Кого вы видите на этой картинке?
– Тоже мне бином Ньютона, — усмехнётся читатель.
И ещё уточнит время: судя по состоянию амуниции и жизнерадостному выражению лица вояки, фотография сделана в самом начале «блицкрига». Ведь потом, как мы знаем из песни, «барон фон дер Пшик утратил прежний шик».
Правильно?
Нет. Ответ неверный. На снимке — наш современник и соотечественник, по профессии историк, один из тех, кто успешно преодолевает «идеологическую предвзятость советской историографии» Второй Мировой войны. А фото приложено к списку научных трудов.
Накануне 60-летия Победы я опубликовал в «России–ХХ1»[1] статью «ИнтерNAZIонал», посвящённую дурной (и позорной) болезни нашего общественного сознания — ползучей реабилитации нацизма, «ревизии» общепринятых представлений о Великой Отечественной войне (научных, они же нравственные). Вскоре статью воспроизвели уважаемые сетевые библиотеки, такие как мультидисциплинарная образовательная библиотека «VIVOS VOCO» и журнал «Скепсис».
С другой стороны, антифашистская позиция автора вызвала у некоторых граждан острую негативную реакцию.
Дискуссия на официальном форуме Международной Военно-Исторической Ассоциации была озаглавлена так: «“Критика” книг Залесского, Семенова, Коняева, Чуева, Как один “спец” обкакал книги». Из выступлений конкретных участников я узнал, что мне (и таким как я) ещё «сломают головы». «За всё ответить придётся, причём лично или родственникам, дайте время...» Брань и угрозы сопровождались очень выразительными фотографиями. Одну мы воспроизвели выше в качестве иллюстрации, другой участник дискуссии для полной ясности даже свастику себе на грудь прицепил.
Вы скажете: мало ли что пишут на форумах (в livejournal, в лифтах, а также на заборах), и какими картинками эти душевные излияния сопровождают. Найдётся придурочный подросток, который в порядке саморекламы вывесит фотографию эсэсовца, другой — гоблина из «Властелина колец», а третий вообще бледной спирохеты. Нормальный человек не должен обращать внимания. Правильно. Но проблема в том, что реплики участников форума явно указывали: под псевдонимами скрываются не подростки, а взрослые дяденьки, некоторые с учёными степенями. То есть... сами авторы книг, пропагандирующих «новый подход» к истории Великой Отечественной войны.
Думаю, что не открою военной тайны, если сообщу, что в русскоязычном Интернете представлена ещё одна специфическая разновидность «военно-исторического просвещения», а именно сайты, посвящённые боевому пути различных вооружённых формирований, которые воевали с нашей страной под знамёнами Третьего Рейха. И здесь тоже отметились персонажи с форума. Уже под собственными фамилиями — вот мы, авторы такой замечательной рекламной продукции. А фото в немецкой униформе разместили рядом с автобиографиями и списками учёных трудов[2].
Празднование юбилея Победы в 2005 г. уже само по себе стало историческим событием. Историки могут делать умозаключения и подводить итоги.
С одной стороны — речь В.В.Путина на церемонии, посвященной 60-летию освобождения Освенцима:
«Освенцим взывает не только к памяти — он взывает к нашему разуму. Здесь, на этой земле, впитавшей кровь и пепел жертв нацизма, мы реально видим, какое именно будущее готовил фашизм Европе, выросшей на гуманистических ценностях и демократических традициях, прошедшей сквозь инквизицию к реформаторству и просвещению. И здесь, на этой измученной земле, мы обязаны сегодня сказать четко и однозначно: любые попытки переписать историю, пытаясь ставить в один ряд жертв и палачей, освободителей и оккупантов, аморальны и несовместимы с сознанием людей, считающих себя европейцами…»[3].
