Анекдот
Студенты на семинаре по экономике социальной сферы рассказывали мне о различных правительственных программах, призванных усовершенствовать эту самую социальную сферу. В частности, одна девочка рассказала о программе «Культура России», рассчитанной на 2006-2010 годы. На нее предполагается выделить более 64 миллиардов рублей. А это, как говорил Мастер, согласитесь, огромная сумма. А может быть, и скромная по чьим-то меркам, но все же немалая. Цель программы сформулирована следующим образом:
«Сохранение культурного наследия России, формирование единого культурного пространства, создание условий для обеспечения доступа различных групп граждан к культурным благам и информационным ресурсам, для сохранения и развития культурного потенциала нации, для адаптации сферы культуры применительно к рыночным условиям существования, интеграции в мировой культурный процесс».
Цель эта меня позабавила, особенно понравилась часть про интеграцию и адаптацию. Российская культура не является частью мировой культуры, существует автономно? И необходимы дополнительные 64 миллиарда, чтобы это безобразие прекратить? В чем конкретно будет выражаться эта интеграция (оплаченная нашими, кстати, деньгами, деньгами налогоплательщиков)? И как можно сформировать единое культурное пространство в стране с таким разрывом в уровне и качестве жизни и между социальными группами, и между регионами? И как это пространство будет формироваться, если культура адаптируется к рынку? Все в едином порыве будут смотреть «Камеди Клаб» и «Прекрасную няню»? Так на это не нужно никаких дополнительных миллиардов. В чем должна выражаться «адаптация сферы культуры применительно к рыночным условиям существования», если при этом еще предполагается «обеспечение доступности различных групп граждан к культурным благам и информационным ресурсам»? Тут, по-моему, нужно все-таки определиться: или адаптация к рынку, или обеспечение доступности. Что-нибудь одно.
Я так понимаю, что под адаптацией к рыночным условиям имеется в виду необходимость для учреждений культуры предлагать такие услуги, которые будут оплачены. Тогда при чем здесь «сохранение культурного наследия и формирование единого культурного пространства»? Или предполагается на эти деньги поддерживать учреждения культуры, которые будут доступны различным группам населения и будут сохранять культурное наследие? Но тогда это как-то мало и недолго... Тем не менее, я не сомневаюсь, что деньги будут выделены и освоены, и к окончанию действия программы наша культура станет интегрированной и адаптированной. Вот только опасаюсь я, что приобщенная к чересчур «адаптированной к рынку» культуре молодежь не потянется в библиотеки, развитие которых предполагается в программе. А если и потянется, то лучше и не предполагать зачем. А ведь нельзя забывать, что одновременно действует национальный проект «Образование», так что адаптация пойдет полным ходом.
Идея адаптации сфер культуры и образования к рыночным условиям порочна в принципе. «Мысль о неправедности денег неотделима от русской души», - писала Марина Цветаева. Не интегрированно писала, не адаптированно, но верно. И дело даже не именно в русской душе. Культура подлинная, высокая культура, формирует совсем не ту мотивацию, совсем не ту личность, которая может «успешно вписаться в рынок». Это выражение я у нашего местного чиновника позаимствовала. Правда, мило? Он еще сетовал, что большая часть населения туда так и не вписалась. Очень негодовал.
Более того, сам по себе, без специальных усилий не возникнет у человека вкус к большой литературе, сложному кино или классической музыке. Этот вкус нужно развивать и формировать целенаправленно и постоянно. В противном случае даже при здоровом отвращении к массовой культуре человек будет метаться, предпринимая бессистемные попытки утолить культурный голод. А нужно еще заметить, что рыночные условия, вписался ты в них или не вписался, заставляют крутиться, чтобы хотя бы выжить. Подлинную культуру не потребляют, к ней приобщаются, а это очень трудно, и человек должен сознательно на этот труд согласиться. Это качество тоже развивается. Но в адаптированной к рынку системе образования об этом приходится только мечтать.
