Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


«Все верили, что камера — это пулемёт»

Предисловие «Скепсиса» от 1 июля 2019 г.:

30 июня умер чилийский советский режиссёр Себастьян Аларкон. В 70-80-х гг. этот сейчас почти забытый автор оставил свой особый и очень значимый след в кинематографе СССР и всего мира. Наряду с другими кинематографистами, такими как Эльвио Сото, Мигель Литтин, Патрисио Гусман и другие, он стал частью культурно-политического явления, известного как чилийское кино сопротивления. Вынужденные эмигрировать после пиночетовского переворота (или, как Аларкон, остаться за границей, в СССР, где его, студента ВГИКа, застала эта трагедия), в разных государствах они создавали фильмы о том, к чему стремилась их страна при Сальвадоре Альенде, и что представляет собой режим, варварски разрушивший эти устремления и обозначивший новый этап наступления капитализма. Им мировая культура обязана кинематографическим осмыслением пиночетовской диктатуры. Им же — уже среди многих других — воплощением на экране феномена латиноамериканской диктатуры вообще, а также классовой борьбы на континенте в 60-70-х.

Первый и самый знаменитый художественный фильм Аларкона, учившегося на документалиста, но выбравшего в итоге иное направление, снятый в связке с более опытными советскими кинематографистами, «Ночь над Чили» (1977), как раз о том, о чём мы писали в предисловии к этому интервью девять лет тому назад: правящий класс, задумавший удушить народный энтузиазм, народную борьбу, постучит и в твою дверь, сколь бы непричастным к бурным социальным процессам ты себя ни мыслил. Картина наряду с кубинским документальным триптихом «Борьба за Чили» Гусмана и европейской постановкой Сото «В Сантьяго идёт дождь», стала манифестом антипиночетовского движения. Следующая работа, продолжающая мысли первой и уже полностью самостоятельная, «Санта Эсперанса» (1979), — о политзаключенных в пиночетовском концлагере; только спустя тридцать лет эта тема снова полновесно прозвучит в игровом кинематографе, в фильме Литтина «Досон, Остров 10» («Досон, заключенный № 10»). За «Эсперансой» Аларкон cнял антидиктаторские фильмы «Падение кондора» (1982) и «Ягуар» (1986; по роману Варгаса Льосы — действие из Перу было перенесено в Чили).

Особо нужно отметить не получившую широкой известности картину Аларкона, вышедшую спустя два года после «Ягуара», — «История одной бильярдной команды». В этой абсурдистской трагикомедии изображена латиноамериканская страна, где политическая диктатура оказывается тесно связана с диктатурой потребления. Как известно, Чили при Пиночете стала первым полигоном для испытания неолиберального капитализма с его диким «свободным» рынком. И, соответственно, засильем массовой культуры. Об этом говорит покойный режиссер в интервью 2010 года, это мы специально подчеркнули тогда в предисловии. Сопротивление и вообще свободная мысль не только уничтожались с помощью прямого насилия, но и истреблялись методами общества потребления, тем, что Адорно и Хоркхаймер называли «изоляцией посредством коммуникации», «уподоблением людей друг другу путём их разъединения». Именно это показывает в «Истории» Аларкон, пусть во многом наивно. И эта тема, взаимоналожение общественно-политического гнёта и отупляющего потребления, тоже снова была поднята в художественном кинематографе на чилийском материале лишь через тридцать лет. Ей посвятил свой фильм «Тони Манеро» чилиец Пабло Ларраин, предельно жёстко показавший, чтó способна сделать с личностью социальная безысходность вкупе с одержимостью масскультом. К большому сожалению, автор «Тони», действительно выдающийся современный мастер, сняв ряд мощных вещей (в том числе «Вскрытие» — непосредственно о перевороте 1973 года глазами «маленького человека»), видимо, по-своему повторяет судьбу Аларкона, отошедшего в 90-е от подлинной социальной проблематики. Например, в эстетской ленте «Нет» (2012) Ларраин фактически показал успех антипиночетовских сил на референдуме 1988 года следствием отличной работы профессиональных рекламщиков, которые вели пропагандистскую компанию против хунты с её разрешения.

Себастьян Аларкон в последний период своей деятельности снимал и откровенно слабые фильмы. Но в истории кинематографа он останется как художник, соединивший настоящее искусство с пафосом борьбы против мертвящей диктатуры. Его фильмы, как и этот пафос, не будут забыты, вопреки масскульту и обществу потребления.


От редакции «Скепсиса» (27.06.2010): Когда в Чили в 1973 г. хунта совершила переворот, многие чилийские художники и интеллектуалы полагали, будто, находясь «вне политики» и продолжая трудиться на своём поприще, они смогут как-нибудь облегчить положение страны. В результате испытали на собственной шкуре отношение новой власти к «аполитичным» деятелям культуры. Себастьян Аларкон знает это; он снимал про это кино. Убили не только Виктора Хару — Хара был культурной совестью страны и политическим активистом, — убили и запытали многих из них самих, а впоследствии уничтожили целые отрасли культуры, где они желали мирно трудиться: уничтожили прямым фашистским запретом и неолиберальным вытравливанием с помощью масскульта — методами, непосредственно связанными, о чём многие догадались уже после того, как те выстрелили дуплетом. Такое возможно не только в прошлом, и об этом нужно помнить.