Обратите внимание на чёткость формулировок: «не могло быть хороших и плохих нацистов…»
Но в то же самое время москвичи и гости столицы могли наблюдать по адресу Ленинградский проспект, д. 75 (территория храма Всех Святых) удивительное мемориальное сооружение: памятник группенфюреру СС фон Паннвицу и его подчинённым — карателям, оставившим кровавый след в Белоруссии, Польше, Югославии. Группенфюрер был осуждён за военные преступления и казнён в 1947 г. Сразу оговорим, что памятник ему установили не при Путине, а ещё при Б.Н. Ельцине. Тогда же, в середине 90-х гг. коричневое лобби (немецкое заодно с российским) пыталось пробить через Главную военную прокуратуру официальную реабилитацию фон Паннвица. Если бы удалось получить бумагу с печатью о том, что эсэсовец никакой не преступник, а невинная жертва тоталитарного коммунистического режима, и получить её не где-нибудь в Лихтенштейне, а в стране, которая понесла самые большие потери в борьбе с нацизмом, - это могло бы существенно приблизить общий пересмотр правовых и нравственных оценок Второй Мировой войны, включая решения Нюрнбергского трибунала. И что самое удивительное — реабилитационное заключение было-таки получено. Отменить его удалось только после того, как к власти пришел В.В. Путин[4]. А памятник уцелел. Естественно, в год 60-летия Победы к нему оказалось привлечено повышенное внимание. Газеты публиковали фотографии и выражали недоумение: уместно ли такое на российской земле? Ответ всех властей, включая церковные, оказался однозначным. Уместно. Стоит до сих пор (февраль 2006).
Конечно, по своим архитектурно-строительным масштабам сооружение у метро Сокол несопоставимо с нормальными мемориалами в честь героев войны. И поклонников у фон Паннвица — жалкая кучка, даже смешно её сравнивать с массовыми паломничествами на Поклонную гору. Но сам факт — памятник эсэсовцам, который соорудили в Москве и упорно не желают сносить, — очень важен для правильного понимания позиции современного правящего класса[5].
А если бы А. Розенберг, Г. Гиммлер или тот же Г. фон Паннвиц воскресли и прошлись по российским книжным магазинам, у них могли бы возникнуть серьёзные сомнения по поводу того, кто оказался 60 лет тому назад победителем во Второй Мировой. Сдерживая тошноту, цитирую то, что продаётся в отделе «История»:
«Чтобы предотвратить тиф в Освенциме, куда немцы предварительно свозили евреев для отправки их в Палестину, они обрабатывали одежду заключённых инсектицидом «Циклон Б», убивая тифозную вошь (Потом сионисты извратят дело так, что «Циклоном Б» убивали евреев)»[6].
Это не скинхедовский самиздат на серой бумаге. Подобные откровения выставлены целыми собраниями сочинений — яркие обложки, копирайты солидных издательств[7]. Вопрос опять-таки не к сочинителям. Мало ли какие тараканы (и даже тифозные вши) могут завестись в головах у отдельных граждан. Вопрос к тем, кто предоставляет трибуну. Та часть российского издательского бизнеса, которая имеет выход в общедоступную торговлю — в основном крупные фирмы. Если их руководители санкционируют определённого рода политическую пропаганду, значит, уверены, что это не угрожает их положению в иерархии, материальному благосостоянию и отношениям с братьями по классу.
К 60-летию Победы один из самых уважаемых московских театров поставил шоу, в котором тема Великой Отечественной войны решена через собачьи свадьбы, то есть трудовые будни несовершеннолетней «голой пионерки», приехавшей на фронт, чтобы совокупляться в порядке живой очереди с целыми подразделениями. Вот она — «демифологизация». Оказывается, советские солдаты сражались с фашизмом не под красным знаменем, а под красным фонарём. Между тем, именно театр на протяжении 90-х оставался крепостью[8], в которой ещё сохранялись представления об интеллектуальной и нравственной норме, потерянные другими видами искусства. К сожалению, форт капитулировал. Актом о капитуляции можно считать практически единодушную поддержку «Голой пионерки» профессиональным сообществом. Очередной раз сдерживаю тошноту — и цитирую одну из рекламных рецензий. Оцените стиль, образный строй, высокое благородство ассоциаций.
«Этой маленькой коммунистической зомби немного надо: в “Широка страна моя родная” она верует, как в “Отче наш”. Сознательность из ушей прет. И не только из ушей, как выясняется.
Свою постельную вахту тщеславная Муха сравнивает с несколько иным (хотя опять-таки постельным) мужеством Павки Корчагина. Долг перед родиной не выбирают, его исполняют. Есть такая служба — ноги раздвигать».