Признаюсь честно: я неправильно учу своих студентов. Не адаптированно учу, не даю им навыков, необходимых для успешного вписывания (или вписания?) в рынок. Учу их критическому мышлению, вдумчивости, ответственности, солидарности. Объясняю, что материальные блага не так уж много значат в человеческой жизни (просто крамола!). По крайней мере, не стоит их делать своей главной целью. Но на то, чтобы адаптировать и интегрировать меня, никто, конечно, 64 миллиардов не выделит. С нами поступают по-другому. Новая система оплаты труда делает преподавателей еще более зависимыми от начальства, учебный процесс все сильнее контролируется благодаря обязательному компьютерному тестированию, школьное образование в связи с ЕГЭ тоже не будет позволять вольностей.
Да и как коммерческий проект подлинная, высокая культура не очень-то выгодна. Именно потому, что требует особой атмосферы, особой подготовленности тех, кто приобщается к ее благам. Уникальный талант может, конечно, принести состояние, но даже он нуждается в системе, а система предполагает тех, кто привык к высокой культуре с детства (не очень обеспеченных, как правило, людей), и тех, кто захочет слушать, читать или смотреть. И здесь возможны варианты: эта подлинная культура может существовать только для элиты, которая и потребляет оперы, балеты и т.д., потому что это модно и престижно. Но вряд ли элита захочет (и никогда не хотела) потребить Салтыкова-Щедрина, Пушкина, Толстого и Достоевского, которые подвергали сомнению само право элиты на исключительность. Второй вариант: массовое приобщение к подлинной культуре населения, которое возможно, повторяю, только при формировании (сознательном и целенаправленном) культурно-образовательного пространства. Но тут одной программой, во-первых, не отделаешься, а во-вторых, 64 миллиардов явно не хватит. Возможен и такой вариант: подлинную культуру будут творить лишние люди для лишних людей. Или для потенциальных революционеров.
Мои рассуждения и концепции чиновников несовместимы - они выстроены в разных системах ценностей. Поясню на примере. У нас на факультете покрасили батарею отопления. Горячую, естественно. Сейчас не холодно, поэтому батарея греет вовсю. Я спросила рабочего: зачем, мол, он это сделал, краской пахнет невыносимо, а идут занятия. Он вежливо так мне разъяснил, что краску как раз сейчас выделили, нужно покрасить, до весны ждать нельзя, батарея заржавеет. «Ну и пусть ржавеет, - безответственно сказала я, - у всех же головы разболелись». «Что значит «пусть ржавеет»?! - возмутился рабочий. - Это государственное имущество. А голова что? Голова работе не мешает». Я хотела возразить, что, наоборот, голова обычно работе помогает, но промолчала. Две логики - их не примирить. Для кого-то важны люди, для кого-то - имущество. Действительно, ущерба учебному процессу не нанесено никакого: аудитории открыты, преподаватели на местах, говорить могут, а на работу и вовсе ногами приходят, при чем здесь голова?!
Я понимаю, что фраза про адаптацию к рыночным условиям необходима для того, чтобы сама программа «вписалась» в контекст социальных реформ. Но проблема в том, что не только моя логика противоречит логике чиновников. Логика, по которой развивается сферы культуры и образования как сфера общественного производства, противоречит логике рынка как форме организации этого самого производства. Эти сферы существуют в том числе и как гарантии выживания рыночного общества, которое в чистом виде не самодостаточно. Формируемая рынком мотивация оказывается в определенных сферах разрушительной, он не может создать полноценного общества без внешних регулирующих механизмов, в том числе культурных. Сферы культуры и образования, общественный сектор - это «спасательный круг» для рыночной экономики. Конечно, лечить подобное подобным можно, но попробуйте выплыть на лодке, состоящей из воды.
