Истоки нынешних действий по стандартизации системы образования можно проследить еще с начала ХХ века, когда такие теоретики образования, как Эллвуд Кабберли[1] и другие, попытались привести школьные учебные программы в соответствие с нуждами и потребностями экономики США, развивая научный подход к их разработке и планированию.[2] С 1950-х по 1970-е годы, в разгар «холодной войны», движение «Назад к основам» набирало силу в программах подготовки учителей и в аспирантурах. Сторонники этого движения стремились к тому, чтобы школьная программа не только отражала идеологию и политические взгляды господствующих социальных классов в Соединенных Штатах, но также готовила учеников для работы в растущем военно-промышленном комплексе для защиты страны от так называемой коммунистической угрозы.

Опубликованный в 1983 году доклад «Нация в условиях риска» являлся еще одной важной вехой в истории движения за реформу образования.[3] Доклад возлагал на школы ответственность за относительно слабые экономические показатели в США по сравнению с азиатскими и европейскими конкурентами.

Движущая сила нынешнего курса в сфере образования, приведшего к принятию в 2001 году законопроекта «Ни один ребенок не забыт», — это неолиберальная социальная и экономическая политика, которая способствует методам аутсорсинга и сокращения производства во имя гибкости и эффективности. Согласно неолиберальной экономической модели, школы должны действовать по аналогии с юридическими лицами. Точно так же, как индексом Доу-Джонса измеряют эффективность компаний и отражают пульс Уолл-Стрит, так и в «Ежегодном докладе о требуемом прогрессе» (Adequate Yearly Progress Report — AYP) измеряется и оценивается эффективность государственных школ. Одним из наиболее пагубных результатов законопроекта «Ни один ребенок не забыт» является то, что власти штатов теперь могут закрыть на неопределенный срок или на перестройку «отстающие школы», которые не отвечают требованиям, установленным в докладе.

Акцент на тестирование, приводящий к тестовой мании, строгая подотчетность схем, «подготовленное» и предписанное обучение для цветных учеников и упорное проталкивание более стандартизированного тестирования (что Джонатан Козол называет «стратегиями отчаяния, которые исходят из приятия неравенства») – все это было с избытком представлено начиная с середины 1990-х годов. Но что вызвало эту тенденцию?[4] Козол обращает внимание на то, что с начала 1990-х годов разрыв в достижениях между черными и белыми детьми существенно увеличился — примерно в то же время, когда мы стали свидетелями растущей ресегрегации школ (когда местные суды начали игнорировать предписания суда по «делу Брауна»[5]).[6] Это привело к тому, что Козол называет «апартеидом в школьном образовании». Козол сообщает о том, что в 48% средних школ в крупнейших округах страны (имеющих высокую концентрацию черных и латиноамериканских учеников) менее половины поступивших девятиклассников проучились положенные четыре года. С 1993 по 2002 год на 75% увеличилось число средних школ, выдающих аттестаты менее чем половине своих выпускников через четыре года учебы. В 94% округов в штате Нью-Йорк, где большинство учащихся являются белыми, почти 80% учащихся окончили среднюю школу через четыре года. В 6% округов, где черные и латиноамериканские учащиеся составляют большинство, процентное соотношение значительно меньше — около 40. В 120 средних школах в Нью-Йорке (зачисливших около 200 тыс. учеников из числа меньшинств), как отмечает Козол, менее 60% поступивших девятиклассников доучились до двенадцатого класса.

В рамках неолиберального курса законопроект «Ни один ребенок не забыт» привел к замене дискурса «равенства» прогрессивной образовательной политики на дискурс «адекватности».[7] Язык «высоких стандартов» и «высоких ожиданий» пришел на смену установке на минимальную социальную справедливость центристских/левых педагогов. Козол разоблачает концептуальные рамки, используемые для объяснения причин низкой успеваемости среди цветных учеников. Как часть ежедневных ритуалов и практик, направленных на повышение морального духа учеников, в школах теперь применяют то, что Козол называет «аутогипнотическими лозунгами». В школах, которые определили как «отстающие», цветным ученикам рекомендуют запомнить такие фразы, как «я могу», «я умный» и «я уверен», чтобы повысить их уверенность в собственных силах и поднять успеваемость.

Козол подчеркивает, что исследователи должны делать нечто большее, чем просто изучать «психологический эффект» бедности и угнетения, чтобы найти решения социальных проблем, с которыми сталкиваются дети. Он утверждает, что как общество мы должны инвестировать больше в социальные службы, такие как здравоохранение, и в возможности трудоустройства для улучшения жизни детей в городских общинах.

Сегодня городские школы хитроумно организуют по тем же принципам, что и заводские производственные линии. По свидетельству Козола, «растущие тестовые оценки», «социальная поддержка», «результат на основе целей», «управление временем», «успех для всех», «высокий уровень письменных работ», «вменяемая речь», «активное слушание» и «нулевой шум» являются частью господствующих установок в государственных школах.[8] Большинство городских государственных школ приняли бизнес-модель «обучения, связанного с работой», и управленческих концепций, которые стали частью словаря, используемого на уроках и в домашних заданиях. В «ориентированных на рынок классах» учащиеся «ведут переговоры», «подписывают контракты» и берут «ответственность» за свое собственное обучение. Во многих классах учащиеся могут добровольно действовать как «карандашный менеджер», «менеджер мыла», «менеджер двери», «линейный менеджер», «менеджер времени» и «менеджер гардероба». В некоторых четвертых классах учителя записывают направления на учебу и домашние задания, используя «заработные карточки». В этих школах учителя называются «менеджерами класса», директоров определяют как «менеджеров здания», а ученики рассматриваются в качестве «менеджеров обучения». Это обычное дело – рассматривать школьников в качестве «активов», «инвестиций», «производственных единиц» или «командных игроков». Школы определяют навыки и знания, которые должны получить ученики, как «товары» и «продукты», потребляемые на «рынке образования». В нынешней обстановке школьной реформы, после принятия закона «Ни один ребенок не забыт», учителя рассматриваются как «эффективные специалисты» и их призывают использовать в своих классах методы и технологии «строгого скиннеровского контроля»[9] для управления учениками и их обучением. Козол пишет, что в рыночной модели государственного образования учителей видят в качестве «менеджеров зала» в государственных школах, «чья работа заключается в том, чтобы накачать немного “добавочной стоимости” в недооцененных детей».[10]

Вызывая презрение прогрессивных преподавателей, тестовая мания ныне является растущей тенденцией в большинстве крупных городских государственных школьных округов. В ряде округов стандартизированное тестирование начинается уже в подготовительном классе. Некоторые государственные школы были вынуждены сократить или полностью убрать уроки искусства и музыки из своих учебных планов. Другие школы сократили или совсем ликвидировали каникулы и / или тихий час. У большинства государственных школ теперь есть тестирующий координатор. Во время «домашней комнаты»[11], например, школьные администраторы поощряют преподавателей обучать учеников навыкам и стратегиям сдачи тестов. В Лос-Анджелесском едином школьном округе разработали собственные ежеквартальные тесты по математике, естественным наукам, социальным наукам и английскому языку. В округе тестируют учеников раз в два месяца. Нам говорят, что цель этих испытаний состоит в том, чтобы подготовить учащихся к стандартизированным тестам на уровне штата в конце весны. На учительских встречах и курсах повышения квалификации большая часть времени тратится на обсуждение эффективных стратегий и методов подготовки учеников к ежеквартальным тестам и повторению стандартов на уровне штата и округа. Учителям также предлагается принять участие в семинарах и конференциях, чтобы узнать больше о том, как привести свою практику преподавания в соответствие с государственными стандартами.

Поскольку стандартизированная учебная программа и стандартизированное тестирование увеличивают разрыв в достижениях между бедными и богатыми школьными округами, ученики из рабочего класса и из числа цветных и впредь будут направляться на профессионально-технические курсы и в классы, где проходит обучение, готовящее их к работе в розничной торговле и сфере услуг.[12] Возможно, еще более тревожным является зачисление учениц средней школы в классы косметологии и шитья. Как нам сейчас известно, эти классы мало что дают ученикам, которые должны конкурировать с программами углубленного изучения предмета и учениками, поступающими в колледж. Есть горькая ирония в том, что, как только мы стали свидетелями реванша фабричной модели школьного образования, существовавшие в прошлом фабрики, на которые традиционно стремились трудоустроиться после окончания учебного заведения учащиеся из рабочего класса, перемещаются из страны туда, где нет профсоюзов, а рабочие лишены медицинских льгот.

Отдельные положения в рамках закона «Ни один ребенок не забыт» сняли все препятствия попыткам вербовки военными старшеклассников, в том числе в наиболее уязвимых группах цветных учеников в городских государственных школах. Военные прибегают к хитрой тактике в кампании по набору и привлечению учащихся на армейскую службу, посещая классы и совершая еженедельные телефонные звонки перспективным старшеклассникам, оказывая таким образом на них давление. К другим стратегиям относится подгон к школе армейского «Хаммера» под взрывной хип-хоп и раздача футболок и наклеек с надписью «Yo Soy El Army» (искаж. исп.-англ. «Армия — это я»). Тревожит то, что армия потратит 13 тыс. долларов на рекламу для каждого потенциального рекрута, что примерно равно той сумме, что тратится на обучение ребенка в течение одного года в системе государственных школ Нью-Йорка. В ответ многие ученики, учителя и директора школ организовали местные и национальные коалиции, такие как Коалиция против милитаризма в наших школах (Coalition Against Militarism in our Schools — CAMS), противостоя вербовочным попыткам военных в своих школах. Недавно Совет руководства в средней школе имени Рузвельта, расположенной в рабочем латиноамериканском районе Восточного Лос-Анджелеса (и признанной школой номер один «по числу морских рекрутов в стране»), принял резолюцию по ограничению попыток вербовки в армию в их школе.[13]

И если вы считаете, что это еще не так плохо, то вспомните, что военный бюджет продолжает разбухать за счет средств государственного образования. В бюджете 2002-2003 гг. государственные налоговые поступления резко сократились на 22 млрд. долларов по сравнению с предыдущим годом. Решение администрации Буша об отмене налога на недвижимость вызовет дополнительные потерю доходов в 10 млрд. долларов. Влияние администрации Буша на социальную и экономическую политику было разрушительным для общественного школьного образования, что вынуждает многие школьные округа сокращать школьные программы и услуги. Дэвид Гудмэн отмечает:

«По всей стране школы трясет от сокращений. В Калифорнии, где в прошлом году 3800 учителей и 9 тысяч других школьных работников получили извещения об увольнении, округа сократили затраты на закупки учебников, летние школы, автобусные маршруты, обслуживание, спорт, школьные газеты и предметы по выбору. В половине школьных округов в Канзасе произошли сокращения персонала; в нескольких округах перешли на четырехдневную неделю, а 50 школ в настоящее время в Канзасе привлекают учеников к участию в какой-нибудь внешкольной деятельности. В Мичигане финансирование для одаренных и талантливых учеников сокращено на 95 процентов; в Буффало, штат Нью-Йорк, на протяжении последних лет были вынуждены закрыть восемь школ и ликвидировать 600 учительских рабочих мест.[14]

Столкнувшись с нехваткой доходов для поддержки существующих образовательных программ, многие школьные округа были вынуждены развивать партнерские отношения с компаниями, готовыми прийти на прибыльный рынок образования. Рассмотрим недавнее принятие «Макдоналдс» новой стратегии продвижения своей продукции на высокорентабельный рынок, который составляют дети. Это произошло после того, как получил широкую огласку иск о клевете, метко названный «делом Маклейбл», и после выхода фильма «Двойная порция»[15], который поднял этические и моральные вопросы относительно способов обработки и приготовления продуктов «Макдоналдс», — которые, по мнению многих, в значительной степени способствовали ожирению и другим медицинским рискам среди детей. Нэнси Хеллмич сообщает о том, что в рамках действий по восстановлению своего столь запятнанного в глазах общественности образа семейного фаст-фуда и для защиты в дальнейшем своей доли рынка «Макдоналдс» решил воспользоваться программами физического воспитания в государственных школах.[16] Более семи миллионов учеников в 31 тысяче государственных школ согласились принять участие в программе «Макдоналдс». Программа состоит из ряда мероприятий мультикультурного физического воспитания, например, «Гольф-бумеранг» из Австралии, «Мистер Дарума упал» из Японии и голландский корфбол. Ученики, которые участвовали в каждом из этих мероприятий, получили штампы в их пропуска, выданные «Макдоналдс». По словам Билла Ламы, директора по маркетингу «Макдоналдс», цель программы «Пропуск на игру» — донести до учеников идею «важности правильного питания» и «активного образа жизни». Посредством таких стратегически просчитанных действий компания избавляется от значительной части дурной славы, приобретенной ею в последние годы. Они также помогают продовольственной сети компании обеспечить большее присутствие и заметность в государственных школах.

За последние двадцать лет выросло число движений и акций протеста, противостоящих неолиберализму и сопутствующей ему атаке на государственное образование. Среди них — антиглобалистское движение, движение за права иммигрантов, массовые демонстрации во Франции в знак протеста против неолиберального трудового законодательства, движение захватов заводов в Аргентине, победа Чавеса в Венесуэле и Моралеса в Боливии и многое другое. Эти движения, в свою очередь, вызвали рост коалиции, включающей общественные движения, прогрессивные организации, профсоюзы, общественных активистов и простых граждан, которые сообща участвуют в различных формах борьбы против глобального капитализма и американского империализма.

Хотя их намерения и действия достойны подражания, большинство из этих движений скорее лечат симптомы неолиберализма, чем саму болезнь. Чего им не хватает, так это понимания природы капитализма, понимания, которое возможно только при использовании марксистского анализа. Важнейшей частью любого движения должна быть, следовательно, критическая педагогика, которая подталкивает участников в каждом движении, в том числе, конечно, и в движении радикального образования, к тому, чтобы думать и действовать критически.

Примечания