Сенсация ММКФ — программа «Современное кино Чили». Себастьян Аларкон, знаменитый режиссёр («Ночь над Чили», 1977; «Падение Кондора», 1982; «Шрам», 1996), ученик Романа Кармена и Леонида Кристи, бывший политэмигрант, рассказал о судьбе чилийского кино.

Насколько ново это «новое кино»?

Программа очень уравновешенна: всё, что имеем. Но лишь один, кажется, режиссёр — молодой человек, остальные — старики. Большинству авторов — Мигелю Литтину, Орландо Лубберту, Сильвио Кайосси, Патрисио Гусману и мне самому — 50-60 лет. Так что я довольно скептически отношусь к термину «новое кино Чили».

Как же так?

При Пиночете создалась огромная культурная яма, жуткая, тёмная ниша: ничего не происходило. Были закрыты все киношколы, отменены все культурные мероприятия, и это длилось почти 20 лет: за 20 лет было снято только два фильма. Никаких киноклубов: они подозрительны. Из проката исчезло всё европейское кино, всё ценное, что существует. Я с 1998 года десять лет преподавал в университетах Чили: студентам четвёртого курса, практически уже режиссёрам, я впервые показал Феллини. Учтите, что почти 20 лет действовал комендантский час. Люди уединились, общество атомизировалось. Молодежь рано возвращалась домой, упиралась в телевизор. Все пиночетовское поколение училось на американской телепродукции и b-movies. Снова снимать стали только с 1990 года. Возникло огромное количество киношкол — нет, это слишком громкое слово. Все кому не лень создавали, чтобы делать деньги, кружки, институты — это было модно. В результате мы имеем огромное количество киноработников, которые у меня вызывают некоторые сомнения. В Чили меня упрекают: «Как ты можешь так говорить о своей стране»? Но положение катастрофическое. В Чили еще и очень отчётливо классовое общество. Если ты молод и талантлив, но не принадлежишь к имущему классу, не сын сенатора или владельца заводов-пароходов, дороги тебе нет. Блат в Чили покрепче, чем в России. Государственного финансирования не существует. Я снял «Безухого» за $200 тыс., а действие происходит в 1533 году: надо все строить, шить костюмы. Но у меня есть метод, а другие забыли даже, как писать режиссёрские сценарии, а они в тяжелых условиях — основа, чтобы снимать экономично, быстро, дисциплинированно. Впрочем, в России молодежь тоже не умеет писать режиссерские сценарии.

Не менее зверская хунта в Аргентине (1976-1983) так же разрушила кино?

Аргентина сильно отличается от Чили по культурному багажу. У них — великая плеяда писателей, а у нас — только Пабло Неруда и Хосе Доносо. Несмотря на очень жестокую диктатуру с ещё большими, чем у нас, жертвами, культура выжила. В отличие от Чили с её дикой либеральной системой государство поддерживает кино, люди любят и смотрят своё кино, конкурсы проводятся настоящие, а не по блату. Сравнить в этом смысле Аргентину можно только с Мексикой. Поэтому я и слинял из Чили, где за десять лет снял два фильма (а мог бы десять), обратно в Россию.

Правда ли, что чилийское кино как искусство родилось только в конце 1960-х?

Совершенно верно. С 1966 года в Чили была очень лихорадочная политическая жизнь. Огромное влияние Кубы и кубинского кино — Гутьерреса Алеа, Сантьяго Альвареса; бразильского cinema novo — гениального Глаубера Роша. Тогда возникли Литтин с «Шакалом из Науэльторо» (1969), неореалистический Альдо Франсиа, Рауль Руиз с «Тремя грустными тиграми» (1968) — он эмигрировал во Францию, прославился там и не совершил такой глупости, как я, вернувшись в Чили. Наряду с ними была еще большая волна режиссёров, которые пользовались предлогом «несовершенное кино». Пусть сделано плохо, зато есть революционный смысл. Все верили, что камера — это пулемёт. Это принесло много вреда: многие искренние режиссёры пытались делать кино, которое того не стоило, как сейчас многие делают кино на «цифре». Я потерял период правительства народного единства (1970-1973), потому что уехал в 1969 году учиться во ВГИК. Но знаю, что к моменту переворота замечательный режиссёр Гусман завершал «Битву за Чили». Фильм снимал потрясающий оператор, мой близкий друг Хорхе Мюллер. Сейчас он считается пропавшим без вести, то есть его пытали и убили. Из эмиграции вернулись Литтин, Эльвио Сото, но он умер, ничего не сделав, — и по возрасту, и по каким-то политическим причинам, не знаю. Лубберт приехал из Германии. Гусман — нет, он работает то в Испании, то в Париже. Кайосси остался при Пиночете, выживал рекламой и разбогател. А Руиз — странный: звонит в четыре утра и заявляет, что хочет приехать в Россию, а потом исчезает на полгода.

Опубликовано на сайте kommersant.ru
[Оригинал статьи]


Имя
Email
Отзыв
 
Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017