Однако рынок давит на сферы образования и культуры, формирует массовый спрос на их продукцию, то есть заставляет адаптироваться к себе. Но создание подлинной культуры, настоящее образование всегда должны производить больше, чем требует от них уже осознанная общественная потребность, тем более - выраженная в платежеспособном спросе. Без этой стратегической составляющей, без творческого поиска культура и образование обречены на суженное воспроизводство. Если всерьез говорить о сохранении культурного наследия, обеспечения равного доступа к культурным благам и развитии культурного потенциала нации, то нужно признать, что формировать все это можно только на основе единой концепции, в которую адаптация к рынку вряд ли впишется. Потому что все это можно сохранить, создать и развить, только поддерживая каждый элемент в системе образования и культуры, независимо от его коммерческой отдачи: сельскую школу, музыкальную школу и библиотеку в маленьком городе, провинциальный театр, региональные университеты. Но поддерживать реально, исходя из потребностей общества (не рынка, а именно общества, то есть людей) и с учетом логики развития этих сфер.
Никакие финансовые вливания не помогут, если будет нарушена сеть учреждений, в том числе и не вписавшихся в рынок, прерваны традиции, если не поддерживаются и не выращиваются педагогические кадры. Но вливания будут продолжаться, потому что и образование, и культура стали не только значимыми предметами потребления, они стали структурным элементом социальных потребностей, воспринимаются людьми как социальные права, и так просто их отменить не получится. Нужно что-то делать, хотя бы во время избирательных кампаний. И поэтому мы будем продолжать платить своими налогами за те блага, которые все меньше и меньше будут являться подлинными благами, все больше будет псевдообразования и псевдокультуры.
Рыночные критерии, применяемые к принципиально нерыночным сферам, исказят мотивацию и производящих, и потребляющих культурные и образовательные блага, формализуют ее. Школьники и студенты все больше будут стремиться получить аттестаты и дипломы вместо знаний, а учителя и преподаватели все меньше будут склонны их переубеждать. В большинстве провинциальных вузов и школ не поддерживается и не развивается научный, методический и кадровый потенциал, который позволил бы реально воспользоваться правительственными программами, а не просто «освоить деньги». Тем более что даже частных, но действительно эффективных мер в сферах культуры и образования ни в каких программах даже не предлагается. Например, нет программы по привлечению молодежи в вузы и школы, программы для молодых ученых для провинциальных вузов мало что дают, хотя формально действуют. Но система работает, и осваивает деньги, и производит! Деградация в этих сферах отнюдь не означает их исчезновения, она означает замену подлинных благ культуры и образования мнимыми.
Наилучшие возможности действительно эффективно использовать бюджетные деньги будут у наиболее сильных учебных заведений, известных театров, художественных коллективов и т.д. Но доступны они будут все меньшей доле населения, во-первых, потому, что находятся преимущественно в столичных городах или немногих крупных региональных центрах, а, во-вторых, потому, что «адаптированная», то есть коммерциализированная и редуцированная система образования будет все меньше развивать потребность в подлинных знаниях и культуре. Хорошее образование будет все больше и больше элитарным, хотя, конечно, возможность прорваться туда за счет таланта и работоспособности будет. Но именно прорваться. Но и за государственную поддержку этого по факту элитарного образования будет платить своими налогами и то население, которое объективно окажется от этого образования отлучено.
Чтобы закамуфлировать процесс сокращения реальных социальных прав в области образования и культуры, мудрые чиновники придумали «адаптацию к рынку». Но при этом не забывают утверждать, что радеют о культурном и образовательном уровне населения и готовы идти в бой, чтобы его, уровень этот, вознести до небес! А то ведь что делается? Вот, в одном из вузов уже преподают уфологию. Чиновники возмущены: вот, мол, видали, кого вы защищаете? Этих мракобесов! Сократить их, к ногтю! Зря, кстати, злобствуют. Люди адаптировались, как смогли. Может быть, им рыночные условия продиктовали уфологию ввести? Для привлечения потребителей, то есть студентов. Студентам нравилось, я видела. И, кстати, среди одобренных Министерством образования и науки и стандартизованных дисциплин откровенной глупости столько, что уфология еще ничего в этой компании, даже интересно. В конце концов, верить в то, что адаптация к рыночным условиям способствует развитию и приумножению культуры ничуть не безнадежнее, чем верить в инопланетян. Инопланетяне еще, может, и прилетят. Кто знает?
По этой теме читайте также: