Главные герои книги, если такое слово применимо к машине, трехбашенный средний танк Т-28 и пятибашенный тяжёлый Т-35; как отмечает автор, «в 1930-е годы ни одна страна мира, кроме СССР, не имела подобных танков» (5). Вот их-то технология и история, подробная, вплоть до биографий отдельных машин, занимает большую часть объёма книги Максима Викторовича Коломийца. Короткие главы посвящены экспериментальным моделям, как то «танк Гроте», СМК и Т-100.

Есть некоторые претензии редакторского характера. Опять впечатление, что книгу сдавали второпях и чего-то недоработали (как в бронетехнике перед войной). Поскольку издание всё-таки массовое, не помешали бы сравнительные характеристики тогдашних танков из разных стран, можно было бы и изображения дать рядом для сопоставления. И с людьми, которые с этой техникой работали, тоже непонятно, почему по некоторым даны биографические справки, фотографии (96), а по другим нет. Впрочем, подобные вопросы возникают почти к любому современному изданию.

Что касается содержания, я, естественно, не уполномочен судить о специальных технических проблемах. Отмечу другое. Исследование, которое предпринял Максим Коломиец, посвящено, вроде бы, узкой теме, и автор совершенно не склонен к публицистике. Строгая манера. Технология, отчёты, никаких лозунгов, ни левых, ни правых. Но в результате читатель получает весьма убедительный (именно по причине строгой технологичности) ответ на некоторые «проклятые вопросы» общеисторического характера.

Сейчас в моде «обогащение» гуманитарных наук методами, механически заимствованными из естественных. Давайте мы вам вашу историю ПРОСЧИТАЕМ. Войну или экономическую реформу — как химическую реакцию. Хотя объекты, с которыми имеет дело историк, очень специфические. Прежде чем считать, их надо осмотреть со всех сторон, потрогать, а то и внутрь залезть. Как пишет Максим Коломиец о Т-35: «внешне ошеломляет своими размерами, но очутившись в танке, поражаешься его тесноте… Боевые отделения не сообщаются между собой, так что проникнуть из одного в другое без выхода из танка невозможно. Обзорность… крайне низкая, особенно с места механика-водителя. Можно предположить, что в боевых условиях ему приходилось вести машину чуть ли не вслепую… Взобраться на танк стоит большого труда, а если нет специальных лесенок – без посторонней помощи практически невозможно. Если учесть, что в танкисты предпочитали брать людей невысоких (примерно 160 см), можно себе представить, каково было «экипажу машины боевой» занимать по тревоге свои места» (277). Вот конкретика, которая трудно поддается формализации, но без нее выкладки «где больше» теряют смысл, причем не только в социологии, склонной выводить проценты от «взглядов и нечто», но и в такой, вроде бы, точной дисциплине, как военная история.