Воистину — никто не скажет о людях лучше, чем они сами о себе. На дюжину таких рекламных рецензий, собранных сетевым «Театральным смотрителем»[9] приходится только один протест, да и тот с оговорками: мы, дескать, понимаем, что организатор шоу — «одаренный режиссер», но нельзя же до такой степени не знать жизни, которую берёшься показывать…
Мы не станем обсуждать ситуацию с точки зрения «свободы творчества» — оставим эти игры тем, кому за них платят. Служители Мельпомены почему-то не спешат позабавить публику площадным фарсом (с матерком) про себя любимых, про своего главного режиссёра, спонсоров и покровителей, да хотя бы про то, какими способами постановщик «Голой пионерки» К. Серебренников пробивался в столичную элиту. Вот была бы безоглядная смелость художника, и самовыражение в полный рост, и тематика, вроде бы, куда актуальнее. Но продвинутые деятели культуры к ней равнодушны. Зато эмоциональная вовлечённость в историю 60-летней давности оказалась у них настолько сильной, что театр «Современник» не мог дождаться хотя бы завершения юбилейных торжеств — и выпустил своё изделие в качестве праздничного подарка ветеранам.
Далее перехожу к сюжету из жизни соседней отрасли — кинематографической. Так получилось, что он непосредственно (и неожиданно) затронул меня и моих родных, я наблюдал его развитие с самого начала, шаг за шагом, и теперь на основе личного опыта могу реконструировать технологию «демифологизации».
В 2003 г. Союз кинематографистов и Министерство культуры провели конкурс киносценариев, посвящённый 60-летию Победы. Победил сценарий, который представили Игорь Болгарин и Виктор Смирнов. Первоначальное название — «И снегом землю замело…», впоследствии было заменено на «Полумглу». Тема — судьба немецких военнопленных, отправленных зимой 1944–45 гг. на строительство в деревенскую северную глушь. Идея… Я понимаю, что художественное произведение не укладывается в социологические концепции, но всё-таки попытаюсь сформулировать. Сценаристы хотели увидеть на экране гуманный фильм. Среди прекрасной и безжалостной северной природы, которая не знает, что такое права человека и готова в любую секунду задуть слабый огонёк индивидуального «я существую», дети разных народов учатся жить и работать вместе. Некоторые не могут, точнее, не хотят. Только ведь негодяйство не национальностью определяется, и не может одолеть человечности, к которой на наших глазах возвращаются — возрождаются! — люди, искалеченные войной.
Мы-то помним, кто эту войну начал, и во имя чего — чтобы разделить человечество на «высшие» и «низшие» расы. Победить крысиную идеологию нацизма может только тот, кто сам от неё свободен.
Насколько я понимаю своего отца Виктора Смирнова и его постоянного соавтора Игоря Болгарина, сценарий
«И снегом землю замело» был написан именно об этом:
«Кешка не отрывается от окна. Ганс присоединяется к нему. Вдвоем они смотрят сквозь маленькое, затянутое по краям морозными узорами окно. И видят, как вслед за бронетранспортером, далекая вереница людей втягивается с белого пространства, минуя обетный крест, в темную чащобу.
Идет легкий белый снежок.
Ганс кладет руку на плечо парнишки. Оба молчат, ощущая, что наступил — и у взрослого, и у малого — тот перелом в жизни, после которого вернуться к прошлому уже невозможно.
Последний раз оглядывается Анохин назад — белизна.
А снег всё густеет и постепенно совсем закрывает необозримые суземы, как туманом. На фоне этого снега и прозвучат заключительные слова нашего фильма. Это не будет привычный бодрый, жизнерадостный голос диктора. Скорее, это должен быть голос человека немолодого, много в жизни повидавшего и склонного к философии. Он скажет:
— Да, полно, было ли это или только почудилось нам? Может быть, только привиделись эти темные, худые, небритые лица, запавшие воспаленные глаза, только почудились короткие любови, ссоры, недоразумения, примирения?..
Снег времени заносит все следы, и только память, передаваясь от человека к человеку, сохраняет былое, постепенно привнося в некогда происходившее черты былины, сказки, притчи…»[10].
