавказье). Вскоре он был переименован в «Бюро по восстановлению Советской власти на Северном Кавказе», которое занималось разрешением вопросов и партийного, и советского строительства.

Практика показала трудность руководства из одного центра одновременно и советской, и партийной работой, поэтому позднее утверждаются самостоятельные советские и партийные органы края.

31 марта 1920 г. РВС Кавказского фронта на основании постановления ВЦИК создал Северо-Кавказский ревком, в ведение которого входили Кубань, Черноморье, Ставрополье, Терская область, Дагестан. 31 марта Северо-Кавказский ревком утвердил Партбюро по руководству партийными организациями Северного Кавказа, которое вскоре переименовали в Северо-Кавказский крайком партии.

Северо-Кавказский ревком до занятия Красной Армией Северного Кавказа находился в Астрахани, подбирая работников для советской и партийной работы в крае. В помощь ему при ЦК РКП(б) была создана Кавказская комиссия (Енукидзе, /105/ Каспаров и др.), которой была поручена регистрация кавказских работников, организация агитационно-инспекторского поезда, заготовка литературы для Кавказа и проч. Комиссия направила на Кавказ 485 человек, но состав большей части работников оказался малоквалифицированным, поэтому недостаток кадров чувствовался здесь очень резко [109].

С продвижением Красной Армии в пределы Северного Кавказа, с прибытием в Пятигорск, ревком начал проводить плановую работу по организации советской власти на местах: издаёт приказы, инструкции, разъяснения по вопросам советского строительства, посылает инструкторов на места; члены ревкома (Г.К. Орджоникидзе, С.М. Киров, П.Г. Мдивани, Н.Н. Нариманов, Я.В. Полуян, А.М. Стопани, С. Габиев) участвуют на областных, губернских съездах по советскому строительству, организуют краевые совещания профсоюзов, финотделов, отделов народного образования. Выполнив своё назначение по первоначальной организации советской власти, а также в связи с осложнением политической обстановки в крае 22 июня 1920 г. Северо-Кавказский ревком передал власть Совету Кавказской Трудовой Армии [110].

Местные ревкомы в некоторых областях Северного Кавказа были созданы ещё до прихода Красной Армии (в Ингушетии, Кабарде, Осетии) и приняли активное участие в разгроме деникинских войск, но большинство организовалось после их ухода с Кавказа.

8 апреля 1920 г. приказом Северо-Кавказского ревкома был назначен Терский ревком под председательством В.И. Квиркелия. В члены ревкома вошли: Т. Эльдарханов, С. Такоев, И. Зязиков, Б. Калмыков, А. Дьяков, Ю. Настуев, Н. Гикало и др. В апреле же были созданы окружные ревкомы Ингушетии, Чечни, Кабарды, Черкесии, Дагестана, Осетии.

Работу по созданию советских органов в горских областях приходилось проводить иначе, чем в центре России. Этого требовали сохранившиеся у горцев элементы родового быта, патриархального уклада, широкое распространение исламской религии, безграмотность масс, слабость партийных организаций. Горцам трудно было уяснить сущность советской власти и коммунистической программы ещё и в силу незнания русского языка, слабой политической пропаганды идей большевизма и усиленной агитации враждебных советской власти /106/ сил. В июне 1920 г. в Чечне было только 2 коммуниста. Ингушская парторганизация насчитывала 37 членов и 430 кандидатов РКП(б) [111], но коммунистами здесь считали всех, кто воевал с деникинцами. «Наши старики - все революционеры: мы сражались с деникинцами, укрывали красноармейцев и т.п., как видите, мы все коммунисты», - говорили члены Назрановского окрбюро. Достаточным основанием для приёма в партию считалась просто беседа с вступающим в неё [112]. Поэтому I партконференция Ингушетии 10 июня 1920 г. распустила все комячейки и начала создавать новые [113].

Слабые парторганизации не могли сами справиться с организацией советской власти на местах, поэтому им помогали военные органы, которые, занимая местность, создавали рев-комы, оставляя на местах политработников. Число коммунистов в Кавказской армии к концу 1920 г. сократилось до 2%, тогда как в начале 1920 г. коммунисты составляли 50% общего числа красноармейцев [114].

В такой обстановке в состав ревкомов часто проникали враждебные советской власти люди: кулаки, муллы, белогвардейские офицеры. Но, как правило, местные ревкомы почти, исключительно, (на 80-90%, по подсчётам Н.Ф. Бугая [115] ) состояли из работников местной национальности.

Образованные весной 1920 г. ревкомы действовали недолго: в июле 1920 г. в условиях относительно мирной обстановки в Терской области прошли выборы в Советы. Но дальнейшее развитие событий показало, что переход к системе Советов в национальных округах Терской области был преждевременной мерой, так как большинство в исполкомах захватило кулачество, которое открыто проводило антисоветскую политику.

Исполкомы не способны были решить земельный вопрос, так как не хотели проводить уравнительное землепользование - оно затрагивало коренные интересы кулаков; созданные исполкомами вселенческие комиссии даже не составили списки горцев, желающих переселиться на освободившиеся казачьи земли, что можно было объяснить только нежеланием от-дать станицы горской бедноте. В 7 км от Грозного земля сдавалась в аренду, открыто продавалось оружие, все повинности в аулах несла беднота, т.к. комиссии по сбору единовременного проднаряда, подкупленные кулаками, освободили их от /107/ налога, в результате чего он был выполнен только на 3% [116]. Наиболее активных работников кулачество всячески очерняло, а бандиты свободно проживали в аулах, хотя в исполкомы по-ступало много жалоб от лиц, пострадавших от их грабежей. Комиссия СНК ГАССР, обследовавшая Чечню в 1921 г., при-шла к выводу: «Не трудовая Чечня, как таковая, не её интересы, не чеченский народ вообще, а Чечня с её кулацким элементом является предметом забот Чечокрисполкома» [117]. Доверие бедноты к советской власти в лице исполкомов было подорвано. Ей ещё не раз приходилось возвращаться к системе ревкомов, которые действовали в национальных округах и в 1925 г.

Большой силой, способной влиять на политические события в горских районах, являлось мусульманское духовенство, которое пользовалось особым авторитетом среди горцев.

Почти все горцы Северного Кавказа, за исключением части православных осетин, исповедовали мусульманскую религию. В Терской области мусульмане составляли 52% населения, в Дагестане-94% [118]. Только в Чечне в 1924 г. было 38 шейхов и 850 мулл, вокруг которых группировалось около 60 тыс. организованных мюридов. В Ингушетии в 1926 г. примерно 20% населения (около 14 тыс. чел.) состояли мюридами шести религиозных сект [119].

Есть необходимость несколько подробнее сказать об исламе и в силу того, что иначе невозможно уяснить сущность горского повстанчества, и в силу того, что ислам в течение десятилетий существовал в условиях почти полного запрета и был «не рекомендован» для изучения. Недостаточность знания ислама приводит к тому, что многие относятся к нему резко негативно.

Между тем учёные всего мира, занимающиеся изучением этой религии, находят взвешенным, объективным, «научно правильным и практически значимым» такой вывод: ислам сам по себе никогда не представлял и не представляет никакой опасности. Опасность всегда представляют политики, которые использовали его для достижения своих целей [120]. Ислам, как самая молодая среди основных религий мира, привлекает всё большее число своих последователей. В на-стоящее время её исповедует более 1 млрд. человек, каждый четвёртый житель планеты Земля. В 35 странах мира на долю мусульман приходится примерно 75% населения. В России /108/ мусульманские народы составляют около 20% населения, примерно 20 млн. чел. На 1 января 1999 г. мусульманское население Северного Кавказа насчитывало около 4 млн. чел. Ислам всё больше продвигается на север и теснит христианство и атеизм. В ислам переходят представители самых разных религий во всех странах мира. Учёные полагают, что в 2030 г. его будет исповедовать каждый третий житель земли [121]. Быстрый темп исламизации населения планеты только демографическим фактором объяснить трудно. Тем более необходимо внимательное изучение этой религии.

Ислам возник в Аравии в начале VII века. Основателем его является пророк Мухаммед (Мухаммад, Мохаммад, Магомет), (570-632). Сведения о детских и юношеских годах Мухаммеда весьма скудны. Достоверно известно лишь то, что он рано осиротел. Его отец Абдаллах скончался ещё до его рождения, а мать Амина умерла, когда ему было 6 лет. Заботу о мальчике взяли сначала его дед, а после смерти деда - его дядя по отцу Абу-Талиб.

В 12-летнем возрасте мальчик принял участие в многомесячной поездке дяди по торговым делам в далёкую Сирию, где соприкоснулся с новым для него миром христианских, иудейских и других религиозных общин, резко контрастным по от-ношению к той языческой среде, в которой он рос. Многие считают, что это знакомство оказало неизгладимое впечатление на юного Мухаммеда, что оно не ослабевало всю его жизнь и привело к созданию новой религии.

В 595 г. 25-летний Мухаммед женился на 40-летней вдове Хадидже, у которой было трое детей. Их взаимная любовь стала легендой. На протяжении 25 лет совместной жизни с Хадиджой, уже будучи мусульманином, Мухаммед не взял себе в жёны ни одной другой женщины. У них родилось 6 детей, из которых только последняя Фатима стала продолжательницей его рода.

В 610 г., когда Мухаммеду было примерно 40 лет, он получил первое «откровение», якобы исходившее от бога. Это произошло в пещере под его родным городом Меккой, в которой он часто уединялся для своих религиозных бдений.

Находясь в экстатическом состоянии, сопровождаемом смутными видениями и малопонятными голосами, он вдруг ясно увидел ангела, обратившегося к нему с приказом /109/«читать» людям истинное слово - слово Аллаха. Об этом первом «откровении» говорит сура (глава) 96 Корана: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Читай! Во имя Господа твоего, который сотворил человека из сгустка» [122].

Так с 610 г. Мухаммед, выслушивая «откровения» бога, обращённые к нему, начал проповедовать их среди людей. «Откровения» Аллаха Мухаммеду, запомненные и записанные приверженцами пророка, были собраны в одну книгу - Коран -примерно через 25 лет после его смерти.

Мухаммед призывал жителей г. Мекки отказаться от поклонения многочисленным племенным богам и верить только в одного бога - Аллаха, вести праведную жизнь, готовить себя к грядущему божьему суду. Он рассказывал о всемогуществе Аллаха, создавшего из ничего мир и человека, о том, что Аллах направлял к людям посланников, таких же как он, но люди не слушали их и всегда были наказаны за свою строптивость.

Естесвенно, что ислам, как самая поздняя мировая религия, вобрал в себя многое из более ранних вероучений, особенно от иудеев и христиан, которых Коран выделяет особо среди «неверных», т.е. людей, не исповедающих ислам, называет «люди книги», т.к. они получили откровение бога через священное писание. Согласно Корану «люди книги» верят в того же бога, что и мусульмане. Этот бог посылал и им своих посланников - Моисея (Мусу), Иосифа (Йусуфа), Захария (Закария), Авраама (Ибрахима), Иисуса (Ису), которые несли людям слово божье. Однако люди исказили и забыли то, чему учил их бог. Поэтому он и направил им Мухаммеда, своего последнего пророка с божьим словом - Кораном. Эта была как бы последняя попытка наставить людей на праведный путь, последнее предупреждение, после которого должен наступить конец мира и Суд, когда всем людям будет воздано по их де-лам и они попадут в райские сады или в адский огонь. Ислам, таким образом, объявлялся не новшеством, а восстановлением веры Авраама (Ибрахима), праотца арабов и евреев, первого, кто стал проповедовать веру в Аллаха. А пророк Мухаммед принёс самое совершенное учение, которое обеспечивает духовную близость и определённую преемственность от «устаревших» религий.

В то же время религия мусульман отличается от религии «людей книги». Символ веры ислама, который знает каждый /110/ мусульманин, гласит: существует единый, единственный, вечный и всемогущий бог - Аллах; своим посланником он избрал араба из Мекки, Мухаммеда, через которого передал людям текст священной вечной книги - Корана, его руками основал общину верующих мусульман (умму). Самое краткое изложение этого главного догмата ислама дано в суре (главе) 112 Корана:

«Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Скажи: «Он - Аллах – един, Аллах вечный; не родил и не был рождён. и не был ему равным ни один!» [123]

Мусульмане подчёркивают, что в исламе нет непонятного им бога в трёх лицах; им непонятно, зачем Творцу всего живого и мёртвого потребовалась еврейская женщина, чтобы произвести на свет Иисуса, тем более непонятно происхождение и предназначение Святого Духа [124]. Ислам - наиболее цельная религия. В нём нет деления на духовное и светское (в христианстве: Богу - Божье, кесарю – кесарево). Поэтому соединение ислама и политики органично.

Первыми, кто безоговорочно признали Мухаммеда посланником Аллаха, стали Хадиджа и его двоюродный брат Али (сын Абу Талиба), затем к нему присоединилось ещё около 50 человек.

Проповедь Мухаммеда вызвала протест и ненависть влиятельной верхушки города, охранявшей традиции язычества, которые освящали её власть. Десятилетие между 610 и 622 гг. шла борьба между мекканскими язычниками и последователями ислама, драматизм которой был усугублён кончиной в 620 г. Хадиджи, а через два месяца после этого и Абу Талиба.

Потеряв столь преданных помощников, Мухаммед стал искать сторонников ислама в других городах и нашёл поддержку среди жителей г. Ясриба, побывавших в Мекке. Они приняли ислам и поклялись защищать его ценой своей жизни. Пророк решает переселиться в Ясриб, тем более, что в Мекке ему и его приверженцам грозила физическая расправа.

Тайком от курейшитов (соплеменников Мухаммеда) 26 июля 622 г. он совершил знаменитое переселение (хиджру) вместе с семьёй и верными ему последователями. Это событие - хиджра - положило начало мусульманскому летосчислению./111/ Город Ясриб позже стал называться Мединой (Город Пророка).

Переезд 53-летнего Мухаммеда в Ясриб резко изменит его общественный статус. Из проповедника, религиозного «увещевателя» и «представителя» он превращается в полном смысле в «посланника Аллаха», передающего людям божественные законы, по которым они должны были жить.

В диспутах с жившими в Ясрибе иудеями складываются исламские догматы. Увеличение числа мусульман и начало образования первого исламского государства в Медине потребовали от новой религии более конкретных указаний и инструкций, политических и правовых норм, на основании которых должно было строиться государство. Нужды политичекого руководства породили многочисленные наставления самого Мухаммеда ( как со ссылками на Коран, так и без них) о правилах общественной жизни и быта мусульман. Так сложились поздние части Корана, а также хадисы - предания о высказываниях, поступках, решениях уже не Аллаха, а Мухам-меда, которые сначала передавались устно, а затем были записаны в Сунне. Сунна - мусульманское священное предание, содержащее рассказы (хадисы) о Мухаммеде, а также его высказывания - является источником, поясняющим и дополняющим Коран и второй (после Корана) основой мусульманского права. Складывалась Сунна во II половине VII - начале VIII в. Шесть её сборников, два главных из которых были составлены в IХ в., играют роль кононических. От термина «сунна» происходит название одного из направлений ислама - суннитов, для которых хадисы являются основой всей религиозной и общественной деятельности мусульманина. (Другое направление - шиизм - отрицает достоверность большей части хадисов, вошедших в канонические сборники).

Объединившиеся вокруг Мухаммеда мусульмане образовали в Медине свою общину - умму, которая в отличие от родоплеменных объединений строилась на основе веры. Эта община была теократической организацией, где политическая власть принадлежала Мухаммеду, который одновременно играл роль и духовного, и светского главы.

На второй год хиджры, в 623 году Мухаммед предписал мусульманам молиться не в сторону Иерусалима, как они делали раньше, а в сторону мекканского храма Каабы. Это древнее /112/ языческое святилище было объявлено священным и для мусульман.

Из Медины Мухаммед начал борьбу с родной, но враждебной ему Меккой. Серия сражений, нападений на караваны, стычек и переговоров закончились компромиссом. Мекканцы подчинились пророку, а он подтвердил святость их города и простил своих врагов. Кааба после демонстративного разрушения находившихся там языческих идолов и символов (за исключением «чёрного камня») стала главным святилищем новой религии, паломничество (хаджж) к которому объявлялось одним из «пяти столпов» новой религии.

Кааба - мусульманская мечеть - небольшое четырехугольное здание из серого камня с плоской крышей, в юго-западный угол которого, в нишу, с наружной стороны вделан «чёрный камень», якобы упавший с неба. Он состоит из нескольких кусков, скреплённых серебряным обручем.

Мусульмане, посещающие Мекку (особенно во время хаджжа), стремятся прикоснуться к «чёрному камню», так как верят, что он послан Аллахом с неба людям как знак его могущества и благоволения к ним. Они считают, что это окаменевший ангел, который во время страшного Суда выступит в защиту прикасавшихся.

8 марта 632 г. Мухаммед в сопровождении всей семьи совершил в святые места Мекки своё первое и единственное «великое поломничество», вошедшее в историю под названием «прощального». Этот акт окончательно закрепил роль Мекки как религиозного центра ислама - она отныне становилась его священным городом, запретным для всех «неверных», местом ритуального поломничества мусульман, которое на протяжении всех последующих веков неукоснительно и строго совершалось и совершается по тому образцу, который дал Мухаммед во время своего прощального «хаджжа» с 8 по 12 марта 632 г. Спустя 3 месяца после него пророк Мухаммед скончался. Похоронен он в г. Медине, в основанной им мечети, к которой примыкал его дом.

Дело Мухаммеда продолжили халифы («заместители»), первые 4 из которых пользуются особым уважением у большинства мусульман. Их прозвали «праведные халифы».

После смерти Мухаммеда его преемником, духовным и светским главой мусульманской общины стал друг пророка /113/

Абу Бакр (ок. 568-634), при котором ислам стал распространяться за пределы Аравии - в Сирию и Ирак.

На смену Абу - Бакру пришёл второй по счёту «праведный халиф» Омар (Умар). При нём ислам распространился не только на Ирак и Сирию, но и на Египет и на часть Ливии. В 638 г. Омар лично принял капитуляцию Иерусалима, где на развалинах священного храма Соломона (Х в. до н.э.), разрушенного римлянами в 70 г. н.э., совершил демонстративную молитву, чем подчеркнул преемственность ислама по отношению к предшествующим религиям.

В конце VII в. на месте, где молился Омар, был построен храм «Купол скалы» (Куббат ас-сахра), который вместе с мечетью VIII в. аль-Акса стал второй после Каабы святыней ислама, закрепив за Иерусалимом в целом положение третьего (после Мекки и Медины) города всего мусульманского мира [125].

Третий «праведный халиф» - Осман (Усман) - один из самых первых последователей и сподвижников Мухаммеда. Он стал преемником халифа Османа в 644 г. в обстановке, когда медино-мекканская община, образованная Мухаммедом в 630 г., фактически превратилась в империю, управлявшуюся на местах наместниками мединского халифа из числа ближайших сподвижников пророка. Он был женат на дочери Мухаммеда Рукайе, а после её смерти взял в жёны другую его дочь - Умм Кульсум, за что получил уважительное прозвище - Обладатель Двух Светочей.

Главная заслуга Омара, согласно арабо-мусульманской традиции, заключается в том, что по его приказу был установ-лен единый и окончательный канонический текст священного писания мусульман - Корана. В 656 г. Осман был убит в своём доме в Медине во время восстания, поднятого в городе прибывшими туда представителями мятежных мусульман из Египта и Ирана.

Четвёртый и последний из «праведных халифов», Али, был двоюродным братом (сыном Абу Талиба) и зятем Мухаммеда, мужем его дочери Фатимы. Он вошёл в историю как одна из самых трагичных и противоречивых фигур раннего ислама, при котором острая борьба за власть положила начало расколу мусульман на сторонников Али - шиитов и его противников суннитов. Для суннитов - он простой смертный, /114/ один из «праведных халифов», образец набожности, благочестия, смелости и благородства. Для шиитов же Али - прямой наследник власти Мухаммеда и его связи с Мухаммедом. Али и его потомки наделяются шиитами священной благодатью. По их представлению, он порой оттесняет на задний план даже самого Мухаммеда, почитание его доходит в некоторых шиитских сектах до его обожествления. Шииты считают Али первым шиитским халифом. Погиб Али в вооружённой борьбе против правителя Сирии. Он был смертельно ранен при входе в мечеть и скончался от ран в 661 г.

Каждый уверовавший в ислам мусульманин обязан исполнять пять заповедей, «пять столпов» его, составляющих основы религии.

Первая из них - верить в то, что Аллах - единственный бог, а Мухаммед - его посланник. Величие бога выражено во многих формулах, которые часто повторяет мусульманин в речи, молитвах, бытовых восклицаниях: «Аллах самый великий!», «Царство принадлежит Аллаху», «Нет никакой силы, никакого могущества, кроме как от Аллаха», «Побеждает только Аллах», «Я полагаюсь во всём только на Аллаха».

Вторая обязанность мусульманина - молитва. Мусульманину предписано пять молитв в сутки. Совершать их можно и дома, и в поле, и в мечети. Молитве предшествует ритуальное омовение. Пятница является днём всеобщей молитвы, когда все мусульмане собираются на коллективную молитву в мечеть. Пятничная молитва сопровождается проповедью.

Мечеть является и местом для моления, и помещением для религиозной школы, и центром религиозных проповедей и диспутов. Главное место мечети - ниша (михраб), указываюая направление на святыню всех мусульман - мекканскую Каабу. К ней обращаются лицом молящиеся, около неё стоит руководитель молитвы - имам. Рядом с михрабом ставится возвышение (минбар, или мимбар) с ведущему к нему ступенями, нечто вроде кафедры, с которой читаются проповеди. Каждая мечеть имеет один или несколько минаретов (башен), с которых пять раз в день мусульман оповещают о наступлении времени очередной молитвы.

Третьей ритуальной обязанностью мусульманина является пост - воздержание от пищи, питья и развлечений. Время поста должно быть посвящено молитвам, чтению Корана и религиозных /115/ сочинений. Главным и обязательным для мусульман (кроме больных, путешествующих и др.) является пост в месяц рамадан, девятый месяц мусульманского календаря, в который, согласно традиции, Мухаммеду было передано первое откровение Аллахом.

Кроме ограничений, связанных с постом, в исламе существует большое количество запретов, регулирующих жизнь мусульманина. Ему запрещено пить алкогольные напитки, есть свинину, играть в азартные игры. Ислам запрещает ростовщичество.

Четвёртой обязанностью каждого мусульманина (если у него есть к тому физическая и материальная возможности) является хаджж - паломничество в Мекку, прежде всего к Каабе. Хаджж сопровождается выполнением ряда других церемоний: прослушиванием проповеди у горы Арафат, символическим метанием камней в дьявола, семикратным обходом вокруг Каабы, молитвой, питьём воды из источника Зам-Зам и др.

Хаджж завершается праздником курбан-байрам (ид аль-адха), который длится 3-4 дня (начинается 10 числа месяца зуль-хиджжа, приходится на разное время года). В день праздника в долине Мина паломники режут овец и ягнят в память о том, как Ибрахим (Авраам) был готов принести в жертву Аллаху своего сына. То же делают мусульмане по всему мусульманскому миру. На период хаджжа паломники надевают их-рам - специальные белые одежды, не стригут волос и ногтей. Люди, совершающие хаджж, носят почётное прозвище хаджж или хаджжи и пользуются особым уважением в своих родных местах.

Пятой обязанностью мусульманина является закят (закат, закьят, заккиат) - обязательный налог на имущество и доходы, который должен идти на нужды общины и распределяться среди бедных и малоимущих. Мусульманские проповеди толкуют этот термин как «очищение». Уплата «очищает», делает безгрешным пользование богатством, с которого уплачен налог.

Закят не является прямым государственным налогом. Он, по существу, есть средство перераспределения богатства внутри мусульманской общины и имеет целью снизить социальное неравенство. Его платят только взрослые дееспособные мусульмане с посевов, виноградников, финиковых пальм, золота /116/ и серебра, мёда, товаров.

В Коране не были определены размеры уплаты закята, они были оставлены на усмотрение пророка Мухаммеда. Однако, указаны некоторые виды материальных благ (природных ресурсов), с которых необходимо заплатить закят, например, золото и серебро: «...А те, которые собирают золото и серебро и не расходуют его на пути Аллаха, - обрадуй их мучительным наказанием». (9:34). Что касается плодов, посевов, коммерции и металлов, то и о них говорится в Коране: «Он - тот, кто производил сады,...пальмы и посевы с различными плодами... Вкушайте плоды их, когда они дадут плод, и давайте должное во время жатвы» (6:142(141). Сказано в Коране и об имуществе в целом: «Возьми с имущества их милостыню, которой ты очистишь и оправдаешь их» (6:104(103). Коран говорит, что Аллах не накажет того, «в имуществе которого известное право для просящего и лишённого» (70:24,25). Используя ясное и чёткое обоснование закята в Коране, пророк Мухаммед и мусульманские законодатели сами вырабатывали конкретные правила этого налога. Он выплачивался, если богатство мусульманина превышало определённый минимум. Минимальное количество голов верблюдов, с которых в настоящее время взимается закят - 5 голов. За них платится 1 овца, а если у мусульманина от 91 до 120 голов верблюдов, он платит 2 трёхгодовалых верблюдиц. С 30 голов коров (минимальное количество, облагаемое налогом) - один годовалый телёнок, с 80 до 120 коров - 3 коровы и 4 телёнка. Минимальное количество овец, с которого платится закят - 40 (закят равен 1 овце). На вес менее 675 кг сельхозпродуктов закят не уплачивается [126].

Иногда к «столпам ислама» причисляют джихад (араб.: усилие, отдача всех сил и возможностей ради распространения и торжества ислама). Первоначально под джихадом подразумевались главным образом военные действия мусульманского государства. Это значение стало основным для немусульман и получило у них название «священная война» - газават - война мусульман против «неверных», т.е. немусульман.

Такое понимание термина «джихад», уравнивание его с термином «газават» стало традиционным для европейцев. На самом деле понятие «джихад» значительно шире. Точное значение этого термина: «борьба», «старание», «напряжение», «рвение», «усилие», т.е. термин включает в себя и применение /117/ силы в сражении, борьбу, военный конфликт, но не сводится только к ним. В Коране и Сунне это слово используется и как средство убеждения. Применение силы в сражении - это малый джихад, а применение мирных усилий для исполнения требований ислама (например, правдивая речь в лицо жестокому правителю) - большой или высший джихад [127].

Мужчина становится мусульманином после того, как над ним в раннем возрасте совершается обрезание. Заключение браков совершается в присутствии духовных лиц, фиксируется и закрепляется чтением Корана. Ислам разрешает мужчине иметь несколько жён. У самого Мухаммеда, как считается, в разное время было 14 жён, в год его смерти - 9 жён; пока была жива его первая жена Хадиджа, Мухаммед не брал второй жены. Главной целью жизни жены является рождение и воспитание детей. Она - хранительница домашнего очага, религиозных и национальных традиций. Некоторые исследователи считают, что «представления о мусульманке, как о «забитой и робкой женщине» не соответствует реальному положению вещей», и что так утверждают лишь «несведующие в традициях и быте исламской семьи» [128].

Похоронный обряд предполагает чтение определенных сур Корана. Хоронят обычно в день кончины. Тело кладут в могилу завёрнутым в саван, без гроба, головой к Мекке. Согласно мусульманским представлениям, все мёртвые воскреснут в день Страшного Суда, чтобы предстать перед Аллахом и ответить за свои дела и намерения.