Если подходить формально, к началу Великой Отечественной войны наши бронетанковые войска имели не только количественное, но и качественное превосходство. Почему же результаты оказались плачевными? Много написано публицистики, чтобы объяснить парадокс 41-го года с точки зрения современной конъюнктуры. Готовились, дескать, к агрессии, а не к обороне, не хотели воевать за Советскую власть, сами знаете весь этот набор басен. А что на самом происходило в 41-м году — показывает М. Коломиец. Горько и страшно читать. И смотреть на фотографии: «подорванный своим экипажем», «брошенный из-за потери гусеницы», «с перебитой правой гусеницей… подожжен своим экипажем», «захвачен немцами при погрузке на платформу для отправки в ремонт», «ремонтный танк, оставленный в военном городке», «немецкие солдаты позируют на фоне перевернувшегося на мосту…» и т.п. Журнал военных действий: «22 июня дивизия выступила… 24 июня отстало 17 Т-35….. 26 июня отстало еще 10…, 27 июня отстали ВСЕ» (254). Выходили из строя без единого выстрела. С малым запасом хода в «длительных и беспрерывных маршах без предоставления времени на технические осмотры», без запчастей, без службы ремонта и эвакуации (262). Т-28 официально насчитывалось 481. Боеспособны, «вроде бы», 292. Это у автора так. «Можно считать боеспособными вроде бы 292 танка». На самом же деле, «не будет преувеличением считать полностью исправными и боеспособными 170-200 машин» (144). «Воевать на Т-28 можно было, и весьма успешно. Однако из-за отсутствия запасных частей и бездумного расформирования накануне войны тяжелых танковых бригад почти все они были потеряны из-за технических неисправностей» (171). 25 июня, 4 мехкорпус: «совершенно нетронутым остался вопрос со снабжением запчастями…, в результате 25 Т-34, 5 КВ, 12 Т-28 и 14 БТ вышли из строя…» «К Т-34 и Т-28 запчастей совсем нет» (148). Заметьте, речь идет уже и о новейших, самых прогрессивных на тот момент танках, которые тоже без боя превращались в металлолом. Что касается многобашенных — да, в начале 40-х годов они устарели, и сама эта идея, как отмечает автор, «зашла в тупик» (171). Но у них были свои преимущества, «при нормальном грамотном обслуживании и обеспечении запасными частями Т-28 являлся надежной боевой машиной» (117). Фото: «на броне видно не менее пяти снарядных попаданий, но ни одной пробоины» (140). Немецкая бронетехника тоже ведь, прямо скажем, далеко не вся была новая и качественная. Но побеждала. Как? Читаем. «В результате упорного боя с частями 1 танковой дивизии немцев, наши танкисты выбили ее из города и вышли на восточный берег реки Великая». При этом «пехоты для закрепления успеха и очищения города не было», «авиации совсем не было». «Немцы, перегруппировав силы…, перешли в контратаку силами 1 и 6 танковой дивизий при сильной артиллерийской и авиационной поддержке… Понеся большие потери…, полки 3 танковой дивизии стали отходить» (158).

Почему же храбрая и на самом деле хорошо вооруженная армия, на которую работали талантливые изобретатели, оказалась до такой степени дезорганизована? Почему наверх не доходила информация даже об очевидных проблемах с техникой, вообще отсутствовала обратная связь в системе, и вместо того, чтобы поддерживать в порядке то, что есть, в разумных количествах, и разумно это использовать, гнали бессмысленную отчетность о том, насколько к очередному празднику стало больше танков без запчастей?

Надеюсь, меня по прежним моим репортажам никто не заподозрит в антисоветской смердяковщине, поэтому могу сказать: кто жил и работал в советское время, не обязательно в военных отраслях, можно и в сугубо гражданских, — тот знает, как это получается. А накануне Великой Отечественной против нас работал еще особый фактор, на него в книге есть прямые указания. То один, то другой, казалось бы, сугубо технический сюжет упирается в «указание о необходимости тщательной проверки … особенно по коробке скоростей, поскольку в ее проектировании принимал участие конструктор Андрыхевич, ныне арестованный» (203), «о гаубичном варианте… не вспоминали, возможно, потому, что сломавшийся на допросах начальник артиллерийского КБ завода «Большевик», создатель гаубицы Б-4 Магдесиев признался в своей якобы вредительской деятельности…» (288), «аресту подвергся и руководитель работ по СУ-14 П. Сячентов, и с этой интересной боевой машиной случилось то же…» (291).

Урок не упёртым сталинистам, которых вряд ли уже что-нибудь переубедит, но тем левым идеалистам, которые обличают капитализм в выражениях, дословно заимствованных из ХIХ века, и не хотят задумываться о том, какова альтернатива — реальная, не в проекте, а в металле и в серийном производстве (как сказали бы инженеры). А это — так называемая политархия. Госсобственность, бюрократия — правящий класс, иерархическая структура. У этой модели имеются свои достоинства, она успешно решает ряд проблем, для капиталистов неразрешимых, но у нее есть и оборотная сторона. Конструктивные пороки, которые вообще не зависят от намерений. К сожалению, она склонна уничтожать собственные достижения. Зачастую вместе с живыми людьми. Все это нужно трезво воспринимать и анализировать. Так, как специалисты по истории техники оценивают реальный опыт применения той или иной машины.