Победа на официальном конкурсе в честь большого всенародного юбилея — то есть перспектива государственного финансирования — привлекла к сценарию повышенное внимание кинематографистов. За съёмки взялись молодой режиссер Артём Антонов и питерская студия «Никола-фильм» (известная своим сотрудничеством с А. Сокуровым) при материальной поддержке организации с двусмысленным наименованием ФАКК, Федеральное агентство по культуре и кинематографии.
Всё замечательно. Но по ходу дела до московских соавторов начали доходить странные слухи: под Петербургом снимается не совсем то, что они написали. Точнее, совсем не то. И проблема не в перемене названия.
Коренной «демифологизации» подвергся, во-первых, главный герой, молодой советский лейтенант, откомандированный после тяжёлого ранения не на фронт, куда он всеми правдами и неправдами порывался вернуться, а в глубокий тыл — руководить строительством. Этот образ, в сценарии вполне положительный, переосмыслен режиссёром в направлении… Как бы его определить понаучнее? Алкогольно — психопатическом. Теперь наш главный герой готов напиваться где угодно и когда угодно, после чего, очнувшись в соответствующем состоянии, хватается за пистолет и открывает пальбу по людям.
Но главное изменение было внесено в финал картины. С первоначальной версией мы вас ознакомили чуть выше. Стройка окончена, военнопленных отправили на следующую. «Расставались сурово, однако, как люди. Один из немцев, втихую, остался у вдовы. Такое случалось, в общем, народная мелодрама в нашем варианте…»[11].
Режиссёрско-продюсерская версия выглядит так: на экран вырывается мощная бронетехника (прямо из телерепортажа про Чечню), оттуда — безжалостные, как орки во «Властелине колец», русские солдаты во главе с назгулом — майором. И абсолютно безо всякой причины берут и расстреливают из автоматов всех немцев, с которыми зритель за полтора часа худо-бедно успел сродниться.
«Своеобразная дань в честь юбилейной даты»[12]. Человек в советской форме — в лучшем случае, пьяный придурок, а как правило, это подонки и кровожадные убийцы. Мало их Гитлер уничтожал…
Сценаристы пытались предотвратить такую «интерпретацию» своего произведения. Казалось бы, для этого у них были неплохие шансы: ведь «Полумглу» снимали за государственный счёт. Чтобы не обременять читателя многомесячным крючкотворством, доложу сразу о результатах: они оказались нулевыми. На фестивали 2005 г. — выборгский («Окно в Европу») и монреальский — студия «Никола-фильм» представила готовую картину о том, как русские «недочеловеки» перебили ни в чём не повинных немцев.
Благостный комментарий начальника управления кинематографии Федерального агентства по культуре и кинематографии РФ Сергея Лазарука:
«Отрадно, что многие из работ начинающих российских кинематографистов не остаются незамеченными и нашими зарубежными партнерами. Сейчас на международном кинофестивале, который проходит в Монреале, в конкурсе участвует картина еще одного российского молодого кинематографиста Андрея Антонова (? — И.С.) “Полумгла”. Это первая игровая полнометражная картина Антонова, которую он уже показал на форуме российского кино “Окно в Европу” в Выборге, где и завоевал приз за лучший дебют…Молодые, пришедшие сегодня в российское кино, очень амбициозны, они хотят признания не только на родине, но стремятся быть увиденными и услышанными в мире. Они хотя получать “Оскары” и “Пальмовые ветви”. Это можно только приветствовать, поскольку осуществление подобных желаний невозможно без таланта и глубокого и всеобъемлющего освоения своей профессии. А это, в свою очередь, дает надежду и уверенность в том, что будущее отечественного кинематографа в надежных руках»[13].
После чего для полумглистов нерешённым оставался только вопрос о российском прокате. Ведь одно дело — западная фестивальная тусовка, которая привыкла судить об искусстве по концентрации половых извращений на единицу экранной поверхности. И совсем другое дело — общедоступный кинотеатр. Не ровен час, туда забредёт старичок — ветеран, «коммунистический зомби», недостреленный вояками фон Паннвица. Посмотрит и начнёт протестовать. Вдруг его жалоба дойдёт до министра обороны? Представив себе разгневанного министра обороны (а то и кого-нибудь повыше), ФАККовские чиновники начинали испытывать некоторый дискомфорт по поводу выдачи на «Полумглу» прокатного удостоверения. И рады бы «поприветствовать» идейно близкое дарование, да боязно. Хотелось бы как-то подстраховаться.
Страховку обеспечила т.н. «кинокритика». На 29 ноября 2005 г. Гильдия киноведов и кинокритиков (руководитель — Виктор Матизен) назначила в Союзе кинематографистов как бы беспристрастное как бы обсуждение фильма «Полумгла» «с участием конфликтующих сторон». Прошу простить мне использование любимого словечка-паразита из лексикона гг. «постмодернистов», но в данном случае оно вполне уместно: как бы обсуждение. Сам текст приглашения был составлен таким образом, чтобы у адресатов не оставалось ни малейших сомнений, кто прав, кто виноват. Суть конфликта, оказывается, вовсе не в том, что произведение изуродовали против воли авторов, а в том, что «впервые в новейшей истории отечественный фильм обвиняется в клевете на русский народ и советское государство и называется “антироссийским”. Кем «обвиняется» и «называется»? Авторами сценария. Болгарин и Смирнов — вот инициаторы скандала, ни за что, ни про что — из-за какой-то мелкой безделицы! — обидевшие своим «политическим доносом» мирных творцов-созидателей со студии «Никола-фильм».
Методика Резуна — «Суворова».
Мероприятие началось с просмотра того, что сотворила студия «Никола — фильм». Плохой ТЮЗ середины 50-х годов, которому в райкоме комсомола внезапно заменили политическую установку.
Вместо русского Севера — нарисованные «эффекты» из компьютерных игр. Понятно, для чего они могут понадобиться режиссёру, снимающему фантастические блокбастеры про Мордор или Альдебаран — но русскую-то деревню почему нельзя было снять по-человечески?
Действительно, «сначала хотели снимать в настоящей деревне под Архангельском — но до нее тяжело добираться…». Поэтому нашли «выдающихся специалистов по компьютерным технологиям». И работали так: «сделали компьютерные болванки, показали, как это примерно будет выглядеть. Актеры должны были видеть по определенным меткам, где будет стоять тот или иной дом… Столбы с фонарями — метки для компьютерной графики — недостающую часть улицы дорисуют в студии…» Дорисовав, съёмочная группа всерьёз гордится своими достижениями в конкурентной борьбе с американским миллиардером С. Спилбергом. Заголовки рекламных публикаций: «Деревня «Полумгла» появилась благодаря компьютерным технологиям»; «Полумглу нарисовали компьютерщики»[14].
Но главные художественные достижения картины были связаны, конечно, с переработкой сценария: из человеческой драмы — в антисоветскую агитку. Характер лейтенанта Анохина должен был развиваться под воздействием обстоятельств, соответственно, менялось и его отношение к военнопленным. Теперь, в режиссёрском варианте, ему просто оказывает «оккультные услуги» деревенская бабка — «экстрасенс». Поколдовала — он в ту же секунду и пить бросил, и немцев полюбил. За это старшина Чумаченко пишет на него донос. В сценарии, опять же, интрига, и не политическая, а житейская, в которой доморощенный Яго оказывается посрамлён. В фильме — лишнее свидетельство того, до чего гнусная эта Красная армия.
Кинематографическую общественность, которая заполнила конференц-зал после просмотра, фильм «Полумгла» окрылил восторгом. И объединил негодованием против сценаристов, которые, оказывается, «путают свою любовь к власти и любовь к народу»[15]. Мультипликатор Гарри Бардин поздравил собравшихся с появлением «ещё одного серьёзного режиссёра»: «Прошу Артема Антонова не клевать, иначе защищать его буду я»[16]. В целом происходившее напоминало комсомольское или профсоюзное собрание при Брежневе: с той только разницей, что на собрание люди приходили всё-таки после работы, на которой худо-бедно старались делать что-то полезное, и именно за это, а не за идеологическую болтовню, получали свою скромную зарплату. А в Союзе Кинематографистов – 2005 идеология и, так сказать, профессия слились в единую и неразделимую субстанцию.
Как бывало и на комсомольских собраниях, где кого-нибудь «прорабатывали», два — три человека выступили не по сценарию. Им захотелось самостоятельно разобраться в ситуации.
— Из каких источников уважаемый режиссёр получил информацию о том, что зимой 44 г., после образования комитета «Свободная Германия» и известных директив И.В. Сталина, у нас в глубоком тылу производились массовые расстрелы немецких военнопленных без суда?
Разъяснение было дано исчерпывающее: а как же иначе, если капитана Ульмана судят за убийство чеченцев.
— ??
— Если капитан Ульман расстрелял в Чечне мирных жителей, то как вы можете отрицать расстрелы немецких военнопленных в 1944 г.?
Ещё я узнал, что Великая Отечественная война была войной «между людоедами» и многое другое, что существенно пополнило моё историческое образование. Один из выступавших — мэтр российского киноведения — был мне хорошо знаком не только по телевизионным передачам, но и по позапрошлому Московскому Кинофестивалю, где этот интеллектуал представлял публике картину «Непокорённый». Про Романа Шухевича, гитлеровского карателя, выведенного в фильме рыцарем без страха и упрёка. Сняли эту пакость, слава богу, не наши кинематографисты, а украинские (точнее надо было бы сказать — бандеровские, чтобы не обижать украинский народ). Но наши, российские не постеснялись показать на фестивале в качестве художественного кино[17]. Теперь, услышав от старого знакомого очередную культурологическую лекцию, я не выдержал и переспросил:
— Вы действительно не понимаете, чем возмущены сценаристы? Тогда представьте себе: кто-нибудь из журналистов возьмёт текст вашего сегодняшнего выступления, припишет к нему то, чего вы не говорили, например, «да здравствует Шамиль Басаев!» и опубликует за вашей подписью — вы будете довольны?
В ответ на конкретный вопрос меня призвали к общей «терпимости», а какая-то дама добавила поучающим тоном, что терпимость — это «вопрос воспитания».
— Действительно, — согласился я, — Терпимость к Шамилю Басаеву — это вопрос воспитания.
В течение месяца после столь славного форума во множестве центральных СМИ появились очень похожие, как с конвейера, публикации в поддержку «молодого талантливого режиссёра». Широта охвата — от центральных телеканалов[18] до обеих школьных газет, «Учительской» и «Первого сентября»[19]. Нельзя же допустить, чтобы средняя школа оказалась в стороне от такого «блистательного» фильма. Даже «Литературная газета» присоединила свой патриотический голос к общему хору[20]. Полумглистный агитпроп — убедительное доказательство того, что собрание в Доме Кино происходило именно так, как оно описано выше. Самовыражались те же самые «специалисты» и на те же самые темы.
«Мы за эти годы узнали о войне много нового, шокирующего, развенчивающего миф о тотальном героизме и борьбе за правое дело» (Валерий Кичин[21], выделено И.С.) Понимаете? Так считает обозреватель не «Боевого листка скинхэдов», а «Российской газеты». И газета публикует.
В «кинокритике», подписанной разными фамилиями, повторяется один и тот же пассаж: почему это сценаристы начали протестовать, «еще не видя фильма»? «Узнав с чужих слов о сделанных изменениях, немедленно кинулись жаловаться»[22]. Сама по себе постановка вопроса представляется идиотической. Но дело даже не в этом. На моих глазах И.Я. Болгарин как минимум трижды разъяснял «кинокритике», что сценаристов с фильмом никто не знакомил и знакомить не собирался. Что же им — в погоне за ускользающей «Полумглой» нужно было за собственный счёт прокатиться на парочку международных фестивалей?
Кстати, о фестивалях. Ещё один аргумент полумглистов — триумфальный успех их изделия за рубежом. Заголовок в «АиФ»: «Клод Лелюш вручил Гран-при Артему Антонову»[23]. А вот как выглядел тот же самый триумф с близкого расстояния:
«“Гран-при” — “Золотой Ирис” — фестивальное жюри, состоявшее из 7 человек под председательством К. Лелюша, отдало не “Полумгле”, а квебекской картине Л. Пикара “L’audition” (кстати, тоже ставшей режиссерским дебютом). 5 “Серебрянных Ирисов” достались игровым фильмам из Швейцарии, Японии, Италии, Южной Кореи и Аргентины.
Было однако и второе (малое) жюри (под председательством китайского режиссера Йонфана; в него вошли квебекская кинокритик Ф. Лорендо и чилийский продюсер А. Боуэн). Их миссия состояла в оценке работы дебютантов (или же вторых работ), а также короткометражных картин. Это жюри и присудило “Полумгле” “Ирис Надежды”. В числе его призеров оказалось еще четыре картины, две из которых (короткометражные) получили денежные премии в 5 тыс. долл. Так что, как видим, щедрые организаторы фестиваля никого не обошли вниманием. Как говорится, всем сестрам по серьгам» (Людмила Пружанская, Russian Canadian Info, Montreal [24].
Полумглисты пугают друг друга страшилками про цензуру, которую вот-вот установят в нашей замечательно свободной стране Болгарин и Смирнов. Но причем тут цензура? Никто не покушается на право режиссера Антонова, журналиста Кичина и Ко иметь какое угодно мнение о Великой Отечественной войне. Пусть хоть фотографии фон Паннвица и Шухевича себе над кроватями повесят. Это их личное дело. Вопрос в другом. По какому праву эта группировка подвёрстывает к своему агитпропу людей, вовсе не разделяющих её политических симпатий и антипатий? Единомышленников, что ли, не хватает? Но я полагаю, Резун-«Суворов» с удовольствием написал бы для студии «Никола – фильм» такой сценарий, который не пришлось бы потом со скандалом выворачивать наизнанку. И второй вопрос. Почему деньги на свои упражнения с кинокамерой эти господа берут не у Союза ветеранов вермахта, а из российского бюджета?
Полумглисты отстаивают не свободу мнений, а право навязывать одно из них (своё собственное) окружающим людям, используя для этого государственные институты и общественные ресурсы. Чтобы их специфическое представление об истории и их специфическая мораль утверждались в новых поколениях как единственно возможные, а любые протесты забивала «глушилка» организованного вранья.
Как она работает? Вовсе не по принципу цеховой солидарности. Ведь сценаристы — члены того же самого кинематографического сообщества, и куда более именитые по сравнению с режиссёром — дебютантом. Я далёк и от того, чтобы подозревать «кинокритику» в самоотверженной верности каким бы то ни было принципам. Тем более, в этом не заподозришь главных редакторов и генеральных директоров, которые предоставили трибуну для бесплатной рекламы «Полумглы». Если все участники кампании так хорошо сорганизовались, значит, это кому-то нужно и выгодно. Кому? Наверное, той самой «власти», к которой Г. Бардин и В. Матизен пытались подверстать моего отца, скромного человека, проживающего в типовой малогабаритной квартире.
Идейное противостояние в «Полумгле» закончилось полной победой полумглистов. Они получили прокатное удостоверение на свою кино-агитку, легализовали государственные деньги, потраченные на неё чиновниками ФАККа (ну, совершенно не коррумпированными!) и демонстративно назначили премьеру на 23 февраля. Не надо иллюзий. Это и есть власть, она же собственность, неразделимые как орёл и решка. Может быть, и не весь правящий класс, но значительная его часть. Птенцы гнезда Борисова, сделавшие карьеру на общественном разложении, контролируют структуры, связанные с идеологией, культурой и массовой информацией.
Остаётся вопрос, почему для них по-прежнему так актуальна, казалось бы, сугубо историческая тема Великой Отечественной. Что им Гекуба, сожжённая карателями фон Паннвица в белорусской избе? Что вынуждает снова и снова оскорблять память солдата-антифашиста? Неужто от лишнего плевка ему на могилу всерьёз зависит неприкосновенность итогов приватизации?
Читаю очередного «кинокритика»: «неудовлетворённые амбиции сценаристов Игоря Болгарина и Виктора Смирнова, которые прежде воспевали с особым пафосом партизанские подвиги Ковпака…»[25]. По какому поводу этот глумливый тон? И какая вина в том, чтобы «воспевать подвиги Ковпака»? Ведь не бригаденфюрера Каминского и не гауптмана Шухевича. Кстати, к «воспеванию» Шухевича наша кинематографическая общественность вполне терпима. Ей не угодил дважды герой Советского Союза Сидор Ковпак. Чем он провинился? Тем, что шёл под фашистские пули, защищая право на жизнь для тех, кто станет через 60 лет насмехаться над его подвигами?
Ответ находим у другого автора, который по мере сил распространяет свою «Полумглу» в смежной отрасли, в общественных науках:
«Победа в войне легитимирует советский тоталитарный режим в целом, бесконтрольную власть как таковую, задним числом, ретроспективно оправдывая “издержки” советской истории, форсированной военно-промышленной модернизации — репрессии, голод, нищету, массовую гибель людей… Представление людей о себе как жертве агрессии придало им непоколебимую уверенность в своей правоте и человеческом превосходстве, закрепленном Победой в этой войне. Рутинизацией этой уверенности стало и внеморальное, социально примитивное, архаическое, почти племенное деление на “наших и ненаших”»[26].
Перед нами — не просто конъюнктурное словоблудие, но идейно-политическая установка, закономерный итог гнилостных процессов, происходивших на протяжении 90-х гг. среди развалин нашей «бывшей» страны. Память о Великой Отечественной войне — принципиальный и, может быть, последний рубеж общественного самосохранения. Здесь «деление на наших и ненаших» происходит, и в самом деле, легко и непринуждённо. Нормальный человек, будь он белорус или якут, социалист или либерал, слесарь или физик, верующий или агностик, не должен испытывать симпатий к эсэсовским карателям. Не должен презирать собственного деда, который, какой бы он ни был, со всеми недостатками своего «архаичного» быта и комсомольского воспитания, честно выполнил в 1941–45 гг. долг перед Отечеством и человечеством.
Как справедливо отметил Сергей Кургинян, «осмысление сути Второй мировой войны, беспрецедентной войны в Истории, — это не просто дань памяти, что тоже немаловажно. Это адресация к точке сборки, предполагающей возможность сопротивления в будущем. Это же и платформа для союзов и противостояний»[27].
Позиция, на которой порядочные люди, объединившись, могли бы остановить полумглистов. Отсюда могло бы начаться восстановление социального организма, возвращение к норме: интеллектуальной, эстетической, экономической и правовой. Сами понимаете, что оффшорно-казнокрадская элита 90-х гг. вкупе с прикормленной «творческой интеллигенцией», потерявшей вместе с совестью последние представления о профессии — они категорически не заинтересованы в таком развитии событий. Их тревожит то, что в последние годы смердяковщина стала встречать хоть какой-то отпор. Как мы уже отмечали в начале статьи, афёра с официальной реабилитацией военных преступников закончилась полным провалом. Вовремя принятые карантинные меры оградили — освободили! — от «демифологизации Великой Отечественной войны» хотя бы учебники. Это может вызывать какое угодно раздражение, истерические вопли о «цензуре», «возвращении к тоталитаризму» и пр., но школьные программы по истории остаются недоступными для «демифологизаторов» в гитлеровской униформе. Даже на телевидении вдруг появляются нормальные передачи о войне. Научный противовес «Полумгле» — документальный фильм Аркадия Митюнина об иностранных военнопленных в СССР в период с 1941 по 1956 гг. «Опаленная жизнь» (ТВЦ, январь 2006). С другой стороны, в сфере т.н. культуры (в данном контексте слово стоило бы поставить в кавычки) гнилостные процессы не только не остановлены, но, наоборот, распространяются на новые профессиональные сообщества, прежде от них почти свободные (театр).
Военные действия с переменным успехом.
Речь В.В. Путина памяти жертв Освенцима — и памятник эсэсовцам в столице России, даже не сам памятник, а демонстративное нежелание очистить от этого пакостного сооружения московскую землю. Вот два взаимоисключающих символа нашего 60-летия Победы.
И спор здесь идёт не о прошлом. Прошлое совершилось, и предки честно выполнили свой долг. Спор — о будущем.
P.S. К чести «Литературной газеты» — когда этот номер «России ХХI» готовился к печати, в «Литературке» появилась статья редактора отдела искусства: Вислов А. «“Сволочи” в “Полумгле” истории» // ЛГ, 2006, № 11 –12. Александр Вислов дал профессиональную и вполне объективную оценку обоим «шедеврам», снятым в год 60-летия Победы за счёт бюджета. Таким образом, влиятельная центральная газета разошлась во мнениях с гильдией заказного вранья. Это внушает оптимизм…
Опубликовано в журнале «Россия XXI», №2, 2006.
По этой теме читайте
также:
