Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


Предыдущая | Содержание | Следующая

Филип да Винчи. Адвокат

Он юрист, ему двадцать девять лет. Раньше работал помощником юрисконсульта в большой страховой компании. Хотя «зарабатывал очень неплохо», три года назад вместе с товарищем все бросил и уехал — на Запад.

— Я защищал компанию от людей, которых сбила машина. Я взялся за эту работу честно, потому что она была первой ступенькой лестницы. Затем мне предстояло гнать мяч в другие ворота, стать адвокатом истцов, получивших телесные повреждения. Раздал бы визитные карточки полицейским, потом потянулись бы клиенты, а вместе с ними — деньги, деньги, деньги. Проработай я в компании двадцать пять лет, у меня бы от участия в прибылях скопилось тысяч эдак триста пятьдесят. (Смеется.)

Первые три месяца все было новым, интересным. Мне нравилось приходить туда и играть роль адвоката. Но всякое удовольствие исчезло, как только я понял, чем же я, в сущности, занимаюсь. Убивать восемь-десять часов в день на то, чтобы защищать страховую компанию, было напрасной тратой времени. Мое образование можно было употребить на что-нибудь более полезное.

Потом я работал в такси. Как-то услышал о «Юридической помощи неимущим». Я отправился туда, чтобы за месяц-полтора подработать денег и поехать в Нью-Йорк. Так я начал работать в Аптауне [1]. А когда пришло время возвращаться в Нью-Йорк, сказал себе: «Нет, я останусь».

Наконец-то я почувствовал, что делаю действительно полезную работу. Вот уже два года, как я здесь. Я, как и раньше, адвокат, но это совсем другое дело.

Мои клиенты — приезжие с Аппалачей, негры, старики, квартиросъемщики, которых допекают домовладельцы. Мы ведем дела несовершеннолетних преступников. Защищаем людей от злоупотреблений полиции. Представляем интересы заключенных, отбывающих срок в тюрьмах. Многие мои клиенты оказались в Аптауне потому, что муниципальные больницы набиты битком [2]. Живут, как в бараках, иной раз — по шесть человек в комнате. Умирают медленной смертью. Только если как следует надавишь на отдел жилищного обеспечения, пригрозишь разоблачениями, тогда жалобе дают ход и помещают людей в более приличные условия. Весь день по улицам снуют агенты по найму — настоящий невольничий рынок.

Уже девять месяцев я воюю с отделом, который контролирует финансовые компании штата Иллинойс. Это двадцать шесть компаний, они называют себя «планировщики долгов». Одна из них, например, занимается тем, что надувает людей самым бессовестным образом. Она рекламирует свои услуги в телепрограмме, которая идет на испанском языке. Люди приходят, а им подсовывают контракты на английском, которого они не знают. А потом заставляют выплачивать несуществующие долги, дерут непомерные проценты. В конце концов отдел обещал начать расследование — очередная отговорка. Поэтому теперь мы просто подаем на эти компании в суд. Бюрократы из отдела не следят за соблюдениями закона, не призывают к порядку владельцев трущоб, ростовщиков и прочих. Они не желают этим заниматься, вот и все. С бюрократизмом мы боремся постоянно.

Их контора на первом этаже, окна выходят на улицу. «У нас работают несколько студентов юридического факультета, где я преподаю — два занятия в неделю. А с секретарской работой помогают две мексиканки и негритянка». Финансируется контора Управлением экономических возможностей. «В страховой компании я бы зарабатывал больше, куда больше...» (Смеется.)

— Все дни разные. Скучать не приходится — столько всего происходит. Обычный день? Вот мы выходим из нашей конторы, и вдруг двое в штатском увязываются сзади и начинают нас фотографировать. Доводят до ресторана. Выходим — снова щелкают. Это типы из «Красного отряда» [3], чикагская полиция. Дело в том, что мы защищали в суде «Молодых патриотов» [4]. Они тогда открыли бесплатную клинику, а городские власти хотели ее закрыть. На всех адвокатов-активистов заведено досье.

Возвращаюсь в контору и начинаю прием клиентов. Звоню в финансовые компании, пытаюсь аннулировать контракты, которые люди подписали, не зная английского. Вы бы посмотрели, что там написано! И вот у них забирают машину, накладывают арест на зарплату... Бывает, работаешь четыре дня подряд по шестнадцать часов и не замечаешь усталости. Потом глаза перестают открываться, и тут уж ясно, что надо идти спать.

Юридические коммуны появились на свет недавно. Четверо-пятеро выпускников юридического факультета объединяются и начинают работать прямо у себя дома. Если бы мы занимались частной практикой, мы бы гребли деньги лопатой. Но наша такса в десять раз меньше, чем у обычного частного адвоката. Вы же знаете, что адвокаты, которые ведут себя как положено, оплачиваются хорошо. (Смеется.)

В страховой компании бешеная конкуренция. Хочешь пробраться выше — подомни под себя соперника. А не ты его — так он тебя, можешь быть уверен. Подомнет, получит выгодное дело, отхватит большой гонорар, а ты останешься с носом. А как тянулся день! Я всегда норовил куда-нибудь сбежать, просидеть пару часов в кино, такая на работе была скука. Лежит у тебя на столе сотня папок, а от тебя требуется одно: поставить на каждой подпись — проверено. Идешь в суд, и там то же самое. И так изо дня в день, с утра до вечера. А для чего? Сэкономить деньги компании.

А здесь тебе известны все печали твоего клиента. Ты знаешь, что за фрукт у него домовладелец. Знаешь, как выглядит его комната, что ему приходится терпеть. И чувствуешь: тебя все больше волнует его судьба. Мы помогаем им не только в юридических вопросах. Если у них неладно с нервами, мы подыскиваем им психиатра. Или устраиваем в школу для взрослых. Они ведь совсем забитые, загнанные.

Постепенно узнаешь их лучше. Мы с ними очень сблизились. Я бываю у них дома. Они приходят ко мне. Всех их я знаю по именам. Мы вместе заходим куда-нибудь выпить. Это мои друзья. Людей, с которыми я работал в компании... да после пяти часов я никогда их и не видел. И уж делиться с ними своими мыслями я бы не стал. А люди, с которыми я работаю здесь,— это моя жизнь.

Моя работа и жизнь слились воедино. У меня больше нет раздвоения личности. В страховой компании я должен был приходить на работу в костюме и галстуке. Как только пробьет пять часов — бегом вон, в автобус и домой. Сразу скидываешь это казенное обличье и надеваешь джинсы, сандалии, тенниску. Конечно, в суд я и сейчас являюсь в костюме и галстуке — не хочу обижать моих клиентов. Но здесь уже нет фальши, и люди принимают меня таким, какой я есть.

(Вдруг в его голосе появляется усталость.) Я не считаю себя настоящим адвокатом. В том смысле, что настоящий адвокат хорошо работает, чтобы ему больше заплатили. Я же просто стараюсь помочь... (Грустно вздыхает.) Кое-чего достичь удается, но движения вперед почти нет. Нас в стране около двух тысяч. На законодательные органы мы влияния не имеем. И если даже добиваемся отмены какого-нибудь закона, они тут же пишут пять новых. Стоит сделать шаг вперед — тебя тотчас отбрасывают на четыре назад. Бывают дни, смотришь на мир оптимистом. Но иногда... (Смолкает.)

Ты отдаешься этой работе целиком, тратишь на нее уйму времени — сжигаешь себя. Обычно здесь люди больше двух лет не выдерживают — сгорают. Слишком большая физическая нагрузка. А эмоциональная! Еще какая! (Смеется и указывает на сидящего рядом коллегу.) Бад — типичный тому пример.

Бад раньше также работал в солидной юридической консультации. Потом стал «адвокатом бедняков», и вот теперь, два года спустя, временно оставляет эту работу. Он с грустью усмехается: «Там, на Ласалль-стрит, дела были все ничтожные. «Этот тип не возвращает мне пятьсот долларов». Тоже проблема! А здесь работаешь на износ. Сажусь утром за свой стол, а передо мной сто десять папок, и в каждой — человеческая жизнь. Чувствуешь, что взвалил на себя непосильную ношу...»

— Я проработал адвокатом десять лет, и порой мне кажется, что следующих десяти часов я просто не вынесу. Тебя всего выворачивает наизнанку от полного бессилия что-то изменить. И тогда хочется взять пистолет и прикончить этого полицейского, который избил тринадцатилетнего мальчишку. Ты готовишь дело, подаешь в суд жалобу — и мальчишка, которому раскроили череп пять полицейских, получает компенсацию в двадцать пять долларов. Это гнусная несправедливость, и ты это знаешь. Может, дать ему пистолет и сказать: «Иди и рассчитайся с ними?» Но это в минуты отчаяния.

Главное — не терять надежды, верить, что все больше людей поймет: так дальше нельзя. Может быть, все изменится к лучшему еще при моей жизни. Ну, через двадцать, тридцать, сорок лет. Иногда не выдерживаешь перегрузки и говоришь: «Мне нужно пару дней передохнуть». Так бывает часто.

Достаточно прожить в гетто два года, и тебя так затягивает, что ничего другого уже не видишь. И перемена обстановки здесь нужна гораздо больше, чем на прежней работе. В страховой компании вас не бьют со всех сторон. Случались, конечно, и там стычки, но все по мелочам. А здесь трудно, очень трудно...

Я ни о чем не жалею. Иногда, в плохие дни, кажется, что я зря убил три года на работу в гетто. Но это не так. Мне многое открылось, я смог понять, что происходит с нашим обществом, до чего доводит людей наша система. На всякой другой работе я бы свихнулся. Наверное, спился бы или стал наркоманом. Уверен, этим бы все и кончилось.


Примечания

1. Район чикагских трущоб, насоленный преимущественно беднотой — переселенцами с Юга США и из района Аппалачей.— Прим. автора.

2. В этом районе находятся приюты для людей, выписанных из психиатрических лечебниц. Это бывшие отели, в которых, когда район еще не был пристанищем нищеты, останавливались состоятельные люди. В некоторых приютах об обитателях заботятся в достаточной мере. Что же касается остальных...— Прим. автора.

3. Официальное название — «Промышленная полиция». Организована в 30-е годы.— Прим. автора.

4. Организация молодых белых южан. Местный вариант «Черных пантер» или «Молодых лордов».— Прим. автора.

Предыдущая | Содержание | Следующая

Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017