Несмотря на обилие в исламе различных течений, главными из которых являются суннизм и шиизм, среди всех мусульман существует довольно стойкое представление о принадлежности их к единой общности, объединённой общей верой, общими традициями, общими интересами в современном мире.

Единого мнения о времени, когда горские народы Северного Кавказа перешли в ислам, нет. Чеченские предания, например, называют VIII век, конец ХIV в. (время походов Тамерлана против вайнахов). Учёные склонны относить принятие ислама к ХV, ко второй половине и к концу ХVI в. В том, что ислам стал официальной религией практически всех чеченских тукхумов к концу ХVIII-началу ХIХ в., согласны, кажется, все исследователи. До принятия ислама многие горцы /118/ были язычниками, некоторые знали христианство, проникав-шее сюда особенно интенсивно в период с Х по ХIII вв., когда влиятельной силой на Кавказе была Грузия.

Горцы Северного Кавказа стали приверженцами наиболее многочисленного направления ислама - суннизма, т.е. они признают достоверность канонических сборников Сунны, отрицают особую природу четвёртого «праведного» халифа Али, двоюродного брата и зятя Мухаммеда, и особое право его потомков на халифат (имамат), т.е. на руководство мусульман-ской общиной. Они считают, что имамом (халифом) может стать любой мусульманин, которого выберет община или её представители; что он зависит от воли людей, а не является «божественным установлением». Законными имамами (халифами) сунниты признавали не только потомка пророка Мухаммеда, Али, но и первых трёх халифов, бывших до него, которые не являлись его потомками.

Ислам утвердился на Северном Кавказе в форме суфизма (по арабски тасаввуф, букв. облачённость во власяницу). Суфизм (тасаввуф) - это мистическое течение в исламе, возник-шее в ХIII в. Оно проповедует аскетизм, отказ от мирских желаний, пренебрежение к земной жизни, полное отрешение от земной воли, равенство всех людей, осуждение стяжательства и богатства. Суфии призывают к нравственному самосовер-шенствованию, воспитанию внутренней самодисциплины. Суфии вырабатывали путь (тарика), который привёл бы их к осуществлению главного смысла их жизни - к познанию бога, к возможности единения с ним.

С ХI в. суфии создают многочисленные суфийские ордена (братства, вирды, тарикаты), которые получают названия по имени их основателей. В ХIV в. в Средней Азии Баха ад-дин Накшбанда (1318-1389) основал суфийский орден Накшбендийа (Накшбандия, Накшбенди). В ХII в. в Ираке было создано суфийское братство Кадирия (Кадирийа), получившее своё название по имени его основателя Абд-аль-Кадира аль Джиляни (аль Джили, аль-Гиляни). Практически все горцы Северного Кавказа стали приверженцами этих двух суфийских орде-нов (вирдов, тарикатов).

Мусульманские мистики считали, что приблизится к богу могут лишь достойные. Чтобы стать таковыми, суфии должны пройти несколько ступеней преобразований своей личности. /119/

На первой ступени суфии неукоснительно исполняют законы ислама, шариата, что означает ведение праведной, угодной Аллаху жизни. Эта ступень ведёт его к богу через внешнее по-ведение.

Вторая ступень - период послушничества мусульман, которые становятся мюридами - учениками авторитетного суфийского «старца» (шейха, мюршида). Мюриды сами находят себе учителей и подчиняются им беспрекословно.

Путём молитвы, напряжённого созерцания, коллективных молений суфии стремятся убить в себе личную волю, изба-виться от неправедных желаний, страха, преодолеть физические болезни, выработать такие качества, как покаяние, терпение, любовь и благодарность Аллаху, упование на него, страх перед ним; надежду на спасение, аскетизм, умение страдать, радоваться, тосковать. Эта ступень тариката (пути) ставит своей задачей целиком подчинить волю ученика -мюрида воле его учителя - мюршида (шейха).

На последующих двух ступенях суфии не умом, а сердцем познают единство Вселенной о боге, относительность добра и зла. На последней происходит слияние познавшего с божеством.

Члены суфийских тарикатов имели свои, тщательно разработанные религиозно-философские доктрины, ритуалы поклонения основателю тариката (ордена, братства). Одним из таких ритуалов является зикр - коллективная молитва, во время которой суфии многократно поминают Аллаха, повторяя формулы: «Аллах самый великий (Аллах акбар)»; «Нет никакого божества, кроме Аллаха», «Слава Аллаху!» и др. Зикр сопровождается определенными телодвижениями, проводится иногда под музыку и бой барабанов. Особенно бурными и продолжительными бывают зикры во время религиозных праздников, когда их участники в экстазе доводят себя до исступления. Считает-ся, что исступленное и частое совершение зикра поможет суфиям приобрести высшую благодать и приведёт их к «высшему знанию» - познанию бога.

Официальный ислам от первоначального жестокого преследования суфиев постепенно переходит к примирению с ними. К ХV-ХVI вв. суфизм уже фактически мирно сосуществовал с официальным исламом [129].

На Восточном Кавказе вначале главное распространение /120/ получил тарикат Накшбенди.

О программе его судить трудно, т.к. речи руководителей ордена записывались по слухам, т.е. недостоверно переданы. Одно находится вне сомнений: руководители движения, муллы, особенно упорно подчёркивали обязанность каждого правоверного - принимать участие в священной войне с «неверными» - газавате.

Гораздо больше нам говорит устав ордена - правила поведения мюрида по отношению к шейху (мюршиду), которые делали секту сильной и сплочённой, с железной дисциплиной.

Вот лишь некоторые из обязанностей мюрида: перед своим шейхом ученик должен быть «как вор перед уважаемым султаном и чтобы не отвратил своего сердца от шейха, если тот унизит его или будет бранить его перед товарищами; и чтобы не упрекал шейха, если кажется ему, что шейх нарушает явно закон... И чтобы не противился приказанию шейха, если бы он приказал броситься в огонь». Мюрид «должен быть убежден в том, что его шейх есть самый высокий из шейхов и путь его - высший из путей». Эти правила требовали от мюрида привязанности к своему шейху, которая должна быть так сильна, что он обязан не только свято «исполнять волю мюршида, но даже стараться предупреждать его желания прежде, чем он выскажет их».

Чрезвычайно важным в уставе мюридских организаций было право каждого горца вступать в число последователей тариката и возможность для каждого из них добиться высших ступеней тарикатской лестницы: «Мюрида, приходящего к учителю, спрашивают только о знании закона и решимости отречься от грехов и ...далее он возвышается единственно по мере развития его нравственных совершенств, следовательно... ни богатство, ни рождение не имеют никакого значения у последователей тариката, так что простолюдин, очистивший сердце своё постом и молитвой и достигнувший последних степеней нравственного образования, стоит несравненно выше отягчённого благами мира вельможи, который, признав ничтожность их, прибегает к мюриду с просьбой наставления в тарикат» [130].

Понятно, что организация, обладающая такой дисциплиной, могла руководить массовым движением, поднимавшемся в начале ХIХ в. в Дагестане и Чечне. /121/

Прямым результатом растущего влияния ордена Накшбендия на Кавказе стало антирусское и антихристианское восстание шейха Мансура в 1785-1791 гг. Это была первая «священная война» с «неверными», названная «газаватом». Возникла она прежде всего в ответ на угрозу с севера - наступление России, которое грозило не только утратой плодородных равнинных земель, но и независимости горцев.[131]

Английский учёный А. Ливен считает (как уже говорилось выше, его тезис далеко не бесспорен), что «газаваты» - восстания против русских - проходившие «под знаменем ислама и под руководством членов ордена Накшбандийя, начались в 1829 г. и продолжались до 1921 г. [132].

Основателем тариката Кадарийа в Чечне считается шейх Кунта-Хаджи Кишиев (Кишинский), который начал свои проповеди в конце Кавказской войны (1817-1864 гг.), [133] продолжение которой считал гибельным для горцев. Шейх был принципиальным противником всякого насилия, призывал чеченцев прекратить военные действия и пойти на компромисс с русскими ради спасения своего народа, смириться, заняться внутренним самоусовершенствованием. Учение Кунта-Хаджи называют ещё зикризмом по характерному кадирийскому «громкому зикру», коллективной молитве, сопровождаемой ритуальным танцем.

Поскольку политическая программа Кунта-Хаджи допускала возможность подчинения Чечни России, ему пришлось в 50-е годы ХIХ в. бороться с Шамилём. Число его сторонников возрастало по мере отхода от накшбендийского тариката разочаровавшихся в нём масс и значительно увеличилось после падения имамата Шамиля. Следует заметить, что и «закризм», как и накшбендийский орден, не являлись специфически чеченскими, они имели своих приверженцев в других районах Кавказа. Кадирийский орден Кунта-Хаджи стал среди чеченцев и ингушей второй, а может быть и первой по своей численности. Популярности секты способствовала прежде всего программа Кунта-Хаджи, призывавшего прекратить Кавказ-скую войну и спасти себя: «Братья, перестаньте воевать. Нас провоцируют на войну, чтобы уничтожить... Если будут заставлять ходить в церковь - идите. Это лишь стены. Лишь бы ваши души были мусульманскими. Я никогда не поверю, что нам помогут какие-то турки... Поэтому умейте жить с русскими, /122/ но если вас будут заставлять забыть свой язык, свои обычаи - восстаньте и погибните все как один». Д. Гакаев замечает, что главную опасность для своего народа Кунта-Хаджи ви-дел не в попрании ислама, а в возможности уничтожения языка и культуры, для него «этничность (идея сохранения этноса) была выше конфессиональной принадлежности и, в отличие от Мансура, он не хотел жертвовать чеченцами ради спасения их религии» [134]. Способствовали популярности закризма и репрессии царских властей по отношению к Кунта-Хаджи, усилившиеся в связи с тем, что это мирное учение, призывавшее к смирению, в действиях некоторых зикристов в 1862-1863 гг. приобретало антицаристский характер. Арест в начале января 1864 г. Кунта-Хаджи и его окружения и ссылка его под Вологду (он там и умер) вызвало восстание зикристов (18 февраля 1864 г.) Оно было жестоко подавлено. Зикристы ушли в подполье.

Что же касается накшбендийского тариката, то некоторые его шейхи в Дагестане и Чечне после поражения горцев в Кавказской войне заняли примиренческую позицию, в ряде случаев определялись на государственную службу. Вместе с тем, отдельные сторонники Накшбанди оставались противниками царизма.

В годы гражданской войны в Чечне и Дагестане шейх Узун-Хаджи, член тариката Накшбандийа возглавлял борьбу кавказских горцев против белогвардейцев армии Деникина и внёс значительный вклад в её разгром. В Дагестане против белогвардейцев со своими мюридами сражался накшбендийский шейх Али-Хаджи Акушинский.

Другой дагестанский алим (знаток теологии и религиозного права) Нажмутдин Гоцинский, последователь тариката Накшбандийа, занимал пробелогвардейскую позицию и в 1920 г. вместе с внуком Шамиля Саид-беком поднял восстание против советской власти.

Зикристы, объединявшие, в основном, бедноту, поддержали большевиков и сражались против белогвардейцев. Это объясняется тем, что большевики обещали вернуть земли горцам, некогда отобранные у них царизмом в пользу казаков, предоставить им самоуправление и право решать свою судьбу согласно их обычаям и религии. Некоторые из так называемых «бедных мулл» даже проявляли желание «записаться в /123/ Коммунистическую партию». В выступлении на представительной ингушской конференции 16 марта 1924 г. в Назрани мулла ингушского села Шалги Магомет Мистоев сообщил, что 21 ингушский мулла погиб в борьбе за советскую власть. «Бедные муллы» толковали Коран в пользу советской власти: «То, что говорит большевик, написано тут, в Коране. Сам Магомет сказал, что на реке Дон будут очень большие бои... Будут они и на Тереке между русским народом. И когда будут на Тереке, мы, горцы должны помочь». Новые муллы даже отвергали шариат, как давно устаревшие нормы поведения [135].

И.П. Добаев утверждает, что «сторонники кадирийя советскую власть не приняли». Этот тарикат, по мнению историка, превратился «в основной оплот сопротивления коммунизму». Кадирийцы, считает автор, «как бы поменялись ролями с накшбендийцами». Многие накшбендийцы сотрудничали с «атеистической советской властью», а кадирийцы перешли в оппозицию к ней [136]. Очевидно, что такое утверждение нуждается в уточнении: когда кадирийцы стали «основным оплотом сопротивления коммунизму» и почему это произошло. Трудно предположить, что работники советской власти, посылаемые на Кавказ, в полной мере представляли себе все особенности религии, с которой им пришлось соприкоснуться, вряд ли они могли предвидеть, какой организующей силой станет ислам в борьбе горцев с советской властью.

Муллы и шейхи, зачастую являвшиеся главами родов, бы-ли крупными богачами, поскольку располагали средствами мечетей, получая закят, часть дохода зажиточных мусульман, которую те жертвовали в пользу бедных. В 1925-1926 гг. только по закяту и единовременным сборам жители аулов Чечни и Ингушетии выплачивали духовенству и мечетям 543 тыс. руб. в год, что в 25 раз превышало сельскохозяйственный налог и почти в 1,5 раза - все прямые и косвенные государственные и местные налоги, выплаченные населением. В 20-е годы горцы Северного Кавказа расходовали на содержание мечетей, мусульманского духовенства, на религиозные праздники и обряды более 5 млн. руб. в год - половину той суммы, которая тратилась на хозяйственные нужды и культурное строительство в этих областях [137].

Муллы вели всю работу по организации арабских школ, готовивших защитников и хранителей веры. Почти всё /124/ судопроизводство горцев проходило через шариатские суды, которые состояли исключительно из духовенства. Шейх, возглавлявший секту, согласно традициям и обычаям, распоряжался личностью преданного ему мюрида, пользовался его имуществом и трудом, иногда за некоторую компенсацию, иногда безвозмездно.

Сочетая в своих руках духовную и административную власть, духовенство становилось большой силой во всех областях общественной жизни, могло влиять на политические события, направлять их в ту или другую сторону, в зависимости от ориентации, которой они придерживались. Авторитет мулл и шейхов был настолько велик, что в Чечне, например, и в 1923 г. без них нельзя было провести ни одного митинга или собрания, они играли здесь главную роль при решении любых вопросов [138].

Учитывая роль мусульманского духовенства, советская власть привлекала наиболее авторитетных религиозных вождей в ревкомы, исполкомы, что вызывалось спецификой национальных окраин: как уже говорилось, только в Чечне в 1924 г. было 38 шейхов, вокруг которых группировалось около 60 тыс. организованных мюридов, а в Ингушетии примерно 20% населения в 1926 г. (около 14 тыс. чел.) состояло мюридами шести религиозных сект [139].

На протяжении всего рассматриваемого периода, до 1927 г. продолжали действовать шариатские суды.

В такой сложной обстановке, коммунисты, направленные партией большевиков на Северный Кавказ, зачастую, будучи превосходными её работниками в центре, оказывались совершенно не подготовленными для деятельности на местах, где нельзя было провести в жизнь декрет об отделении школы от церкви и церкви от государства. Нельзя было, борясь с религией, арестовать шейха, не рискуя вызвать взрыв религиозного фанатизма. Поэтому В.И. Ленин в письме от 14 июля 1921 г. коммунистам Азербайджана, Грузии, Армении, Дагестана, Горской республики призывал их понять своеобразие их задач. Он призывал не копировать тактику, применяемую в центре, а «обдуманно видоизменять её применительно к различию конкретных условий», что было важнейшим условием, как считал Ленин, для успешного развития здесь советской власти [140]. По-этому ЦК РКП(б) предоставлял широкие полномочия кавказским /125/ работникам в их деятельности, предлагал в своём циркулярном письме от 22 февраля 1920 г. «считаться с религиозными предрассудками народов Востока» [141].

Следует согласиться с мнением А. Малашенко о том, что примерно до 1927 г. советская власть на Северном Кавказе не боролась с исламом, а осуществляла «поиск компромисса с исламом как с мировоззрением и социокультурной системой, которую большевики рассчитывали использовать для закрепления своего правления». Совершенно справедливо автор утверждает, что «несмотря на государственный атеизм, советская власть обращалась с исламом довольно прагматично..., прекрасно понимая невозможность «атеизации» Северного Кавказа» [142].

Ислам, как и другие монотеистические религии не знал примеров полного и безоговорочного забвения старых верований и культов. «Чистого» ислама в мусульманском обществе не существовало вообще. Возникал и складывался синтез, в котором языческие традиции невольно или осознанно преобразовывались и ассимилировались новой религией. Языческие традиции, приобретая мусульманскую окраску, прочно укреплялись в сознании людей, занимали важное место в повседневной жизни.

Шамиль пытался навязать кавказским горцам шариат, т.е. комплекс юридических норм, принципов и правил поведения, религиозной жизни и поступков мусульманина - «божественных законов», доводимых до людей через Коран, хадисы и сочинения религиозных авторитетов. Эта его попытка не увенчалась успехом. Шариат вынужден был приспособиться к традиционным этнокультурным особенностям горцев, к их адатам, т.е. к обычному праву, племенным обычаям, которые регулировали различные стороны экономической жизни и части семейных и родовых обычаев.

Сферы влияния адата и шариата на социальную и духовную жизнь горцев всегда были разграничены. Регулирование части семейно-бытовых, религиозно-погребальных и другого характера социальных явлений находилось в ведении шариата. В ведении адата оставался большой пласт этнической культуры: горский этикет, подчёркнутое гостеприимство, уважительное отношение к старшим, взаимопомощь, военная доблесть, кровная месть и т.д.[143]. /126/

Адатно-шариатский симбиоз в социально-духовной жизни горцев сохранился и в годы советской власти. Ей тоже не удалось преодолеть его.

Одним из главных пережитков родового строя была кровная месть обидчику за причинёние вреда мстителю или его сородичу. Кровная месть являлась особой формой самозащиты родов: чтобы не нарушить существовавшего ранее равновесия между родами, не стать слабее рода обидчика, род обиженного должен был или причинить враждебному роду равноценную обиду, или убить равноценного члена рода. Мстителей не интересовало, преднамеренно ли было совершено убийство или случайно, убит ли состоятельный горец или бедняк. Часто за кулака, который в обычное время вызывал неприязнь всего рода, кто эксплуатировал бедняков, они должны были мстить за его смерть, рискуя своей жизнью. Кровная месть прекращалась только тогда, когда потерпевший род уничтожал человека из враждебного рода или путём примирения получал определённую сумму за потерю членов рода. Обычай кровной мести использовался противниками большевиков для уничтожения лучших советских работников, с одной стороны, и для укрывательства и защиты от преследования власти явных антисоветчиков и бандитов, с другой. Предполагали, что на почве кров-ной мести в июне 1921 г. был убит преданный советской власти работник, председатель ревкома Урус-Мартановского округа Чода Яшуркаев и ещё 5 человек из аула Новые Алды. Вдохновителем убийства был мулла С. Гойты Магомет Хаджи, которого Яшуркаев отстранил от должности общественного муллы [144].

Пережитком родового строя, который способствовал развитию уголовного бандитизма, был калым - выкуп за невесту. По шариату женщина была рабочей силой, которую род, община, не хотели терять безвозмездно. При заключении брачного договора со стороны мужа нужен был калым, размер которого зависел от соглашения между договаривающимися сторонами, хотя минимальный размер калыма определялся в классическом шариате 10 драхмами, 7 золотниками серебром [145]. Калым платился тем больше, чем богаче был род, семья, из которой бралась невеста.

В Ингушетии, например, весной 1920 г. сумма калыма со-ставляла 1 млн. руб. и выше. Выплата калыма нередко приводила /127/ к разорению рода жениха, побуждая последнего к участию в грабежах. Иногда в счёт калыма один род снимал урожай или забирал скот у другого [146].

Дом и очаг каждого горца, по древнему обычаю, был от-крыт для каждого пришедшего или ищущего приюта. Закон гостеприимства способствовал установлению дружеских связей между горцами и соседними народами. Этот закон, обязывал горца не мстить даже явному врагу, вошедшему без обнажённого оружия к нему в дом. Любой пришелец, если даже он был незнаком хозяину дома, принимался с почётом, как дорогой гость. Поэтому часто горцы (даже иногда помимо своего желания) укрывали повстанцев, давали им приют и гостеприимство, ибо, в противном случае, горцу грозило проклятие рода, а этого он боялся больше всего.

Отчасти в силу этого обстоятельства советской власти стоило огромного труда изъятие руководителей повстанцев, например Н. Гоцинского в 1925 г. во время операции по разоружению Чечни. Для населения хуторов Итум-Калинского района, где он находился в это время, да и вообще жителей горной Чечни, Гоцинский, с одной стороны, являлся имамом, с другой - гостем, т.е. концентрированным воплощением «почётного гостя». Посягнуть на него тем, кто даже и сочувствовал советской власти, означало пойти против вековых укладов, обычаев, традиций. Это могло бы повлечь за собой (в силу кровной мести) уничтожение всего рода горца, опозорило бы его в глазах горцев на много поколений. На такую операцию никто бы из горцев не пошёл.

Благоприятной почвой для развития повстанчества среди горцев являлась их большая культурная отсталость. К 1917 г. грамотное население всего края составляло 26%. К нему относилось, в основном, городское и казачье население, горцам же грамотность была практически недоступна. Так в Чечние к 1917 г. читать и писать по арабски умели 1,9% жителей, по-русски - 0,8%, в Черкесии, по данным переписи 1920 г., грамотных насчитывалось 2,5%. В одной только Чечне около 3 тыс. мечетей, 180 арабских школ, 60 тыс. мюридов, организованных под руководством 38 шейхов выступали против ликбеза, радио и кино, бань и больниц, не допуская детей к светской школе [147].

Почти сплошная неграмотность являлась благоприятной /128/ почвой для религиозности, доходившей до фанатизма, до появления многочисленных «святых» шейхов и мулл. «Святым» мог стать любой человек с сильной волей, организаторскими дарованиями, ведущий многолетнюю жизнь аскета, который день и ночь во время молений, прославлял имя всевышнего. Наиболее сильные, фанатичные и богатые из них совершали поломничество к святым местам в Мекку и к высшим представителям магометанской религии в Турцию. Иногда это путешествие продолжалось свыше 5 лет. Паломник возвращался на родину «образованным» человеком: хорошо знал Коран и умел его читать (по-арабски), знал тонкости религиозного культа, рассказывал о диковинных местах, виденных им. Он сразу занимал авторитетное положение в своём ауле, распространял влияние на соседние, с течением времени присваивал себе титул «святого». Слух о «святом» шейхе распространялся далеко по горным аулам, и бедные люди, страждущие правды и спасения, начинали стекаться к нему. Уходили они после многочисленных молений уже его мюридами (поклонниками), добровольно взявшими на себя обязательства выстроить ему дом, соответствующий «святости» шейха, содержать его семью, обрабатывать его пашню и т.д. Во всяком бедняке, можно было найти поклонника такого шейха, готового встать на его защиту, уверенного, что смерть за шейха приведёт его в рай Магомета. Убедить мюрида словами было невозможно, для изменения его мировоззрения необходимо было коренным образом менять условия его жизни [148].

До советской власти среди горцев Кавказа не было своей письменности. Часть горцев (чеченцы, ингуши, осетины и др.) одновременно с распространением среди них ислама приняли от Дагестана арабский шрифт и письменность.

Горцы западной части Северного Кавказа (кабардинцы, черкесы, адыгеи), которые в ХVII в. были обращены в христианство, пользовались греческой письменностью.

С завоеванием горцев крымскими татарами, все они были обращены турецкими эмиссарами в мусульманство, арабская письменность завоевала положение национальной. Русский царизм, противодействовал введению арабского шрифта, пытался создать для горцев алфавит с русскими буквами.

После установления советской власти для всех бесписьенных народов был введён алфавит на латинской основе, как /129/ более приспособленный к особенностям языков национальных областей Северного Кавказа [149]. Это культурное мероприятие подрывало экономическую базу духовенства, т.к. за обучение в арабской школе родители платили деньгами и продуктами, обеспечивали муллу дровами, отапливали и убирали помещение школы [150].

Арабисты повели открытую борьбу за арабскую школу. Проповедуя идеи арабизма мулла Дамели Карнай Хаджиев сам обошёл десятки дворов с. Дышне-Ведено, убеждая родителей в том, что учёба их детей в советской школе - «греховное заблуждение», настаивал на возвращении учеников в его школу, обещая за это блага после смерти [151].

Причинами, позволявшими повстанчеству принимать организованный характер и широкий размах в горских районах были слабость местного советского аппарата, партийных организаций, что, в свою очередь, объяснялось отсутствием национальных кадров, опытных работников из центра, знакомых с местными условиями, переводчиков и проводников, без которых невозможно было проникнуть в горы.

По данным М.А. Китаева, к началу 1920 г. в регионе было около 2 тыс. членов РКП(б). Самая крупная парторганизация края - Донская - вышла из подполья в составе 50 чел., Кубано-Черноморская в марте 1920 г. насчитывала 459 членов, Ставропольская лишь оформлялась после освобождения губернии от белых, в Терской области вообще не было ни одной партийной ячейки [152]. Ошибками неокрепших советских и партийных органов умело пользовались руководители повстанцев. Положение осложнилось ещё и отсутствием прочных связей Северного Кавказа с центром, приводившим к тому, что постановления советской власти доходили туда с большим опозданием.

В результате длительного угнетения со стороны царских властей, в обстановке постоянных столкновений с казаками, занявшими земли горцев, когда защита с оружием в руках своей жизни и имущества заменяла горцам суд и закон, бандитизм стал для них отчасти бытовым явлением, стереотипом разрешения острых конфликтов. Когда на одном из съездов в Ингушетии секретарь Юго-Восточного бюро ЦК РКП(б) А.И. Микоян обвинил ингушей в грабежах, старик-ингуш ответил: «Да, мы грабим, но вы должны удивляться, что мы не все /130/ грабим, ибо нас учили не грамоте, а грабежу, нас веками грабили, и удивительно, что только часть из нас – бандиты» [153]. Под руководством опытных руководителей уголовный бандитизм легко перерастал в повстанческое движение.

Зависимость от казаков, отсутствие защиты со стороны царской администрации, сознание своей зависимости от завоевателей на протяжении десятков лет воспитывали у горцев не-доверие ко всему русскому. Их руководители, используя это недоверие, убеждали, что все русские - враги мусульманской религии, носители царского угнетения, против которых необходима беспощадная борьба. Советской власти предстояло решить здесь сложнейший вопрос - устранить недоверие горцев, обеспечить дружеское сожительство потомков бывших завоевателей - казаков с обездоленными горцами.

Необходимо заметить также, что горцы постоянно носили при себе оружие. «Нет почти ни одного горца, - докладывал в СНК 10 июля 1919 г. Г.К. Орджоникидзе, - у которого не было бы трёхлинейной винтовки и к ней 150-200 патронов» [154]. Это высказывание относится ко времени пребывания на Северном Кавказе армии Деникина, но и после её ухода количество оружия у горцев не уменьшилось.

Повстанческое движение Северного Кавказа не могло бы получить такого размаха, который он принял особенно в 1920 г., если бы оно не было поддержано извне. Оно было одним из звеньев плана стран Антанты в открытии нового фронта против Советской России. Этот вопрос требует освещения в отдельной главе работы.